***
Дружба не только с Адрианом, но и с Маринетт, начавшаяся после запомнившейся до мелочей игры с нею в паре, стала для Кагами опорой и поддержкой в трудную минуту. Особенно в то время, когда госпожа Цуруги начинала давить сильнее, требуя от дочери беспрекословного послушания. Насколько сильно бы Кагами ни любила мать, общаться с ней становилось все сложнее. Из девушки словно выкачали все соки, превратив в бледную, безвольную тень себя прежней. Адриан понимал её прекрасно: он и сам был под постоянным надзором с тех пор, как Габриэль Агрест, лишившись жены, решил оградить сына от внешнего мира. Казалось бы, они идеально подходят друг другу: двое блистательных детишек, выращенные в золотой клетке, но это было далеко не так. Адриан давно смирился со своим положением (кто бы мог знать, что он нашёл себе отдушину в спасении Парижа и своей напарнице в красном латексе) и призывал к тому же Кагами. Девушка с потухшими глазами была категорически не согласна с его мнением, хоть и не протестовала в открытую. Не знающая же устали Маринетт, стала для Кагами ярким солнечным лучиком, пробившимся в окошко темницы. И не только в переносном смысле: пару раз Мари удалось незамеченной проникнуть на территорию особняка Цуруги. А уж когда подруга была в городе, Дюпэн-Чэн не упускала возможности встретиться и подбодрить: то словами, то самодельными подарочками, от которых Кагами, не балованная вниманием, приходила в восторг. Именно в это время начавшая оживать Кагами твёрдо решила, что отношения с Адрианом не нужны ни ей, ни Маринетт. Вообще-то, лезть в чужую жизнь было против принципов Цуруги, но именно Мари не была ей чужой. Дюпэн-Чэн стала самым дорогим человеком для Кагами, и потому она желала подруге только лучшего. А еще она видела, что увлеченность Маринетт уже перешла в привычку: девушка лишь на автомате изредка вздыхала по Агресту. В остальное же время довольствовалась чисто дружеским общением. Маринетт сама себя убедила, что все ещё хочет завоевать Адриана, пока не разобравшись, что ей это уже и не нужно. И Кагами хотела всего лишь ненавязчиво подтолкнуть её к выводу, который Дюпэн-Чэн могла бы сделать и сама в скором времени.***
Цуруги была умна и выбрала верную стратегию. Именно разговор по душам помог Маринетт разобраться в себе и наконец отпустить Агреста. Кагами была безумно рада за подругу, но было в этой радости и что-то ещё. Что-то затопившее душу тёплым предвкушением после тихого: «Да, наверное, ты права.» — в ответ на доводы Цуруги. Но что же это было, девушка пока не понимала. Для того, чтобы разобраться, потребовалось время. Но когда Кагами поняла, что целовать просто подругу, сколько бы дорога она ни была, вряд ли захотелось бы, все встало на свои места. Маринетт хотелось и целовать, и прижимать к себе ближе, чувствуя все её тело. Хотелось касаться её везде. Не потому ли Кагами почти непроизвольно тянулась к Мари, то сжимая её ладони в своих, то мимолетно поправляя чёлку, спадавшую на глаза, то стараясь коснуться ноги, сидя рядом? Но даже после своего «маленького открытия», девушка долго не решалась действовать, боясь реакции Маринетт. К тому же, Дюпэн-Чэн могла подумать, что и от Адриана Кагами её «отвадила» не просто так. В том, что это было почти правдой, Цуруги не признавалась пока даже себе. Тем временем влюблённость прогрессировала: сердце начинало неистово биться при встрече с Мари, дыхание спирало, а кожа покрывалась мурашками при касаниях. Вначале девушке хватало лишь собственных чувств: она упивалась ими, ведь порой достаточно просто любить. Человек любящий живёт ярко, скрашивая мир вокруг красками внутреннего фейерверка. Но вскоре этого стало не хватать. Кагами начала мечтать о взаимности, о возможности не стесняясь прижать Мари к себе, поцеловать и назвать своею. Молча тупить, не предпринимая ничего для осуществления собственных желаний, Кагами не собиралась. Но пока практичная Цуруги выбирала тактику, случилось то, что она и в мечтах боялась представить: Маринетт опередила её, первой признавшись, что хочет быть для Кагами больше, чем просто подругой. Надо сказать, что