***
Первый раз был спонтанным, чистой воды прихотью. В командах совместных сновидений интимные связи между коллегами были делом таким же частым, как и в актерских труппах. Трудно было устоять перед соблазном лечь в постель с человеком, вместе с которым пережил нечто невероятное. А что может быть невероятнее успешного внедрения идеи? Так что отпраздновать это событие, и самым непристойным образом, было просто необходимо. Голова Кобба, разумеется, была занята совершенно другим; Ариадна казалась слишком юной. Саито… Мысль, конечно, интригующая, но, пожалуй, нет: себе дороже. С Юсуфом у него уже сложились прекрасные деловые отношения, подразумевающие соблюдение определенных границ. Оставался Артур, и этот вариант Имса вполне устраивал. Они работали вместе достаточно часто, и Имс успел обзавестись коллекцией приятных фантазий, в которых его усердный труд соблазнителя приводил к желаемому результату — облачению Артура в костюм Адама. А если все сложится совсем удачно, то и раскрепощенного Адама. В конце концов, даже самые зажатые и недоверчивые экземпляры обычно не могли устоять перед искусным, поистине волшебным, ртом Имса. В итоге сдавались даже истинные натуралы — когда такие встречались. Так что, стоя у дверей номера в одном из отелей Лос-Анджелеса, вооруженный бутылкой шампанского и набором отмычек, Имс ожидал своего рода битвы. Одной из таких, какие он любит больше всего: не очень долгих — длиной в пару ночей — и завершающихся его безоговорочной победой. Но вместо сомнений, которые по сценарию должны были вскоре развеяться без остатка, Имс был встречен обезоруживающей покорностью, даже рвением. Заподозрить неладное следовало бы сразу. Он и заподозрил — потом, когда было уже поздно. На каждый поцелуй Артур отзывался стоном, на каждое прикосновение — дрожью. В первый раз он кончил, даже не сняв брюки, но оказавшись полностью раздетым, уже был готов к продолжению. — Господи, сколько же ты терпел? Так нельзя, для здоровья вредно. — Иди на хрен, — беззлобно огрызнулся Артур, нависнув над Имсом и продолжая тереться членом о его бедро. Когда его колени уверенно развели ноги Имса в стороны, единственным, что осталось в голове, оказалось: — С радостью. — Ты сможешь кончить прямо так? — выдохнул Артур ему на ухо, словно пытаясь вытрахать из него оргазм резкими, уверенными толчками бедер. В каждом безупречно контролируемом движении — энергия выстрела, взрывная, смертельно опасная. — Тебе достаточно только этого? — Почти… не совсем… Слова почему-то дались с трудом — и почти сразу Имс осознал, что, кажется, ему просто очень не хочется говорить Артуру «нет». Как странно. Ещё мгновение — и на члене сомкнулись теплые пальцы. Оргазм пронесся по телу, как ударная волна, пока в ушах эхом отдавалось тихое «Как захочешь». Несколько секунд Артур просто пытался отдышаться, потом уложил его на бок и снова вошел. Но вместо того, чтобы постараться кончить самому (судя по сумасшедшему ритму сердца, отдававшемуся в спине Имса, долго ждать бы не пришлось), он приподнялся на локте и, слегка развернув Имса к себе за плечо, поцеловал его, мягко, ласково. Ниже пояса их тела практически не двигались: Артур лишь слегка покачивал бедрами вперед-назад, не переставая нежно касаться его губ своими. Время от времени, чуть отдаляясь, он всматривался в лицо Имса, которого в эти моменты охватывало почти непреодолимое желание, как в зеркале, отразить в своих глазах то, что он видел в направленном на него взгляде. — Сможешь еще раз, если мы так и продолжим? — голос Артура, ставший грубым, низким, сочился наслаждением, как и жадный потемневший взгляд. Он прижался лицом к щеке Имса, словно впечатывая слова ему в кожу. — Или добавить ртом? — Черт, — выдохнул Имс. — Сколько ты продержишься? Артур прикусил губу, его веки дрогнули, словно он хотел закрыть глаза, но передумал. Любой хороший имитатор (а Имс был лучшим) моментально замечал малейшие признаки сомнений в поведении своих визави. Но Артур, видимо, собравшись с мыслями, хрипло прошептал: — Столько, сколько тебе нужно. — Тогда смогу, — ответил Имс, позволяя непрошеным догадкам уплыть прочь.***
Выбраться из Севастополя им удалось через три дня. Имса не радовала перспектива оставить предателей безнаказанными: в их деле такого лучше не допускать. Но что поделаешь, приходилось расставлять приоритеты. Первое время Артур спал практически круглые сутки. С одной стороны, это порядком беспокоило, с другой — давало время подготовиться, понять, как вести себя, чтобы произвести впечатление заботливого коллеги, не вводя беднягу в заблуждение. К тому времени, когда они оказались в относительной безопасности, Артуру стало лучше: он уже был способен достаточно надолго оставаться как в вертикальном положении, так и в здравом уме и твердой памяти, причем иногда эти состояния даже совпадали. После того как они заселились в один из миланских бизнес-отелей, выбранный Артуром (весьма приличный, надо сказать), последний провел полдня на телефоне, организовывая доставку в номер еды и необходимой техники, а заодно подыскивая ближайшую клинику неотложной помощи. — Спасибо, что вытащил, — как бы между прочим сказал Артур во время одной из непродолжительных пауз между своими ну очень деловыми телефонными разговорами. — В какой-то момент тот свет оказался ближе, чем хотелось бы. — На Имса он упорно не смотрел. Собственно, на этом тогда все и закончилось. У Артура не получалось скрывать свою влюбленность, и, что порядком коробило, он явно не верил в умение Имса притворяться, что ему об этой влюбленности не известно. Продуктивной совместной работе такое положение дел явно не способствовало. — Ага, вот-вот, — отозвался Имс и, во избежание потенциальной неловкости и прочих малоприятных моментов, сбежал в Южную Америку. Устраиваясь поудобнее за игорным столом в одном из бразильских казино, он мысленно попрощался с этим, несомненно успешным, этапом своей карьеры. Работать с Артуром всегда было приятно, по многим причинам: он качественно готовился к выполнению заданий, умел хорошо подбирать членов команды и крайне редко ошибался. Приятными бонусами служили до смешного обширная коллекция галстуков и не менее впечатляющая — по-своему умилительных сердитых взглядов. Но Севастополь оказался для них своего рода попыткой понять: смогут ли они продолжать работать вместе, не возвращаясь к тому, что следовало забыть? Ну что же, ответом стало категорическое «нет».***
