Подсолнухи и Звёзды

Рассветное солнце робко выглядывает из-за горизонта. Его первые лучи придают небу дивные краски, и те постепенно разрастаются розово-золотыми пятнами. Воздух чист и прохладен, а пение птиц только-только начинает доноситься из лесной чащи. Их голоса радостной трелью приветствуют начало чего-то нового, незнакомого до сего времени. Природа медленно пробуждается от сладкого плена ночи, привыкает к дневной суете. И всё же, мир словно затаил дыхание в предвкушении грядущих историй и возможностей. Поле всходящих стеблей подсолнуха раскинулось на несколько вёрст. Их расцвет ещё не близок... Первый день мая нынче. Впрочем, нераспустившиеся цветы уже старательно впитывают дождевую влагу, вбирают в себя солнечный свет. Они обязательно зацветут, им пока некуда торопиться. Внезапно, как по мановению волшебной палочки, посреди бескрайней пашни начинает виднеться макушка мальчонки, лет трёх-четырёх от роду на вид. Его волосы переливаются на солнце спелой вишней, вьются непослушными кудрями. Из одежды на нём одна только рубаха, явно тому не впору. Она свободно болтается на его маленьком тельце: подол скатывается ниже колен, а рукава выходят далеко за пределы кистей. Складывается ощущение, будто мальчик утопает в ткани. Дитя же, судя по всему, это не волнует. Однако он нескрываемо удивлён: очи, как любопытные огоньки-изумруды оглядывают местность, примечая каждую незначительную деталь. Рассвет надолго приковывает к себе детский взор, балует юное воображение яркими цветами. Мальчонка какое-то время просто сидит, любуясь красотой окружающей его природы. Он чувствует себя таким маленьким и незначительным сейчас... И в то же время, умиротворение укутывает его, словно пуховое одеяло. На душе легко и спокойно, никаких тебе тревог и забот... Дитя даже не сразу обращает внимание на холод, медленно просачивающийся через его лёгкое одеяние. Особо сильное дуновение по-утреннему морозного ветра возвращает его в реальность. Всё же, как он здесь очутился? Что ему теперь делать? Куда идти? Кто он, в самом деле? Беспокойные мысли чудятся гулом пчелиного роя в его голове. Как бы то ни было, ему нужно хоть что-то предпринять... Дитя неуверенно поднимается с насиженного места на земле. Вдалеке виднеется лес, рядом с ним - ухабистая дорога, протянувшаяся неровной линией далеко-далеко. Нетвёрдо и робко мальчонка начинает шагать через поле. Аккуратно переступает через цветочные стебли, боязливо оглядываясь по сторонам. Если он по своей глупости или неосторожности затопчет посевы... Крестьянам это уж точно не понравится. И отвечать он за это будет собственной головою. Погодите-ка... Откуда он вообще это знает? Дитя аж спотыкается от неожиданности. Чуть ли не задевает один из будущих подсолнухов, однако, вовремя возвращает самообладание, а после и способность твёрдо стоять на ногах. Он продолжает свой путь без конкретной цели, мучимый раздумьями, и вдруг осознаёт: это всегда было ему известно, хранилось где-то там, в его голове. Как и многое другое, в самом-то деле... Например, то, что этом мире на самом деле есть очень много несправедливости и жестокости. То, как разговаривать. То, что многие люди наживаются на чужом горе. То, как ходить и бегать. То, что на самом деле все люди одинаковы. И многое, многое, многое... Из-за множества размышлений его голова начинает протестующе гудеть. Дитя прикрывает очи, хмурит брови в растерянности. Трясёт головой в попытке отогнать усиливающуюся тревогу и липкий страх, расползающийся по телу гадким холодом. Неужто, и впрямь... Среди всего этого вороха знаний, у него нет ответа на самый главный вопрос «Кто я?» неужто он и впрямь... не человек вовсе? Терзаемый сомнениями и неутешительными мыслями, мальчонка далеко не сразу замечает девичью фигуру подле него. После же поднимает застенчивый