Суть подчинения

      Собака — лучший друг человека, собака послушная и дрессированная будет сама бежать, виляя хвостиком при виде собственного хозяина. Собака, которая не будет кусать, не станет грызть мебель в доме. Собака, которая не будет гадить по углам, лишь наоборот, защищать и быть опорой для своего человека. Такая собака нужна любому хозяину. Такая собака не будет доставлять лишних хлопот и проблем, не заставит хозяина ненавидеть, относиться с пренебрежением и страхом. Всегда вернётся, в любом случае будет на стороне того, кто её приручил.       Даже если ей будет больно.       Кайзеру нужна была такая собака. Ему нужен был тот самый кусочек лакомого пирога, чтобы достичь вершины собственного «Я», чтобы собственное превосходство раскрыть, а на то, к его глубочайшему сожалению, у него не было способностей. Михаэль не умел принимать доброту, отвечая лишь грубостью, лишь огрызаясь.       Подобно той самой собаке, которую никогда из приюта не заберут.       Потому что вырос в среде, где постоянно подвергался насилию. Не имело значения какому — эмоциональному или физическому, любое он ненавидел, как и не замечал того, как он сам становится агрессором. Становился полноценной копией того, кого всю свою жизнь ненавидел, кого всю свою жизнь и отцом-то назвать не мог. Презирал.       Жирный пьяный ублюдок, живущий лишь собственными сожалениями о прошлом, существо, которое обвиняло всех вокруг в собственных бедах, убиваясь в алкогольной зависимости.       Михаэль ненавидел молочные продукты, но терпел когда молоко было подано для пёсика. Терпел, потому что выжидал, подобно хищному животному, которое вот-вот из-за кустов могло разорвать свою жертву на части.       Ему нужен был тот, кто стерпит все его скачки эмоционального выплеска эмоций, тот, кто не заплачет от физической боли, тот, кто никуда от него не сбежит.       Поэтому изначально он выбрал мяч.       Мяч обязательно вернётся, как его не ударь, какую пощёчину ему не нанеси — он это перенесёт. Мяч обязательно отскочит от поверхности и вернётся по инерции, мяч никогда не заплачет, мяч не чувствует боли. Потому что он не человек и даже не животное.       У мяча нет нервных окончаний, у мяча нет плоти и нет души — это просто чёртова вещица, на которой можно было выместить всю свою злость, всю свою боль. И эту вещицу было не жаль.       Вот только Кайзер продолжал вытирать его от грязи даже ценой собственной толстовки, он продолжал разговаривать с ним, словно тот мог ответить на все его вопросы и дать соответствующие ответы. Словно он мог исцелить глубокие раны, достигшие ребёр и детского холодного сердца. Он всякий раз боялся играть с мячом на чересчур острых поверхностях — мало ли он порвётся. Нет, ему было плевать, да только деньги было крайне запарно достать.       Ему было плевать на мяч, ведь мяч — лишь никому ненужная вещь, на которой он мог выместить всю свою злобу.       Так почему же за эту вещицу, так нелепо напоминающую ему собственный ненавистный дом, он был готов убить отца и полицейских, когда те хотели разорвать мяч, пытаясь найти ворованные деньги? Почему же горло болезненно разрывалось от чертовой обиды. И только ли обида была явной причиной? Было ли что-то ещё? Или же душа у мяча была?       Он не знал.       Ведь даже будь там деньги, что тогда? Что изменилось бы? Какой поворот событий произошёл бы? Забрали бы деньги, что тогда? Он остался бы не только без них, но и… без мяча? Бред полнейший.       Бы, бы, бы… опять это чёртово «бы».       Плевать он на этот кусок резины хотел, важнее было из этого дерьма вылезти и не оставлять в своей душе следа от прошлого. Зарыть, закопать любой ценой!       Послушная дворовая псина, псина, какой можно «привить» веру, подобно прививке от бешенства, псина, которая всегда прибежит, стоит дать команду, а затем наградить. Удивительно.       