дрянные мальчики, рождественский блюз

***

В частности, окружающий общественный мир делился будто только на Стива и не-Стива. То есть, если Вы уже были Стивом, это в самом деле ощущалось как выигрыш в лотерее собственной жизни, типа, Вы могли вот так просто перевернуть чью-то жизнь вверх ногами, может подвесить кого-то на ниточке, отталкиваясь от целей...Но если всё же удача судьбы прошла мимо Вас, то, конечно, придётся найти своего собственного Стива, это может в некоторых случаях занять хорошое количество времени, может пройти даже целая половина жизни, но это будет того стоить. У каждого человека должен в конце концов появиться свой Стив, это было неотъемлемой деталью, в этом и был весь смысл, который люди всё никак не могут для себя отыскать. По крайней мере, Майкл считал никак иначе. Он переодически подумывал об этой своей странной распределительной системе, пока бессмысленно пролёживал и так уже всеми давно пролёженное подобие дивана, иногда отвлекаясь на мандариновую кожуру, которую не так уж просто бывает очистить... Всё казалось таким наскучившим! Монро даже не мог порой осмыслить, чувствовал он себя в этой квартирке, словно естественней среды и не придумаешь, либо словно подкинутый цыплёнок кукушке. Хотя, певец частенько попадал в такую дрянную компанию, где эти две крайности и перекликивались, наверное, уже давно нечему было так удивляться... Если так подумать, немножко всё это сопоставить, то может и вовсе показаться, что этот блондин прямо горит и светится, лишь бы побыть исключительным, будто он скорей из своей кожи вылезет, чем станет одним из этой ужасной серой массы, которую он же и видел в обществе. Но, скорее, это уже было предрешено судьбой, так ещё и без его ведома. Ну, он был поистине диким ребёнком, но никогда не был в дикой компании. Он был тусовщиком до мозга костей, но никогда не переносил алкоголь и краткосрочные связи. Он ненавидел правила, но часто устанавливал собственные. Он не хотел умирать, но слишком часто оказывался на волоске от смерти, будто перебегание дороги в расстоянии чуть меньше метра от проезжающего авто и вылазки в слишком сомнительные места с его-то внешним видом были в порядке вещей. И крайности привели Майкла сюда, словно он и был их порождением. В Лондонской квартире безотрадность доставала даже с двумя сворованными видеопроигрывателями, разного рода журналами и гитарами. Из единственных развлечений в настоящий момент было лишь барахлящее радио в виде Джонни, читающего с напыщенным, до невозможности утрированным тоном еженедельную газету с особенными жизненными событиями всех этих богатеньких чиновников, министров и прочих буржуев, которые женились на девушках, возрастом младше их собственных детей. Иногда можно было даже смешок пустить, когда гитарист не мог выговорить очередную высоковеличественную фамилию. Ладно, это было в любом случае намного лучше, чем слушать его же завывания о недостижимых мечтах вроде новомодного Форда или красненького Корвет, что случались переодически... И как хорошо, что Стив ещё дремал, он ненавидит оба этих представления! Эти трое, по факту, были одной настолько дикой смесью, что нужно было и правда постараться, если захочется придумать чего дурней! Можно просто представить себе сборище безработных (говоря совсем откровенно и немножко по-консвервативному) торчей, разоряющих чужие дома, а иногда и личные жизни собственной бесконечной вечеринкой по двадцать четыре часа в сутки. А ещё, если Вы каким-либо неведомым, но вероятно сумасшедшим образом окажитесь в их укрытии, никогда не смотрите в окно! А то, там Майк Монро по ночам в копа играется... Соседи, между прочим, давным-давно потеряли надежду вообще на этот балаган уже как-либо жаловаться, как будто они не трясутся, что им смогут отомстить в разы хлеще, чем бывало! Хотя, иногда мальчишеская смелость может угаснуть и три всадника апокалипсиса резко превращаются в откровенных наркоманов, гниющих изо дня в день на кровати. Ну, может кто-то на полу... Сегодня был, кстати, совсем не такой день, но почему-то блюз держится с прошлой ночи. И сидел Майкл, чистил эти бесполезные мандарины, сам-то ведь эти кислющие дольки и в рот не брал. "Майкл, скажи, зачем ты начистил хренову кучу мандаринов?" "Это для Стива!" "Но Стив спит и вообще не любит мандарины!" "Не знаю, о чём ты, мой Стив никогда не спит!" — по-другому не объяснить его намерения. И конечно, Стив понятия не имел, что вдруг кому-то уже принадлежит. — Джонни, заткнись ты нахуй! — всё же взрывается