Продолжай

Когда стрелки на часах в гостиной подбегают к девяти, Обляков в очередной раз выглядывает из окна во двор. Новых машин у подъезда, с тех пор как он смотрел последний раз, не прибавилось, и он разочарованно кривится. Ожидание бегает мурашками по телу, не дает сидеть на месте, но в тесной квартирке не разгуляешься, и он с размаху падает на кровать. Вити нет. Вити… Виктора Михайловича, который дал всем игрокам основы выходной перед напряженным отрезком сезона, а потом поймал Ваню наедине, сунул в руки теплый ключ, и предложил провести вечер вместе. В маленькой квартире, которая только для них двоих. — Я как освобожусь — тоже приеду, — сказал, ласково потрепав по макушке. Сказал, а его нет. Ууу. Ваня вытягивается на кровати, вертит в руках телефон, но слова расплываются по экрану. В голове воспоминания о том, как Виктор Михайлович — Витя — сжимал сегодня его руки в своих, как смотрел, словно так и хотел привлечь к себе, как улыбнулся краем рта и напоследок взъерошил волосы. Они ведь видятся каждый день и одновременно — не видятся. Не так, как хочется. Ваня от этого с ума сходит. Но даже те крохи взаимности, которые есть, лучше, чем ничего. Он откидывается затылком на подушку, вздыхает. Тело на мысли о Викторе Михайловиче реагирует вполне определенным образом. Учитывая, как он почти два года дрочил на чужой образ, имея в арсенале лишь собственное воображение — это даже можно назвать рефлексом. Но теперь это не только воображение. Теперь он знает. Он осторожно накрывает пах ладонью. Отдача накрывает незамедлительно, тянет приятно внутри. В штанах предательски тяжелеет. Возбуждение еще совсем легкое. Оно подпитывается мыслями о Витином скором приезде, о том, как можно будет, наконец, не сдерживать руки в порыве коснуться, целовать, втираться телом и чувствовать, что всё по-настоящему, а не существует только в его голове и смелых фантазиях. Колени разъезжаются сами по себе, и Ваня, не удержавшись, лезет под резинку штанов, сжимает член, прикрывая глаза. Думает о чужой грубоватой ласке, и широких ладонях, и… Черт знает, как он пропускает хлопок входной двери, но выдергивает его из мыслей только голос: — Не помешал? Ваня вздрагивает, автоматически выдергивая руку, и подкидывается на кровати. Гончаренко стоит в проеме двери: он только пришел, еще в куртке. Лицо даже на расстоянии кажется усталым, но взгляд, которым он окидывает раскрывшуюся перед ним картину… заинтересованный. Пытающегося встать Ваню он останавливает коротким: — Лежи. — И тот послушно замирает на локтях. Гончаренко выходит, шуршит курткой и шумит водой. Возвращается уже через пару минут в одной футболке, но вместо того, чтобы подойти, замирает на входе в комнату и складывает руки на груди. — Я смотрю, ты не скучаешь. — Тебя долго не было, — улыбается Ваня. Витя кивает, словно раздумывая, а потом прислоняется плечом к косяку. — Ну продолжай. Ваня на секунду теряется. — Что? — Продолжай упражнение, Обляков. — На этот раз ниже и тяжелее, пробирает аж до нутра. Ваня сглатывает. К щекам и ушам приливает кровь — они, должно быть, вспыхивают совсем неприлично-ярко. Шансов не послушаться — ноль. Он снова накрывает себя ладонью, на этот раз увереннее, коротко сжимает в горсть и невольно вздыхает. — Вить... — Умница. Продолжай. От короткой похвалы и от того, как Витя внимательно и жадно смотрит на него, в голове вдруг словно переключатель щелкает. Ваню с запозданием накрывает жаркой волной да такой, что даже пальцы на ногах поджимаются и пробирает колкой дрожью по спине. Он окончательно расслабляется под чужим взглядом. Забирается пальцами под футболку, гладит себя по животу, сжимает коротко соски. Потом стягивает штаны вместе с бельем до бедер, насколько дотягивается, и, наконец, без помех оборачивает пальцы вокруг ноющего члена. Сжимает, оттягивает нежную кожу, демонстрируя розовую, поблескивающую головку, надрачивает неторопливо и, наконец, поднимает глаза. — Так? — спрашивает на выдохе. — Одежду сними, — вместо ответа командует Гончаренко. Голос у него хриплый, напряженные мышцы ходят под футболкой, и Ваня улыбается самодовольно, прежде чем торопливо стянуть свои шмотки и откинуть в сторону. — Вот теперь — молодец. Такой красивый. Ване почти стыдно от того, насколько ему это нравится. Точнее — стыдно, наверное, будет потом, а сейчас лишь жарче горят щеки. Это похоже на их звонки во время отпусков, но тогда был только голос в динамике и не единой возможности коснуться, а сейчас между ними всего пара метров, и взгляд Вити, тяжелый и темный, гладит от макушки до пяток почти ощутимо, пробирается аж под кожу. Ваню от него кроет так, что в ушах шумит. Если б Гончаренко посмотрел так на него на тренировке — Ваня бы у него при всём честном народе в рот взял. Кстати об этом. Он подносит ладонь ко рту: широко лижет, обнимает губами кончики пальцев, посасывает выразительно. У Гончаренко на лице читается, что он хочет заставить Ваню этим ртом сделать, и от этого энтузиазма только прибавляется. Вобрать до второй фаланги, обвести языком. Азарт толкает вперёд. Хочется уже довести до ручки, до самой грани, когда Витя не выдержит и подойдет. Обляков снова возвращает ладонь вниз, обхватывает член и толкается в собственный скользкий кулак. Выгибается в пояснице и идёт «ва-банк». — Пожалуйста, Вить. — Пересохшие губы не слушаются. Он трется щекой о подушку, глядя из-под ресниц, — Хочу, чтобы это был ты. Это и становится последней каплей. Гончаренко оказывается рядом в два шага. Сначала осторожно ставит колено на постель, а потом уже основательно втирается плечами между разведенных ног, нависает сверху. Его теплая ладонь ложится на голое бедро, и Ваня судорожно вздыхает от долгожданного контакта. Тело льнет само, словно примагниченное. — Я здесь, мой хороший. Иди сюда. Ваня отдает ему управление и отдается ему без остатка. Его пальцы сжимают Витины плечи, пока тот выцеловывает его шею и ключицы, выводит языком линии по напряженному животу и оставляет болезненные засосы на внутренней стороне бедер, царапая щетиной нежную кожу. — Ваня, Ванечка... В ответ получается только стонать, хватаясь за ткань чужой футболки в попытке подтащить ближе, а потом Витя сгибается над ним и вбирает в горячий рот. Пересчитывает языком проступившие венки, насаживается плотно на член, помогая себе кулаком — и Ваня окончательно пропадает. Его выламывает остро и до обидного быстро, прошибает судорогой, и он с длинным всхлипом кончает. Пока он приходит в себя, Витя лежит рядом, гладит, очерчивая линии мышц. — Прости, что задержался. — Ничего. — Ваня тянется к нему, тычется носом в шею, ловя нотки пота и парфюма, обнимает, лезет руками под футболку. Приятная истома расплывается по телу, но это еще только начало. Ему еще предстоит добраться до Вити и довести до состояния, когда он стискивает пальцы на его бедрах и лихорадочно шепчет его имя в изгиб шеи. Гончаренко треплет его по макушке и вдруг усмехается. — Но в следующий раз без меня не начинай. Ваня расплывается в улыбке. — Не могу обещать.