Удивительно, что такая нашлась. Полностью соответствующая параметрам, с такими горящими глазками, с такой сияющей надеждой и верой, кажется, бесполезной.       Кайзера от этих глаз, наполненных надеждой, от этих кудрявых спутанных волос тошнит. Тошнит от этого низкого роста, от ненужных комментариев, от нелепо названным в свою сторону «Королём» — воротит. Но терпит. Потому что иначе станет вовсе изгоем, а изгоем в футболе быть нельзя, играет ведь он не один. Омерзительно.       Но к его глубочайшему сожалению в футболе есть свои правила, есть позиции и есть люди, с которыми он по какой-то причине обязан играть. Но его это не волновало, ведь на поле он единственный был лучшим. И зная это всё равно не должен был оставаться один. Нет, не потому что он боялся одиночества, а потому что так было нужно. Кому? Команде.       В глубине своей чёрной, подобно лунной тени, душе, он знал — если бы не Бастард Мюнхен — этот гениальный Михаэль Кайзер так и остался бы ничтожеством, подобно собственному отцу со сломанными надеждами. Ему дали шанс и воротить нос было нельзя.       «Эй, как там тебя?»       Да плевать ему было. У него был свой цепной пёсик — другого искать не собирался. И почему-то этот неудачник привлёк его, как-будто он представил, что сможет быть полезен или напрасно во что-то верил — неинтересно. Кайзеру лишь хотелось чтобы у него был тот, кто сможет ему пасовать, тот, кто не станет рвать волосы на голове ради того чтобы вырвать этот мяч у него. Радует.       Его это очень-очень радует. После очередного паса он обязательно отдаст ему должное.       Кайзеру нравилось читать книги, а затем применять на деле написанное, снова и снова привязывая к себе. Это было интересно. Это ему нравилось.       Ломать, уничтожать, разрушать и быть лучше других, лучше всех этих идиотов, греющих скамейку.       Он знал наверняка, если хочешь стать лучшим, если хочешь чего-то добиться, быть «кем-то» — тебе придётся ломать других, отбросив своё прошлое. Здесь, в Бастард Мюнхен, не терпят тряпок. Это футбол, спорт, чёрт подери, а не подиум! Любой признак слабости и твой путь здесь же и закончится, не успев начаться. — Эй, Кайзер, — слышится голос по левую руку от него, принадлежащий той самой собачке, — ты будешь пить своё молоко?       Изобразив гримасу явного отвращения, Михаэль поморщился. Светлые волосы, подобно копне несуразной шерсти шпица, свисали прямо на его лицо. Он был уверен — сейчас нельзя. Точно нельзя показывать недовольство. В первые дни хватило. — Я не люблю молоко. — быстрым движением правой руки пища была погружена в рот. Терпи. Нельзя. Да только рот проклятый так и излагает чёртовы претензии. — Терпеть не могу напитки белого цвета, — наконец заключил он. В обществе нужен контакт, нужно общение. Пусть и с собственной собакой, — Хочешь? — левая свободная рука хватает коробку с напитком, протягивая её сокоманднику.       Кайзер уверен — этот жест оценивается дорого даже для его самооценки, внутри которой сидит самобичевание. И, о, как же забавно видеть на личике напротив это верное выражение, эти бегающие от смущения глазки-пуговки, лёгкий румянец и щёки. Он знал изначально — жалко. Жалко выглядел этот юнец, будь у него хвост, то и он бы сейчас поднялся в воздух, виляя и оставляя клочки шерсти за собой. Благо у этой собаки шерсти не было. — Ты серьёзно?! — пролепетал парниша, хлопая длинными ресницами и блондин был готов поклясться — такие большие глаза он ни разу в своей жизни не видел. Оборвав зрительный контакт он лишь прошипел, позиционируя себя местной дворцовой кошкой с диагнозом «бешенство». — Я брошу эту дрянь в мусорное ведро, если не возьмёшь.       