Иногда, мастурбируя, он кое-что вспоминал. Наверное, не стоило, но когда вся кровь в теле отливает к члену, контролировать направление мыслей становится сложновато, не так ли? Артур никогда не давал даже повода подумать, что ему трудно сдерживаться, что ему скучно, что его терпение на исходе. Он осторожно двигался внутри Имса, задевая головкой члена его простату, посылая электрические импульсы по всему его телу, заставляя его собственный член оживать без единого прикосновения. Он говорил, тихо, почти шепотом — тем самым, каким обычно делятся самыми надежно хранимыми секретами: «ты прекрасен», «ты был просто невероятен, я никогда не видел, чтобы во сне кто-то чувствовал себя настолько как дома, как рыба в воде». Он смотрел. Его невозможно было заставить двигаться резче или быстрее. Он не давал Имсу прятать лицо от своего взгляда — а тот искренне не понимал, что Артур может там видеть. И будто одну маленькую жизнь спустя Имс слышал низкое, хриплое: «Да, сейчас, да», а потом — Артур, только он, повсюду, окружая его, как водоворот. Шея — длинная, гордая, грациозно изогнутая; надрывный предоргазменный стон: «Имс…»; пальцы в нем, безжалостные, целеустремленные — и Имс кончал, так и не успев толком осознать, что происходит.***
Когда Артур позвонил с предложением присоединиться к работе над новым заданием, Имс ответил, что занят. Лучше не стало: в голове накрепко засела мысль о том, что где-то там Артур сейчас вынужден работать с имитатором-дилетантом. По сравнению с Имсом дилетантом был любой (нет, это не гордыня — просто констатация факта). Но этот кто-то мог подвести всю команду: плохо изучив биографию имитируемого, недостаточно глубоко погрузившись в образ, да мало ли как. Некоторые даже нужный акцент не могут нормально изобразить. Актеры погорелого театра, чтоб их. Имс не был влюблен в Артура — но это не означало, что ему было наплевать на то, все ли с ним в порядке. А в порядке все было далеко не всегда. Новости в их кругах разлетаются быстро, так что впоследствии Имс услышал ту историю в деталях, среди которых фигурировали некоторое количество шрамов и разбитый, причем в реальности, мотоцикл. По меркам рисков их работы — просто ерунда, конечно. Но воспоминания о бледном как смерть лице на фоне отвратительного кухонного линолеума оставлять его в покое упорно не желали, и Имс решил: в следующий раз он согласится.***
Имс не разделял склонность некоторых деятелей преступного мира к четкому разграничению людей на «коллег» и «объектов». Каждый мог оказаться отчасти коллегой (с которым более или менее приятно иметь дело) и отчасти объектом (который доставляет больше или меньше хлопот). — Да ты бы и лучшего друга обокрал! — однажды заявил Юсуф, на что Имс ответил: — Было дело. Нужно попробовать что-то новое, как думаешь? Так что когда в один прекрасный день он понял, что не может воспроизвести в сознании четкий образ Артура, то решил сделать то, что первым пришло в голову: узнать адрес его нынешнего пристанища и пробраться туда, просто чтобы осмотреться. Многочисленные квартиры и дома, принадлежавшие Артуру (некоторые из них даже могли быть на колесах, кто знает), были разбросаны по всей Северной Америке. Лучшей защитой для всех этих движимых и недвижимых объектов служило то, что они располагались там, где ни один нормальный человек жить не захочет. Найти их было, надо признаться, весьма непросто. Но каждый раз, когда Имсу нужен был Артур, на ум внезапно приходили детали из их прошлых разговоров, которые так или иначе помогали ему обнаружить нужное место, — будь то рассказы о снежном эффекте озера, о миграциях огненных муравьев в северном направлении или о гулянках на Ночь Дьявола. То обстоятельство, что полностью самостоятельно найти Артура Имс не мог, нисколько его не задевало. Найти Артура без помощи самого Артура не мог никто. Он добрался до места назначения в районе полудня (Стоктон — это же надо было сюда забраться). Справившись с явно страдающей паранойей охранной системой, сдавшейся, впрочем, на второй попытке ввода пароля, он прошел в до неприличия бежевую гостиную и не смог сдержать улыбку. Жилище было полностью обезличено — абсолютно в духе Артура. Ни одна деталь в комнате не могла бы выдать ничего о характере хозяина даже под пытками, ну совершенно… Имс замер. Или все-таки… Дальний угол, стол, покрытый оранжевой скатертью. Внезапно стало трудно дышать. В обрамлении из темного неотполированного дерева он увидел очертания женского тела — едва заметные, почти теряющиеся среди абстрактных линий и фигур, словно океанские волны, касающихся обнаженного плеча, мягкого изгиба груди, нежной кожи живота. Один полубессознательный шаг вперед — и на месте женщины возникли четкие линии вытянутой вперед мужской руки. Ладонь направлена вверх, как будто в попытке поймать падающие с неба капли дождя. Еще один шаг — и ничего, просто переплетение линий. Затем — монета, цветок, очертания горной вершины… и вот он достаточно близко, чтобы посмотреть на картину сверху вниз. Снова женщина, точнее, только ее лицо. Но, несомненно, все та же: очертания чувственных губ словно отражают плавные изгибы тела на предыдущем изображении, смелый наклон головы идеально сочетается с линией увиденного им плеча. — Красавица, — его голос разнесся по пустой квартире, как по пещере. — Мы же просто созданы друг для друга. Десять часов спустя картина уже висела в его любимых апартаментах. Стена, на которой ее разместил Имс, была окрашена в тот же оттенок обожженной глины, что и скатерть, на которой она стояла раньше, — как Артур допустил появление этого цвета в своей квартире, было выше понимания Имса. Мягкий свет лампы, ложась на лицо незнакомки, придавал ему загадочное выражение: словно она вспомнила об одной ей известной тайне, о чем-то одновременно забавном и печальном. Лишь зайдя в свой электронный почтовый ящик, чтобы ответить — утвердительно — на предложение слетать в Гонконг на небольшое задание, Имс обратил внимание на дату. — Ну что, — он отсалютовал бутылкой женщине на картине, — с днем рождения меня.***
