До четвертого курса доживают только долбоебы

Чонин жмурит глаза от слепящего света и пытается в очередной раз прочитать ответы на чужом лице, но кроме бурного предвкушения от задуманного там нет ничего. Широко раскрытые глаза, лёгкая улыбка, порозовевшие щеки. Дебилизм, думает Чонин и все-таки спрашивает: – Слушай, ты точно уверен, что тебе это нужно? – Нам нужно, – отвечает Чан и крепче сжимает коричневую корочку в кармане, – Я тебе последний раз говорю – я не передумаю. – Ну а меня зачем в это ввязывать? Мне даже восемнадцати ещё нет! – возмущается Ян и отчаянно стонет, когда парень отвечает. – Для моральной поддержки. Очередь доходит до них и кассир встречает их уставшим за день лицом. Парни протягивают ей свои студенческие и, получив льготные билеты на выставку, направляются ко входу в первый зал. – Я думал мы сразу пойдём к выставке, – удивлённо пробормотал младший, когда Чан за руку повёл его в другую сторону. Вокруг них оказались совсем не желаемые гравюры, а скульптуры. Чонин не особо в этом всем разбирался, он в последний раз делал что-то трёхмерное года три назад, на предпоследнем курсе художки. Скульптор только и делал что постоянно бурчал себе под нос что-то только ему известное, а если его орлиный глаз натыкался на какие-либо ошибки в отчаянной пластилиновой массе, то точными движениями все старательно вылепленные мелочи отсекались стеком, вместе с надеждами Чонина на высший балл по этому предмету в аттестате. Препод по истории искусств, толстая женщина средних лет, которая никогда не вставала со своего кресла (никто из их группы никогда не видел её где-то ещё), в принципе наплевательски относилась к любому историческому творчеству, которое ей не нравится, предпочитая детально рассказывать почти на каждом уроке про художников-передвижников. Про скульптуры парень ничего не знал, зато биографию Некрасова от А до Я может, что б его, рассказать. Чонин злился как самая настоящая творческая натура в дискомфортном месте. Дискомфортное – потому что неизвестное и непонятное ему. – Ещё успеем, у нас есть час до закрытия. Чан наоборот, видимо, наслаждался происходящим. Он внимательно вглядывался во все, что видел, иногда вставлял какие-то комментарии и кратко рассказывал о самых ярких экспонатах. Интересно, на самом то деле, Чонин даже пытался слушать, но неизвестные термины превращали речь собеседника в иностранный язык, поэтому младший решил просто иногда кивать головой. Крис не очень давно жаловался на творческий кризис и отсутствие любых идей для диплома, а сроки предзащиты уже дышат в спину. Чонин внимательно его выслушал и сказал, что чтобы вдохновиться, нужно посмотреть на работы классиков. Увидеть своими глазами мировые шедевры, почувствовать их энергию и впитать её в себя. Чан впал в задумчивый вид и через несколько дней сморозил то, о чем Чонин в жизни никогда бы не додумался. – Ты серьёзно? – лениво спросил он, но когда старший убедил его в своём чётком намерении, он повторил вопрос, воскликнув, – Ты серьёзно?! Это тебе так диплом в голову ударил? – Ничего мне не ударяло, с головой проблем нет. Я не вижу в этом ничего такого, – ответил ему Чан тогда. – Господи, до четвертого курса доживают только долбоебы, – простонал Чонин и стал слушать план парня, чтобы потом неделю его уговаривать не делать это. Неделя прошла, уговоры не помогли, они в музее, поэтому Чонин злился ещё больше. Чан накрыл плечи младшего ладонями и увёл за скульптуру, подальше от любопытных глаз посетителей и смотрительницы, которая угрюмо посмотрела на них и сказала, чтобы они повесили рюкзаки перед собой. Чонин попытался повторить её взгляд, чтобы хоть как-то подействовать на парня. Он уже почти открыл рот, чтобы сказать о том, что ещё не поздно передумать, но старший успел заткнуть его, притянув к себе за подбородок и чмокнув в губы. – Выше нос, детка, все будет хорошо. Такое приободрение усыпило бдительность на ближайшие десять минут, а дальше успокоительные ласки уже не потребовались, так как ноги пришли в зал с живописью и тут Чонин уже почувствовал себя как рыба в воде, как зверь в лесу, как гопник в своем районе, как наггетс в сырном соусе, как ещё что-нибудь, сравнений много, но одно есть и было всегда – картины рисованные маслом в стиле реализма это именно тот район, в котором живёт душа Чонина. Теперь болтать без умолку и комментировать начал младший, а Чан не был против. Он с улыбкой наблюдал за