The Ice in my Bones || Холод в моей душе

      Холод пробрался в самую душу Эдмунда. Он поселился в его коже, проник в кости. Колючий, пугающий холод, ломающий его изнутри. Эдмунд не чувствовал подобного уже очень-очень давно.              Он резко остановился рядом со Сьюзен, которая сердито зашипела на Питера сквозь стиснутые зубы. Мысли о битве в замке Каспиана, что больше походила на дикую резню, исчезли, уступив место пустоте. Вся ярость из-за неспособности Питера принять свою вину и усмирить гордыню улетучилась, словно песчинка, подхваченная порывом морозного ветра.              Дыхание стало прерывистым. Хруст снега и завывания ветра пробирали все тело. Спина застыла, словно скованная льдом, мурашки пробегали по позвоночнику.              Ему снова было десять, и он замерзал в одинокой ледяной камере. Горячие слезы текли по его щекам, когда он представлял смерть своих сестер и брата. Ему снова было десять, и женский голос вкрадчиво шептал ему на ухо ложные обещания, которые обволакивали его разум, как густой, приторно-сладкий мед. Ему снова было десять, и он ждал собственной смерти, поглощенный темно-зелеными плотоядными глазами.              Ему шестнадцать, и его сердце колотилось так, что готово было вырваться из груди. Чувство тошноты подступало к горлу, словно холодный комок, и он с трудом сдержал позыв.              — Эдс? — голос Люси пробился к нему светлым лучом сквозь ледяную корку паники.              Её тёплая рука мягко коснулась его локтя, но он всё ещё ощущал себя под водой, лёд сковал его лёгкие, а мороз обжигал кончики пальцев.              Нет, нет, нет! Ее не может быть здесь! Они убили ее! Убили тысячи лет назад, и она все еще преследует его…              — Эд?              Сьюзен? Ему кажется, что она перестала кричать на Питера, но он не мог сказать наверняка. Его взгляд был прикован к Холму Аслана.              Она была здесь. Он чувствовал это.              Холод дюжинами змей просачивался сквозь трещины, и он уже слышал, как жалобно скрипит снег у него под ногами. Он не мог поступить так снова.              Его ноги двигались сами, не подчиняясь его воле. Сестры звали его, их голоса срывались на крик, но он не слышал их. Он сорвался на бег, как только коснулся каменных плит. Его тело горело от напряжения, от каждого движения. Он не знал, догонят ли его, остановят ли, но чувствовал, что они тоже ощутили этот жуткий загробный холод.              Отчаянные, точные, яростные движения отражались в его душе слепой паникой.              Эдмунд едва помнил, как убил оборотня — только багровый всплеск, когда его меч перерезал тому горло. Он помнил неистовую, полудикую ярость, с которой он ворвался к Каменному столу. И ещё он помнил её.              Она стояла перед ним, словно ожившая гравюра на тонком слое льда. Её серебристая фигура, тёмные пронзительные глаза — всё было таким, как он запомнил еще в детстве.              Когда все закончилось, его руки тряслись так сильно, что это чувство было хуже изнуренности после жестокой битвы. Никто из его родных не подошел к нему, они просто оставили его в одиночестве, в стороне от всех. Эдмунд сидел, закрыв глаза, и его руки крепко сжимали колени. Он дышал глубоко, стараясь успокоить дыхание, но в легких все еще ощущался колючий ветер.              Она мертва. Она никогда больше не прикоснется к нему.              Он был уверен, что ей более не суждено было вернуться, и оказалось, что он ошибался. Что, если он ошибся и сейчас?..              «Никчемный, порочный, жалкий предатель!»       Кто-то сел рядом.       Это был Каспиан. Эдмунд знал — это из-за того, что никто из его родных не осмелился бы подойти ближе. Не то чтобы брат злился на них. Эдмунд лишь на мгновение встретился с Питером взглядом, прежде чем заметил выражение его лица — горькую смесь сожаления и вины. Ярость покинула Эдмунда, оставив его совершенно обессиленным. Он печально усмехнулся самому себе. Порой он чувствовал себя таким стариком.       Безумие. Ему шестнадцать, но при этом он уже Король Древности.       Медленно открыв глаза, он посмотрел на Каспиана из-под тяжелых век. Тельмарин мучался от чувства вины. Не найдя в себе сил встретиться взглядом, Каспиан нервно дергал ногой, задевая колено Эдмунда. Почему-то это показалось Эдмунду очаровательным.       — Мне так жаль, — едва слышно прошептал Каспиан. — Я был… таким глупцом. Я не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно… — Он сжал кулаки на коленях.       — Прости… Мне очень жаль. Я не хочу оправдываться. Мне… просто стыдно.       Его голос звучал так мелодично, с красивым тельмарским акцентом. «Соберись, Эд, он хочет серьезно поговорить,» — напомнил себе Король.       — Ты так часто извиняешься, — младший Пэвенси силой воли заставил себя немного расслабленно откинуться назад и небрежно скрестить ноги.       Это вызвало застенчивую улыбку в уголках губ Каспиана.       — Потому что мне правда… жаль.       — Не стоит. Ты не осознавал, что делаешь, — Эдмунд печально улыбнулся, опустив взгляд на свои ботинки. — А я — последний человек, который может судить тебя за то, что ты поддался соблазну Белой колдуньи.       Глаза Каспиана расширились от изумления, и он, наконец, обернулся, чтобы встретиться взглядом с Королем Древности.       — Стало быть… эти истории правдивы? — произнёс он с трепетом, который мог бы показаться почти священным.       Эдмунд почувствовал, как его тело напряглось.       — Прости! Прости! Мне не следовало спрашивать, это не моё дело… — начал было юный Тельмарин, но Король остановил его лёгким смешком.       — Всё в порядке, Каспиан, — мягко ответил Эдмунд, но его взгляд был полон печали, — я просто… Знаешь, я не хочу, чтобы ты — или кто-либо другой — думал обо мне иначе.       Принц задумался, нахмурив брови.       — Нет же, я просто изумился, вот и все. Ты просто кажешься таким… — принц застенчиво смолкает, и румянец заливает его щеки, что так начинает нравиться Эдмунду.       — И каким же…? — спрашивает Справедливый король с легкой, недоверчивой улыбкой.       — Просто… Ты… Ты такой замечательный.       Теперь настала очередь Эдмунда залиться краской. Он едва успевает перевести дух, как Каспиан продолжает:       — Ты милый, отзывчивый, порой очень забавный и мудрый. Ты так предан нарнийцам и своему брату, хоть я и знаю, что он может быть совершенно невыносим! Просто… Мне тяжело видеть в тебе ранимого ребенка, которого обманом искусила Белая колдунья… Но знай, Эдмунд, я восхищаюсь твоей силой духа и решимостью.       Эдмунд, склонив голову, расплылся в улыбке так широко, что его щёки заныли, а уши запылали огнем, но он уже не замечал этого. Он мягко подтолкнул Каспиана в плечо, не зная, что и сказать.       Каспиан был уверен, что его сердце уже остановилось от смущения, но он всё же нашёл в себе силы, чтобы ответить на нежный толчок в плечо, которым его одарил Король.       Позже Люси присоединилась к ним, чтобы с присущей ей мягкостью подтолкнуть Эдмунда к разговору с Питером, и он ушел, немного застенчиво попрощавшись с Каспианом.       Но сейчас они говорили о других вещах, искренне улыбаясь, смущаясь и краснея, как обычные подростки, которыми они и были.