взгляд, рассматривая неожиданно возникшую прямо рядом с ним незнакомку. Тёмные волосы девицы заплетены в пышную длинную косу, кожа её светлая, а пухлые нежные губы растянуты в ласковой улыбке. Нос - курносый, одета она в обыкновенный народный костюм. Женский, разумеется. Таких как она, поди, невиданное множество. Внешность ведь совсем неприметная. Правда... было что-то этакое в её очах. Знакомое и родное. Да и во взгляде тоже. Смотрит на него так, точно он - самое драгоценное, что есть в её жизни. С любовью, что сравнима лишь с материнской. От таких мыслей его лицо заливается краской в непонимании. Они ведь... чужие друг другу люди. Так с чего же ей на него так глядеть? Но едва он успевает задуматься, как слышит собственный голос. — Освобождение... труда? — Звучит растерянно и невпопад. Дитя даже не сразу осознаёт, что говорит он сам. Да и... не просто говорит, а обращается к этой незнакомке так, словно это её имя. — Верно, я. А отчего так формально, дитятко? — Знакомая незнакомка наклоняется к нему, опираясь руками на колени. — Простите... Я, верно, не знаю вашего настоящего имени... — Мальчонка мнётся в смятении. Должно быть, они видятся не впервой. Если это и вправду так, как он мог забыть такую важную вещь, как имя? Его разум застилает стыд. Однако, ему не даёт покоя то, что в голове сами собой вспыхивают верные мысли, а губы сами произносят нужные слова. Будто это то, что он должен ведать изначально. — Тебе оно не известно... Вот оно как. Я - Плеханова Татьяна Георгиевна - олицетворение первой российской марксистской организации. — Взгляд её карих, тёмных очей начинает ещё сильнее теплится лаской. Хотя, казалось бы, куда уж сильнее... — Добро пожаловать в мир, будущая страна. Огранизация? Марксистской? Будущая... страна? Татьяна произнесла слишком много новых слов, значение которых ему было не понятно. Захотелось узнать всё и сразу, расспросить девушку основательно. Впрочем, когда он попытался заговорить снова, осознал, что вопрос сформулировать ему не удаётся. К тому же... А что именно он хочет узнать? «Всё» - понятие очень абстрактное и растяжимое. Вновь теряясь в размышлениях, он долго не обращает внимания на протянутую Татьяной руку. Затем лишь глупо моргает, не понимая, что от него требуется. Запоздало протягивает руку в ответ. Девушка, будто бы не замечая его странности, неопределённо хмыкает. Сжимает его ладонь в своей, согревая приятным теплом от прикосновения. Начинает идти по уходящей вдаль дороге, ведя мальчонку за собой. В этот момент в его голове наконец созревает конкретный вопрос, который он сразу же стремится задать. — А... куда мы направляемся? — Снова звучит по-детски наивный голос. Спросить хотелось много о чём, но пока его хватало только на это. — Как «куда»? Домой, вне всякого сомнения. — Татьяна весело усмехается. Мягко и без упрёка. Вероятно, для неё это что-то само собой разумеющееся. «Дом»... Какое приятное слово. В мыслях сразу же вспыхивает уйма светлых, приятных ассоциаций. Место, где ты можешь быть самим собой, выражать свои мысли и чувства. Те, кто любят и заботится о тебе. Тепло и уют. Родная, неповторимая обстановка. Запахи, давно отпечатавшиеся на подкорке сознания... «Домой» захотелось попасть как можно быстрее, ощутить всё это на себе. Дитя даже принимается идти быстрее, стараясь не отставать, не делать путь дольше. Но всё же, есть ещё кое-что, что ему не терпится узнать. — Вы, случаем... Не знаете моего имени? — Наверняка, спрашивать такое до ужаса нелепо. Кто же должен знать его имя, если не он сам? — Александр. Плеханов Александр Георгиевич. — Взгляд Татьяны и её голос внезапно становятся серьёзными, почти что строгими. — Береги это имя, не забывай его и не позволяй никому его у тебя отобрать. Понял? Саша не понял, но уныло кивнул. Разве человека возможно лишить имени?