в тот момент Цуруги так сильно опешила, что не смогла выдавить ни слова и просто стояла, глупо хлопая ресницами. От накативших эмоций голова чуть не закружилась и, мигом побледневшая девушка уже ничего не соображала. Кагами чувствовала, что пауза затянулась, и ей было за это до ужаса неловко, ведь произошло практически чудо, а она стоит теперь истуканом и не может ответить. Лишь потерянный взгляд Маринетт вернул Цуруги в чувства, и она, наконец очнувшись, цепко схватила подругу за руку и притянула к себе, заключая в объятия. Дюпэн-Чэн тихонько всхлипнула от облегчения: второй безответной влюблённости она не пережила бы.***
Как Маринетт поняла, что Кагами Цуруги именно та, кто ей нужен, нельзя было объяснить словами. Просто быть рядом с этой девушкой было очень правильно. Дюпэн-Чэн чувствовала, как тепло, исходящее от Кагами, окутывает её душу тёплым пледом. Рядом с ней было спокойно. Маринетт наконец узнала, что такое взаимность, и почувствовала себя любимой. И это были уже не та взрывная влюблённость, которыми сопровождался её прошлый опыт. Это были чувства, выросшие из понимания и доверия. Словно маленький росточек, политый чужой заботой, их любовь была ещё совсем юной, но крепла с каждым днем и не собиралась чахнуть. Маринетт теряла голову и была готова отдать все, чтобы Кагами была счастлива также, как она. Лишь одно беспокоило её в последние время, навязчиво напоминая о себе все чаще: она все ещё была Леди Баг — героиней Парижа, а ещё она была наставником новых героев, в том числе и Рюко, которой сама и помогла стать героиней. По договорённости с Мастером, она уже не забирала талисманы после миссии, следовательно, не могла заставить прятавшуюся под маской дракона Кагами оставить подвиги и не лезть на рожон. Героиней она была прекрасной, часто работая чуть ли не больше самой Леди Баг. Но с тех пор, как они начали встречаться, Маринетт было все труднее отпускать перспективную, но порой безбашенную героиню на задания. Она слишком беспокоилась за свою девушку, зная какие опасности сопутствуют жизни героя. Но сказать об этом прямо было невозможно, ведь раскрывать тайну личности Дюпэн-Чэн не могла ни под каким предлогом. Оставался один вариант: попробовать вразумить Рюко в образе Леди Баг. Ни с того ни с сего делать это, конечно же, было нельзя, но повод вскоре нашёлся. Отчаянная самоотверженность драконши при борьбе с очередным злодеем поразила даже Кота. Казалось бы, желая одержать победу, все герои рискуют, но Рюко совсем не жалела себя, и это было заметно.***
В тот же день, затащив напарницу в неприметный проулок, Леди Баг разразилась гневной тирадой о сохранности собственной жизни и даже пригрозила отобрать талисман, если девушка впредь не будет беречь себя. На что получила довольно самоуверенный и даже наглый ответ. — В таком случае, Коту придётся лишиться и второй напарницы. — заявила драконша. Героиня застыла, не зная, что нашло на собеседницу, но только она собралась что-нибудь возразить, как Кагами продолжила. — Потому, что я не позволю своей девушке скакать по крышам в поисках злодеев, если меня не будет рядом. — Маринетт раскрыла было рот, но слова не шли. Рюко тем временем продолжала, грозно сложив руки на груди. — Ты знаешь мою личность потому, что сама дала мне талисман, а я догадалась о твоей. Не притворяйся, Мари, это бесполезно. Я не могла не заметить некоторых «странностей» в поведении своей девушки, а поскольку у меня тоже есть талисман, сложить дважды два и прийти к соответствующим выводам не составило труда. Не злись. Я просто хочу быть рядом. — добавила она тише, видя как смутилась Леди Баг. Девушка и правда заметно покраснела и потупилась, но услышав последнюю фразу, облегчённо вздохнула и рухнула в объятья любимой. Она и сама была рада, что наконец может разделить с кем-то эту тайну. Особенно, если этот кто-то её девушка. — Мы будем вместе. Всегда. — прошептала Мари, сильнее прижимаясь к теплому телу Кагами.***
Кот, пробегавший тем временем по соседней крыше, ещё долго не мог поверить в то, что Леди Баг, страстно впивающаяся в губы напарницы ему не привиделась.