будущего нет

рома как стал девять лет назад раздолбаем, так до сих пор из этого статуса и не вылез. мама его считает горем всей семьи, отец втайне мечтает отхуярить за пидорские замашки, а рома смеясь раскуривает косой и сверкает из питера многочисленными железками. батя, мечтать не вредно. рома самый настоящий панк. голову не моет по нескольку недель, в ушах имеет в общей сложности дырок двенадцать, в языке штангу, две железки в губе, и это далеко не все. у ромы старая хата в сталинке, доставшаяся от бабушки друга, советский ремонт и постоянно какая-то толпа на кухне. рома процентов семьдесят населения своего жилья не знает, но движ ему нравится. если пацаны ровные, пивка притащут — значит, не зря здесь висят, мужики хорошие, пусть позалипают. в пятницу случаются всегда самые жестокие рейвы, в частности из-за которых соседи вокруг, уже уставшие домогать ментов, свалили в свой домик в деревне. в субботу утром проснуться живым — большое достижение, правда, ромой не особо ценится: блять, так же мечтал наконец-то сдохнуть. ромка, мечтать не вредно. и рома рубит ачивку. просыпается удивительно в своей постели — видимо, научился бухим вылезать из ванны и ползти в кровать (двадцать пять, как никак, старость не радость) — и ненавидит солнце за то, что такое яркое. он, блядь, нахуя в питер переезжал, чтобы с утра солнышку блядскому радоваться? в двери стоит ребёнок и держит сколотую чашку. ромину любимую. — будешь несквик? — неуверенно бормочет малой, а рома, морщась от головной боли, приподнимается на локтях. че, блять? кажется, вчера все и началось — хотя рома совсем-совсем не уверен. кажется, малой сидел на коленях, кажется, рома сам его туда посадил. кажется целовались, кажется, мелкий слишком много выпил, и... олег? — ты олег? — хрипло спрашивает рома и прокашливается, садясь в постели. пацан недовольно морщится, а рома фыркает. блять, благодари за то, что вспомнил. — да, — как выяснилось, олег подходит и ставит чашку на тумбочку. рома берет уже остывшее какао и выпивает залпом. не вода, конечно, но лучше, чем ничего. а малой аккуратно присаживается на край. — ты как здесь оказался-то вообще, олег? — рома закрывает рукой глаза и откидывается на подушку. головой ударяется об изголовье и громко матерится. — ну, меня аня позвала. — мурлычет пацан, а рома сквозь пальцы смотрит на него. какая, блять, аня? их в одной хате сейчас штук пять, три из них сто процентов убитые. — ладно, сойдёт, — он решает не продолжать спор и жмурит глаза. в принципе, что они имеют: он проснулся у себя дома, о нем кто-то позаботился, деньги, вроде бы, есть. рома смеется: какие, блять, деньги, он их недели две уже не трогал. малой смотрит удивлённо, а рома отмахивается: — не обращай внимания. я шиза. он ползёт в душ. в ледяной воде не особо приятно, но колонку включать долго и лениво. вот бы простудиться и наконец-то сдохнуть. надо найти у кого спиздить травы. мертвый, живой — на качество продукта не влияет. полотенце снова грязное, зато голова вымыта. рома заваливается в комнату полуголый, приваливается плечом к косяку и смотрит на олега, все так же аккуратно сидящего на краю. — сидишь? — сижу. — собирайся, хули. взять мелкого по делам — выпить пива у подъезда часов до восьми вечера, а потом искать, кого выебать — кажется неплохой идеей. они вываливаются из подъезда как в эпичном фильме об ограблениях. рома пытается вытащить зажигалку из кармана кожанки, олег парится о том, что они не закрыли квартиру. — блять, олег. самое ценное в моей хате — я. а там ещё челики остались. че бы ты сказал, если бы после бухича проснулся запертым в чужой квартире? вот и молчи значит. самым важным делом на сегодня оказывается довезти малого до дома. рома все время недовольно ворчит, хочет вытащить нахуй железо из носа, а то нормально не высморкаться, материт сдохшую зажигалку, а олег молча топает рядом. смущается. рома на прощание приобнимает его за плечи и, кажется, впервые за этот день