Мальчик по имени Лев

На обочине мощеной улицы стояла Пенелопа с несомненной аристократической грацией, ее изящные формы подчеркивали мягкие оборки и струящиеся слои платья. У ее ног лежали свидетельства самого удачного дня, проведенного за покупками: настоящая гора пакетов и подарочных коробок, скромных по количеству, но впечатляющих по качеству. Каждая коробка была тщательно завернута, каждый пакет наполнен самыми лучшими предметами роскоши, которые только могли предложить городские магазины. Для любого проходящего мимо наблюдателя эта сцена являла собой образец снисходительности, изысканности и богатства. Пенелопа постукивала ногой в ритм уходящим секундам, и резкий стук ее каблука служил метрономом для отсчета времени. Она ждала, несколько нетерпеливо, но внешне спокойно, как и подобает даме ее положения. Ее всадник, который преданно сопровождал ее весь день, исчез в какой-то неудобный момент во время похода по магазинам. Скорее всего, его вызвал Рейнольд или другой член семьи Экхартов. Хотя всадников в поместье было не мало, карета, подобная той, что она выбрала для себя сегодня, была всего одна. Судьба, казалось, сговорилась против нее, так как теперь она требовалась в другом месте, оставляя ее в затруднительном положении. Пенелопа вздохнула — звук был едва ли больше, чем вздох, но в нем чувствовалось растущее разочарование. Она стояла здесь уже слишком долго, и не было никаких явных признаков того, сколько еще ей придется ждать. Солнце, высоко стоящее в полуденном небе, бросало на нее свой суровый свет, словно нарочно пытаясь спровоцировать ее своим гнетущим зноем. Нежной рукой она поправила зонтик с оборками, чтобы укрыть фарфоровый цвет лица от неумолимого взгляда солнца. Ее присутствие начало привлекать внимание. Уголками зрения она видела, как проходящие мимо вельможи бросали на нее скрытые взгляды, любопытство которых возбуждал вид столь изысканной дамы, стоящей в одиночестве, без кареты, без охраны, без друзей или семьи. Губы Пенелопы сжались в тонкую линию, а руки в перчатках с новой силой вцепились в ручки зонтика. Она почти слышала шепот, который вскоре последует, коварные сплетни, процветающие в благородных кругах. Что они могут сказать о ней? Какие скандальные истории они придумают, чтобы заполнить пустые часы своей праздной жизни? И что еще хуже, Деррик, несомненно, узнает об этом и будет жаловаться ей несколько дней подряд. Эти проклятые дворяне, вечно ищущие, о чем бы посплетничать, вечно лезущие в дела, которые их не касаются. Слегка нахмурившись, Пенелопа наклонилась, чтобы собрать небольшую гору сумок и коробок. Она не могла больше оставаться под пристальным вниманием этих стервятников. С вещами наперевес она быстро добралась до открытой площадки близлежащего кафе, где тень от навеса давала желанную передышку от жары. Она аккуратно уложила вещи, а зонтик, украшенный узорами, перекинула через один из стульев. Не успела она присесть, как к ней поспешила официантка с меню в руках, и ее шаги выдавали нервную энергию, которая, казалось, излучалась от нее. «Добро пожаловать, миледи, — поприветствовала официантка, положив меню на стол со всей тщательностью человека, который знал, что находится в присутствии знати. Не взглянув на меню, Пенелопа сделала заказ, причем тон ее был холодным и властным. «Мне лимонад; три четверти льда, с долькой лимона, двумя ложками сахара и веточкой мяты. И тарелка с пятью пирожными макаронами. Один должен быть со вкусом дыни, а другой — обычный ванильный. Что касается остальных, я оставляю выбор на ваше усмотрение. Но ни при каких обстоятельствах они не должны быть фисташковыми или апельсиновыми». Официантка торопливо записала заказ, и руки ее при этом слегка дрожали. Пенелопа, обычно отстраненно относящаяся к подобным вещам, не могла не заметить явного нервного напряжения девушки. С редким проблеском сочувствия она добавила: «Не волнуйтесь слишком сильно. Я не слишком придирчива к своим макаронам. Уверена, мне понравится все, что вы принесете». Официантка, явно благодарная за доброту, слабо улыбнулась. «Я постараюсь!» — прощебетала она, но ее энтузиазм был подкреплен внезапным, неловким покачиванием кулака в воздухе; этот жест был настолько неуместен, что Пенелопа чуть не подняла бровь от удивления. Один этот жест подтверждал, что девушка — новичок на своем посту. Старшие, более опытные официанты в этом кафе уже давно овладели искусством самообладания, их лица были безукоризненно чисты, а движения точны и контролируемы. Однако эта была еще неопытна. Когда официантка удалилась, Пенелопа опустилась в кресло и острым взглядом окинула проплывающие мимо фигуры дворян, окружавших ее. Они двигались с тем же чувством превосходства, которое пронизывало все высшее общество, каждый человек был задрапирован в изысканные одежды, и от него исходило ощущение собственной значимости. В уединении Пенелопа начала плести вокруг них воображаемые истории, забавляясь придуманными ею нелепыми сценариями. Ее взгляд упал на женщину в роскошном розовом платье, объемные оборки которого подпрыгивали при каждом преувеличенном шаге. Женщину сопровождала маленькая собачка, ши-тцу, одетая в такой же розовый наряд. Пенелопа подавила смех, представив их вдвоем за ужином: собака, изящно устроившаяся за столом рядом со своей хозяйкой, деликатно откусывает баранью отбивную, поданную на изысканном фарфоре, а женщина воркует от восторга при каждом укусе. Ее внимание переключилось на следующую фигуру: высокий светловолосый джентльмен с довольно