тем, как с энтузиазмом парень бегал от одной картины к другой, в красках описывал истории создания, донесенный художником смысл, если он есть, а по мнению Яна, не во всех он был – что-то просто напридумали фанатичные критики, лишь бы повыше вознести композицию и сделать перед публикой умный вид. – Нет ну ты глянь, ну какой здесь может быть смысл? Это просто заказной портрет, – показал он пальцем куда-то в сторону и Бан устремил туда свой взгляд, – "В её глазах печаль и отражение осознания скорой кончины". Ну бред, я не могу. Человек не может знать, когда он умрёт, а тут прям ух. Нет, ты смотри, у неё на лице вообще улыбка, какая печаль?! – Но ведь человек может это почувствовать. Смерть нечто загадочное хотя бы от того, что многие люди предвидели и чувствовали её, – вступил в спор Чан. – Только не заливай про Лермонтова, окей? Я соглашусь, если ты болеешь чем-то там смертельным или тебе что-то угрожает, тут да, без вопросов, но если меня, например, завтра собьёт машина, сомневаюсь, что я буду знать об этом. – Но ты предположил об этом. – Сплюнь, пожалуйста, – выдохнул Чонин и быстрым шагом ушёл в следующий раз, игнорируя крики вроде "Ну извини" или "Хэй, подожди меня" Догнавши парня, Чан повёл его в сторону выставочного зала – основному блюду сегодняшней программы. Младший почувствовал как у него кружится голова. – Может все-таки не нужно, а? – Но я хочу! – А если нас поймают?! – Не поймают, мой план идеален. В помещении все стены были заняты гравюрами именитого художника. Все в основном были небольшого формата, но это только придавало изысканности чернил и карандаша на пожелтевшей бумаге. Вокруг них толпились люди, половина из которых вряд ли понимали, на что они вообще смотрят. Картина как картина, ничего больше, но оба парня знали что перед ними. Тонкая и кропотливая работа, которая создавалась явно не с лёгкой руки от нечего делать. Искуствовед рядом рассказывал про художника не очень заинтересованной группе детей. Судя по всему, слушали лишь предводитель и пара родителей. Чан и Чонин стали слушать обрывки его речи и испытывали совершенно разные эмоции. На лице первого все больше расцветала улыбка, а ко второму вернулась былая злость, но уже смешанная с отчаянием. Крис приобнял младшего за талию и шепнул на ухо, фразу, что заставила того вздрогнуть всем телом: – Выбирай. Глаза в панике заметались по стене с висящими работами. Ян испустил рваный выдох и кивнул на одну, что висела почти в углу. На неё мало кто обращал внимание, но способ, которым были прорисованы предметы на нем заинтересовал. Хотелось ближе изучить эту картину и попытаться понять как. Как он это сделал? И сможет ли Чонин повторить? – Вон та, которая с коровами, – неуверенно ответил он, вызвав на чужом лице усмешку. – Хорошо. – Ты ебанутый. – Я знаю, – Чан провел носом по щеке младшего и отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза, – А ещё я знаю, что тебе это нравится, и даже не отрицай. Чонин и не отрицал. Он просто сжал губы и с упреком посмотрел на парня и в последний раз попросил не делать этого, но старший отмахнулся от этих слов как от назойливой мухи. Остатки разума требовали вцепиться в него и не дать выполнить задуманное, если нужно заорать на весь зал и докричаться до охраны, чтобы хотя бы те остановили Чана, но он стоял и играл с ним в гляделки, а после отвёл взгляд, признав проигрыш и одновременно свое участие. – Жди меня здесь. Походи вокруг, сделай вид, будто ты обычный посетитель. Я буду через пять минут. Когда я приду, ты не глядя, уходишь в сторону двери для персонала и ждёшь меня там с подготовленным рюкзаком. Понял? Младший кивнул и, для своей же уверенности, кивнул ещё раз. Волнение набирало обороты, а когда Чан ушёл, он почувствовал себя самым опасным преступником во вселенной. Казалось будто все взгляды направлены на него, будто каждый человек, находящийся здесь, наблюдает именно за ним. Чонин стал следить за тем, что делает и попытался сделать максимально непринуждённый вид, как указал ему старший, но все движения выходили какими-то слишком подозрительными для него самого. Ян вышел из зала, чтобы снова увидеть живопись, но на нервной почве, он не мог получить такой же экстаз от их созирцания, как это было ранее. Сделав круг, он вернулся к тому месту, где они разошлись с Крисом и снова посмотрел на выбранную картину. Нужна ли она ему, вообще? Было бы неплохо, но явно не такой