Dracula

Это произошло, кажется, в конце октября. Или даже в ноябре. Он не мог сказать точно, но зато он хорошо помнил отвратительную дождливую погоду и отвратительно медленного водителя такси, который, кажется, не спешил забирать промокшего до нитки клиента, и вообще шел на другой конец района пешком, волоча автомобиль за собой. Лондон, конечно, город прекрасный, но скорее бы его уже затопило. Мердок Никкалс упал на переднее сиденье, одарил несчастного водителя взглядом, полным ненависти, уставился в окно, и стал терпеливо ждать, когда его увезут подальше от тошнотворной рутиной серости. Увезут туда, где по ушам долбит музыка, яркие лампы слепят глаза, а приятный сладковатый дым заполняет легкие, заставляя забыть обо всем и расслабиться. Многие скажут, что в его возрасте позорно таскаться по клубам, как мальчишка, пропивать там последние деньги и наслаждаться иллюзией красивой жизни. И они будут бесконечно правы. Вот только Мердок все равно пошлет их нахуй, покажет средний палец и демонстративно закажет два коктейля — себе и милой девушке, которую он видит в первый и последний раз. Эта клубная жизнь затягивает, как водоворот. Сперва ты просто наслаждаешься редкими тусовками, на которые тебя тащат друзья и коллеги, затем постепенно вылазишь из своего одинокого уголка, полный желания попробовать как можно больше, а потом… Тебя уже не остановить. Ты мешаешь водку с шампанским и залпом вливаешь в себя. Ты суешь в рот самокрутку, растекаясь по дивану после первой же затяжки. Ты покупаешь пакетик с пятью граммами порошка у незнакомца, которого встретил в туалете, и дрожащей рукой высыпаешь содержимое на край раковины в тонкую линию. Ты засыпаешь на столе без рубашки, а наутро платишь администратору кругленький штраф за разбитый стакан и лужу блевотины, что ты оставил под собой. Но Мердок ценил сиюминутное удовольствие, сколько бы оно не обходилось ему. И если сейчас ему жалко отдавать бармену честно заработанные фунты за бокал крепкого коктейля, то он просто должен напиться до такого состояния, когда деньги перестанут иметь смысл. Чем он и занимается. Откинувшись на спинку мягкого дивана, он раскинул ноги, вдохнул ароматный яблочный дым из чужого кальна и стал лениво смотреть, как в центре зала танцует молодая красотка с аппетитной фигурой. Приударить бы за ней, пока никто не опередил, да только нет сил поднять задницу. Допивая неосторожно оставленную кем-то бутылку пива, Никкалс бесстыдно лапал девушку взглядом, лениво подергивая ногой в такт музыке. Особенно сексуально двигались ее бедра, вид на которые открывался просто чудный, когда она немного приседала, как бы случайно задирая короткую джинсовую юбку. Мердок чувствовал себя возбужденным подростком, глазея на кружева ее чулок, на сползающую лямку лифчика, на линию загара под тоненькой майкой… И на долговязого пацана, который очень некстати материализовался перед его лицом. Не будь Мердок так раздражен, он бы, наверное заржал в голос. Он отнюдь не был модным экспертом, но по его скромному мнению, длинные розовые носки не очень хорошо сочетались с натянутыми до самых ушей брюками, которые не надел бы даже его дед. Клоунский образ дополняли кислотно-голубые волосы и красные солнцезащитные очки, в которых мужчина увидел свое отражение, подняв взгляд на чудного гостя. — Чего встал? — Не поможете открыть? Парень добил его окончательно, протянув бутылку какого-то мягкого покупного пойла из тех, с какими обычно выходят школьники из супермаркетов, пряча паспорта своих старших братьев. Никкалс прыснул себе в кулак и выхватил бутылку, разглядывая этикетку чего-то, напоминающего вишневый сидр. — Бабское пойло, — вынес он свой вердикт и, прислонив край крышки к столешнице, громко хлопнул ладонью сверху, как настоящий профессионал. Интересно, пацан правда не мог воспользоваться, например, здоровенной пряжкой своего ремня вместо открывашки, или он просто хотел к нему подкатить? — Знаю, но пиво на вкус как моча, — объяснил парень, благодарно кивнув и устроившись рядом на диване, не дожидаясь приглашения. Мердок возмущаться не стал — даже чуть подвинул ногу, освобождая место поближе с собой. К той девице все равно уже кто-то трется, а пить без компании скучно. — А как моча на вкус? — усмехнулся мужчина, кожей ощущая, как юноша закатывает глаза, которых, к слову, было совсем не видно из-за дурацких очков. Интересно, он сам-то в них много видит? — Как пиво. Глубоко вздохнув, мужчина поковырял крышечкой столешницу и недолго думая сделал большой глоток из чужой бутылки, дегустируя сладкий газированный сидр. Незнакомец слишком не обиделся — просто легко толкнул его бедром и забрал напиток, не брезгуя присосаться к смоченному чужой слюной горлышку. Да, вдвоем пить определенно веселее. — Так что ты здесь делаешь? Не похож на тусовщика. — А ты прям похож, — улыбнулся парень, кивая в сторону зала, где толпились молодые парни и девушки, полные желания жить, знакомиться, танцевать и пить. Мердока привлекал лишь последний пункт. — Меня сюда позвали знакомые, но я их слегка… Потерял. Засмеявшись, мужчина непринужденно уронил ладонь на худое бедро и жадно посмотрел на барную стойку. Чем выше над городом поднималась полная луна, тем больше алкоголя они вливали в себя, и тем меньше воспоминаний об этой ночи сохранялось в голове Никкалса. Кажется, он болтал слишком