выразительными черными усами, закрученными на концах. В своем воображении Пенелопа представила, как мужчина стоит перед зеркалом и аккуратно удаляет усы, словно это был съемный аксессуар. Она представила, как он тщательно расчесывает их перед сном, а затем с особой тщательностью прикрепляет каждое утро, как часть своей ежедневной рутины. Ее размышления были прерваны появлением молодой официантки, которая подошла к столику с подносом в руках. «Миледи, ваш заказ поступил», — объявила она, поставив на стол стакан лимонада и изящную тарелку с пирожными макарон разных цветов — ванили, дыни, персика, клубники и шоколада. «Я также принесла немного сахара, на случай если лимонад окажется недостаточно сладким», — добавила официантка, ее тон был обнадеживающим. Пенелопа позволила улыбке украсить ее губы. «Спасибо. Это был заботливый жест». Официантка засияла, испытывая видимое облегчение от того, что угодила своему знатному клиенту. «Дайте мне знать, если вам понадобится что-то еще, миледи. Приятного аппетита!» С этими словами она поспешила прочь, оставив Пенелопу подкрепиться. Пенелопа медленно, целенаправленно отпила глоток лимонада. Он был именно таким, как она просила: не слишком горьким, но и не слишком сладким. Идеальный баланс вкусов, прохладный и освежающий, именно то, что ей было нужно в удушающую жару после полудня. Удовлетворенная, она взяла один из макарон, нежно-розовое пирожное, и осторожно откусила. Вкус был сладким и фруктовым, он таял на языке в восхитительном клубничном привкусе. Наслаждаясь лакомством, Пенелопа вновь устремила взгляд на улицу, а ее разум блуждал в поисках новых тем для праздных фантазий. Но тут ее внимание привлекло нечто необычное. Там, на другой стороне улицы, прислонившись к стене лавки, сидела маленькая, жалкая фигурка: мальчик, одетый не более чем в лохмотья, его грязные ноги были босыми и покрыты порезами. Его голова была склонена, лоб упирался в колени, как будто он пытался раствориться в себе, стать невидимым для окружающего мира. Пенелопа с любопытством наблюдала, как мимо проходил знатный человек, и мальчик протягивал дрожащую руку, ладонь которого была поднята в безмолвной мольбе о милостыне. В том, как он просил, было что-то трагическое, словно он уже смирился с разочарованием. Как будто от каждого проходящего мимо него человека он ничего не ждал, но все равно поднимал руку, надеясь, что, может быть, на этот раз кто-нибудь остановится. Но никто не останавливался. Он был для них невидимкой, призраком на краю их идеальной, благополучной жизни. Пенелопа попыталась представить себе что-нибудь об этом мальчике. Она представила его голодающим под дождем. Мальчик был так голоден, что казалось, будто его внутренности съедают сами себя. Ему было так холодно, что дождевая вода, попадая на кожу, начинала согревать его. Рядом с ним лежало тело его матери. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Пенелопа встала. Она оставила свои сумки, коробки, зонтик и даже едва тронутую тарелку с макаронами. Ноги сами понесли ее через улицу, а взгляд был прикован к мальчику. Не успела она опомниться, как оказалась перед ним, и ее тень упала на его маленькую, хрупкую фигуру. Маленькая, покрытая грязью рука мальчика дрогнула, когда он сжал монету. Он вскинул голову, и его голубые глаза расширились в недоумении, встретив пронзительный взгляд Пенелопы, ее бирюзовые глаза мерцали неземным сине-зеленым градиентом. Ее охватило необъяснимое чувство дежавю, словно она смотрелась в зеркало, отражающее не только ее прошлое, но и отголосок чего-то еще более глубокого. «Спасибо, мисс!» — воскликнул мальчик, его голос был мягким и в то же время наполненным такой искренней благодарностью. Вглядываясь в его внешность, Пенелопа не могла не увидеть в нем отражение своей юной сущности: потерянный, уязвимый, жалкий. Пенелопа слегка наклонила голову, ее взгляд смягчился, когда она спросила: «Как тебя зовут?» В ее голосе, хотя и прямом, прозвучала нотка теплоты, которой она не ожидала. Мальчик крепко сжал монету, как будто она могла закрепить его личность. «Лев, — ответил он, в его тоне чувствовалось обязательство, как будто он платил за монету валютой своего имени. «Лев…» пробормотала Пенелопа, и слоги покатились с ее языка, словно пробуя на вкус тяжесть этого имени. «Что ж, Лев, может быть, ты присоединишься ко мне вон там?» Она жестом указала в сторону кафе, изящным пальцем указывая на открытую зону отдыха. «Мне некому защитить себя от зла. Может быть, вы станете моим временным охранником?» Лев моргнул, колеблясь. Предложение казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, и его глаза нервно метались между Пенелопой и кафе, как будто он взвешивал последствия принятия такого приглашения. Заметив его неуверенность, Пенелопа слегка наклонилась к нему, ее губы изогнулись в игривой улыбке. «Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы ты был достойно вознагражден». При этих словах нерешительность Льва исчезла. Он выпрямился, хотя все еще был намного меньше ее, и выпятил грудь с вновь обретенным чувством важности. «Хорошо, но… предупреждаю, сейчас я немного слаб». В его голосе звучала скромность, когда он с трудом встал на ноги, подкашивающиеся под его тонкой фигурой. Пенелопа протянула руку, ее тонкие пальцы потянулись к нему с удивительной нежностью. Их глаза снова встретились, и, не говоря ни слова, Лев взял ее за руку, его крошечные пальчики обвились вокруг ее. «Все в порядке», — сказала она, и ее улыбка расширилась. «Я уверена, что ни одна злая