Он не собирался, нет, но реакция была превыше всяких цен в голове, за которые раньше Михаэль покупал или же, что было чаще всего, воровал молоко. — Спасибо-спасибо-спасибо! — сколько раз эта собачка покланялась было неизвестно. И сколько ещё раз это повторится? Хотелось бы знать наверняка, ведь даже сейчас это начинает напрягать. Но в глубине души этого потерянного от мира всего ребёнка было что-то ещё, что бежало и наступало на пятки. Что-то, от чего хотелось отряхнуться, словно этим «чем-то» была влага от дождя.       Забрав в свои ладони коробку с содержимым, темноволосый мягко улыбнулся, лучисто так, — кого он из себя возомнил? — сияя как самое дорогое в мире золото.       Михаэль Кайзер не понимал почему этот цепной пёс так себя ведёт, как-бы он не хотел и не противился — придётся изучить это поведение, в будущем приспосабливая его к себе. Но, по всей видимости, собачка и сама не против бегать за хозяином. Оно и проще. — Вы двое! Почему на тренировку опаздываете? Особенные что-ли? — прорычал тренер, тыкая пальцем то в сторону Несса, то на Кайзера.       Сонные и слипшиеся голубые глаза с оттенком красного в области белков, слипшиеся волосы — о боги, как же хотелось их вырвать, даже вычёсывать не было желания. В таком случае он сам был похож на собаку, избавиться бы от этих ассоциаций, — вот и весь образ одного из талантливых ребят футбола, начавшего свой путь буквально с ничего.       Зевнув в ладонь и переводя взгляд на уже более бодрого пса, чьи волосы выглядели более… ухоженно. Да, Кайзер не скажет об этом, но должен признать — кудрявые волосы пушистые, явно требующие должного ухода, но даже без него они выглядят мягкими. Сглотнув про себя и отгоняя эти мысли из своей головы, он осознаёт.       Что хочет до них дотронуться.       Поддавшись секундной слабости и помотав головой, взгляд вновь устремляется на сурового тренера. — Это Несс виноват… он никак не мог встать, — назвав первую попавшуюся причину, Кайзер тут же едва заметно дёрнулся, — никто ведь не заметил, так? — осознание окатило его, подобно ледяной воде в зимнюю стужу. Он впервые назвал его по фамилии. Не было того странного и привычного «Эй ты», «Неудачник», «Дворовая псина». Странно для других, привычно для Кайзера. — Э! Сказал парень, который сам только проснулся! — возразил Несс, разводя руки в стороны, — У тебя отвратительно жёсткие волосы, знаешь ли? — Михаэль и сам не понял к чему это последнее предложение.       Он ведь и без того прекрасно знал состояние своих волос — спутанные, разной длины, а концы выгорели от солнечного света, да только в тех условиях, в которых ему предстояло жить с отцом, не было нормальной возможности за ними следить, позже и колтуны вычёсывать стало куда труднее.       Голова тренера опустилась в жесте «За что мне это бедствие» и отвесив по подзатыльнику парням, он заявил: — Сейчас же заниматься, болваны!       Подбежав к команде дуэт тут же полноценно проснулся. Слова тренера всегда влияли на них сильнее будильника. — Кайзер! — вскрикнул Несс, только зачем, если сам стоит в паре метров от него, махая ладонью, — Если хочешь, то я могу подстричь тебя. Ну, вроде как я неплохо стригу.       Сщурив глаза и поправив волосы, Кайзер лишь самодовольно усмехнулся. Вот ведь чёртова дворняжка, не зря заикался про состояние волос.       За всю свою жизнь этот парниша никогда не стриг волосы, не был у парикмахера или, как сейчас это принято говорить, барбера; не позволяло семейное положение, даже когда ворованные деньги лежали в протёртой толстовке — такая себе идея была приходить на стрижку с гематомами по всей голове и разбитым носом. Кажется уже не вспомнить сколько на его теле осталось шрамов, которые было уже не спрятать, не убрать, а создавая новую версию себя жить со следами от ужасного прошлого. — А ты красить волосы умеешь? — Да, — он кивнул и лучисто улыбнулся, в пурпурных глазах можно было заметить искры, доносящиеся до каждого человека на этом поле. Он был похож на пуделя во всех его проявлениях, — какой-то определённый цве…       Не успев закончить свою фразу, Кайзер подошёл ближе и схватил его за олимпийку, сближая их лица. Движение было настолько резким, что ноги младшего запутались, а земля и вовсе перестала быть точкой опоры.       