***

Дорога тянется, кажется бесконечной. Бескрайнее поле сменяется невзрачной деревушкой. Грунтовая дорога в некоторых местах полна непроходимой грязи. Избы деревянные, нередко крытые соломой и покривившиеся набок. Заборы у таких развалюшек шаткие, а их окна забиты всяким тряпьём заместо стёкол. Всё это придавало селению мрачный, унылый вид, и только две каменные церкви сильно выделялись на фоне различных свидетельствований бедности. Они будто бы возвышались над уличным хаосом, смотрели на него высокомерно, с презрением. Обилие звуков обухом бьет по голове, стоит им ступить на центральную улицу. Кудахтанье кур слышится отовсюду, смешивается с редким коровьим мычанием и лаем собак. Взрослые крестьяне спешат, суетятся, переругиваются друг с другом. Совсем скоро им начинать работу: кому отправляться на пашню, кому пасти скот, кому приниматься за ремесло... Ребятня же с радостным гомоном бегает туда-обратно, улыбаясь и смеясь путается под ногами. Однако... Ясно, что то лишь иллюзия беззаботного детства. Им придётся помогать родителям, заниматься тяжёлым трудом, дабы прокормить семью. Детское сердце сжимается от неясной скорби, и... любви? Деревенский пейзаж отдаётся в нём внезапной болью, и в то же время незнакомым доселе теплом. Это - его Родина. И любить её нужно не за, а вопреки. Татьяна останавливается у одного из дворов, отпирает калитку. Тогда Саша понимает, что они на месте. Это и есть его дом. Он с интересом разглядывает здешнее убранство. Отмечает про себя, что выглядит это место значительно лучше чем многие, что он успел рассмотреть до этого. Куры бегают по двору, ища что-то в земле. В загоне - три коровы. Они жуют сено, отмахиваясь от мух хвостами. Собачья будка во дворе тоже присутствует. Впрочем, сам пёс показываться не спешил. Признал хозяйку по запаху да и успокоился, видимо. Сама изба выглядит новой, оконницы у ней слюдяные. Крыльцо нарядное, с резными деталями и хитрым орнаментом. Внутри дом тоже оказывается аккуратным и чистым. В сенях хранится различная утварь, сундуки с одеждами и книгами. В главном помещении в глаза сразу же бросается печь: она занимает бóльшую его часть. Вдоль стен - широкие лавки. Полки для посуды и полати сделаны из того же дерева, что и сама изба. Стол, стоящий у окна - простой и крепкий, застлан чудно вышитой скатертью. Женский кут отделён от основного пространства занавеской. В целом, выглядит как обыкновенная изба зажиточной семьи. Явным отличием является отсутствие красного угла, а вследствие и божницы. Мальчонка удивлённо смотрит на то место, где тот должен находится. Но вопросов на этот счёт не задаёт, спрашивает абсолютно другое. — Расскажете мне... о моей сути? — За время, проведённое в пути, он успевает принять и переварить новую информацию. Стало ясно, что он не является простым человеком. Слова Татьяны об олицетворении, марксистской организации и о том, что он будущая страна, сомнений не оставляли. — Олицетворением какой страны ты станешь, пока не ведомо, и наверняка не будет известно ещё долго... — Татьяна села на одну из лавок близ окна. Указала приглашающим жестом на место рядом с собой, давая понять, что разговор будет долгим. — Очевидно, ты будешь тесно связан с марксизмом и властью пролетариата. Нашла ведь тебя именно я... Да и толчком к твоему появлению, вероятно, стал император Александр второй. Точнее, его уб... — Девушка резко замолкает на полуслове. Саша ещё мал для такого. Сколько ему там по людским меркам? Года четыре? Татьяна хмурит брови в недовольстве на саму себя. Хорошо хоть не успела сболтнуть лишнего. —...