душа не посмеет приблизиться ко мне, когда ты рядом со мной». Лев покраснел, его маленькое лицо стало розовым, пока он пытался сохранить самообладание, но гордость в его лице была неоспоримой. Они вместе пошли к кафе, царственные шаги Пенелопы замедлились настолько, чтобы соответствовать более мелким и осторожным шагам Льва. Когда они подошли к входу, их резко остановил официант, чье презрение было столь же ощутимо, как и его безупречный наряд. Он с усмешкой посмотрел на Льва, его глаза сузились от смеси презрения и отвращения. «Прошу прощения, но этому блохастику вход воспрещен», — сказал официант, его голос сочился ядом. Лев отшатнулся, инстинктивно спрятался за Пенелопу, вцепившись в ее юбку, словно она могла защитить его от жестокости этого человека. Пенелопа в замешательстве нахмурила брови. Она огляделась по сторонам, искренне ища «блохастого», о котором шла речь, прежде чем ее взгляд снова упал на официанта. «Блохастый мешок?» — повторила она резким тоном. «Что-то я его не вижу». Она окинула внимательным взглядом женщину, сидящую у окна с маленькой собачкой, задрапированной в нелепые голубые оборки. «Может, вы имели в виду вон ту даму с ее шавкой?» Женщина у окна возмущенно зашипела, прижимая к себе ши-тцу: «Свитлипс не блохастый! Он чистокровный ши-тцу!» Внимание Пенелопы вернулось к официанту, ее бирюзовые глаза вспыхнули опасным светом. Она шагнула вперед, и щелчок ее каблуков прозвучал как предупреждающий звонок, когда она вонзила идеально наманикюренный ноготь ему в грудь. «Ты знаешь, кто я?» — спросила она низким, но властным голосом. «Я принцесса герцогства Экхарт. И ваше отвратительное отношение к ребенку только что обошлось вашему заведению дороже, чем вы можете себе представить». Официант заметно побледнел, его надменная манера поведения рухнула под тяжестью ее слов. Его губы разошлись, как бы желая заикаться об извинениях, но Пенелопа заставила его замолчать, сверкнув глазами. «Твое презренное поведение полностью испортило мне аппетит», — холодно добавила она. «Не то чтобы мне особенно нравились ваши несвежие макароны или лимонад». Пренебрежительно отмахнувшись от официанта, она пронеслась мимо него, все еще сжимая руку Льва, и направилась к своему столику. Она шлепнула горсть монет на поверхность с силой, от которой зазвенели оставшиеся столовые приборы. «Это за то безобразие, которое вы называете едой», — ледяным тоном произнесла она, и ее голос разнесся по кафе. «И кстати, с такими низкими стандартами я искренне надеюсь, что ваш бизнес катится прямиком в ад». С этими словами она собрала свои вещи и, высоко подняв подбородок, повернулась на каблуке и вышла, а Лев последовал за ней. В кафе воцарилась ошеломленная тишина, посетители с удивлением смотрели на только что разыгравшуюся сцену. Никто не осмелился заговорить, когда Пенелопа и Лев покинули заведение. Снаружи было заметно, что Лев чувствует себя виноватым. Он заколебался, прежде чем заговорить, его тоненький голосок был почти поглощен уличной суетой. «Вам помочь донести вещи?» — спросил он, опустив голову. «Я чувствую себя неловко… из-за того, что вас выгнали». Пенелопа посмотрела на него снизу вверх, и выражение ее лица смягчилось. «Не беспокойся об этом, Лев», — мягко сказала она. «Но если ты настаиваешь, то можешь помочь мне с этим». Она протянула ему самый легкий из своих пакетов — маленькую коробочку с изящными украшениями для волос. Лев принял ее с осторожностью, прижимая к груди, пока они шли. После нескольких тихих минут Пенелопа нарушила молчание. «Что ты делаешь на улице?» — спросила она осторожным, но не назойливым тоном. Когда Лев вздрогнул, она быстро добавила: «Можешь не рассказывать мне, если не хочешь. Но… ты один?» Лев кивнул, его голубые глаза потемнели, когда он опустил взгляд на землю. Они шли молча, пока не дошли до странного на вид магазина. Лев снова замешкался, настороженно оглядывая странную витрину, но Пенелопа ободряюще улыбнулась ему. «Пойдем», — сказала она, открывая дверь. «Здесь позаботятся о моих вещах». Внутри магазина царила приятная прохлада по сравнению с палящим зноем на улице. Лев наблюдал, как Пенелопа коротко переговаривается с продавцом, ставя свои сумки на прилавок. После быстрого обмена мнениями лавочник протянул ей небольшой билет. «Почему вы оставляете свои вещи здесь?» спросил Лев, нахмурив брови в недоумении. «Они сохранят их для меня, пока мы будем ходить по магазинам», — с улыбкой объяснила Пенелопа. «Нет смысла таскать все с собой целый день, верно?» Лев посмотрел на нее, его глаза расширились от удивления. «Я мог бы понести их за тебя!» — настаивал он, и золотая монета в его кармане вдруг стала еще тяжелее. Пенелопа тихонько рассмеялась — звук был настолько же легким, насколько и теплым. «Мои вещи тяжелее, чем кажутся», — сказала она. «Но я соглашусь на твое предложение купить более легкие вещи. Как тебе это?» Лев с энтузиазмом кивнул. «Договорились!» — ответил он, его глаза сияли решимостью. И они продолжили путь: Пенелопа шла легко и уверенно, а Лев следовал за ней со смесью благоговения и вновь обретенной целеустремленности. Они вошли в спа-салон, и их окутал аромат свежих цветов и чистого белья. Лев окинул взглядом первозданный интерьер, но не успел он ничего рассмотреть, как работник отвел его в сторону, отделив от Пенелопы. «Подождите! Куда я иду?» спросил Лев, его голос повысился от паники. Но Пенелопа уже исчезла из виду. Сердце Льва бешено колотилось, пока рабочий вел его по узкому коридору, подальше от успокаивающего