can you picture it? (the song that will make me yours)

Все началось с песни Для Хёнджина не было ничего необычного в том, чтобы оказаться здесь, лежащим напротив Джисона на полу в его спальне, закутанным в случайные одеяла и мягкие игрушки, слушая музыку в темноте. Его глаза были закрыты, он напевал Polaroid Love группы Enhypen, а Джисон бездумно играл в его волосах. Они всегда ставили в случайном порядке все свои любимые песни, потому что никто из них не был особо привередлив, когда дело касалось музыки. Сегодня играл телефон Джисона, поэтому Хёнджин наслаждался его музыкальным вкусом. В комнате Джисона всегда пахло свежей стиркой и лавандой. Это было успокаивающе, и Хёнджин думал, что это идеально подходит, поскольку комната Джисона была своего рода его убежищем. Он заполнил ее нежными ароматами, мягкими подушками и уютными одеялами. На его столе стояла какая-то уродливая аниме-фигурка, которая постоянно привлекала внимание Хёнджина. Ему казалось, что это был подарок от его парня. Хёнджин предположил, что Минхо просто оставил ее на столе, чтобы Джисон нашел ее, потому что наблюдение за тем, как люди открывают подарки, было для него слишком интимным. Но он жил и дышал, чтобы заставить Джисона улыбаться, так что подарок вроде этой забавной фигурки был как раз в его стиле. Песня закончилась, и на ее место пришла западная песня, которую Хёнджин узнал — Always Forever от Cults — и он открыл глаза, широко улыбаясь. Он обожал эту песню. Хёнджин любил слушать песни, которые ему нравятся, на повторе, если они действительно цепляют, а эта песня точно пришлась ему по душе. —Эта песня напоминает мне о Сынмине, — сказал он, глядя в потолок и вытягивая руки. Пальцы Джисона на мгновение замерли в его волосах, прежде чем продолжили двигаться с осторожностью. Он ничего не сказал, но Хёнджин заметил это изменение. —Что? — спросил Хёнджин, поворачиваясь к нему. Лицо Джисона мгновенно стало невинным. Это было его особенностью. Он действительно был великолепен в том, чтобы скрывать что-то, если хотел. Обычно ему было все равно, и его эмоции быстро становились очевидными. Но иногда он делал это: расширял свои глаза и выглядел очаровательно и наивно, как будто он не мог сделать ничего плохого, и Хёнджин знал, что это был момент когда он решал, стоит ли ему держать свои мысли при себе или нет. —Ничего… — медленно сказал Джисон. Его голова наклонилась, и любопытство окрасило его черты, тая, как воск свечи на маске решимости. —Что-то, — настоял Хёнджин. Джисон задумался на мгновение, затем сел и прислонился к своей кровати. Хёнджин повторил его движение. —Эта песня напоминает тебе о Минни? — спросил он, и Хёнджин не понял смысла его слов. —Да!— улыбнулся Хван. Это было правдой, песня действительно каждый раз напоминала ему о Сынмине. Джисон открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но передумал и вместо этого просто сделал паузу и позволил песне звучать в тихой комнате. Хёнджин уступил ему и позволил песне наполнить комнату. О, дорогая, это тревожная мысль — думать о нас разлучёнными. Ты знаешь, что ты у меня в кармане, Тебе не нужно просто ждать, Ты знаешь, я держу тебя в своём медальоне, Просто подойди сюда, и мы можем осесть вместе. Ты и я, всегда и навсегда, Мы могли бы остаться вдвоём. Джисон многозначительно посмотрел на него, и Хёнджин почувствовал, что краснеет. Он немного расслабился и прислонился к кровати, положив руку на колено. —Знаешь, Минхо сказал мне нечто похожее, когда услышал эту песню. Это было мило, потому что это английская песня, и он попросил меня включить её снова, чтобы он мог сосредоточиться на словах. Хёнджин моргнул и посмотрел вниз, рисуя круги на ковре Джисона. Джисон больше ничего не сказал, но и не нужно было. Он просто положил голову на колени Хёнджина, и тот стал проводить пальцами по его