Точнее, одно происшествие весной тысяча восемьсот восемьдесят первого. — Она наконец находится с ответом. Дитя садится с ней рядом, стараясь не обращать внимания на незаконченную фразу. Хмурит брови, словно зеркало отражая движение Татьяны. С одной лишь разницей в том, что хмурит он их в раздумье. — Я хочу знать всё, пожалуйста. — Его совсем юное лицо становится серьёзным настолько, насколько это вообще возможно в таком возрасте. — Рано тебе ещё. — Резко отрезает девушка. Хотя, всё же смягчается, и продолжает уже мягким, бережным тоном. — «Всё» не расскажу, но... Так уж и быть. Слушай. И Татьяна принимается рассказывать о событиях, знакомить с новыми понятиями. Саша узнаёт много нового, самостоятельно приходит к тем или иным выводам. В его детском разуме начинает формироваться собственное мировоззрение, мнение о различных вещах. Сильное отторжение у него вызывает то, что люди не имеют равных прав. У многих нет и не может быть чего-то лишь из-за факта их рождения. Не в то время, не в той семье, не в той стране... Звучит откровенно глупо. Разве все люди не одинаковы? Да, они говорят на разных языках, имеют разный цвет кожи и волос, но... Плоть и кровь одни и те же. Одни и те же физические и духовные потребности, переживания и страхи. Возможно, их народы и культуры имеют непохожие традиции, обычаи или ценности. Но ведь и эти различия не настолько существенны. Они не могут сделать одного человека принципиально выше другого. Верно ведь? За откровенным, содержательном и местами трудном разговоре незаметно пролетает весь день. Мальчонка чувствует, что от стольких новоприобретённых знаний у него голова идёт кругом. За окном начинает смеркаться. Татьяна наконец поднимается с лавки, обозначая конец рассказа. Саша сонно потирает глаза и не сдерживает зевка. На это девушка нежно треплет его по макушке, шепчет что-то наподобие «умаялся, маленький». Ставит перед ним кринку с молоком, подаёт хлеба. Дитя задумчиво жуёт, время от времени запивая сухость во рту. Пищи для размышлений этот разговор принёс много... Но, пожалуй, сейчас он слишком устал, чтобы о чём-то думать и рассуждать. Татьяна, видимо приметив это, спешит уложить его на лавку и накрыть одеялом. Стараясь устроится поудобнее, мальчонка ёрзает на подушке. На улице совсем стемнело. Он видит Татьяну, освещаемую лишь тусклым светом восковой свечи. Керосиновая лампа тоже стоит на столе, но её девушке не зажигает, наверняка в целях экономии. Она хлопочет над прялкой, держа в руке тёмную ткань. Саше всё вокруг вдруг кажется таким родным и ценным... — Я могу звать вас «матушкой»?— Произносит он быстрее, чем успевает понять смысл сказанного. Возможно, всему виной его утомлённое сознание. Девушка на мгновенье перестаёт дышать. Прочищает горло, и отвечает неожиданно уязвимо. — Зови, коль тебе хочется... Удовлетворённый этим, мальчонка довольно улыбается и погружается в дрёму. Уже на грани сна чувствует, как лавка прогибается под чужим весом, а мягкая ладонь начинает гладить его по волосам. В этот же момент слышится бархатный голос, напевающий колыбельную в тишине вечера. Котя-котенька-коток, Котя серенький хосток. Приди, котик, ночевать — Мою детоньку качать, Прибаюкивать. Уж как я тебе, коту, За работу заплачу — Дам кувшинчик молока Да кусочек пирога... Саша засыпает, чувствуя себя абсолютно счастливым. Возможно, даже самым счастливым во всём мире.