Имс считал вполне естественным то, что время от времени мозг проигрывал на повторе воспоминания о темных глазах, не отрывающихся от его лица, о рваных глубоких вдохах, почти срывающихся на всхлипы, об ощущениях от подскакивающего, как в лихорадке, собственного пульса. Однажды, когда они оторвались от друга после первого поцелуя, Артура начала бить крупная дрожь. До конца взять себя в руки он так и не смог: Имс прекрасно помнил яркий румянец, заливший лицо Артура, когда тот услышал: «Да, давай же, давай, ты великолепен, сукин ты сын, давай, подрочи мне, хочу кончить, Артур…». Похоть для Имса всегда была своего рода плащом, который он носил с отточенной годами практики легкостью, даже небрежностью. Но в ту ночь плащ был сорван и унесен в неизвестном направлении двенадцатибалльным ураганом. Еще недавно полусонный, Артур выл от наслаждения, и когда он кончил, изо всех сил прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать очередной рвущийся из груди стон, Имс все понял. Спустя час, он осторожно закрыл за собой дверь комнаты, где, свернувшись калачиком вокруг очертаний силуэта Имса на простыне, спал Артур. Одеваясь, он повторял себе, что так будет лучше для всех. Потому что ублюдки вроде него всегда поступают именно так.***
Следующее предложение Артура о совместной работе Имс принял. На втором уровне сна, оказавшись под тоннами жидкой грязи селевого потока и уже практически смирившись с перспективой медленной, мучительной смерти, он внезапно проснулся. Как оказалось, Артур понял, что случилось, и вытащил его раньше назначенного времени. — Господи, прекрати, все с тобой в порядке, — раздраженно произнес Артур, глядя на пытающегося отдышаться Имса, которого трясло так, что кресло под ним ходило ходуном. — Ты что, не мог вообразить гранату и дернуть за чеку одной рукой? Запоздало ощутив теплое прикосновение ладони к своему колену (единственной точке тела, до которой он позволял дотрагиваться, если обстоятельства требовали ограничить свободу движения), он опустил взгляд, но в следующую секунду у объекта внезапно подскочило давление, и Артур, как и полагается образцовому проводнику*, моментально переключился на решение новой задачи. На Имса он даже не оглянулся. Артур… заботился о нем. Строго говоря, Артур много о ком заботился. Такова была его роль в команде: помимо прочего, проводник — это в какой-то степени мальчик на побегушках, а еще в какой-то — мамочка-наседка. Химику не позволялось выходить из лаборатории, если исходящий от его одежды запах наводил на мысли о веществах сомнительной законности. За питомцами объекта всегда было кому присмотреть, если что-то шло не по плану. Не один раз игорные долги Имса выплачивались в счет будущих вознаграждений, чтобы вытащить его из тюрьмы и избавить от возможных последствий неудовольствия кредиторов. Но Артур готов был на подобное для любого члена команды, а ради Кобба проворачивал и не такое. В общем, под крылом Артура он был не одинок. Имс держал в голове имена нескольких давних знакомых, всегда готовых на секс без обязательств. И вообще-то поначалу он планировал внести Артура в этот список. Романтические отношения никогда не были его стихией, хотя во время имитаций Имс вступал в них с радостью. Он был хорошим любовником, внимательным, изобретательным и эгоистичным ровно настолько, чтобы позволить своим партнерам наслаждаться тем, как он наслаждается собой. Бойфрендом он тоже был неплохим: общительным, всегда искренне заинтересованным в своей партии. Отношения на долгосрочную перспективу его не интересовали: собственно, именно поэтому он встречался только с теми, кто разделял его взгляды. Он был рядом всегда — ровно до тех пор, пока однажды не исчезал. В конце концов, Имс был очень хорошим актером. Или уже не очень. Во всяком случае, не когда речь заходила об Артуре. Для него Имс стал коллегой, с которым невозможно спокойно работать, и другом, на которого нельзя положиться. Теперь он необъяснимым образом всегда чувствовал, что было нужно Артуру в тот или иной момент (чашка кофе, что-то покрепче, ночь спокойного сна, полминуты покоя, экстренный толчок, хороший секс, крепкое объятие). Никаких действий в связи с этим он не предпринимал, но скрыть то, что саму потребность он заметил, у него не получалось, раз за разом. Реакции от Артура, впрочем, не было — никакой. Может, Имс все просто придумал? Но нет, было одно воспоминание, живое… слишком живое. Утро, близится рассвет. Еще в полусне, он придвигается к Артуру в поисках тепла; тот просыпается с резким вздохом, похожим на стон, и на его лице, как на странице открытой книги, Имс читает: не сон, не проекция, о господи, ты здесь. Так что оставалось только безудержно восхищаться Артуром, который, как оказалось, умел притворяться куда лучше, чем думали многие. Настолько хорошо, что ему почти удавалось одурачить Имса.***
И вот, формула была успешно извлечена из глубины алмазной копи, созданной их архитектором, а члены команды разъехались по миру. Решив, что прошло уже достаточно времени и можно путешествовать без чрезмерных опасений, Имс взломал квартиру, где скрывался Артур (да это же один из самых убогих пригородов Чикаго, какого хрена он тут делает), и за ворот рубашки вытащил хозяина жилища из бежевого кресла. Прикосновение губ Имса заставило Артура замереть, как истукан. Вдруг его тело обмякло, но спустя мгновение напряжение вернулось. Когда Имс прервал поцелуй, лицо Артура было бесстрастнее чистого листа бумаги. — Весьма щедро, мистер Имс, но абсолютно необязательно. Придя в себя, Имс обнаружил, что стоит на улице, около входа в дом. На груди до сих пор ощущалось тепло ладони Артура, в похлопывании которой явно читалось «разговор окончен». Разумеется, он вернулся. Точнее, попробовал: охранная система уже была перекодирована, а когда, спустя час, он все-таки вломился в квартиру, Артура там не оказалось.***
Ну и как, скажите на милость, он мог об этом не думать? Не переживать все заново в своем воображении, но уже полностью понимая значение происходящего? Понимая, что он мог бы получить все, что захочет, абсолютно все. Он мог бы получить Артура: со связанными сзади руками, сведенными лопатками, подчеркивающими королевскую осанку; там, где их могут увидеть, например, под столом в ресторане или в еле освещенной аллее; в своей постели долгим воскресным утром. Поющие за окном птицы, две чашки кофе на столе, запах чистых простыней и солнечного света. Артур, приятно расслабленный после утреннего секса, лениво чирикает что-то в своем блокноте, слегка помурлыкивая, как кот, откликаясь на прикосновение ногтей Имса, легко пробегающих по его спине. Артур предпочитал не открываться людям, но ему бы он открылся, Имс в этом уверен, ведь он… Имс сбежал в сон. В заведении, которое он создал еще давно, когда реальная жизнь перестала удовлетворять его жажду риска, уже ждала развязная миниатюрная блондинка, которую в реальности Имс встретил лет двадцать назад и с тех пор не видел. Он позволил ей силой мысли изменить его внешность, превратив в абсолютного незнакомца, а затем привязать к кровати и заставить забыть обо всем, включая его собственное имя. Это даже слегка помогло.***
