Начало дуэта

Ильф любил входить в комнату с каким-нибудь торжественным заявлением. — Женя, я совершил подлый поступок! Драматический эффект этого появления был сравним с выстрелом из пистолета на сцене. Петров подскочил на табуретке: не заметил, как приятель открыл дверь своим ключом. — Бесконечно рад вас видеть, — он отложил листки, исчёрканные смешными рожицами, и приготовился слушать. — Я сегодня проехал зайцем! — Ильф скинул плащ и присел на край стола. — Но не это самое интересное. Видел умопомрачительную сцену. На подножку трамвая вспрыгивает толстяк с круглой кошачьей рожей и протягивает в окно гривенник, но кондукторша его почему-то выгоняет. А тот, как только трамвай трогается, цепляется за заднюю дугу и едет зайцем. Непременно расскажу Мише, он, кажется, искал такие лица. Хоть Ильф и сверкал своей одесской улыбкой, от его друга не укрылся будто бы потерянный взгляд. — И по какому поводу вы в такую темень катаетесь на трамвае? — Думал зайти к Олеше, да вспомнил что он нынче не в Москве. Вот и пришел к вам, надеясь, что вы ещё не спите. — Простите Илья, но врать не ваш конёк, — Петрова, бывшего инспектора уголовного розыска, было нелегко провести. Ильф сразу сгорбился, перестал улыбаться и упёрся взглядом в пол. — Понимаете, Женя, я поссорился с женой, — ему нелегко было сказать правду. — Наговорил ей всяких грубостей и сбежал как последняя сволочь, — он замялся и смолк. Петров поднялся и присел на край стола рядом с приятелем. — Ну что вы такой вид сделали, будто я школьный учитель и сейчас стану вас распекать? — Женя усмехнулся. — Никто здесь не станет вас ругать. Вы ведь человек, у вас есть эмоции, что тут плохого? В конце концов, вы хороший муж! На моей памяти Мария Николаевна говорила о вас столько хорошего, что, будь я женщиной, уже бы в вас влюбился. Лучше вот что! У меня был заготовлен маленький презент к вашему дню рождения, — он подошел к шкафу и выудил оттуда аккуратную записную книжечку в кожаном переплёте и бутылку вина. — Но подарю я его сейчас. Это для ваших ежедневных наблюдений и мыслей. Петров вручил опешившему другу книжечку и полез за бокалами: — А теперь будем пить вино, потешаться над всякими идиотами и писать фельетоны. Завтра занесём нашу писанину в редакцию, вы купите цветов и пойдёте извиняться. Идёт? Ильф смущённо засиял фирменной улыбкой. — Женя, можно я вас обниму? Утром они, проклиная всё на свете, толкались в трамвае, чтобы забавлять коллег-фельетонистов написанным за ночь. Ближе к обеду в комнату четвёртой полосы вошёл улыбчивый Катаев — Я хочу стать советским Дюма-отцом. Это высокомерное заявление не вызвало в отделе особенного энтузиазма, туда и не с такими фразами входили люди. — Почему же это, Валюн, вы вдруг захотели стать Дюма-пером? — спросил Ильф. — Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую советского романа, — ответил Катаев, — я буду Дюма-отцом, а вы будете моими неграми. Я вам буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править. Пройдусь раза два по вашим рукописям рукой мастера — и готово. Как Дюма-пер. Ну? Кто желает? Только помните, я собираюсь держать вас в черном теле. Журналисты ещё немного пошутили о том, как Валентин будет Дюма-отцом, а они его неграми. Потом заговорили серьезно. — Есть отличная тема, — сказал Катаев, — стулья. Представьте себе, в одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный роман? Есть ещё темки… А? Соглашайтесь. Серьёзно. Один роман пусть пишет Илья, а другой — Женя.