Сердце Капитана

      Было скучно. Время тянулось бесконечно-долго, закольцованное в квёлый водоворот одних и тех же событий.       Уён изнывал от тоски, позволяя себе иногда развлекаться самыми громкими новостями или сплетнями из города, которые Сан на хвосте приносил от очередной своей пассии. Вот только этого было недостаточно — отчаянно хотелось чего-то большего, масштабного и скандального настолько, чтобы магия застыла в жилах, а после с новой силой забурлила вместе с кровью.       Уёну хотелось найти смысл.       Небо над Салемом было привычно затянуто тяжёлыми тучами, а порывы ветра раскачивали голые ветки деревьев. Осень была холодной и неприветливой, но Уёну даже нравилось — был повод лишний раз никуда не выходить, отправляя по любому мелкому поручению Сана.       Вот и сейчас чёрный кот, сверкнув глазами, запрыгнул в раскрытое окно и стряхнул с шелковистой шерсти ноябрьскую морось, заставляя Уёна тихо рассмеяться. — Твоя любимая погода, а? — улыбается он и, подхватив со стола полотенце, швыряет его себе за спину.       Возникший мужчина ловит его на лету и вытирает короткие волосы, с трудом скрывая возмущение. Он промёрз до костей и промочил лапы, от чего пальцы были влажными и замёрзшими. — Конечно, — фыркает он, вытирая шею и плечи, после чего тянется за своей одеждой, оставленной перед уходом, — мне же дома не сидится.       Уён снова улыбается, приподнимая крышку котелка и заглядывая внутрь. В нём, пузырясь и бурля, кипит очередное варево, сделанное просто забавы ради, которое Сан гордо именует «ведьмовской бурдой». Уён морщит нос, а потом снова разворачивается к мужчине. Выходит так резко, что тот вздрагивает. — Ты же принёс? — даже в неприветливом полумраке видно, как глаза Уёна сияют. С непривычки это может пугать до мурашек. — Думаешь, я бы вернулся с пустыми руками?       Ведьмак осматривает его с ног до головы, в очередной раз подмечая отсутствие карманов, и скептически вскидывает бровь. — Да отставил я его за окном, потому что тяжёлый.       Уён в очередной раз срывается на хохот — теперь довольный и звонкий, такой, что любая бы почтенная ведьма позавидовала. Он высовывается в окно наполовину, получая по макушке тяжёлой скатившейся с крыши дождевой каплей, чтобы найти прямо под карнизом свёрток такого размера, что его вполне мог бы тащить кот. Можно считать это самым долгим пребыванием ведьмака на улице за последние несколько недель. — Сан-а, он из-за тебя промок! — Ну извини, — теперь уже Сан вскидывает бровь, а после хватает со стола один из кубков. От каждого его движения колышется пламя свечей, — не забывай, что я его украл. А кот привлекает намного меньше внимания. — Особенно если несёт что-то в пасти. — Какой же ты неблагодарный. — И я тебя люблю, — Уён, игнорируя недовольные возгласы друга, звонко чмокает его в щёку. Сан уже не дёргается, только недовольно жмурится и инстинктивно шипит, — Я бы давно пропал без тебя.       И это чистая правда.       Потому что Салемские ведьмы — одиночки, привыкшие спасать себя самостоятельно. И Уён исключением никогда не был, вот только и никогда не скрывал, что одна-единственная привязанность у него всё же есть — за своего фамильяра порвёт любого.       Сан тоже это знал и всегда платил не меньшей преданностью. — Кстати, какие слухи ходят? — спрашивает ведьмак, с благоговением начиная разворачивать свёрток. На самом деле, на происходящее за пределами его дома Уёну было глубоко плевать, но голос Сана сейчас был просто необходим, чтобы удерживать связь с реальностью.       Ведь такой долгожданный магический артефакт в его руках казался не больше, чем наваждением.       Вот только мужчина, словно специально, на одном духу и совершенно будничным тоном сообщил такую новость, что кровь стыла в жилах. А магия внутри вдруг забурлила в сладостном предвкушении. — Поговоривают, будто бури потопили Халазию.       И Уён замирает, не позволяя руке предательски дрогнуть. Это звучит немыслимо.       