ценой. Не ценой убитых нервных клеток, тревоги и стресса. Чонин прокусил кожу на губе и поморщился. В голове уже не осталось слов для того, чтобы проклинать парня за такие экстремальные идеи, поэтому он стал считать секунды. Громкий голос оповестил, что до закрытия музея оставалось десять минут и попросил посетителей поторопиться. У них осталось немного времени. Когда переодетый в похожую на рабочую форму Чан вошёл в зал, Ян уже был на грани того, чтобы сбежать и оставить парня со своими замашками одного. Крис прошёл мимо, не глядя на Чонина. Он вежливо и уверенно попросил отойти двух девушек, чтобы пройти к интересующей картине. Те, почти не отвлекаясь от диалога и совершенно ничего не подозревая, ушли, открывая доступ. Чан поправил козырёк кепки и аккуратно снял картину, чтобы пойти в сторону служебного входа. Чонин, только завидев его, сразу же неторопливо направился в указанное место. В коридоре было тихо. Никого из людей не наблюдалось, что было на руку парню. Он встал возле двери с надписью "Stuff only" и попытался прислушаться к звукам за ней, но и там была тишина. Приоткрыв дверь, Ян глянул в щель и увидел, что комната пустует. Этот факт немного успокоил Чонина, поэтому тот повернулся спиной к двери и стал ждать старшего. Чан пришёл с картиной в руках довольно быстро. Младший без слов кивнул ему на дверь и открыл её, пропуская парня. В комнате пахло пылью. Свет из небольшого окна освещал шкаф, стойку для курток и небольшой столик, на котором покоились немытые чашки из под чая. Пока Крис аккуратно вытаскивал гравюру, Чонин успел раскрыть оба рюкзака и приготовиться к упаковке. Картина отправилась в папку с листами в один рюкзак, а деревянная рама в другой рюкзак к остальным похожим. На некоторых из них была выцарапана одна и та же надпись "Бан Чан". Младший все ещё держал мысль, что план наидурацкий. Когда они уже собрались к выходу, за дверью послышались чужие голоса. Чонин застыл от страха и перестал шевелиться, но Чан среагировал быстро. Он раскрыл двери шкафа, толкнул туда парня, залез сам и как только за ним закрылась дверца, кто-то уже вошёл в помещение. Голоса принаждлежали двум женщинам, увлечённо обсуждающим что-то. Через щель Чонин видел как одна из них снимала с себя форму, а другая убирала чашки со стола. Глаза младшего расшились, когда первая дама стояла посреди комнаты в одном лифчике и это заметил Крис тоже. Он повернул лицо младшего к себе и впился в губы ревнивым поцелуем. Чонин хотел отстаниться от такого напора, но шкаф не был большим – спинка рюкзака упиралась в стену и не давала двинуться назад, поэтому парень сдался и позволил Чану жадно покусывать свои губы. Ян положил руки на плечи старшего и сам потянулся за следующим поцелуем, что конечно же получил. – Как думаешь, у Енгука есть девушка? – раздался голос совсем близко, от чего оба вздрогнули. Чонин резко повернулся, чтобы увидеть как одна из женщин стоит буквально возле дверей шкафа и что-то ищет на нем, привстав на цыпочках. От страха младший перестал чувствовать ноги и свалился бы, если б не сильные руки, придерживающие его за талию. Крис не открывал внимательного взгляда от щели и одновременно покрывал беззвучными поцелуями скулу парня напротив. Одними губами Чан проговорил тому успокоиться, но Чонин, кажется, только сильнее начинал паниковать, и оба боялись того, что тот случайно всхлипнет и это услышат. Старший прикрыл его рот ладонью и продолжил внимательно наблюдать за женщинами. Вскоре они переоделись и вышли, но посещения не закончились. В течение следующего получаса в этой комнате побывало ещё человек двадцать, и с каждым разом младший постепенно уставал трусить и на последних несколько спокойно стоял в объятиях Криса и ждал, когда все это закончится. Благо в шкаф для всякого хлама со сломаными рамами, спинками от стульев, неоткрытой банкой краски и прочим, никто не заглядывал, да и вряд ли в вечер понедельника это кому-то нужно. Чонин начал размышлять о том было ли это тоже частью плана или скорее удачным совпадением, но как бы оно не было, им все ещё слишком везёт. После двадцатиминутного затишья, Чан раскрыл двери и вышел из душного шкафа. Свет не горел, солнце давно село, поэтому в здании стоял мрак. – Как мы отсюда выйдем? – беспокойно поинтересовался Ян и его взгляд направился к окну. Старший понял, что тот задумал и поспешил переубедить. – Нет, сработает сигнализация, а нам это не нужно. Дождёмся утра и выйдем со всеми людьми. – Это была твоя тупая идея! – Чонин толкнул парня, – Это ты повёл меня в это ублюдское место и заставил умирать от нервов! Это все ты! А если бы нас поймали?! Ты ебнутый, Чан, еб-ну-тый! Как только в твоей тупой голове вообще это родилось? Мне даже восемнадцати нет, ты ублюдок...