Вечер в Шеффилде

            Гуляя в дождливую погоду по тёмным улицам Шеффилда, города Великобритании, Марья Кириловна наслаждается запахом мокрого асфальта. Сделав глубокий вдох и выдох, ей становится очень приятно и свободно на душе, ведь каждый бы понял Машу: после стольких лет унижений и физического насилия со стороны её немолодого и нежеланного супруга — Верейского, она наконец-то обрела независимость!             Как же больно вспоминать, что Троекурову буквально продал её же родной отец ему, давнему другу. А тот лишь захотел с ней свататься из-за ее красоты, больше не было причин. Верейский рассматривал Машу не как человека, а как дорогое и бриллиантовое кольцо, которое отлично подойдёт на его старый морщинистый палец. Из-за того, когда он это украшение износит, то выкинет, а все же мы знаем, что с людьми точно также — красота не всегда будет покорять тело человека, рано или поздно года дадут о себе знать, и Маша больше не будет тем золотом, которым являлась раньше. Её в будущем могли бросить, бросить и нисколечко не побеспокоясь о том, что с ней будет дальше... Да и имея ещё при себе идеальные черты лица и стройное фигурное тело, старый князь всё равно часто обижал Марью Кириловну. Чувствуя к ней лишь безразличие и холод, он позволял себе поднимать на неё руку, это всегда вспоминала девушка, когда на ее поле зрения нечаянно попадались лёгкие ссадины и синяки на её запястьях, плечах и шее.              Но, слава богу, что этот ужас давно закончился. Маша не стала больше терпеть такое похабное отношение к себе, и в один из глубоких ночей она взяла свою бархатную подушку и что есть мочи прижала её к его лицу. Старик отчаянно пытался оттолкнуть Троекурову от себя, но он был слишком слаб. А его кончину девушка свалила на то, что он просто плотно лёг лицом в подушку, отчего тот и задохнулся.             Троекурова снова выдохнула, но уже тяжелее и грустнее. С большим трудом ей удавалось это всё забыть и даже простить Верейского, чего сам того не заслужил. «Вы крайне сильны, Марья Кириловна, — твердила про себя она. — Если уж не получается простить, то хотя бы забыть можно!» Девушка остановилась и плавно подняла свою голову на чёрное спокойное небо, из которого быстро лились прозрачные капельки воды. Перед её глазами встал образ Владимира Дубровского.              Ах, а ведь именно из-за него Маша решила выучить английский. Она глубоко мечтала, что её любимый провернёт точно такой же трюк, как и с французом Дефоржем, при этом в глубине души прекрасно понимая, что это довольно глупая надежда. Было бы крайне неразумно опять скрываться под маской какого-то учителя, когда тебя уже полсела в лицо знает. Поэтому,когда педагога-англичанина не получилось приехать, Троекурова решила сама отбыть в Великобританию, несмотря на твёрдые упрёки Кирила Петровича.             Девушка слегка потрясла головой и продолжила идти к постоялому двору, уже смотря вниз, а не вперёд. И тут, рядом с каменной лестницей одной большой библиотеки, Маша неожиданно столкнулась с чьей-то спиной, окутанной в чёрный, как небо сейчас, фрак.              — Ой! — удивлённо воскликнула девушка и увидела, как из рук английского джентльмена попадало несколько толстых книг в коричневую грязную лужу, чьи брызги разлетелись направо и налево. От незнакомца послышался разочарованный вздох. — I offer you my deepest apologies, sir! I don't know how to atone for my guilt... — сказала она, обойдя незнакомца. Затем неловко попыталась достать книгу из лужи, при этом не испачкав свои белоснежные перчатки.              На это мужчина ничего не ответил, а лишь потянулся к уже промокшим книгам и нечаянно соприкоснулся своей ладонью с Машиной. После чего медленно поднял на неё глаза, а она свои.              Удивлению обоих не было предела. Внутри всё затрепеталось, забулькало, а сила речи перестала существовать для Троекуровой и... Дубровского. В полном и безмолвном затишье они сами того не заметили, как отстранились друг от друга и также молча, с широко открытыми глазами, пристально смотрели. Перед девушкой и мужчиной начинало всё вокруг потихоньку темнеть, но Маша быстро осознала и, вновь обретая дар речи, радостно воскликнула:             — В... Владимир!             Она запищала от переполняющих её эмоций, затем несколько раз подпрыгнула, хоть и невысоко, но Троекуровой казалось, будто была способна достать до бледной, безрогой луны. Она ненарочно выпустила синий зонт из своих рук, отчего начала заметно намокать, но сейчас это было не самым важным. Активный хлопок в её ладоши раздался по всей улице, на что Владимир тоже не стал смущаться своей радости и, как и сама девушка, уронил зонт и накинулся на нее, заключив в сильные, распростёртые объятия. Под своим ухом мужчина услышал маленькие всхлипы от возлюбленной, а также неразборчивые слова, похожие на: «Как же я скучала по Вам».             