Потому что Халазия — самый знаменитый, практически легендарный пиратский корабль. Его Капитана сравнивают едва ли не с Кровавым Генри, а экипаж считается элитным и бесстрашным. Халазия бороздит моря и не боится ни штормов, ни ураганов.       Видимо, так было до этого момента.       И эта новость будоражит магию в ведьмовской крови. Ведь многие считали, что без вмешательства колдовства не обошлось и на борту есть свой ведьмак, другие уверяли, будто Капитан заключил сделку с самим Дьяволом, обменяв на неуязвимость корабля свою Душу.       Уён каждой клеточкой тела, каждым всполохом магии чувствовал, что это не просто так. Что теперь произойдёт что-то, что будет иметь последствия, — большие, разрушительные, касающиеся непосредственно его самого.       И даже столь желанный до этого момента артефакт уже не имел такого значения. — Даже жаль, — вдруг задумчиво тянет ведьмак, медленно отодвигая нераспакованный свёрток в сторону, — видимо, душа Капитана всё-таки всё это время была при нём.       Но Сан лишь фыркает, упираясь лопатками в стену и скрещивая руки на груди. Смотрит на Уёна с непривычным озорством и явным превосходством в поблёскивающих глазах. — Ты не договорил, да? — ведьмаку и правда интересно. Это чувство заставляет магию бурлить в груди, электрическими разрядами отдаваясь в кончики пальцев. Будоражит.       У Сана от него никогда не было тайн, так к чему же умалчивать сейчас? — Капитан Халазии единственный, кто остался в живых, — медленно произносит он, смакуя каждое слово.       Уён чувствует, как его пробирает неясная дрожь, уже никак не связанная с бушующей магией. Он знал, что Капитан не так прост, но и подумать не мог, что какой-то пират может оказаться настолько особенным.       И Сан явно доволен эффектом, который производят его слова, вот только триумфа хватает ненадолго — в одно мгновение он отшатывается от окна, за которым всё ещё неприятно накрапывал дождь, и превращается в кота, недовольно шипя.       Ведьмак хмурится и только несколько непозволительно-долгих мгновений спустя догадывается заглянуть в окно. Магия в крови с каждой секундой бушует всё больше, практически отдавая стуком по вискам. — Неужели он и правда идёт сюда? — Уён наклоняет голову, а довольная хитрая улыбка сама собой расползается на губах.       Кот фыркает и спрыгивает на пол, когда ведьмак пытается погладить его за ухом. — Да ладно тебе, Сан-а, — тянет он, — кто в здравом уме откажется от сердца Капитана? А меньшего я ведь не попрошу.       И тут же, словно почувствовав, что говорят о нём, Он распахивает дверь дома ведьмака, появляясь на пороге, но остаётся стоять на месте, без приглашения не входит.       С решительным взглядом и промокший с головы до ног, — Уён не уверен, дело тут в бесконечном дожде или недавнем крушении корабля, — он тяжело дышит и смотрит настолько пронизывающим взглядом, что больше не возникает вопросов о том, почему главным в команде был Он.       Ростом, пожалуй, с самого Уёна, но мельче, шустрее и проворнее, — говорят, он самолично выступал палачом для всех неугодных, — а сейчас стоял всего в нескольких шагах и выглядел так, словно только что вернулся со свидания с отвергнувшей его Смертью.       Ким Хонджун.       Капитан потонувшей Халазии. — Я пришёл с выгодной сделкой, — сразу же заявляет он, игнорируя шипение взъерошенного кота. — В таком случае заходи и прикрой за собой дверь, — расслабленно усмехается Уён, осматривая незванного гостя с головы до ног, — не хочу, чтобы Северные ветра, пришедшие вслед за тобой, тоже стали моими гостями.       Капитан криво усмехается и нарочно хлопает дверью с такой силой, что с потолка хлопьями осыпается немного пыли. Кот фыркает. Уён практически смеётся.       Потому что за всю свою жизнь, как бы он не старался лишний раз не высовывать носа, сделок Уён заключил немало. И по глазам видел, что его гость готов отдать многое.       Это интриговало. Ещё пуще разжигало бурлящую в венах силу. — Что же привело тебя ко мне? — он облокачивается на стол, практически прибивая взглядом к полу. Если бы Хонджун не был собой, точно тысячу раз бы уже пожалел о своём решении заявиться сюда. Но иного выхода не было, — ходят слухи, на знаменитой Халазии есть собственный ведьмак, который укрывает корабль от бед.       