присутствия Пенелопы. Он оглянулся через плечо, ища ее, но ее нигде не было видно. «Подождите! Куда я иду?» спросил Лев, его голос дрогнул, так как в него начала закрадываться паника. Работник не ответил, а провел его в небольшую, тускло освещенную комнату. В воздухе витал густой и сладкий аромат лепестков роз и лаванды, но внимание Лева привлек негромкий стук вкатываемого подноса с купальными принадлежностями. Без предупреждения работник схватился за его изорванную одежду и резкими, эффективными движениями стянул ее. Лева попытался прикрыться, прижав одну руку к груди, а другую неловко заведя за спину, и щеки его запылали от смущения. «Эй, подожди…!» Его протест был прерван, когда женщина легко подняла его за подмышки и опустила в большую фарфоровую ванну, наполненную теплой, пузырящейся водой. На мгновение тепло окутало его, и напряжение в теле ослабло. Он погрузился в воду, ощущая ее успокаивающие объятия, цветочные ароматы, смешивающиеся с мягким шумом пузырьков вокруг него. Розовые лепестки роз лениво плавали на поверхности, а среди пены мерцали крошечные искорки, похожие на блестки. Несмотря на первоначальное беспокойство, Лев не мог не растаять в тепле. Его маленькое тело, часто скованное ночами, проведенными на холодных улицах, полностью расслабилось впервые за, казалось, целую вечность. Он закрыл глаза, позволяя себе насладиться редким комфортом. Как раз в тот момент, когда он начал терять себя в тепле, рабочий присел на низкий табурет рядом с ним. Она молча принялась расчесывать его волосы, окуная щетку в воду перед каждым движением. Поначалу мягкое потягивание щетины успокаивало, но по мере того как щетка справлялась с самыми запутанными путами, потягивание становилось все более резким, болезненно натягивая кожу головы. Лев вздрогнул, но прикусил губу, чтобы не издать ни звука. Однако его дискомфорт не остался незамеченным. «Эми! Воды!» — рявкнула женщина, заставив Льва подпрыгнуть. Это был первый раз, когда она заговорила. Мгновением позже другая работница, предположительно Эми, ворвалась с тяжелым ведром воды, от которого шел пар. Ее лицо раскраснелось от усилий, когда она подняла его над ванной и с громким плеском вылила содержимое внутрь. От внезапного прилива свежего тепла по позвоночнику Льва пробежала дрожь удовольствия. Забыв о прежнем дискомфорте, он удовлетворенно вздохнул, когда горячая вода закружилась вокруг него, смывая грязь и усталость, приставшие к его коже. «Дайте нам знать, если вода снова станет холодной, хорошо?» доброжелательно сказала Эми, ее голос был гораздо мягче, чем у другой женщины. Лев слабо кивнул, но его внимание вернулось к первой работнице, которая возобновила расчесывание его волос, на этот раз уже не так агрессивно. По мере работы она смазывала его волосы сладковатым шампунем, а ее пальцы разминали кожу головы медленными, целенаправленными движениями. Лев снова закрыл глаза, чувствуя, как грязь улиц смывается, а вода под ним становится мутной. Наконец-то щетка плавно прошлась по его волосам, больше не зацепляясь за путаницу и колтуны. Работница хмыкнула, когда перешла к чистке его спины грубой мочалкой из люфы, абразивная текстура резко контрастировала с мягкими пузырьками вокруг него. Лев вздрогнул, когда она натерла его сильнее, чем нужно, но ничего не сказал — его маленькое тело все еще расслаблялось под теплом ванны. Затем перешли к его лицу. Она использовала более нежную ткань, вытирая грязь, осевшую в уголках глаз и вдоль складок рта. Теперь ее движения были более мягкими, словно она понимала, насколько хрупким на самом деле был его маленький, костлявый каркас. Лев не мог вспомнить, когда в последний раз он был таким чистым, и заботился ли кто-нибудь о том, чтобы оттереть грязь. Вымыв все тело, женщина вылила ему на голову свежую горячую воду, чтобы смыть последние остатки мыла и шампуня. Затем она помогла ему выбраться из ванны и завернула его в плюшевое полотенце большого размера, которое полностью покрыло его. Он стоял, обливаясь потом, а она растирала его волосы полотенцем поменьше. Его кожу покалывало от скраба, но он не жаловался: ощущение чистоты было непривычным, но странно успокаивающим. «Не шевелись, — сказала она грубовато, но голос ее стал мягче, словно она прониклась к нему нескрываемым уважением. Закончив вытирать его, она вручила ему свежую одежду: простую тунику и штаны, но бесконечно лучшую, чем те лохмотья, которые он носил раньше. Они были мягкими, слабо пахли лавандой и чем-то еще, чего он не мог определить, но это напоминало ему свежее белье, сохнущее на солнце. Лев моргнул, глядя на себя в зеркало. Он едва узнал мальчика, который смотрел на него. Его кожа, больше не покрытая грязью, была бледной, но прозрачной, а волосы, обычно спутанные, теперь аккуратно спадали на плечи, чистые и слегка влажные. Рабочий похлопал его по плечу, направляя к двери. «Все готово. Идите». Она легонько подтолкнула его, ее суровость сменилась чем-то, что почти напоминало доброту. Лев неловко уселся перед тщеславием, его маленькая фигура была почти поглощена огромным пушистым халатом, накинутым на него. Его ноги свисали с края кресла, едва касаясь земли. Парикмахер, дотошный в своем ремесле, обрезал темные, непокорные волосы Льва, и звук ножниц прорезал тишину. Лев бросил взгляд на зеркало, когда дверь со скрипом отворилась, открыв Пенелопу. Увидев ее, Лев инстинктивно выпрямился, чем вызвал тихое ворчание парикмахера по поводу того, что не стоит стоять на месте. Пенелопа подошла со своей обычной грацией, неся в