Дубровский тут же подхватил Машу за талию, приподнял её и, словно балерину, закружил вокруг себя. Затем, с видимой неохотой, опустил на землю.             — Я так... Я так скучала по Вам! — собирая все свои слова в одну кучу, промолвила Троекурова, не отводя взгляд от мужчины. Её голос на последней фразе вздрогнул, а глаза наполнились огромными прозрачными клочками воды. — Дубровский, Дубровский... Я люблю Вас!             — И я Вас. Больше всего на этом свете. — по-теплому ответил мужчина и тут же почувствовал, как в его грудь уперлось женское молодое лицо, по чьим щекам сильным ручьём лились слёзы счастья.             На это Владимир пришёл в умиление. Нежно взялся одной рукой за Машину талию, а другой за её затылок и ласково начал гладить. Хоть на душе и до этого было тепло и уютно, как стоило Дубровскому поднять свою голову на чёрную мглу, в которой слабенько и мягко горел огонёк в фонаре, он словил настоящую, спокойную эйфорию. Только представьте: Вы стоите тёмным дождливым вечером на улице, не обращая внимание на миллионы капель, которые проникают в Вашу ткань, Вы чувствуете горячее и родное тело, прижимающееся к самому алому и пульсирующему сердцу, с угрозой на то, что никогда не отпустит.              И спустя несколько долгих минут оба влюблённых человека наконец-то отстраняются друг от друга. Троекурова,когда отступала, случайно столкнулась своим каблуком об жёсткую обложку довольно толстой книги и, не отводя взгляд с явным обожанием, выдохнула:             — Надеюсь, Вы уже не сердитесь на меня из-за книг? — парочку игривых ноток всё-таки промчались из её уст, когда она стала снова медленно подходить к Дубровскому.              — Ну как я, поди, могу так долго сердиться на столь воплощение красоты? А, Ваше благородие? — шутливо сказал и поддался навстречу Маше мужчина, и они снова встретились нос к носу.              — Тс-с-с! — тихо выпалила девушка, дрожаще от смешка. — Вы всё такой же романтик.              Троекурова и Дубровский резко пристально посмотрели друг другу в глаза. Эти двое только сейчас осознали, как они непростительно близко стоят, особенно их лица... Лица находятся на расстоянии нескольких миллиметров, из-за чего у мужчины и девушки появилось одно желание — поцеловаться.             Первым был никто: они одновременно поддались вперёд. Поначалу неуверенно, очень осторожно, не зная, против ли этого их партнёр. Но решительности и смелости набралось гораздо больше, когда Марья и Владимир увидели, что их желания совпадают, и уже с чистой и спокойной душой они прильнули к губам друг друга. Дубровский несильно сжал пояс Троекуровой своей свободной рукой, а подбородок заключил между указательным и средним пальцем, расслабляюще помассировав большим.             Мужчина не остался без ответа. Он услышал, как Маша тихо, низко и растянуто промычала, а затем почувствовал родные и любимые ладони, плавно легшие на его ключицу.              — Что Вы здесь делаете? — спросил Владимир, оторвавшись от возлюбленной.              — ...Отбыла я сюда, чтобы изучить английский язык. Репетитора-англичанина нанять и быстрее адаптироваться в этой стране. — не сразу ответила девушка, вновь решившись обвести взглядом полупрофиль Дубровского.             — И что? Ваш батюшка и Верейский так легко отпустили Вас?             — Муж мой бывший скончался. А насчёт батюшки нет... Уговаривал меня, конечно же. Не хотел, чтобы его дочь в чужую страну уезжала. Мало ли, разбойников, говорит, в жизни ему уже достаточно было, не хочет выкуп за меня, если что, платить. Да и он сам немолодой — умрёт, не увидев напоследок своё дитя... — Маша большим пальцем обвела выступающий сквозь одежду кадык Владимира. — Но я его успокоила, сказав, что это лишь на время.              Троекурова резко и неожиданно чихнула себе в плечо.             — Вы простудились? — спросил Дубровский. — В таком случае я Вас отведу.             Он тут же поднял свой зонтик и Троекуровой заодно, любезно протянув ей его ручку. Она с радостью приняла этот знак внимания, отозвавшись на вежливость добродушной улыбкой, и, взявшись за плечо Владимира, вместе неспеша пошли по пустым большим улицам Шеффилда.              Владимир Дубровский и Марья Троекурова очень весело и насыщенно провели время: спрашивали друг у друга, как поживают, какая жизнь в ближайшие года и тому подобное. Мужчина проводил девушку до постоялого двора, и с искренней тоской разошлись... А спустя несколько дней Маша узнаёт из письма о смерти Кирила Петровича — её отца. Она горько заплакала, но потом поняла, что её возлюбленный сможет вернуться на Родину, что так и делается. Свадьба не заставила себя слишком долго ждать. Через три года, спустя то великолепное и удачное событие, у Марьи и Владимира появились дети, и счастье, благодать не обошли их стороной.