Капитан в одно мгновение становится мрачнее грозовой тучи, а Уёну это только в радость.       Он не добрый волшебник, чтобы исполнять чьи-то желания по щелчку пальцев, — он изведёт, выведет на эмоции и в конечном итоге всё равно может ничего и не сделать, если не захочет. Но и Капитан не так прост.       Мужчина проходит в комнату и останавливается у другого конца заваленного стола, прямо напротив ведьмака. Взгляд тяжёлый, а улыбка, проскользившая по губам, почти кровожадная, — от такой у любого в жилах застынет кровь. — Я пришёл с выгодной сделкой, — снова чеканит он каждое слово, а Уёну лишь сильнее хочется его поддеть, побольнее уколоть.       Ким Хонджун никогда бы не пришёл сюда по доброй воле, но обстоятельства закинули его сюда практически за шкирку, как неопытного юнгу. Капитану нужна была его команда, нужны были все до единого, но целые и невредимые, а не плавающие в море разбухшими синеватыми трупами.       Потому что погибли все. Из целой команды выжил лишь он один и, казалось бы, за такой подарок стоит благодарить Судьбу, но Ким Хонджун её ненавидел. Ненавидел раз за разом прикрывая глаза, видеть настигшую их бурю. Ненавидел то, что не смог ничего предпринять.       И единственный выход — обратить время вспять. Единственная возможность всех спасти. — Так и будешь молчать? — голос ведьмака вкрадчивый и тихий, а во взгляде Черти устроили бал Сатаны. У Хонджуна по загривку ледяные мурашки, но он скорее положит голову на плаху, чем позволит узнать кому-то о своей слабости.       И он делает ещё один небольшой шаг вперёд. Выпрямляет спину и пронзает острым как сабля взглядом. Он ведьмака действительно не боится, скорее уже злится на самого себя за то, что не сможет справиться с последствиями. — Верни всех к жизни, — на одном дыхании произносит он таким тоном, словно отдаёт приказ. Уёну хочется рассмеяться в голос.       Неужели Капитан настолько наивен, что считает, будто контролирует ситуацию? — И что же мне за это будет? — он замечает, как Сан фыркает, медленно прохаживаясь из угла в угол. Хочет уйти, но не может оставить Уёна одного. Хочет, чтобы Капитан погибшей Халазии убрался из их дома.       Сам же Уён хочет играть до конца. — Всё, что пожелаешь, — незамедлительно следует ответ. И это развязывает руки окончательно, — все сокровища Эльдорадо могут быть твоими.       Снова хочется рассмеяться, но ведьмак сдерживается. Он смотрит на незванного гостя долго, пристально, сканирует взглядом под тусклым светом и тихим бурлением в котле. Что-то в нём было не так. И дело не в отчаянии, помноженном на решимость во взгляде.       Что-то не то. Другое. Не такое, к чему Уён успел привыкнуть, хотя Смерть часто шагала с ним бок о бок.       К нему приходили отчаявшиеся матери, умолявшие оживить их младенцев, несчастные дети, терявшие родителей, обезумевшие от утраты влюблённые. Каждый раз причина их появления на пороге была разной, но неизменно сводилась к одному — отчаянное желание отдать всё, лишь бы жил другой.       Но здесь неизменно проскальзывало что-то иное. И, кажется, даже Сан это чувствовал, поднимая шерсть дыбом.       И ведьмака вдруг осенило. Капитан Ким Хонджун пришёл молить о спасении своей команды не потому что любил их, не потому что они были семьёй — лишь для того, чтобы перестать злиться на себя за свою оплошность. Чтобы избавиться от мук совести.       От осознания этой простой истины смех начал скрести стенки горла, но Уён усилием воли остановил себя.       Интересно, насколько далеко Капитан может зайти в своём отчаянии, чтобы не побояться заключить сделку с собственной совестью.       Сделку с Уёном. — А для чего мне золото и драгоценные камни? — усмехнулся Уён, глядя на него в упор. Ведьмак выдерживал тяжёлый пристальный взгляд с завидной стойкостью, граничащей с гордыней, — Я спросил, что мне можешь предложить ты, Капитан.       