руках матерчатую сумку на молнии, выражение ее лица было одновременно сосредоточенным и задумчивым. «Подстригите еще немного челку», — приказала Пенелопа, ее голос был мягким, но твердым. Парикмахер хмыкнул в знак признательности, взял челку Льва между пальцами и отрезал тонкие пряди. Каждый срез был точным, как будто парикмахер лепил что-то изящное. Лев чувствовал, как ножницы приближаются к его глазам, но он доверял мастерству этого человека. «Идеально», — сказала Пенелопа с ноткой удовлетворения в голосе. Парикмахер продолжал свою работу, а Пенелопа сидела неподалеку и следила за каждым движением, словно наблюдала за чем-то очень важным. В комнате царила тихая сосредоточенность, и только ритмичное поскрипывание превращало волосы Льва в нечто более изысканное. Когда стрижка была наконец завершена, Лев посмотрел на пол, где лежал беспорядок темных волос — напоминание о мальчике, которым он был всего несколько минут назад. Он встал на трясущиеся ноги, онемевшие от долгого неподвижного сидения, и остался неподвижным, пока Пенелопа двигалась позади него, ее наманикюренные пальцы теперь укладывали свежесрезанные волосы быстрыми, умелыми движениями. «Вот и все, — сказала Пенелопа, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой. Лев взглянул в зеркало, его глаза расширились от недоверия. Его отражение совсем не походило на того неопрятного уличного мальчишку, которым он был в тот день. Его волосы, аккуратно подстриженные и уложенные, обрамляли лицо, придавая ему почти благородный вид. Он выглядел… по-другому. Как кто-то важный. Пенелопа протянула ему матерчатую сумку, которую несла в руках. «Одевайся и встречай меня у входа, Лев». Лев быстро кивнул, чуть не споткнувшись о ноги, когда бросился в раздевалку. Когда он исчез, парикмахер продолжил подметать пол, его любопытство явно разгорелось. «Мисс, если вы не возражаете, я спрошу, кто этот мальчик?» Пенелопа откинулась в кресле, выражение ее лица было нечитаемым. «Его зовут Лев. Это все, что я знаю». Парикмахер сделал паузу, его метла замерла в руках. «Почему вы подобрали этого ребенка? Почему именно его, из всех детей на улицах?» Взгляд Пенелопы заострился, и в ее голосе прозвучали резкие нотки, когда она ответила. «Я взяла его с улицы не для того, чтобы усыновить, как какую-нибудь бездомную кошку. Я просто протягиваю ему руку помощи. Ничего больше». Парикмахер открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но не успел разговор продолжиться, как из раздевалки появился Лев. Глаза Пенелопы расширились от удивления, а дыхание на мгновение перехватило. Стоявший перед ней мальчик был похож на очаровательного миниатюрного принца. Его новая одежда была немного великовата, но эффект все равно был поразительным. Свежевыстриженные волосы и яркие, сияющие глаза делали его больше похожим на дворянского ребенка, чем на неопрятного уличного оборванца, которым он был совсем недавно. «Кажется, я не совсем правильно подобрал рубашку…» пробормотал Лев, неловко возившийся с пуговицами, которые были неправильно расположены на одной. Пенелопа мгновенно переместилась к нему, а ее пальцы уже работали над тем, чтобы с быстротой застегнуть пуговицы на его белой рубашке.Она поправила ремешки его подтяжек и поправила свободный галстук-боло на шее. «Ты выглядишь очень красивым, Лев», — сказала она, и в ее голосе прозвучала неожиданная искренность. Если бы она отправила его обратно на улицу в таком виде, его бы наверняка ограбили или еще что похуже. Но теперь, возможно, его примут в приюте, увидев, что он так одет; ребенок с потенциалом, а не просто очередная уличная крыса. Лев покраснел, на его губах заиграла озорная улыбка. «Спасибо, мисс. Я тоже чувствую себя красавцем! Я просто беспокоюсь, что моих золотых монет не хватит, чтобы заплатить за все это… и немного еды». Пенелопа раздраженно хмыкнула, скрестив руки. «Я лечу тебя, Лев. Ты не должен платить мне ни монеты». Увидев его сомневающийся взгляд, она добавила: «И меня зовут Пенелопа. Я, конечно, опоздала, но очень рада познакомиться с тобой». Лицо Лева засветилось, и он с готовностью взял ее протянутую руку, крепко пожав ее. «Мне очень приятно, мисс Пенелопа — или принцесса Пенелопа? Вы называли себя принцессой Экхарта еще в кафе». С ее губ сорвался сухой смешок, а глаза немного смягчились. «Это просто Пенелопа. Так же, как ты просто Лев». Выражение лица Лева изменилось, в его глазах мелькнула эмоция. «Просто Пенелопа», — прошептал он про себя. Пенелопа, всегда настороженно относившаяся к эмоциональным разговорам, быстро сменила тему. «Теперь, когда ты выглядишь чистым и ухоженным, мы можем продолжить шопинг без помех» Лев искренне кивнул, хотя в его взгляде мелькнуло чувство вины. Почему она была так добра к нему? Чем он заслужил это? С вновь обретенной решимостью Лев выпрямился. «Я буду лучшим разносчиком сумок, который у вас когда-либо был! Я вас не подведу!» Пенелопа улыбнулась, в ее глазах появилась искренняя теплота. «Я в этом уверена, Лев». Вместе они вышли из салона, Лев сиял, а Пенелопа расплатилась по счету. Когда они снова вышли на оживленную улицу, Лев глубоко вздохнул, чувствуя себя легче и впервые за долгое время испытывая надежду. Пенелопа могла этого не знать, но она только что изменила его мир — возможно, так же сильно, как он, сам того не подозревая, начал менять свой. Когда Пенелопа и Лев приблизились к оживленной улице, мимо них пронеслись кареты. Лев сжимал ее руку, маленькую и теплую, а его глаза сканировали проезжающие мимо автомобили в поисках