Туман

Что должно произойти в жизни обычного человека, чтобы он начал сомневаться в своём рассудке? Ничего по-настоящему серьёзного. Лишь одно видение, повторившееся пару раз. Знаете какими бывают люди в маленьких городках на севере? Такие холодные и будто неживые. Прямо как вся эта мёрзлая земля, по которой они ходят. Точно такие же — сверху тёплые и «мягкие», но внутри промёрзли и вымерли. «Вечная мерзлота». В земле и в сердцах. Такие люди не верят в психологические проблемы. У них слишком много подобных проблем, чтобы иметь достаточную силу сделать с ними хоть что-то. Достаточную силу, чтобы поверить в то, что они на самом деле тонут. В сверхъестественное они не верят тоже. Возможно, верят в Бога, хотя и тогда скорее делают вид. Просто потому что нужно во что-то верить, чтобы не свихнуться среди вечных морозов и мёртвой земли. потому что верить во что-то — это дело хорошего тона и шанс сойти за «нормального» человека. Это не вера, какой вы привыкли видеть веру. Это спасательный круг для тех, что хочет оставаться в здравом рассудке. Потому что среди всех этих притворно ярких, одинаковых домов, в которых всё ещё слышны громкие удары о сваи, что глубоко ушли в мёрзлую болотистую землю, на самом деле можно свихнуться. Как минимум от яркости жёлтого, синего, красного и того странного зелёного, который каждый из вас наверняка видел в своей школе и который так гордо называли «салатовый». И от оранжевых и синих железных заборов, которые каждый раз пытаются сделать красивее, чем в предыдущий, но которые становятся только уродливее. Прямо как души живущий в этих местах. Это всё делается вовсе не для того, чтобы поднять людям настроение, волю к жизни или что ещё вы там могли придумать. Это просто удобно. Такие дома не сливаются со снегом. По крайней мере, мне говорили так. В других семьях могли придумать другую причину. А «настоящей» причины, вероятно, и нет уже. Даже те, кто даёт распоряжение на эту красочную свистопляску, наверное, уже забыли зачем это делать. Просто следуют такой «традиции». В этой местности вообще любят традиции. С традициями легче жить. Легче оставаться «нормальными». И это даже забавно, как ярко выглядят эти дома на фоне серой и грязно-белой картины мира в этих местах. Потому что единственным другим источником яркости, что здесь можно найти, будет являться пуховик идущей перед вами девочки. И благо, если он не будет одного из этих отвратительных цветов, на которые вы уже насмотрелись в веренице домов… Но мы уходим от темы. Потому что вовсе не от этого люди на севере ходят с ума. Они живут среди этого мёрзлого ужаса всю свою жизнь и часто даже не видят жизни за его пределами. Их самое дальнее путешествие — ближайший крупный город, где к серому пейзажу может добавиться пара не менее серых домов и кинотеатр. Прекрасные выходные. Одинаковые до ужаса и только фильм на большом экране может измениться. Если, конечно, вы успеете сходить в кино, между бесконечных магазинов — истинной цели того, чтобы выехать в более крупный город. В город, в котором есть хоть какой-то намёк на цивилизацию, а не только серое безумие Севера. Но от этого не терять рассудка. Хотя, мне кажется, стоило бы. Рассудок теряют не в городах. За ними. Между ними. Вы когда-нибудь ехали по северной трассе? Жуткое зрелище, правда? Намного более жуткое, чем яркие дома и не менее яркие заборы, от которых сводит зубы в их уродливости. Намного более, чем яркая фигурка ребёнка, удаляющегося в белизну прямо на твоих глазах и в ней растворяющееся. Далёкие леса, видимая вам часть которых вселяет только мысли о не самой приятной смерти то ли от лап диких зверей, то ли от остроты чернеющих ветвей, что готовы в любой момент ожить и проткнуть тебя. Вечно пустая и будто бы слегка влажная дорога, на которой подоблупилась бело-жёлтая разметка. И промёрзшие болота. Разные в