Баторс, протирая свои глаза ото сна и проклиная всё-всё на белом свете только за нежеланное пробуждение. Всегда он будто нарочно себя выставлял таким ворчливым, словно постоянно с просоня... Зато Майкл хоть оживился, услышав его голос! — Стив! Стив, ты знаешь, сегодня Рождество, ну, ты понимаешь, о чём вообще я? — Монро, как по щелчку словно изнутри засветился, подползая поближе к кушетке другого певца. — Да не затащишь ты меня в чёртов рехаб! Как всё меня это заебло! — крикнул Баторс, обессиленно раскидывая свои конечности в беспорядке по простыням в задумке потянуться, при этом ещё и орал так ужасно, как злобный олигофрен... Если Лондон сам по себе был до ужаса приличным, от того и скучным серым городом, но в нём всё-же можно было найти ярких цветов и развлечений, стоило только по-настоящему захотеть и немного постараться, то Стивен Джон Батор был поистине самым невыносимым, доводящим до белого каления ублюдком на свете, пытаться его наконец вразумить и заставить пойти правильной дорогой — это сродни опускать Сан-Тропе до уровня ебучего Нью-Йорка — ровно на столько же бессмысленно и нелепо. Он был самым глухим, прокуренным, пропитым, обоссанным и забрызганным кровью районом этой культурной столицы, и пусть звучит это в самом худшем смысле и в самой противной манере. Тандерс, например, с таким уникальным случаем за все свои мучительно прожитые тридцать четыре года встречается впервые, а сукиных сыновей в его окружении всегда было пруд пруди. Но общение со Стивом ощущалось как есть хурму — когда язык и ротовую полость невозможно вяжет, но фрукт в конце концов сладкий сам-то по себе. Вот здесь и появляется эта двоякость, даже не верится, что этот невыносимый наркоман мог оказаться настолько настоящим другом. Может, смысл как раз-таки и заключался в том, что Стив в своей манере представлялся чересчур настоящим, а для чего, спрашивается, нужно вообще было стараться к кому-нибудь подлизываться? Вон, Монро, между прочим, со всеми баторскими уродствами и недостатками глядел на него с огромным обожанием и не умел на него злиться от слова совсем, как бы тот не косячил порой. В этом плане Майклу как будто нравилось над самим собой издеваться, в попытках понять что же у того на уме, ему хотелось докопаться как можно глубже, всё же ощущалась эта невидимая стена, за которой Стив обычно и прятался. Майкл был слишком любопытным, чтобы не хотеть узнать, каким на самом деле мог оказаться человек, который выглядит как карикатура из комикса со словарными заготовками вроде "о, клёво у вас тут, да..." для общества. И в конце концов, Баторса получилось расколоть! То есть, певец был мудаком со всеми, кроме людей, которых по-настоящему, искренне ценил. Нелепо-то как! Монро в этом очень повезло. Но порой операция по здоровому общению со Стивом Баторсом проходила не по плану и в конце концов Майк чувствовал себя просто ментально вывернутым наизнанку. Имеется в виду, что всё это значительно на нём самом сказывалось, как на живущем в своём собственном идеальном мире ещё неподготовленном мальчике — вот певец и не заметил, когда это голос его любимой матери из телефонной трубки начал звучать подобно молотку, колотящему по черепу. Хотя, в конце концов, он ещё не просыпался на полу в моче и пиве с абсолютно незнакомой девушкой под рукой, со спидами и всей хернёй, а значит всё пока что было под контролем... — Майк, у нас на счета денег хватает с натяжкой, успокойся... — выглянул из-за развёрнутой газеты Тандерс, затягиваясь новым косяком. Интересно, почему не хватает-то! — А, вы, старики, не умеете нормально развлекаться без шмали, как же я мог забыть! — Да ты и сам сейчас напичкан хуй пойми чем, психоделик. — упрекнул Майкла Джонни, упоминая старое прозвище. Наверное, в упрекании друг друга во всех изъянах, просто чтобы скрыть свои собственные, и заключался смысл их неразрывной близости, при том, что на самом деле, каждый и так всё прекрасно о себе понимал. Это было циклично и со стороны нелепо, поэтому без утрированных насмешек становилось со временем скучно. Да и в конце концов, и так любой поймёт, что они втроём были одним большим изъяном в этом мире. Но мы же все в бегах, чтобы пасть, да? А Майкл не мог в этот раз отнекиваться, ему хорошо было с самого утра. — Но это же Христианский праздник! — конечно, в любой момент можно к этому обратиться. И сейчас-то в комнате стало тихо. Ну, за исключением ворчащего про себя всякую неразборчивую белеберду Стива в лицо кушетки. Иногда Майкл немного разочаровывался.