каких-либо признаков эмблемы Экхарта. Ни одного не было. Охранник на перекрестке резко свистнул в свисток, и хаотичное движение остановилось, словно застыв во времени. Пешеходы начали переходить дорогу, и Пенелопа, все еще держа Льва за руку, повела его по мощеной булыжником улице. Как ни странно, их руки оставались переплетенными даже после того, как они достигли другой стороны, и никто из них этого не заметил, пока они не дошли до ресторана, где наконец отпустили руки. Внутри Лев прищурился на меню, нахмурив брови в замешательстве. Его маленькие пальцы прослеживали изящный шрифт, хотя ничего из этого не имело для него смысла. «Все в порядке?» Голос Пенелопы был мягким, ее глаза изучали его. Щеки Льва покраснели от смущения. «Пенелопа, я не умею читать… и в меню нет ни одной картинки». Он опустил взгляд, в его глазах мелькнул стыд. Пенелопа растерянно моргнула. Как она могла забыть? Она сама научилась читать только в конце жизни. Это было легкое, но все же неосторожное предположение. «Все в порядке», — ответила она с мягкой улыбкой. «Я прочитаю тебе меню вслух». Лев поднял на нее глаза, выражение его лица было облегченным, но все же немного шатким. «Просто скажите мне, когда что-то покажется вкусным. Феттуччине альфредо, говядина Веллингтон, пастуший пирог, запеченный лосось…» Через несколько минут они остановились на том, что понравилось Леву, и Пенелопа с ухмылкой наблюдала, как мальчик жадно поглощает еду. Его энтузиазм был заразителен, и, хотя несколько других посетителей поглядывали в их сторону, Пенелопа обнаружила, что ей все равно. Ее поразило, как необычно получать радость, просто наблюдая за тем, как кто-то ест. Так ли чувствовал себя герцог, когда она впервые ела перед ним? В том, что Лев ест так свободно и беззаботно, было какое-то тихое счастье. Пенелопа пододвинула небольшую корзинку с хлебными палочками к Льву, который уже почти доел макароны, но все еще выглядел голодным. «Они хорошо сочетаются с пастой», — небрежно заметила она. Лев остановился на середине укуса, его глаза загорелись. Он схватил хлебную палочку и принялся разламывать ее вилкой. Со всей серьезностью шеф-повара он запихнул оставшуюся пасту в хлебную палочку и откусил большой кусок. Приглушенное «Вау!» вырвалось из его рта, пока он жевал, явно пораженный сочетанием. «Поджаренный чесночный хлеб хорошо сочетается с пастой, не так ли?» Пенелопа хихикнула, ее глаза задорно блеснули. Лев с энтузиазмом кивнул, продолжая жевать с набитым ртом, его губы были измазаны остатками соуса. Пенелопа сделала мысленную пометку научить его хорошим манерам за столом, но это было занятие на другой день. Когда они снова вышли на улицу, была уже середина дня, часы приближались к трем. Лев был чист, одет в новую одежду, и у обоих были полные животы. Они прогулялись по площади и немного побродили по витринам. Лев был очарован витринами и часто прижимался носом к стеклу, а Пенелопа предпочитала заглядывать внутрь магазинов. Они шли в спокойном, компанейском ритме, делая перерывы на скамейках, когда ноги Льва начинали уставать. В пять часов любопытство Льва наконец взяло верх. «Пенелопа, — осторожно спросил он, — у тебя ведь много денег?» Пенелопа посмотрела на него сверху вниз, приподняв бровь. «Верно». «Значит… вы вроде как важная персона, верно?» Ее губы дрогнули в легкой улыбке. «Снова верно, Лев». «Тогда почему у вас нет охранника?» Теперь в его голосе слышалось беспокойство. «Вы молодая девушка, и вам нет смысла выходить одной! Что, если случится что-то плохое, а ваша семья не узнает об этом, пока не станет слишком поздно?» Его паника была очевидна, когда он смотрел на нее, явно беспокоясь за ее безопасность. Пенелопа сухо усмехнулась, покачав головой. «Уверяю вас, никто и пальцем не посмеет меня тронуть. Последствия будут слишком велики, чтобы они стали рисковать». Она, конечно, солгала, но это заявление, похоже, на время успокоило тревогу Льва. «Ты уверена?» — спросил он, его глаза все еще были затуманены сомнением. «Я уверена». К семи часам у Льва начали подкашиваться ноги, и никакие перерывы на скамейку не помогали. Несмотря на усталость, мальчик был полон решимости идти дальше, не желая, чтобы день заканчивался. «Может, дело в обуви?» осторожно предположила Пенелопа, глядя на его ноги. Лев покачал головой. «Нет, они отлично сидят. Думаю, это просто от ходьбы… Но я могу идти дальше! Я не буду нас тормозить!» Он спрыгнул со скамейки, хотя его легкая хромота выдавала его браваду. Пенелопа вздохнула, ее брови сошлись в беспокойстве. Она знала, в чем дело. Он не хотел, чтобы этот день заканчивался, не хотел, чтобы она оставляла его. Не говоря ни слова, она переложила пакеты с покупками в другую руку и смахнула Льва с ног, подняв его на бедро. «Ах!» удивленно вскрикнул Лев. «Пенелопа! Мои туфли испачкают твое платье!» Пенелопа покачала головой с небольшой улыбкой. «Мое платье не имеет значения. Ты можешь почистить его для меня позже», — поддразнила она. «А сейчас не двигайся». «Прости!» Лев быстро замолчал, к большому облегчению Пенелопы. Было уже около восьми часов, когда они наконец добрались до места назначения — каретной станции. На шумной площади с наступлением вечера стало тише, на улицах зажглись фонари. «Куда мы едем?» спросил Лев, прислонившись головой к груди Пенелопы, его голос был тяжелым от усталости. Пенелопа прижала палец к губам, давая ему знак замолчать, и подошла к карете. Кучер, сидевший на своем посту, при виде ее оживился и быстро сошел с места, открыв перед ней дверцу с вежливым