улыбается. — приходи ещё. ты прикольный, — мурлычет на ухо, а потом уходит, даже не дождавшись ответа. надо купить зажигалку. и олег приходит. на следующий же день. в квартире как обычно бедлам, кто-то пьёт, кто-то уже блюет, рома убранный и довольный. как кот мурчит и поит пивом. «напиши маме, что ты у подружки с ночёвкой». к полуночи народ совсем тухлеет, а у ромы вечеринка только начинается. он показательно опрокидывает в себя рюмку горящей водки, смеётся, а потом вдруг теряется. только олег знает, куда, потому что рома его за руку тянет в ванную. олег пьяный, но в состоянии запомнить. рома запирает дверь, прижимает к стене и жадно целует. от него пахнет травой, алкоголем и вишневыми сигаретами. и ещё немного — шампунем. олегу страшно и волнительно, хочется дальше, но и анальную девственность так просто терять не улыбается. он пытается намекнуть, что нихуя он не готов, а рома снисходительно вздыхает и наклоняется к уху. — никто тебя ебать не будет, сладенький мой, — довольно мурчит он, а олег решает, что пьяный рома намного лучше трезвого. они целуются, а в дверь начинают беспокойно колотиться. рома преувеличенно зло хуярит по ней изнутри и кричит: — отвалите, мудилы, блевать будете в унитаз по очереди. олег пугается, но списывает все на ромину эмоциональную нестабильность. это нормально, с этим жить можно. ещё немного, и олег влюбится. рома встаёт голыми в прорезях дырявых джинс коленками на кафель, расстегивает олегов ремень, а олег не чувствует сердца. блядь, что? олег в инете часто видел — девочек с проколотым языком связывали с минетом, только почему так работает — он никак не мог понять. а тут понял и в своём познании настолько преисполнился, что теперь, наверное, сверхчеловек. рома совсем не выглядит, как шлюха или давалка, наоборот — такому, кажется, слова не говори — проглотит и не подавится, над твоими проблемами посмеется и подкинет ещё. но сосёт — господи, извини, что родился парнем. олег все-таки в каком-то смысле лишается девственности, только потому, что кончает не от своей руки, и тотально охуевает от жизни. а рома пьяно смеётся, лезет целоваться, вслепую застегивая молнию чужих джинс обратно, и грубо кусает за губу. олег пытается экстремально отойти от оргазма, чтобы хоть каплю соображать, но выходит хуево. они снова пьют, пьют, танцуют, пьют, рома дует на балконе, сидя на подоконнике спиной к открытому окну, ерошит олеговы волосы, а засыпают они в обнимку. утром рома снова недовольный. на олега дома орёт мать, и больше того не отпускают гулять дольше, чем до пяти вечера. олег хнычется роме, хочет утешения, а рома пожимает плечами и дымит, прислонившись к стене дома. — ну че скажу, малой. такова реальность. солнца снова нет, и это рому радует. скоро должны подтянуться кореша, и они поедут разносить чью-то хату. олегу грустно, потому что он не сможет с ромой, а роме категорически похуй. он на прощание ерошит кудрявые волосы и уже через секунду смеётся над чужой шуткой в машине. а олег дома теряется в куче и куче мыслей. он за эту неделю стал роме как родной. глупое сердечко повернулось влюблённостью не в ту сторону, маленькому теперь только одно жалко: мама не даёт погулять. а так бы они с ромкой целовались бы и целовались. олег ночью представляет, как они бы переспали, и как рома бы олега нежил, как было бы красиво, как в фильмах, и засыпает с улыбкой. у олега только одна единственная проблема, заводской брак: неправильное восприятие действительности. рома игнорирует сообщения. отвечает на отъебись, ночью вообще не появляется. олег думает, что рома грустит по нему, и пишет: завтра увидимся, ромка, и все будет хорошо. ромка даже сообщения не видит, гасится и кричит на квартиру, стараясь перекрыть шум: я откинусь этой ночью! чокаются, как под тост, и смеются. телефон в схватке с лестницей теряет дисплей, а рома материт белый свет. похуй, мы шли за водкой — мы дойдём до водки. утром он просыпается. точнее, в обед. аня заносит