Прошел год, а ясности не прибавилось. Хотя Имс не прикладывал абсолютно никаких усилий к тому, чтобы избегать Артура, за этот год они ни разу не вступили в прямой контакт. Между тем, дела Имса процветали. Препятствия словно сами исчезали с его пути: вспомнить хотя бы то задержание, после которого выяснилось, что отпечатки его пальцев пропали из базы данных Интерпола. Бедолагам осталось только почесать в затылке, выписать штраф за разбитую фару и отпустить его на все четыре стороны. Двое из его старых неприятелей, уже долгое время враждовавшие и между собой, внезапно стали партнерами, причем условия их мирного договора каким-то образом распространились и на Имса. Еще один, настоящий дьявол, который снился в кошмарах даже самым жестоким наркобаронам, был найден мертвым в получасе ходьбы от укрытия Имса в Амстердаме: ни дать ни взять дохлая мышь, оставленная кошкой на пороге. Однажды Имс проснулся, когда на его подушку упали яркие лучи утреннего солнца, и перед его мысленным взором возникла погруженная в сумерки комната на другом конце света — и Артур, сосредоточенно уставившийся в монитор ноутбука и, забыв про стынущую у его локтя чашку кофе, расчищающий Имсу дорогу. В груди зашевелилось странное чувство, заглушить которое могло бы лишь что-то, полностью поглощающее внимание: например, отчаянная афера с последующей не менее отчаянной погоней. Так за чем же дело стало? Позже, когда и это приключение осталось без серьезных последствий, Имса посетило ощущение того, что Артур на самом деле совсем рядом. Как далеко бы он ни был.***
Для следующего визита (как оказалось — в чертову Айову, да что ты будешь делать) Имс выбрал раннее утро. Пять часов пополуночи — лучшее время для гостя, который хочет быть уверен, что застанет хозяина дома. Системы безопасности, устанавливаемые Артуром, эту самую безопасность обеспечивали отчасти тем, что пудрили потенциальным взломщикам мозги: чем более простой задачкой казался взлом, тем выше была вероятность того, что защита была практически неуязвимой. В этой квартире первым уровнем служила охранная система, установленная строительной компанией (курам на смех), вторым — система Артура, напоминающая работу обычного дилетанта-параноика и тем самым мастерски усыпляющая бдительность (для профессионала уровня Имса — минутное дело). А вот третий уровень был чертовски сложным, причем для кого угодно — вот только он представлял собой комбинацию из элементов творений Артура для заданий в Дубаи и Халиско с вкраплениями из халтурки от Дженкинса в Майами. Колдуя над последним переключателем, Имс мысленно пробежался по списку участников команд на тех заданиях. Оказалось, что во всех трех, кроме самого Артура, участвовал только он. Любопытное совпадение. Бесшумно пробираясь через погруженную в сумерки гостиную в направлении спальни, ему пришло в голову, что Артур может оказаться дома не один. Мысль заставила его вздрогнуть: даже страшно было представить ничего не подозревающего беднягу гражданского, оказавшегося между ним и вооруженным, готовым дать отпор Артуром. Последний обнаружился ровно в центре своей кровати — погруженный в беспокойный сон и без какой бы то ни было компании. До Артура, который заслуживал упоминания в Книге рекордов Гиннеса как человек, ставший свидетелем наибольшего числа пробуждений, Имсу было далеко. Тем не менее, опыта ему было не занимать, да и к тому же он хорошо помнил, как просыпается сам Артур. Сначала его дыхание стало чуть более шумным, затем, уже в сознании, но с закрытыми глазами, он с минуту выжидал, призывая на помощь остальные органы чувств, собирая информацию об окружающей обстановке. Те, кто плохо его знал, могли бы подумать, что он все еще спит. Но Имс не сомневался: Артур уже знает, что в комнате он не один. Личность гостя была установлена спустя еще двадцать секунд. По запаху ли, по еле слышному звуку шагов — как еще он мог узнать Имса, не открывая глаз? Увидеть, что Артур сразу же заметно расслабился, перестав подражать ритму дыхания спящего, был искренне приятно. Теперь, по идее, он должен открыть глаза. Практически уверенный в том, что отделение головы от тела при попытке пошевелиться ему не грозит, Имс склонился над Артуром, присев на край кровати и уперев ладонь рядом с безжалостно измятой во сне подушкой. Артур приоткрыл глаза. — Чему обязан сомнительным удовольствием? — Да так, были дела неподалеку. — Дела? Ну-ну. — Дикция четкая, как и всегда, но голос еще сонный, мягкий, слегка охрипший. Имс с усилием сглотнул. — Да, и очень важные. Дубьюке — замечательное место, не находишь? — Дубьюк, Имс. Восточный Дубьюк. — Черт, а как же Альбукерке? Дурацкие топонимы. — Ну что же, раз ты все равно приехал по делу, я могу особенно не стараться. — Молниеносным, как бросок кобры, движением Артур приподнялся на локтях и уткнулся лицом в промежность Имса. — Господи, Артур. — Теплое дыхание, настойчивые прикосновения губ. Глядя сверху вниз на растрепанные волосы, обнаженные плечи, выступающий позвонок у основания шеи, Имс подумал, что раньше, в досевастопольские времена, ему бы и в голову не пришло, что Артур окажется способен застать его врасплох. Что он может быть таким… спонтанным. — Я вообще-то думал, что ты захочешь поговорить. Артур поднял голову. На губах не было ни следа улыбки, но в глазах плясали чертята. Его ладонь слегка поглаживала член Имса через пыльные с дороги брюки. — Расстегни-ка сначала вот эту штуку, а потом можешь говорить обо всем, о чем захочешь. Но чего тут еще оставалось хотеть? Не заставив себя ждать, Имс расстегнул молнию на брюках. При виде трусов из красного шелка Артур издал возбужденный смешок — Имс даже не знал, что такие бывают. Он уже собирался со всей возможной серьезностью объяснить преимущества этого цветового решения, но Артур, высвободив член из-под резинки, обхватил его губами и плавно скользнул вниз. Поэтому Имс произнес только: — Блять. Голос дрогнул, и ругательство прозвучало, как начало молитвы. Артур определенно знал, что делал: ласки были смелыми, но бережными. — Черт, Артур, я… я хочу видеть, — сдавленно прохрипел Имс. Резкий вдох, наклон головы — и теперь он видел все: осторожные движения губ, мелькающий кончик языка, прикрытые глаза, угольный веер ресниц на фоне раскрасневшейся щеки. Взгляд, будто следуя за невидимым магнитом, скользнул вдоль линии позвоночника, и, подчинившись отчаянному желанию прикоснуться кожей к коже, он стянул с себя футболку вместе с майкой, после чего резко подался вперед. Даже не обратив внимания