поклоном. «Добрый вечер, миледи», — поприветствовал он. «Добрый вечер», — ответила Пенелопа, усаживая Льва на ступеньку. Она передала кучеру свои сумки и приказала: «В герцогство Экхарт». Когда за ними закрылась дверь, взгляд Пенелопы упал на Лева, который сидел напротив нее, явно чувствуя себя не в своей тарелке. «Расслабься, Лев, — сказала она с мягкой усмешкой. «Нет нужды быть таким скованным. Давай ложись, поездка займет немного времени». Лев колебался лишь мгновение, прежде чем повиновался и растянулся на сиденье. Тепло кареты в сочетании с успокаивающим присутствием Пенелопы убаюкали его, и он почувствовал себя в полной безопасности. Его глаза закрылись, и вскоре сон овладел им, пока карета уверенно катилась по вечерним улицам, унося их обоих в ночь. Звон колокольчиков пробудил Льва от сна. Его глаза открылись, когда карета медленно остановилась. Он приподнялся и с любопытством посмотрел в окно. Вид был не тот, который он ожидал увидеть: ни величественного поместья, ни городского пейзажа. Вместо этого он увидел лишь нависшие тени деревьев, лес, залитый мягким лунным светом. В замешательстве Лев наблюдал, как кучер подошел и открыл дверь. «Все в порядке, миледи?» — спросил кучер, недоумевая по поводу их внезапной остановки в глуши. Пенелопа лишь кивнула и, не говоря ни слова, вышла. Лев, бросившийся за ней, почувствовал, что его замешательство усиливается. Кучер передал ей сумки и удалился. Когда карета скрылась в ночи, Лев одернул ее платье: «Почему мы остановились здесь?» — спросил он с беспокойством в голосе. Не раздумывая, Пенелопа подхватила его на руки, и на этот раз Лев не стал протестовать. «Остаток пути мы пройдем пешком», — объяснила она. Глаза Льва расширились, когда он оглядел темный лес. «В таком страшном месте? А вдруг там разбойник?» Пенелопа тихонько вздохнула. «Ты всегда предполагаешь худшее? Ты слишком много думаешь. И хочу сказать, что днем этот лес очень красив». Лев положил голову ей на подбородок и прижался к ее груди, стараясь стать как можно меньше. «Лес страшный», — пробормотал он. «Нет, не страшно», — ответила Пенелопа, ее голос был спокойным и ровным. «Посмотри, как ветки изгибаются в лунном свете, словно танцуют. Послушайте, как ухают совы и как сверчки исполняют ночные серенады. Это умиротворяет». Несмотря на ее успокаивающие слова, Лев не мог разделить ее видение. Ветви отбрасывали жуткие тени, превращаясь в пугающие фигуры. Светящиеся глаза сов следили за ним из темноты, их призывы отдавались зловещим эхом. Он зажмурил глаза и уткнулся лицом в ее плечо, пока они продолжали идти по густому лесу. После того как Льву показалось, что прошла целая вечность, он почувствовал изменения. Сквозь закрытые веки пробивался свет. Он осторожно открыл глаза и задохнулся. Перед ним возвышались величественные стальные ворота, их решетки поблескивали в лунном свете. За воротами возвышалась огромная усадьба, величественная и пугающая. Пенелопа шагнула вперед, и ворота без колебаний распахнулись. Рыцари, стоявшие на страже у входа, недоуменно переглянулись, на их лицах отразились шок и страх. Пенелопа не обратила на них внимания, ее каблуки резко застучали по каменной дорожке, и она прошла прямо через ворота. Лев, заинтригованный, помахал одному из рыцарей. Тот замешкался, затем помахал в ответ, слегка приоткрыв рот. По мере того как они приближались, взгляд Льва не отрывался от поместья. Массивные двери, огромные окна и замысловатая архитектура приводили его в трепет. Он чувствовал, как Пенелопа крепче прижимает его к себе, без усилий неся к входу. «Думаешь, это впечатляет?» — спросила она с ухмылкой. «Подожди, пока не увидишь, что внутри». Пенелопа решительно постучала в большие двойные двери. Почти сразу же изнутри донесся звук торопливых шагов. Одна из дверей распахнулась, и взору предстал Пеннел, главный дворецкий. Его бледное лицо еще больше осунулось, когда он увидел Пенелопу. Его шок усилился, когда взгляд остановился на Леве. «Добро пожаловать обратно, леди Пенелопа», — заикаясь, проговорил Пеннел, отступая в сторону, хотя и был заметно потрясен. Не обращая внимания на его приветствие, Пенелопа прошла мимо него, выражение ее лица было мрачным и задумчивым. Пеннел бросил взгляд на улицу в поисках кареты, которая должна была привезти ее домой. Когда он не увидел ничего, кроме темного леса за воротами, сердце его упало. Затем он опустил глаза вниз, заметив ее красные, покрытые мозолями ноги, каблуки которых больно впивались в кожу. Его охватила паника, и он бросился к ней. «Миледи, позвольте мне…» «Молчи, Пеннел!» Резкий голос Пенелопы прорезал воздух, испугав и дворецкого, и Лева. Мальчик расширил глаза, никогда прежде не видя ее такой разъяренной. «Я не хочу слышать ни слова!» Ее выходка привлекла внимание всего персонала поместья. Собрались горничные и дворецкие, их глаза расширились от недоверия, когда они увидели Пенелопу, растрепанную и разъяренную, с маленьким мальчиком на бедре. Напряжение нарастало, когда в парадное фойе вошел герцог, его шаги ускорились, когда он заметил состояние своей дочери. Ее братья, Деррик и Рейнольд, шли за ним медленнее, и выражение их лиц соответствовало шоку отца. «Пенелопа…» Голос герцога был полон беспокойства, когда он окликнул ее. Пенелопа повернулась к нему, ее голос дрожал от досады и обиды. «Как ты мог забыть обо мне?» Слезы навернулись ей на глаза, гнев закипал в ней. «Я провела там целый день, ожидая. Кареты были переполнены, и мне пришлось идти домой пешком! Вы знаете, сколько времени это