руке, позволяя мыслям углубиться. «» Это повторилось несколько дней спустя с Чонином. Они рылись в его общежитии в поисках еды, потому что Хёнджин ныл, что там, где он живет, нечего есть из-за того, с кем он живет. —Чонин, у нас есть только сладкий картофель и какие-то протеиновые коктейли, которые Чанбин пытается спрятать под морковью — жаловался Хёнджин по телефону. И они никому не нужны! Зачем он вообще их прячет?! И, хотя Чонин сказал ему, что ему не следует есть так поздно, теперь, всего через час, он с удовольствием хрустел пеперо, о которых Чонин предупредил, что, вероятно, они принадлежат Джисону, и ему придётся столкнуться с гневом Минхо, если тот заметит, что их нет. Хёнджин на это только пожал плечами и сказал, что для этого Минхо должен сначала заметить. Чонин пробормотал что-то о том, как Минхо становится более наблюдательным, когда дело касается Джисона, но не вмешивался, когда Хёнджин открывал упаковку пеперо. Хёнджин достал ещё одну палочку и помахал ей, продолжая говорить о моделинге и съёмках, на которые ему нужно было рано встать на следующий день, когда Чонин внезапно отложил телефон и посмотрел на него с удивлённым выражением лица. —Я думал, ты уже снимался для этой съёмки? — Он поднял взгляд, как будто размышляя, и положил телефон лицом вниз на стол. —Месяц назад? —Нет, — покачал головой Хёнджин и откусил кусочек пеперо. — Я перенёс её, потому что хотел поехать в Пусан с Сынмином, чтобы увидеть, как он сделаем первый бросок, — вспомнил Хёнджин, открывая приложение электронной почты, чтобы начать читать о планах на следующее утро. Глаза Чонина расширились, и он наклонился вперёд через стол. —Тот, для того огромного модного бренда? Ты перенёс съёмку… чтобы увидеть, как Сынмин бросит мяч в Пусане? Хёнджин утвердительно промугыкал. Он хотел, чтобы эти письма были немного более понятными. Он потратил целую вечность, чтобы хотя бы найти, в какой части города будут съемки, а потом подумал, что, возможно, это его вина, что он никак не подготовился или даже не прочитал информационное письмо до дня съёмки. —И они позволили тебе это сделать? — спросил Чонин, и Хёнджин поднял глаза. Ему пришлось снова разобраться, о чем они говорили, прежде чем его рот принял широкую форму буквы «о» и он кивнул. —Да, ну я имею в виду, они построили съемку под меня, — сказал Хёнджин немного виновато, снова опустив взгляд на свой телефон. Он задумался, не стоит ли ему заехать за кофе перед этим. Есть ли что-то об этом? Что-то о том, что на сьемках будет предоставлена еда и что-то попить… может быть… Он понял, что Чонин ничего не сказал в ответ, поэтому поднял глаза, и тот всё ещё смотрел на него. —Что? — спросил Хёнджин, внезапно смутившись и немного стесняясь. —Сынмин попросил тебя сделать это? Хёнджин покачал головой. —Нет, конечно, нет. Я сам захотел быть с ним. Это было моё решение, — он задумался на мгновение, затем пожал плечами, прежде чем снова взглянуть на свой телефон. —Я не думаю, что он даже подозревает.. Чонин медленно кивнул, прежде чем снова посмотреть на свой телефон, но он выглядел рассеянным, смотря на один и тот же пост в твиттере в течение нескольких минут. «» Затем был Чан между дублями для интервью, которые они снимали в течение нескольких дней. Проклятая комната с простым фоном и стульями, от которых у него болела спина, а все остальные постоянно суетились как сумасшедшие. Он жил ради перерывов. Бывали дни, когда он любил этот этап их промоушена: говорить по английски было вызовом и весельем, и когда он вставлял свои 2 цента, время шло быстрее. Однако сегодня он был уставшим, немного морально истощенным. Поэтому он ждал корейских переводов и отвечал на вопросы редко, в основном на своём родном языке. Когда дали добро на короткий перерыв на туалет/воду, Хёнджин, как магнит, направился к Сынмину. Он ничего не