***

С прошедшим временем настроение всё-таки немного стабилизовалось, в особенности за счёт Стива и Джонни, глотающих одну бутылку вина на двоих. Вот только пришлось долго уговаривать Монро наконец взять что-то из этой заначки... Как хорошо, что арендодатель однажды совсем забыл про свою кладовую! — Смотрите, подсвечник! — Майкл протягивал на ладони крошечный фонарик в ледяной клетке, сидя у распахнутого окна. — Я сейчас ещё штуки три сделаю и их на порог куда-нибудь деть можно... Может, это разница в возрасте заставляла всё выглядеть так нелепо... оба, Баторс и Тандерс, с трудом могли представить себя обёрнутыми в разноцветную гирлянду или создающими грёбаные ледяные подсвечники! И снова блондин словно выдавливал из себя последней степени жантильность, пребывая в своём самом естественном проявлении. Из распахнутых рам вбивался раздирающе-холодный ветер, снег немного порошил на подоконник, а этот ненормальный даже не колыхнётся, всё мастерит эти светила, да поправляет гирлянды где-нибудь рядом. И только гадать оставалось, закинулся Майкл чем-то потяжелее с утра или он всегда таким был, просто внимания особого не обращали до переезда... — Майк, ты снова занимаешься хернёй, давай лучше ты поцелуешься с нами...— позвал его (явно немного хихикающий) Стив, протягивая наполовину опустевшую бутыль и тряся её, будто это могло подразнить. А Джонни сразу ткнул его в плечо за такую мерзкую метафору... — Ну ты же знаешь, что я не пью, меня тошнит ужасно от вашего пива! — напоминал Монро о своей жуткой непереносимости. — А это и не пиво. Это вино, Майк, из той заначки. Если мы празднуем, тогда уж давайте вместе пить, а то скучно совсем со Стивом этим. — вяло разъяснялся Тандерс, мотая по-элегантному своей костлявой кистью туда-сюда, будто до этого он совсем и не был против. Светлый певец вздохнул, ставя подсвечник ещё ближе к окну, чтобы немного его прикрыть и решился всё-таки попробовать праздник на вкус, воссоединяясь с парнями в кои-то веки, как бы это не звучало. И вот он, сидя на подлокотнике, наклоняется, просто чтобы поцеловаться с горлышком бутылки, пока трёхсортная солнечная вода прогревала изнутри его грудь. Был этот момент настолько по-домашнему обыкновенным: Майкл всё же признавался себе наконец, что честно любит и Стива, и Джонни так, что даже сам ещё не знает. С искрящейся жидкостью внутри, он будто параллельно чувствовал, как эти искорки взрываются мелкими огонёчками на его коже и вокруг остальных перед глазами. Часы должны были пробить полночь ещё нескоро, но ощущение этого родного тепла наперекор лютому морозу за окном уже точно разгорячилось во всю. Майк и сам не заметил, как вдруг он, с ног до головы гогочущий, свернулся меж двух чернильных шевелюр. Такой радостный, что смотришь и аж плакать хочется! — Учти, если меня затошнит — тошню тебе за шиворот! — обременял блондин Стива, не переставая зубы сушить. Ну, на самом деле, Баторс не вспомнил бы, когда последний раз Монро ему врал и врал ли вообще... Может, только называя себя обычным мальчишкой. В общем, как бы не были порой разрушительны их намерения, никто искренне не желал бы разрушить эту дружбу. Втроём, совершенно при этом друг друга дополняя, они были в любом случае выброшенными с оставшейся надеждой только на самих себя. А вместе всегда веселей! Может быть, кто-то не доживёт и до завтра, возможно кого-то уже давно надо было отправить за решётку, но разве имело это вообще какое-либо значение после всей пройденной дури? Ничто не казалось удивительным после часов воссидания в обезьяннике и буквальных бегов от квартальных стражей, но всегда ведь стадом и держались! То, как в конце концов складывался быт могло казаться кому-то просто сплошной ужастью, а никто ведь и не знает, что другие варианты были просто невозможными, будто они могли вытерпеть лишь то, чем они сейчас живут. И разве это не по-честному прекрасно?

***

И вот, время давным-давно шагнуло дальше полночи, бывший гитарист куколок видал седьмой сон, обнимаясь с бутылью, а бывший певец "самой лучшей рок-н-ролльной банды на свете" цеплялся за апаш рубахи Стива Баторса, который в свою очередь насильно пробовал запихать мандариновые дольки тому в пасть, причём крупно промазывал. И снова всё превратилось в беспорядок, прямо как и задумывалось. Да чего уж тут! Они и есть этот беспорядок.