на то, что рот Артура соскользнул с его члена, Имс, практически сложившись пополам, прильнул губами к тому самому бугорку позвоночника на шее. Кожа поверх него казалась невероятно тонкой; как будто лишь слой папиросной бумаги отделял его рот от пульсирующей в сосудах крови. Эта уязвимость, беззащитность сводила с ума, и Имс, ведомый чувством, которое он не мог осознать, но сопротивляться которому не было сил, стряхнув с себя оставшуюся одежду, припал к телу Артура. Он целовал гладкую кожу живота, ловя губами подрагивания напрягающихся мышц; раз за разом проводил языком по запястью, по локтевому сгибу, словно повторяя узор сосудов, время от времени замирая, пытаясь нащупать пульс; дразняще скользнув зубами вдоль яремной вены, прикоснулся к горлу кончиками пальцев — и, почувствовав под ними легкую вибрацию, понял, что Артур уже некоторое время пытается что-то сказать («Боже, Имс, Имс, о черт, о господи») голосом, почти срывающимся… от страха? От паники? Подняв голову, он увидел крепко зажмуренные глаза, добела сжатые губы. — Имс, господи, прошу, перестань… Имс, уже практически полностью накрывший Артура своим телом и раздвинувший коленом его бедра, нахмурился и слегка приподнялся на локтях. Но начав подаваться назад, он почувствовал, как Артур оплетает его ногу своей, словно останавливая. — Что такое? Я не… — начал Имс, и замолчал. Улыбнувшись — сдержанно, печально — Артур провел пальцами по его волосам. — Забудь, — тихо сказал он, и медленным перекатом оказавшись сверху, прикоснулся губами к горлу Имса, затем к ключице. — Сейчас, дай мне… Но Имс не хотел забывать. Он хотел Артура, всего: каждую трещину, каждое пятнышко, каждый секрет — все, что таилось под броней, предназначенной для взгляда как коллег, так и неприятелей. Резким движением он перевернулся, стряхнул руку Артура с головы и, по пути прикусив мягкую кожу под впадинкой пупка, переместился ниже, подхватывая на язык его яички. Артур, заскулив, до предела отвел колено в сторону, а Имс, тяжело дыша, захлебываясь собственными стонами, продолжал вылизывать его, пока слюна не начала капать на простыни. Когда Имс, сжалившись, обхватил член Артура губами, тот резко толкнулся ему в рот, один-единственный раз, и кончил. — О господи. Господи, Имс… — прошептал он. Перехватив руку, которой Артур тянулся к его лицу, Имс увидел на костяшках следы зубов. — Что я… Чего ты хочешь… — Поцелуй меня, — хриплым, не своим голосом произнес Имс, и как только его язык скользнул в рот Артура, кончил, залив спермой метки укусов на руке, сжимающей его член.***
Многочасовой перелет и невероятный секс сделали свое дело: он провалился в сон, настолько глубокий, что любой, кто знал, насколько чутко Имс обычно спит, не поверил бы, что он в принципе способен настолько отключиться от реальности. Когда он наконец открыл глаза, тени на стене поведали ему, что уже далеко за полдень. Артур обнаружился рядом: полностью одетый, одна нога закинута на другую, спина настолько же прямая, как и спинка кресла, на котором он сидел. Имс смотрел на Артура — Артур смотрел на Имса: на его губы, на предплечья, на небритый подбородок. Но не как влюбленный, с нежностью и обожанием, а как профессиональный имитатор: так смотрят на то, что потом потребуется воссоздать по памяти, до мельчайших деталей. Взгляд Артура остановился на ступнях Имса, которые он во сне выпростал из-под одеяла. Неловко пошевелив пальцами ног, Имс посмотрел Артуру в глаза, полные странной, мягкой и спокойной грусти. Как будто его посетило воспоминание об утрате настолько давней, что ее образ казался лишь рисунком в старом блокноте. — Имс, тебе пора. Все возможные возражения, слова лести и оскорбления куда-то испарились. Сознание походило на чистый лист бумаги, как и, судя по ощущениям, выражение лица. — Как скажешь.***
Когда делать становится решительно нечего, волей-неволей возвращаешься к тому, с чего начинал. Вспоминаются навыки, полученные в ранней молодости; всплывают в памяти события, которые сделали тебя тем, кто ты есть. С такой тщательностью к созданию для себя новой личности Имс не подходил еще никогда. Добравшись до Тулчи, он снял квартирку на втором этаже старого дома, прямо над маленькой аптекой, и углубился в уроки русского на продвинутом уровне, применяя изученное на практике в совместных сновидениях (задания подворачивались крайне сомнительные, но вполне подходили для того, чтобы убить время). Спустя некоторое время он был уверен, что не произнесет ни слова на другом языке даже под пытками. Перебравшись через румыно-украинскую границу, Имс сбрил бороду, избавился от протеза, вместе с прилагавшимся к нему легким прихрамыванием, и приступил к работе. За свою безопасность он практически не беспокоился: не поверят в то, что он украинец, — за румына уж точно сойдет. Жаль, конечно, что не доведется снова побывать в Севастополе: чертовски красивый город, хоть и наводнен всякой гнилью. Но Чартвелл и Лучук перебрались подальше от моря, туда, где погода была похуже, а люди соображали помедленнее. Приведение в исполнение планов мести уже давно казалось ему напрасной тратой сил. Но надо же ведь было чем-то себя занять, тем более если труды окупались. А они окупались, сполна. Там, где не удавалось добиться своего терпением, срабатывали атаки в лоб — напролом, на амбразуру, без страха и задних мыслей о том, что может с ним случиться. Он сам спланировал каждый шаг, всю операцию от начала и до конца, и был практически уверен, что так этого не смог бы сделать никто. Душу грела мысль о том, что Артур бы им гордился. Артур, следов присутствия которого в своей жизни он больше не находил — ровно с того дня, когда покинул Восточный Дубьюк. Интересно, дойдут ли до него слухи об Имсовых подвигах или заглохнут по дороге? Работка-то в итоге получилась скучноватой: даже не возникло желания позабавиться, добавить театральности. Уже в Стамбуле он задумался о том, что делать дальше. Отель, конечно, оказался премерзким, но за игорным столом все шло хорошо. В принципе, он мог бы оставаться здесь столько, сколько захочет: в казино туристы как будто сами выстраивались в очередь на облапошивание. Можно было вспомнить и о других старых знакомых, заслуживающих мести — на которую он все-таки был вполне способен, если решал, что оно того стоит. Можно было вернуться в совместные сновидения, заглянуть за горизонт обыденности, в которую его погружала работа, требующая постоянного бодрствования. Приложив некоторые усилия, даже получилось бы сделать так, чтобы их с Артуром пути пролегали друг к другу не ближе, чем того хотел Артур. А можно было и полностью легализоваться, ему не впервой. Когда-то, на протяжении целых двух лет, он промышлял то участием в уличных боях, то живописью, то лицедейством. В то время каждый встреченный полицейский считал своим долгом проводить его озадаченным взглядом: видимо, нечасто встречаешь людей, лицо которых так явно говорит о том, что в чем-то они да виновны.***