сказал, просто нежно обнял Сынмина, положив одну руку ему на плечо, а лицо уткнул в другое. Сынмин особо не обратил на это внимания, просто поднял руку, чтобы переплести их пальцы, и бездумно водил своими пальцами по руке Хёнджина. Сынмин разговаривал с Минхо в этот момент, а Хёнджин ничего не делал, просто положил голову на плечо Сынмина. И этого было достаточно. Осторожные прикосновения Сынмина, этого было достаточно. Потому что, в отличие от Сынмина, Хёнджин был интровертом. И если у него была возможность перезарядиться, он её использовал. Он не слушал, о чём разговаривали участники, но чувствовал вибрацию голоса Сынмина на своей коже, и это было приятным ощущением. Сконцентрироваться на этом было успокаивающе. Когда он наконец поднял голову, зная, что перерыв почти закончился, он встретился глазами с Чаном. Было непонятно, как долго тот наблюдал за поведением Хёнджина, но он смотрел на него так, словно секунды отделяли его от разгадки. Хёнджин понял, что это не первый раз, когда Чан застал его в подобной ситуации — когда Сынмин был его единственным источником комфорта. Он встретился взглядом с лидером, и Хёнджин почувствовал, как у него замерло сердце. Потому что, да… да, Хёнджин любил Сынмина. Как он мог не любить? Он любил всё в Сынмине. Он любил его сердце, его юмор, его ум и то, как он обдумывал всё. Он любил его решительность, его осторожность, его голос. Он мог слушать, как он поёт, каждую минуту своей жизни и никогда не устал бы от его голоса. Он едва сдерживал слёзы, когда слышал ту эмоцию, которую тот мог вызвать всего одной песней. Сынмин был терпеливым, добрым, умным. Он был наблюдательным, настоящим и позитивным; он видел лучшее в жизни и людях вокруг. Он всегда стремился к самосовершенству и помогал совершенствоваться тем, кто его окружал. Сынмин сделал Хёнджина лучше с того дня, как появился в его жизни. И продолжал делать это. Каждый день. Он значил для Хёнджина всё и даже больше. И да, может быть, он влюблялся в него. Как он мог не влюбиться? Но теперь, в тот момент, когда Хёнджин начинал осознавать эти чувства, которые он питал уже довольно давно, он больше не был единственным, кто знал о них. Чан тоже знал — и Хёнджин знал, что Чан знал. Он несколько секунд изучал его, но ничего не произошло. Чан отвёл взгляд, вдохнул и громко хлопнул в ладони, позвав всех снова занять свои места. Сынмин посмотрел на него и, держа руку на запястье Хёнджина, потянул его к стульям. Хёнджин надеялся. И Хёнджин задавался вопросом. Он задавался вопросом, чувствует ли Сынмин то же самое. То, как его всегда тянуло к Сынмину — куда бы он ни шёл. Он задавался этим в моменты, когда видел, как Сынмин теряется в нём так же, как он терялся в нем. Когда он забывал, где он находится, что вокруг камеры, что он разговаривает — всё это, потому что он терялся в его взгляде. Он задавался этим в моменты, когда Сынмин смущался. Когда Хёнджин обнимал его, брал за руку или делал комплимент, а он краснел, отводил взгляд или просто мягко улыбался. Когда он словно игнорировал присутствие других участников, благодарил их мимоходом когда они делали то же самое или вовсе избегал. Он задавался этим, когда Сынмин говорил, что он выглядит красиво, сексуально, невероятно. Он задавался этим, когда видел, как Сынмин наблюдал за ним на танцевальных тренировках, а не за собой. Он задавался этим, когда Сынмин помогал ему с какими-то мелкими задачами. Он задавался этим, когда Сынмин с энтузиазмом соглашался быть с ним в паре в играх, которые устраивал персонал. Он задавался этим, когда Сынмин звонил Чанбину чтобы составить ему компанию, но клал трубку и звонил ему, если видел Хёнджина поблизости. Одним словом Хёнджин очень часто об этом думал. «» Затем был Минхо, боже, Минхо, который, казалось, никогда не упускал ни одного момента. Он видел каждое