зависимости от времени года, но всегда одинаково пугающие. И есть в этом что-то завораживающее. То самое, от чего становится ещё больше не по себе. Если бы люди в этих местах не были такими холодными внутри, то они наверняка верили бы в обитающих в этих болотах жутких богов или духов. Как делали это народы, которые обитали здесь повсеместно до постройки первых северных городов. Эти народы умели не промерзать. «Переселенцы» же не имели внутреннего огня и не передали его своим потомкам. Особенно жутко на болотах осенью. Нормальные люди — те, кто не живут на севере — называют это серединой осени. Здесь же это скорее назовут её концом — когда, почерневшие сразу на дереве, листья уже опали на землю, и только начали покрываться инеем и лёгким снегом. Красивая картина увядания жизни. Но на болотах этого не видно. Болота всегда одного цвета. По крайней мере, если не всматриваться в них слишком долго. В болота вообще лучше не всматриваться. Мало ли что ты в них увидишь… На болотах о наступлении второй половины короткой северной осени говорит другое. Туман. Не такой, как в другие времена года. Более плотный, клубящийся. Который в самых плотных своих частях и правда похож на молоко. В такой туман ты по-настоящему боишься зайти. И даже промёрзшие изнутри северные люди боятся. Потому что из него можно не выйти. Или потому что из него кто-то может выйти к тебе. Конечно же, все говорят о первой причине. А что ещё остаётся промёрзшим насквозь людям, что не верят даже в науку, не то, что мистику? Эти люди разучились верить во что-либо. Иногда туман с болот выходит на дорогу. Касается мёртвых боков машин, проходится влажным следом по их крышам. «Никогда не останавливайся в тумане.» Вы когда-нибудь задумывались о том, почему нам об этом говорят? Вовсе не потому, что ты можешь увидеть еще заметные влажные следы на своей машине. Точно такой же, как на трассе с утра. Это меньшее из того, что ты можешь увидеть. Самое простое и даже объяснимое. Совершенно не пугающее. Я останавливался в тумане. Я знаю, о чём говорю. Многих туман пугает. Особенно, когда ты въезжаешь в это белёсое облако и на пару секунд теряешь понимание того, где ты. Когда влажное существо вокруг пробует уже твоё существо на вкус. И ему даже не нужно касаться тебя — хватит твоей машины. Потому что она вся пропитана тобою. Именно это существо решает, выедешь ты их тумана на свою полосу или же на встречную — прямо под колёса одной из тех огромных машин местного нефтедобывающего предприятия. Тоже оранжевой, как и множество заборов в городке, из которого ты выехал. Оно чувствует всё. Особенно то, что вы сами чувствовать не хотите, ни идя среди яркого уродства заборов города, ни проезжая мимо забора из крестов и могил, что стоит по обе обочины дороги. Как оно выглядит? Не знаю. И не думаю, что вы хотите знать. Въезжая в туман мы всегда смотрим вперёд, а не по сторонам. Не потому, что хотим поскорее увидеть дорогу. Потому что не хотим увидеть то, что творится вокруг. Мне кажется, местные народы смеются над нашим страхом. Громко и истинно весело. «Завоеватели», боящиеся завоёванной земли… Что должно произойти в жизни обычного человека, чтобы он начал сомневаться в своём рассудке? Он должен увидеть что-то в тумане. Что-то пугающе родное и понятное, что выйдет к нему из тумана. Будто девушка, любимая тобой когда-то, вновь тянет к тебе руки и улыбается той ствоей улыбкой, от которой сердце замирает, а собственные, бледные до синевы, губы растягиваются в ответную улыбку помимо воли, а сердце пропускает удар от счастья. Или, быть может, от потустороннего страха. Ведь та девушка пропала на болотах с десяток лет назад. Но вот она — бледная, но настоящая — стоит перед тобой. Только руку протяни и коснешься её мягкой руки. Мягкой, но холодной. Как вечная мерзлота. Я выходил в туман, я знаю, о чём говорю…