заняло? У меня все ноги в волдырях, и мне пришлось оставить некоторые вещи, чтобы было легче идти!» Ее голос надломился, и по лицу потекли слезы. Герцог бросился вперед, его руки неуверенно обвились вокруг нее. «Пенелопа, мне так жаль… Я не могу выразить, как мне жаль». Он протянул руку, нежно обнимая ее залитое слезами лицо, но Пенелопа отвернулась от него, не желая встречаться с ним взглядом. Отказ глубоко ранил, и сердце герцога сжалось от боли. «Я пойду в свою комнату», — объявила она усталым голосом. «Я хочу побыть одна». Поправив Лев на бедре, она повернулась и, покачивая в свободной руке сумку, пошла прочь. «Погодите, мы что, собираемся просто игнорировать ребенка на ее бедре?» недоверчивый голос Рейнольда нарушил тишину. При его упоминании Лев помахал ему рукой, получив в ответ недоуменный взгляд. «Его зовут Лев. Поздоровайся с ним, Лев», — велела Пенелопа безразличным тоном. «Привет», — прощебетал Лев. Экхарты уставились на него, их взгляды метались между мальчиком и Пенелопой. «Я позабочусь о нем», — категорично заявила Пенелопа, — «по крайней мере, на время. Я найду ему достойный дом. Я знаю, что не способна его воспитать». Ее слова, резкие и острые, были обращены к герцогу. С этими словами она повернулась спиной к собравшейся толпе и пошла прочь. «Вы просто позволите ей делать все, что она захочет?» спросил Деррик у их отца, в его голосе слышалось разочарование. Герцог на мгновение замолчал, глядя, как его дочь скрывается из виду. «Мы забыли ее», — пробормотал он, его голос был тяжелым от чувства вины. «Меньшее, что мы можем сделать, — это позволить ей это. Кто знает, какому унижению она подверглась там». Он глубоко вздохнул, потирая виски. Деррик нахмурился, его разочарование нарастало. «Унижение? Нам лучше надеяться, что она не сделала ничего такого, что запятнало бы имя Экхарта». Герцог покачал головой. «Забудь на время о фамилии, Деррик. Подумай о том, как она себя чувствует. Ты видел, как она хромала? Пусть она злится. Мы помиримся и разберемся со всем остальным позже». Деррик насмешливо хмыкнул, но больше ничего не сказал и вышел из фойе. Рейнольд, покачав головой, пробормотал: «Похоже, она берет с тебя пример, подбирая бездомных на улице». Затем он тоже исчез. Герцог еще долго стоял на месте, чувство вины и сожаления тяжелым грузом лежало на его плечах. Пеннел осторожно приблизился. «Сэр, я… я прошу прощения за то, что забыл о леди Пенелопе. Моя небрежность привела к этому», — сказал Пеннел, его голос дрожал. Герцог покачал головой. «Мы все одинаково виновны, Пеннел. Не только ты». Он глубоко вздохнул, а затем добавил: «Прикажите персоналу пока оставить ее в покое. Ей нужно пространство». «Сию минуту, сэр», — ответил Пеннел и поспешил исполнить приказ. Лев сидел тихо, пока Пенелопа осторожно укладывала его на кровать. Он молча наблюдал, как она передвигается по комнате, взбивает подушки, поправляет покрывала и наводит порядок. Ее движения были спокойными, обдуманными. Когда она наконец села рядом с ним, в комнате стало тепло и тихо — маленькое убежище в огромном незнакомом поместье. «Ты…» «Ты…» Они оба заговорили одновременно, застыв на полуслове, а затем разразились тихим хихиканьем. Напряжение между ними ослабло, и звук их общего смеха наполнил комнату. «Ты первый», — сказала Пенелопа, ее глаза сверкали от удовольствия. Лицо Льва стало серьезным, его крошечная бровь нахмурилась в раздумье, и Пенелопа быстро последовала его примеру, а игривость исчезла. «Ты расстроена, что твоя семья забыла о тебе?» — мягко спросил он, в его голосе слышалось беспокойство. Пенелопа покачала головой, удивив его. «Все это было притворством», — призналась она. «Да, я была немного расстроена, но я преувеличивала, чтобы они оставили меня — оставили нас — в покое. Я хочу, чтобы ты привык к тому, как я вела себя так, Лев». Брови Льва сошлись в замешательстве. «Но… ты же плакала». Пенелопа слегка хихикнула, убирая прядь волос с лица. «Это было сделано для того, чтобы действительно показать себя, Лев». На мгновение он замолчал, обдумывая ее слова. Затем он нерешительно поднял руку, неуклюжей, но нежной ладонью стер слабые следы слез, все еще остававшиеся на ее щеках. «Мне не нравится, когда ты плачешь», — пробормотал он. «Даже если это всего лишь притворство.» У Пенелопы перехватило дыхание, когда она отпрянула от его прикосновения: невинность и искренность его жеста всколыхнули что-то глубоко внутри нее. «Хорошо», — прошептала она, ее голос был мягким, — «Я не буду плакать, Лев». Но Лев, всегда серьезный, вскочил, качая головой. «Не делай этого! Нехорошо держать в себе печаль! Если тебе нужно поплакать, то плачь. Мне не нравится, когда тебе грустно, но ты не должна держать это в себе. Я буду здесь, чтобы помочь тебе справиться с этим!» Внутри Пенелопы что-то дрогнуло, чего она не чувствовала уже очень давно. Ее улыбка дрогнула, и, не задумываясь, она заключила Льва в нежные объятия. Его маленькая фигура идеально прилегала к ее телу, его тепло было странным, но желанным утешением. «Чем я заслужила твою доброту?» — прошептала она, едва слышно дыша. Лев прижался к ней ближе, обхватив ее руками так, как только мог. «Интересно, что я сделал, чтобы заслужить твою доброту?» — прошептал он в ответ. На мгновение им больше нечего было сказать. Они сидели, окутанные теплом друг друга, находя утешение не в словах, а в тихом понимании того, что, возможно, они оба нашли то, в чем не подозревали, что нуждаются: кого-то, о ком можно заботиться, и кого-то, кто заботится о них в ответ.