К такой совершенной системе информационных каналов, какой располагал Артур, у Имса доступа не было, но кое-какие новости до него все же доходили. Например, такие: Артур, как полный идиот, снова согласился работать с Фоном, хотя явно должен был помнить, чем закончился прошлый раз. Выбравшись из засады, он залег на дно, чтобы всплыть с него в Уэльсе (в этой дыре даже на преступление идти не из-за чего, что он там забыл?). Потом они с Ариадной согласились на абсолютно законное и настолько же унылое задание по извлечению информации из сознания, до основания разрушенного деменцией: объект, без каких бы то ни было обмана и принуждения, принял их за своих детей (его жена, сидевшая рядом с ними, лишь молча смотрела в стенку). И — по совпадению или нет, кто знает — к заданиям, в выполнении которых участвовал Артур, имитаторов не привлекали. Потом пошли слухи о том, что Артур собирает команду на задание в Лагосе. А потом… ничего. Проходили месяцы, а новостей не было. Этих месяцев становилось все больше, слишком много. Ариадна ничего не знала, МакНи и Зу — тоже. Попробовав, просто чтобы не терять форму, украсть небольшой такой бриллиантик, Имс, к своей глубокой печали, обнаружил, что следы его криминальных забав больше не исчезают в никуда. Разобравшись с последствиями этой авантюры, он начал наводить справки с удвоенной энергией, отказываясь сдаваться на волю подступающей паники. Последнее давалось нелегко: шедший за Артуром след из хлебных крошек растворялся на глазах. Мертвым его никто не видел, что не могло не радовать. О потенциальных арестах, тюремных заключениях и похищениях информации тоже не было. Но и в добром здравии Артура тоже никто уже давно не встречал. Наконец, почти утратив надежду, Имс вцепился мертвой хваткой в наименее остывший из следов и купил очередной комплект авиабилетов. И вот, в Канаде, след потеплел. Стоя напротив небольшого симпатичного домика в глубине леса, чувствуя в воздухе свежесть, идущую от явно находящегося где-то неподалеку водоема, Имс пытался понять, как Артур выживает без круглосуточно работающей химчистки в шаговой доступности. С охранной системой дела явно должны были обстоять лучше, чем казалось на первый взгляд. Потому что на этот самый первый взгляд любой деревенщина без какой бы то ни было специальной подготовки мог открыть окно при помощи отвертки. Собственно, по дороге сюда Имс именно так поступить и собирался. Но теперь даже мысль о взломе начинала казаться до странного неуместной. Так что он просто присел на крыльцо у заднего входа — дерево, нагревшееся на солнце, спасало от прохладного осеннего воздуха — и попытался собраться с мыслями. Артур появился со стороны, противоположной той, откуда пришел Имс. Предупреждения в виде звука мотора не было: передвигался по лесу он, видимо, пешком, опираясь на толстую палку, явно подобранную где-то по дороге. Имс мог бы выточить ему приличную трость, более длинную, удобно ложащуюся в руку. — Ты весь в цветах, — прервав затянувшееся молчание, произнес Артур. Опустив взгляд, Имс обнаружил, что косичка из клевера, которую он начал плести некоторое время назад, уже обвилась вокруг его шеи и кольцом свернулась на коленях. — Долго ждать пришлось. В ответ Артур слегка нахмурился. Не так, как раньше: словно бы с затаенной нежностью говоря «Ну что же мне с тобой делать», уже решив заплатить цену в месяцы сожалений за несколько часов счастья. Но и не так, как в начале их знакомства: с раздражением, почти со злостью, на Имса (за его провокации) и на себя (за то, что на них реагировал). Сейчас он просто казался озадаченным. — Войдешь? Имс медленно поднялся: ноги порядком затекли. — Спасибо за приглашение.***
Внутри домик оказался не менее приятным для глаз, чем снаружи. В самых неожиданных уголках взгляд находил мелочи, которые, хотя и казались просто хламом, однозначно добавляли комнате уюта: вороньи перья, раковины улиток, сосновые шишки. Одна из стенных ниш — вместилище одинокой уродливой вазы — была выкрашена в оранжевый. Возможно, насчет отношения Артура к этому цвету он все же ошибался. Богатство мелких деталей в обстановке повергло бы в экстаз любого архитектора: пол покрыт тонким слоем песчинок, хрустящих под ногами; один край дивана заметно просел относительно другого; стол заставлен мисками и чашками, некоторые даже оказались на полу… Дом был полон жизни — и, куда ни глянь, ни капли бежевого. В движениях Артура не чувствовалось никакой стесненности; усталости — ровно столько, сколько и ожидаешь после долгой прогулки. И ни намека на то, что в доме пользовались медикаментами: в воздухе только легкий налет сырости и тонкий, едва уловимый запах самого Артура. — Так что ты хотел? А, кажется, понял, — сказал Артур. — Полагаю, ты узнал о событиях в Лагосе. — Про события в Лагосе я узнал только то, что о них никто ничего не знает. Были времена, когда Артур взрывался при малейшем намеке на то, что ему могла потребоваться помощь. Сейчас доказывать было уже нечего. Его глаза на секунду стали задумчивыми, как будто смотря сквозь стену куда-то вдаль, затем взгляд опустился вниз — на языке мимики любого другого человека это означало улыбку. — Я так понимаю, ты был бы готов меня прикрыть? Приятно слышать. В груди Имса неистово заворочалось что-то, похожее на злость. Он был готов…сам не знал, к чему, но не к этому. В углу удочка, на Артуре шорты-карго и флисовый джемпер, челка растрепана и едва не лезет в глаза, и… эта чертова удочка. Голова шла кругом. — Был бы я готов… — начал он, но не смог закончить, просто не знал как. Прикрывать остальных, сидя наготове с пистолетом, пока вся команда спала, всегда было работой Артура. Так что пришлось сменить тему: — Слушай, нам нужен свой… свой шифр или что-то вроде того. Какой-то способ, чтобы ты мог мне сообщить, что ты в порядке. В нашем деле нельзя исходить из того, что отсутствие новостей — это хорошие новости. — Неплохая идея. Можно так: один секретный ящик для хороших новостей, другой — для плохих, при этом содержание посланий значения не имеет. — Артур снова нахмурился, но уже по-другому: каждый раз, когда Имсу казалось, что он запомнил