воды, рома хрипло ворчит и вспоминает олега. его, вроде бы, аня привела. а какая?.. они встречаются на улице, пока кент дарит роме свою старую мобилу. рома сразу на месте ставит симку, а олег неожиданно появляется сбоку. рома дрожащими руками чуть не теряет мелочь, матерится, а олег чуть теряется. — здорово, малой, ты меня так не пугай, — рома смеётся снисходительно и прячет всю эту хуйню в карман, приобнимая олега за плечи. — чёт ты пропал. олежек мнется, улыбается смущённо, а рома ему — так и быть — пробивает пропуск в квартиру номер сорок семь. там как всегда народу толпа. олегу уже дома непривычно — трое человек на сто квадратных метров, это че? то ли дело у ромки — пятнарик расползся, повсюду разговоры, пиво, дым и смех. олег от выпивки отказывается, сидит осторожно рядышком с ромой и наблюдает за ним. рома красивый, в разговоре теребит кривую штангу в брови, только на олега даже не смотрит. парни теряют линию разговора, сидят тупят, а олег вдруг берет ромину руку. — ты чего, малой? — захотелось. — перехочешь, — рома смеётся и сбивает крышку со свежей бутылки. олег неделю мается. рома становится будто ещё холоднее, гулять не хочет, не отвечает, хоть и сидит в сети, не даёт держать за руку… олег решает вытянуть его на разговор. они встречаются у чьего-то подъезда. рома как всегда с толпой в человек пять, что-то гогочут, переговариваются, олег осторожно берет чужую руку и встаёт на носочки. — ром, что-то наедине сказать. рома фыркает и забирает свою руку из чужой, чтобы затянуться. — у меня от друзей нет секретов. олег вздыхает. у ромы эти друзья каждый раз разные. — почему ты стал так холоден? — осторожно спрашивает, собравшись с мыслями. пацаны удивлённо примолкают, кто-то шепчет: — бля, да тут интрижка! рома посылает того кого-то, отмахиваясь, и смотрит на олега с непониманием. — в смысле? умер, что ли? — его смех поддерживает толпа, и рома снова на них шикает. — нет. у нас же все было хорошо. ну, ты мне нравишься, я тебе вроде тоже. — так, стой, стой, — рома жестом просит остановиться и вытаскивает сигарету изо рта. — ты че, малой? у нас ниче не было и не будет. ты че придумал? олег заметно теряется, опускает взгляд и весь присобирается. рома хмыкает, затягиваясь, и пожимает плечами. — могу тебе на прощание отсосать, если хочешь, — он показывает язык, сверкая металлическим шариком, и смеётся, что поддерживают пацаны. олег поднимает обиженный взгляд, полный слез, и совсем негромко, видимо, чтобы не разрыдаться, бросает: — пошёл в жопу, уебок. пацаны смеются, а олег обиженно убегает. роме его даже немного жалко. он знает, какая это параша — так получать по ебалу от любимого человека, потому считает своим долгом так делать с каждым. — какой же ты моральный урод, ромка, — смеётся друг, на что рома со смехом показывает фокус с факом. — нравится тебе что ли малолеткам сосать? — вставляет второй, а рома обиженно складывает руки на груди и изображает олега: — пошёл в жопу, уебок.

***

к олегу через месяц в класс переводят тихую владу: та в столовой берет только капустный салат и воду, уроки знает на отлично и у неё влажные маленькие ладошки. через три года олег ей делает предложение и вдруг вспоминает о своей первой любви. что же там с ромкой сащеко, алкоголиком и панком по жизни? пробивает по знакомым, по хате и узнает: лучший тусовщик его жизни, человек, сломавший ему умение доверять, вот уже как год исполнил свою мечту. однажды утром субботы не проснулся. на поминках было человека три с половиной — аня, однажды позвавшая олега к роме на хату, женя и денис — люди, чьи стебавшиеся голоса слышал олег, убегая от того злополучного подъезда. воспоминания с ним стёрлись, но в мелочах приятные: язык с железом во рту, вкус пива с травой и сигаретами, сладкое какао и дымная квартира. олег трёт уставшие от экрана компьютера глаза, когда в комнату входит брюхатая влада и закрывает ему ноутбук. — поздно уже, олеж, идём спать. и ей ведь даже не расскажешь.