много. Кажется, рассказывал свои самые грязные секреты. Иногда он заливался звонким смехом без всякой причины, и парень веселился вместе с ним. Кажется, они неплохо сблизились. — Бля, мне надо отлить, — резко оповестил мужчина, замечая, как потяжелел его мочевой пузырь, на который, вдобавок ко всему, давил несильно затянутый ремень. Ощущение было в каком-то смысле приятным, таким возбуждающим и сильным… Но всё-таки он был недостаточно пьян, чтобы опозориться на публике. — Да, я бы тоже сходил, — кивнул парень, осторожно поднимаясь. Он выпил меньше своего приятеля, но его и от этой умеренной дозы в виде трех бутылок сидра и стакана виски неплохо шатало. Они прошли к туалету мимо гудящих колонок, мимо толпы уставших, но все еще живых напившихся подростков, мимо полуголых девушек и обнимающих их парней… Мердок чувствовал себя странно, стоя у писсуара и пытаясь справиться с непослушным ремнем. Чувствовал неловкость, чувствовал возбуждение… Чувствовал на себе и своем члене чей-то внимательный взгляд. Взгляд этого чудика из-под темных стекол солнцезащитных очков. Мердок резко вздохнул, почувствовав, как на его плечо легла худая, бледная рука. Парень навалился на него всем весом, кажется, ища точку опоры, но что-то все равно настораживало. Например, жар, которым он, сам того не понимала, обдавал чувствительное ухо. — Упс… Прости… — пробормотал он, игриво улыбаясь и бесстыдно прижимаясь к тому, кого он впервые встретил пару часов назад. Они оба были пьяны в стельку, но только Мердок был абсолютно уверен — этот скромняга знает, что творит. Он точно с ним заигрывает. Он точно пытается его соблазнить, и у него неплохо выходит. Никкалс развернулся к нему лицом, положил руки на узкую, почти изящную талию и качнул тазом в сторону чужих бедер, отчего парень простонал что-то невнятное и улыбнулся еще шире, смачивая языком свои губы и тут же слизывая вкус крепкого пойла с чужих, совершенно случайно оказавшихся в миллиметрах от его собственных. Сразу за этим последовал поцелуй. Влажный, грязный, пьяный, абсолютно беспорядочный и пошлый, каким и должен быть поцелуй двух едва знакомых людей в туалете ночного клуба. Лапая жадными руками упругую задницу, Мердок умело облизывал чужие десна, мял его губы своими и проталкивал язык в горячий податливый рот, едва не рыча от удовольствия. Он даже не замечал, как кончик его длинного языка то и дело натыкался на что-то острое, когда оказывался достаточно глубоко. Он просто ловил кайф. Низко простонав, мужчина оторвался от страстного обмена слюной, чтобы отдышаться и заглянуть в чужие подернутые дымкой глаза. Правда вместо них он уставился на собственное отражение в этих проклятых очках, что совершенно его не устроило. Легким движением руки Никкалс снял лишний аксессуар, предвещая, что это далеко не последнее, что он снимет с юноши этой ночью… И застыл в оцепенении. Пара абсолютно черных глаз смотрела на него с вожделением и жаждой. Он был похож на демона, на нечистое, злобное существо, которое заманило в свои сети новую глупую жертву. И все было в точности так. Мердок не мог пошевелиться, не мог даже моргнуть или отвести взгляд от двух зияющих дыр, коими были его глаза. Паршивец его точно загипнотизировал, ввел в транс, лишив чувства самосохранения: оставив лишь легкий страх за свою жизнь и позорное возбуждение. Интересно, как давно мужчина перешел под его контроль? Неужели это с самого начала было ловушкой? Он не мог отстраниться, когда вампир обманчиво-ласково припал губами к его шее, осыпая ее влажными поцелуями. Не мог даже дернуться, когда он легко прислонил зубы, словно целясь и щекоча острыми клыками чувствительную кожу. Он успел сделать судорожный глоток воздуха, прежде чем тонкие венки лопнули под давлением, и Мердок откинул голову, на широкую ладонь, что придерживала его затылок. В глазах потемнело от боли и резкой потери крови, но он был в сознании. Он хорошо чувствовал, как тесно вампир прижимается к его теплому телу своим — холодным и мертвым. Чувствовал, как жадно он глотает кровь, словно до этого голодал месяцами, и теперь не желал упустить ни капли. Его свободная рука отчаянно разминала плечо, словно пытаясь выдавить из него все, что можно, и Мердок подумал, что так оно и случится. Он умрет здесь и сейчас, став кормом для вампира, на которого он так неудачно запал. Он поплатится за свою безалаберность. Он уже видит свет, уже слышит белый шум, уже не хватается за жизнь. Он хотел лишь помолиться, прежде чем встретиться с создателем, чтобы не гореть в аду слишком долго… Но в тот день смерть лишь подразнила его и обошла стороной, подарив еще один день грешной, распутной жизни. Парень прижал пальцами сосуды и, громко причмокнув напоследок, оторвался от его шеи. Его сытый взгляд, полный благодарности — последнее, что запомнил Никкалс, прежде чем отключиться. Он проснулся на следующий день в своей квартире с явной слабостью, но без единой царапинки на шее. До сих пор Мердок не знает, случилось это на самом деле, или молодой вампир с голубыми волосами приснился ему в наркотическом бреду. Он приходил в этот клуб снова и снова, но парня больше никогда не встречал, сколько бы не искал его макушку в пестрой развеселой толпе, но каждый раз, когда к его окну, хлопая крыльями, подлетала летучая мышь, он задерживал дыхание и хватался за серебряный крест, болтающийся на груди.