Вблизи можно было в полной мере обратить внимание на большие глаза Несса, на его пушистые волосы, абсолютно идентичного с глазами цвета на кончиках. Указательный палец левой руки устремился как раз на эту часть волос. — Сделай что-то подобное, — голос, подобен острому ножу, от какого Несс вздрагивал, но явно не боялся, а зря, — только с моим цветом глаз, — отпустив свою собачку и освобождая ладони, блондин отодвинул нижнее и верхнее веко, указывая на голубые глаза, — вот такой. — Кайзер! — прошипел Несс, поморщившись, — я тебя прекрасно понял, прекрати! Меня от подобного тошнит! — взвыл юноша и чуть пихнул Михаэля в плечо, — Перестань! — Ты боишься крови? — без капли колебаний спросил Кайзер.       Ну конечно боишься, это было ещё в самом начале нашего знакомства известно, вот только подтвердилось сейчас.       Кайзер видит как глаза напротив бегают, ища опоры, видит, как страх сковывает сокомандника при одном только упоминании слова, состоящего из двух слогов. Кажется он нашёл слабое место своей собачки.       Дальше по заявленному сценарию и написанной балладе из книг: он подходит ближе, кладёт свои ладони на его плечи, сжимая чуть ли не с треском, не ощущая себя главным героем какой-то дорамы, а создавая ложную поддержку, ложную ступеньку из видеоигры, какая однажды исчезнет. — Мои родители учёные и я часто видел как они приносили домой мёртвых животных, потрошили их тела, меня от одного упоминания крови в дрожь берёт, — пояснил Несс, найдя усладу для своих глаз в поле по правую руку от него. Команда, между прочим, только их и ждала.       А Кайзер не мог и слова выпалить. Почему? Он ничего не чувствовал; ни сожаления, ни боли, ни простой жалости. Ничего не было. Абсолютная пустота, ведь для него насилие — часть заявленной нормы. Но общество не принимает насилие, потому тебя, Михаэль, не поймут должным образом. Лишь сжав ладони и переводя взгляд на себя, он заявил: — Только отвратительные люди так поступают. Несс, смотри на меня и все твои проблемы перестанут иметь свою цену. Усёк?       Отпустив сокомандника он пошёл к команде, оставив Несса в непонимании ещё ближайшие десять секунд.       Не повернувшись. — Кайзер, идиот! Ты весь в пене! — прошипел Несс, отстраняя блондина от себя правой ногой.       Тренировка сегодня длилась куда дольше обычного, а ещё с учётом того, что эта парочка заработали дополнительное время из-за опозданий, то ноги гудели неимоверно, прямо здесь и сейчас в душевой они остались наедине. И Кайзер впервые позволил себе рассмеяться. Вот только никакая часть «его» уже не знала — притворялся ли он или был искренен. – Я ничего не вижу, сполосни меня! – вскрикнул блондин в ответ. С тела и волос стекала густая белая пена, шум воды добавлял ко всему прочему некое чувство безопасности и, кажется, комфорта. Что-то, чего он никогда не чувствовал. – Ты использовал слишком много мыла! Кроме всего прочего – ты можешь сделать это сам!       Смех раздался колокольчиком, а глаза залились светом. Прямо здесь и сейчас Михаэль мог отбросить прошлое, отбросить соперничество и позволить себе улыбнуться. Хотя Несс и являлся кем-то, кого он не мог считать за человека, а за друга и подавно, но почему-то самые яркие, самые новые эмоции он испытал именно с ним.       Не зазнавайся, ты – тот, кого я держу на коротком поводке. Даже если я поддался своим эмоциям, поддался моменту – ещё не означает, что ты для меня что-то значишь.       Эти убеждения на миг пришлось отбросить.