– Крис прервал его терраду тихим "Не кричи" и прижал к себе, когда младший не выдержал и зарыдал. Чонин как маленький ребёнок плакал в плечо парню и словно мантру повторял "ублюдок", пока Чан нежно гладил его по голове и целовал в макушку. – Мы уйдём отсюда без шума, я тебе обещаю, – когда Ян немного успокоился, он продолжил, – Нам придётся сегодня остаться без сна, но мы справимся. Да, все пошло немного не так как мы ожидали, но все обойдётся, правда. – Хватит повторять "мы", это все ТВОЯ затея. Это ТЫ меня во все втянул, я здесь не причём, – схлипнул Чонин и несильно ударил Чана в грудь. – Хорошо-хорошо, я. Все пошло не так как Я ожидал. Это МОЙ план провалился, это Я виноват, – старший старался не вступать с парнем в конфликт, чтобы не спровоцировать его на новую истерику и продолжал успокаивать, – Ну все, не плачь, хэй. Крис приподнял лицо Чонина за подбородок и чмокнул в нахмуренный носик. – Когда мы вернёмся, я тебя побью. Побью и выебу, – продолжал он обиженно бурчать. – Да-да, обязательно. Чан включил телефон и увидел на часах половину одинадцатого. – Музей открывается в восемь. Нам придётся посидеть здесь девять часов с лишним. – Мой телефон сел, дай свой, – старший отдал его Чонину и тот сел на пол, погружаясь в игры. Спустя где-то час, парень устал и, заблокировав экран, уснул, оперевшись на Чана. Чан сам почти уснул, убаюкиваемый тишиной и сопением Чонина под боком, но когда услышал копошение откуда-то с улицы, быстро пришёл в себя и поспешил разбудить младшего. Тот долго противился, отмахивсясь от парня, но медлить было нельзя. Крис закинул рюкзаки обратно в тот несчастный шкаф и потянул туда за собой сонного Яна. – Чонин, проснись, не время спать, – он все ещё пытался растормошить младшего, но тот что-то буркнул и сполз по стенке в сидячее положения, снова проваливаясь в сон, поэтому, пока они в хоть какой-то безопасности, Чан решил оставить его ещё на полчаса, когда такие же не выспавшиеся утром работники музея, стали заходить в скромную каморку для персонала. Полчаса превратились в час. Проверив время на почти разряженном телефоне, Крис вздохнул с облегчением – без десяти восемь, скоро придут утренние любители искусства. Далеко за стенами слышались голоса прихожан и старший возобновил попытки разбудить Чонина, но тот опять не хотел просыпаться, поэтому засунув всю свою нежность и любовь в нему, Чан залепил ему пощёчину. Сработало моментально – Ян резко раскрыл глаза и стал испуганно вертеть головой, стараясь понять где он, а когда обнаружил, что он не в кровати, а в том же злосчастном музее, взгляд погрустнел, а тело задрожало. – Пора сматываться отсюда, – проговорил Чан и протянул Чонину руку. Пропажу картины обнаружили не сразу – лишь через неделю к концу выставки. Музей не успел ещё поднять шумиху, когда один из работников нашёл её целой и непредимой в неприметном шкафу в помещении для персонала. С ситуацией быстро разобрались, решив, что просто кто-то из персонала отнёс её туда по чистой случайности и забыл. Никто не задавался вопросом, где это картина была и что видела, а повидала она за этот период многое: от заинтересованного взгляда Чана, питающимся от неё вдохновением, до сладких стонов Чонина, изгибающегося на кровати под чужими ласками. За эту неделю первый успел сделать кучу разных зарисовок и примерно воссоздать в своей голове сюжет для своего диплома, а второй накричался, побесился, а потом сам вошёл во вкус ебанутости своего парня, в будущем охотнее соглашаясь на подобные безумные поступки. Оба чувствовали как пережитое воспоминание очень сблизило их. Теперь у них был общий секрет, общая тайна, которую они никогда никому не расскажут, которую будут вспоминать уютными вечерами и смеяться с этого. Чонин наигранно повозмущается, а потом зайдется в приступе хохота от обвалившейся на него щекотки. Спустя несколько месяцев Чан успешно защитит диплом и с отличием окончит университет, а Ян будет пытаться подавить слезы гордости за парня на церемонии вручения и думать, что вперёди у обоих большое будущее и все у них будет хорошо, но это уже другая история.