все возможные выражения этого лица, его обладатель выдавал что-то новое. — Так значит, ты приехал, чтобы… Швырнув в Артура полурасплетшуюся косу из клевера, Имс сорвал с себя куртку, затем рубашку. Под ней обнаружилась поясная сумка, плотно прилегающая к майке, практически незаметная под одеждой. Сувенир из Румынии — производство вещей, предназначенных для сокрытия чего-либо на своей персоне, там было поставлено на поток. Резким движением расстегнув липучку, он бросил сумку на стол. Внутри обнаружились шприцы, порошки в полиэтиленовых пакетиках, несколько флешек, пузырьки чернил, ручки и листы бумаги разных сортов. — Я не знал, что тебе понадобится, так что привез всего понемногу. Артур с усилием сглотнул. — Имс, ради бога, я просто решил отдохнуть. — Мне-то откуда было знать? — Нет, все-таки не злость — какая-то причудливая смесь страха и дикого, животного голода. Чувство без названия, перекручивающее внутренности, застревающее в горле, безжалостно колющее невидимыми шипами. Артур изменился в лице. — Имс. — Голос низкий, интонация вопросительная. Каким бы ни был этот вопрос, желания на него отвечать у Имса не было. Обеими руками схватив Артура за воротник, он дернул его на себя и поцеловал. Воображение рисовало картины быстрого, буйного совокупления: сумка со всем содержимым летит на пол, Артур распластан на столе, едва не разваливающемся от резких толчков. Но тело, видимо, хотело совершенно другого. Не спросив у хозяина разрешения, ладони Имса обхватили лицо Артура. Пальцы пробегали по лбу, скулам, щекам, подбородку, словно прикасаясь к чему-то чудесному, невероятному — кости целые, кожа мягкая, нетронутая. В ответ на жалобный горловой стон Артура поцелуй стал яростнее — как будто Имс оголодал до бешенства и только эти губы могли его насытить. И он целовал и целовал, пока рот и подбородок не стали влажными от слюны. Но и этого было мало. — Артур… кровать… Ты позволишь…? Артур… — Голос сорвался. Артур должен сказать «нет»: ему самому будет лучше, если он скажет «нет». Но Артур, на мгновение прикрыв глаза, вытащил края майки Имса из брюк и потянул его за собой. Еще только зайдя в дом, Имс заметил аккуратно заправленную кровать в глубине комнаты, рядом с проходом на кухню, но Артур повел его к лестнице наверх, сделанной из грубо обтесанных деревянных дощечек, некоторые из которых угрожающе шатались под ногами. Теплая комната под скатом крыши уже погрузилась в сумерки. Прежде чем Имс успел толком осмотреться, Артур подтолкнул его к кровати и, быстро раздевшись, опустился рядом на простыни, пропитавшиеся запахом его тела; придвинувшись вплотную, прикоснулся горячими губами к его горлу, ключицам, ребрам. — Ты похудел, — произнес Артур, прижимаясь лицом к груди Имса. — И побледнел. — Это все работа в помещении, — отозвался Имс, переворачиваясь и подминая Артура под себя. Он, наоборот, выглядел здоровым и полным сил: мускулистые, слегка загорелые руки, плечи, ноги. Имс хотел… Имс хотел. Артур притянул его к себе, и Имс поднялся на колени, пальцы Артура двигались в нем так свободно, так знакомо, что перехватывало дыхание, и Имс хотел этого — сейчас, и завтра, и… Кровать достаточно широка для двоих, а если Артуру непривычно спать с кем-то в одной комнате — есть ведь еще одна, внизу. Чувствовать Артура в себе — совершенство, чистое, незамутненное совершенство… Он, Имс, отлично готовит и прекрасно разбирается в полевой медицине, правда вот с домашними делами — ремонтом и тому подобным — беда. К тому же им всегда было очень комфортно вместе, до того как Артур осознал, что… до того как Имс потерял рассудок из-за… Если бы только он мог дать Артуру то, что он хочет, то, что он сам дарит Имсу с каждым прикосновением губ к коже. Если бы Артур был готов принять самую искусную имитацию из всех возможных, смирившись с тем, что настоящего чувства нет и быть не может. — Артур, — шепот влюбленного, нежный, проникновенный — идеальный. Неотличимый от реальности продукт долгих наблюдений и тренировок, обманувший бессчетное число объектов в десятках сновидений. Артур, выцеловывавший левую лопатку Имса, резко сомкнул зубы на его коже. — Прекрати сейчас же. — Артур, — его поразила обреченность в собственном голосе. — Я всего лишь хочу дать тебе то, что тебе нужно. — Имс позволил шее поникнуть, глазам — прикрыться. Экспериментируя, Артур сильнее прижал его к себе, обхватив ладонями за бедра. — Либо говори правду, либо молчи. Еще одно медленное, плавное движение, еще одна смена угла. Такими темпами Имс очень скоро говорить просто не сможет. — Я бы хотел, — отчаянно, на выдохе, пока слова еще выходили из горла. — Ты ведь знаешь, я бы хотел… Если бы только мог. — Имс, — отозвался Артур, — не пори чушь. — Я порю то, что чувствую, — огрызнулся Имс. — Что бывает не так часто, кстати говоря, мог бы и оценить стара… Черт, да, вот так… Артур спрятал улыбку в его плече и снова толкнулся, медленно, глубоко, невероятно, посылая по венам Имса огненное цунами. — Б-блять. — Ладони соскользнули со спинки кровати. Не переставая покрывать его шею поцелуями — нежными, осторожными, словно уравновешивающими резкие, уверенные толчки, — Артур оторвал одну руку от бедра Имса, но тот тут же перехватил замершую в воздухе ладонь. — Нет. — Ты же… не можешь… — Частое, прерывистое дыхание Артура обжигало шею. — Кончить... так. Не можешь. Ты говорил: почти, но не… Имс слегка запрокинул голову, положил ее Артуру на плечо. — Не могу. Как захочешь. Пока не решишь, что… готов. Не кончу… без тебя. Как… когда захочешь. — Черт. — Артур говорил, сжав зубы, как будто из последних сил. — Черт, это просто… Имс…. Он словно потерял контроль над собственным телом: ритм сбился, толчки стали еще резче, быстрее. В голове Имса мелькнуло: еще несколько секунд — и Артур отправит его лицом прямиком в спинку кровати. Перспектива не пугала совершенно, даже наоборот: казалось, что тело просто потеряло способность чувствовать что-либо, кроме накрывающего с головой удовольствия. Но, казалось, после глубокого вдоха Артуру удалось взять себя в руки. — Ладно… ладно, хорошо, только… — скользнув ладонью по боку Имса, по груди, он за подбородок попытался развернуть его лицо к себе, но толком поцеловать не смог, как бы Имс ни тянулся к нему в ответ. — Ладно, — сдавшись, Артур прикоснулся губами к ушной раковине, — еще чуть-чуть, хорошо? Еще совсем… чуть-чуть… Имс, тяжело дыша, уперся обеими руками в спинку кровати. — О господи, ты просто… ты… ты… Он хотел — так сильно, так многого: чтобы Артур его услышал, чтобы заставил его