Решительность чужого взгляда не колебалась ни секунды. Вот только ответ оказался до смешного предсказуемым. — У меня больше ничего нет.       Хотелось фыркнуть и выставить его за дверь, прямиком под неприятную осеннюю морось. И с чего глупый гордый Капитан вообще решил, что ведьмак станет ему помогать? Вот только от предложения Уён отказываться почему-то не собирался.       Только ещё сильнее навалился на стол, сокращая расстояние до минимума. Поймал на себе осуждающий кошачий взгляд Сана и снова усмехнулся. — У каждого человека всегда есть он сам. Ты ведь ещё не утратил человеческий облик, Ким Хонджун? В твоей груди ведь всё ещё бьётся сердце?       Он вдруг подходит так близко, что между ними едва ли остаётся миллиметр. Капитан, вопреки всем ожиданиям, не отшатывается, от чего снова хочется улыбнуться.       Это казалось ничтожно маленькой платой за то, чтобы вернуть к жизни целую команду, — иной запросил бы как минимум Душу. Но отчего-то Уёну хотелось заполучить именно этот трофей.       Обладать сердцем Капитана, чувствовать каждый его импульс — звучало заманчиво. Особенно если брать в расчёт то, что ведьмак уже слышал, как оно клокочет в клетке рёбер от неконтролируемой ярости, страшно представить, что может произойти, если Капитан всё-таки выйдет из себя.       Интересно.       Сан в тёмном углу предостерегающе шипит.       А Ким Хонджун молчит. Смотрит-смотрит-смотрит на него через пелену накрывающей злости в глазах. Он никогда не встречал человека, которого нельзя было бы купить.       Но и Чон Уён человеком был едва ли. — Ну же, — Уён практически касается его щеки носом, а во взгляде ведьмака танцами полыхают отблески свечей, — решайся.       Хонджун отходит на полшага назад, но лишь для того, чтобы снова кинуть разгневанный взгляд исподлобья. Уёну он нравится всё больше и больше. — Золотое блюдо, украшенное топазами, под моё сердце не нужно? — шипит мужчина, сверкая взглядом. — Только если оно того стоит.       Уён следит за каждым чужим жестом с жадностью и нескрываемым восторгом.       Потому что человек напротив него, сейчас разбитый обстоятельствами и забинтованный с трудом сдерживаемой яростью, бороздил моря, топил чужие корабли, грабил и разбойничал, — делал всё, что взбредёт в его голову, потому что жил дуновением свободного ветра. Ким Хонджун был очень интересным экземпляром. — Приходи через три дня, — наконец отвечает Уён, возвращаясь к своему заваленному столу, — тогда всё, что мне нужно, уже будет готово, и мы обсудим условия. — Ты издеваешься? — на мгновение ведьмаку кажется, что Капитан оторвёт его от пола, но тот лишь хватает за грудки и, встряхнув, сильнее впечатывает поясницей в столешницу. Улыбка сама собой ползёт у Уёна по губам.       Боковым зрением он замечает, что Сан, взъерошенный как после драки с местными котами, подходит ближе. Ведьмак едва-заметно качает головой и снова смотрит на Хонджуна. — Я делаю тебе одолжение, — отвечает он, растягивая слова. Хватка Капитана не ослабевает, — три. Дня. И скажи спасибо, что мы не закрепляем сделку поцелуем.       Что-то с трудом уловимое мелькает во взгляде Ким Хонджуна, после чего он ведьмака отпускает, медленно отходя назад. Капитан уходит, больше ничего не сказав, и снова хлопает дверью с такой силой, что запросто мог бы сорвать её с петель.       А Уён наконец-то смеётся в голос. — Я устал смотреть, как ты с ним флиртуешь, — на выдохе произносит Сан, снова вернувшись в человеческую форму. Он лениво проходится по комнате, собирая свою одежду. — Да? А мне показалось, он ничего не заметил, — Уён фыркает, поглядывая на нераспакованный артефакт, и с досадой чувствует, что момент упущен.       Капитан Халазии сбил весь настрой. — Мне снова отправляться в город на поиски ингредиентов?       Но Уён лишь медленно качает головой. Он не знал, как объяснить это Сану, но сердце Капитана, принадлежавшее до этого лишь морским волнам и буйным ветрам, он намеревался заполучить иным путём, не прибегая к магии.       Это был бы самый лучший подарок ведьмаку. И, возможно, он бы отдал Хонджуну и своё собственное сердце на сохранение.