взаимодействие, каждый затянувшийся взгляд, каждую мягкую улыбку, и давал это понять, подняв бровь или слегка усмехнувшись. Хёнджин знал, что Минхо не заговорит первым. Поэтому, когда Хёнджин, наполовину сонный, пришёл в другое общежитие только для того, чтобы увидеть, как Сынмин уезжает на выходные, и получить чашку кофе, приготовленную им, Минхо наблюдал. Он наблюдал из-за края своей собственной кружки, следя за тем, как Сынмин ходит по кухне, и спрятал ухмылку за чашкой, когда Хёнджин взъерошил ему волосы, прежде чем уйти. —Хочешь, я отнесу твою сумку вниз— предложил Хёнджин. —Я могу отнести свою сумку вниз. —Я знаю, — начал он, делая паузу, чтобы придумать оправдание, но Сынмин не дал ему выдумать ничего, прежде чем сказал: —Пока, Хён. —Пока, — тихо ответил он, когда Сынмин закрыл за собой дверь. Он свернулся калачиком, подтянув колени к груди, и случайно встретился взглядом с Минхо, который улыбался как кот, съевший канарейку. —Что? Что, — заныл Хёнджин.—Я не могу просто выпить кофе в покое? —Конечно, можешь, — пожал плечами Минхо —в своем общежитии. Но по какой-то странной причине ты здесь, в моем…— он сделал паузу, вероятно, просто для драмы, чтобы посмотреть на часы на плите, — в 6:00 утра. —Когда ты обычно встаешь? Хм… Я знаю, что Ханни встает около полудня или позже в дни без расписания,так что ты встал на целых шесть часов раньше, чем обычно. Хочешь объяснить, почему ты в моём общежитии, нарушая моё еженедельное время без участников? — Я пришёл за кофе Сынминни, — сказал он, поднимая кружку, а затем посмотрел на неё, когда опустил руки обратно на колени. —Хочешь, я отнесу твою сумку вниз?— передразнил Минхо. — Я еще и обувь почищу и член отсосу, пока буду там целовать твою задницу, — сказал он, поворачиваясь, чтобы поставить свою теперь уже пустую кружку. Хёнджин чуть не поперхнулся глотком кофе, закашлявшись, пока переваривал сказанное Минхо. — Что? — удалось ему выдавить хриплым голосом. — Ой, прости, я что, неправильно понял? — невинно спросил Минхо, глядя на него с широко распахнутыми глазами. — Я.. — Кстати, абсолютно на другую тему, — сказал он, облокачиваясь на стойку, прежде чем Хёнджин успел договорить. — Ты знаешь, какие цветы нравятся Сынмину? Хёнджин понятия не имел, какое это имело отношение к делу, он всё ещё переваривал предыдущий комментарий. К тому же, никаких праздников не предвиделось, да и день рождения Сынмина уже прошёл. Но он всё равно ответил автоматически: — Маттиола. А что? — Хм, — произнёс Минхо, плохо скрывая ухмылку. — Что? — А какие цветы любит Чанбин? Хёнджин нахмурился, задумался на мгновение, а потом поставил свою кружку на стол перед собой. — Понятия не имею. — Хм. —Что. — А Ликс? — снова спросил он. — Ты знаешь, какие цветы любит Ликс? — …Нет? — ответил Хёнджин, всё ещё не понимая, к чему он клонит. — Вот именно. —Хён, к чему ты ведёшь? Он проигнорировал вопрос и вместо этого сказал: — А теперь спроси меня. Хёнджин провел руками по лицу, драматично оттягивая кожу щек вниз. — Я тебя не понимаю. Минхо просто смотрел на него. — Ладно, — сказал Хёнджин. — Хён, какие цветы нравятся Чанбину? Он широко улыбнулся и радостно ответил: — Понятия не имею, Хёнджини. Хёнджин нахмурился, чувствуя, что Минхо пытается донести какую-то мысль, но он не понимал, что именно. Всё, что он знал, это то, что это был очередной бессмысленный трюк Минхо перед тем, как добраться до сути. — Хорошо, тогда Ликса? — спросил он, пытаясь повторить за ним. — Не имею понятия, — снова ответил Минхо. Хёнджин закатил глаза. — Тогда в чём смысл спрашивать? — Потому что, — просто сказал Минхо. — Знаешь, чьи любимые цветы я знаю? — Чьи? — спросил Хёнджин. Но, как и всегда, в стиле Минхо, он просто ответил: — Думаю, ты сам знаешь. — И ушёл из комнаты, оставив Хёнджина раздумывать, что, чёрт возьми, это всё должно было значить.