кончить, чтобы освободил его от оков своей любви, позволил жить как раньше, чтобы не отпускал его, никогда… Пробормотав что-то в шею Имса, Артур замедлил темп, практически остановился: теперь с каждым вздохом по телу словно пробегали крохотные искорки наслаждения, острые, как булавочные уколы. — Так хорошо? Казалось, что сердце вот-вот разорвется в груди — в буквальном смысле, просто возьмет и лопнет; будто каждое осторожное движение Артура все сильнее, все туже сжимает невидимую пружину, неизвестно как оказавшуюся глубоко внутри. — Твою мать, — хрипло выдохнул Имс, опуская голову. Открыв глаза, он увидел, как длинные изящные пальцы Артура смыкаются вокруг его члена, сжимают мягко, но уверенно, идеально: не сильнее и не слабее, чем ему нужно. — Да, как же классно, да… Движение кисти, еще одно, еще — и тело Имса обмякло, не переставая мелко дрожать. Казалось, что его удерживают на весу лишь спинка кровати и объятия Артура, который обхватив его поперек груди обеими руками, кончил спустя пару секунд. Уже проваливаясь в сон, Имс почувствовал, что у него под головой, как по волшебству, оказалась единственная лежавшая на кровати подушка.***
Проснулся он, по ощущениям, вскоре после рассвета. Артур, все еще крепко спящий, лежал на другой стороне кровати, спиной к нему, не касаясь. Лицо, руки и грудь Имса оказались подозрительно чистыми, и он живо представил, как Артур посреди ночи в одних трусах спускается по шаткой лестнице и взбирается обратно уже с намоченным полотенцем. Он не проснулся, даже когда Имс встал с кровати. Подойдя к перилам, он внимательно осмотрел устройство домика. Детали, которые на первый взгляд казались случайными, на второй такими явно не были. Со своей позиции Имсу был доступен свободный обзор как парадной, так и задней дверей, при этом его самого, стоящего наверху в уютном полумраке, разглядеть с залитого солнечным светом первого этажа было, скорее всего, очень сложно. Имс еще раз пробежался взглядом по верхней комнате. Сбоку от кровати, прямо под острым скатом крыши, располагалась голландская дверь. За верхней половиной вполне мог скрываться лаз, ведущий на чердак с отдельным выходом: возможно, на крышу, где он был спрятан в тени каминной трубы — а может, и в саму трубу. В нижней, деликатно завешенной вышитой картиной на пасторальную тему, наметанный взгляд Имса опознал дверцу оружейного сейфа. За незрелыми желудями, будто случайно упавшими на подоконник, были практически не видны тонкие проводки. Из окна за изголовьем кровати прекрасно просматривалась тропинка, по которой Артур вчера пришел из леса. Дом был просто создан для своего хозяина. Уж не приложила ли Ариадна руку к планировке? Почувствовав, что окончательно проснулся, Имс решил не терять времени зря и, надев штаны, спустился на кухню. Спустя полчаса, проклиная Артура, Ариадну и всех, кто приходил на ум, он карабкался по чертовой лестнице обратно наверх, одной рукой цепляясь за перила, а второй прижимая к груди доверху наполненный (и горячий, как скотина) кофейник, да еще и пытаясь при этом не уронить подцепленные на палец кружки. Артур, все еще полностью раздетый, с загадочной улыбкой наблюдал за ним с кровати, даже не пытаясь помочь. Волосы взлохмачены, как после урагана; шея и плечи усыпаны красными отметинами… По телу Имса пробежала сокрушительная волна желания. Споткнувшись, он все-таки расплескал на себя обжигающую жидкость и отчаянно выругался. — Именно поэтому я обычно пью кофе внизу. — Сжалившись над ним, Артур забрал кофейник и поставил его на выуженную из-под кровати книгу. — Для таких случаев существуют кухонные лифты. — Меня и ты устраиваешь. — Сделав глоток из своей чашки, Артур поморщился. — Ты не прирежешь меня за просьбу принести сливки? Сливки? С каких пор? Артур всегда предпочитал кофе по-талейрановски — «горячий, как пекло, черный, как дьявол»**. По крайней мере, именно такой заваривал для него Имс, не так часто, но на протяжении уже многих лет. — С порошковым дерьмом заморачиваться не стоит, но здесь я пью настоящий кофе. — Казалось, Артур читает его мысли по глазам. — Артур… — Имс, так и не отхлебнув из своей чашки, поставил ее на пол. Внезапно притворяться стало невыносимо: только не здесь, рядом с Артуром, в его лесном убежище, на расстоянии вытянутой руки от его оружейного мини-склада. — Вчера ты не дал мне договорить. Я… — Ты не обязан ничего… — начал Артур. — Да послушай же ты меня, — говорить было трудно, но Имс продолжал выдавливать из себя слова, нехотя складывающиеся во фразы. — Я не… для меня все по-другому, не так, как для тебя. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь: ни тебе, ни кому-то другому, поверь. Но я хороший актер, ты сам так говорил, и если ты позволишь мне остаться, я смогу притворяться и дальше, столько, сколько тебе потребуется, если ты… Артур. Никогда бы не подумал, что скажу такое, но я вообще-то пытаюсь говорить серьезно. Артур улыбался. Светло, искренне, всем лицом: губами, глазами, ямочками на щеках. Эта улыбка заставила Имса прервать свой монолог, несмотря на остатки раздражения где-то на задворках сознания. — Имс. — Артур не преминул воспользоваться паузой. — Ты провел на чертовой Украине полтора года, потратив их на месть человеку, который на тот момент уже забыл, что когда-то подставил меня. Ты выяснил, что я здесь, — а это, как я и сам прекрасно понимаю, было нелегко — и примчался, готовый ввязаться во что угодно, от лечения морфиновой ломки до подделки документов, удостоверяющих личность. — Артур резким движением поставил кружку с кофе на подоконник, словно не замечая, что пролил некоторое количество на белоснежные простыни. — Ты швырнул в меня цветами, потому у нас был секс, о котором многие могут только мечтать, ты принес мне кофе, затащив его по этой жуткой лестнице, а теперь предлагаешь превратить всю свою оставшуюся жизнь в имитацию. Имс. Внезапно Артур приподнялся, встав на колени, и Имс полуосознанно переместился следом, как комнатный цветок, истосковавшийся по солнечному свету. — Это оно. То же, что и у меня. — Горячая ладонь легла на щеку Имса, взгляд, теплый, нежный, не отрывался от его глаз. — Ты что, не знал? Так оно обычно и бывает. Поцелуй показался новым, необычным: мягким, легким — так целует тот, кто уверен, что сможет сделать это снова и снова, в любое время дня и ночи. Имс крепче прильнул к губам Артура, пытаясь понять, ощутить, не ошибается ли он. Оно… вот так? Серьезно? Артур, слегка отстранившись, покачал головой. — Идиот, — произнес он, негромко, невыносимо ласково. — Именно так.