***
Джим справляется со своей ролью более чем хорошо. Пока не попадает на Нибиру… О, как Боунс ненавидит его в тот момент! И, одновременно с тем, как прекрасно понимает!.. Всё время, прошедшее с момента разрушения Вулкана, Джим считал своей основной задачей работу над сотнями проектов для Нового Вулкана… Господи, как же МакКой боялся, что его уволят к чертям собачьим, когда Джим из своей каюты орал на Совет!.. Он больше месяца потратил на то, чтобы уговорить их начать помощь Новому Вулкану. Уговорил. Поставил столько ультиматумов, выставил на кон столь многое… Но уговорил. И искренне считал своим достижением только это. А то, что он только за два года скоординировал около сотни вылетов кораблей к Новому Вулкану, что отослал туда шесть лично им составленных трактатов, где перечислял (подробно, с чертежами, материалами и прочими тонкостями) все достижения техники Вулкана за последние годы, какие только смог вспомнить и откопать в миллиардах земных и не земных архивов… (И в этом ему немного помогает другой гений, Монтгомери Скотт.) Это всё так, мелочи. Как и прочие статьи и трактаты, которые он туда отправил. Боунсу всегда казалось, что у его друга заниженная самооценка, но чтобы настолько!.. Но, главное, люди верят в то, что у него из комплексов только обед в столовой и тренировки!.. Но это не главное. Лео видел, как внутри Джима что-то сломалось, когда его сняли с должности капитана. В голубых глазах полностью потух запал. Неужели они не могли простить ему эту чёртову Первую Директиву?! Да он столько для всех сделал!.. А поставки на Новый Вулкан? Да зная этих идиотов, они прекратят все поставки! И репутация Федерации разлетится в пух и прах!.. А главное, что Спок узнает. Не сможет не узнать, из-за чьего «удаления» всё прекратилось… А ведь именно этого Джим и не хотел. Не хотел, чтобы Спок что-то знал о его участии в этой «благотворительной акции», за которую он платит своим здоровьем… И потому Боунс «тонко намекает» Пайку на то, что лучшего Старшего Помощника, чем Джим, ему для «Энтерпрайз» не найти. Крис с ним согласен, и вот, уже отправляется искать Джима… А потом происходит теракт. Вернувшийся на «Энтерпрайз» капитаном Джеймс Т. Кирк как никогда похож на настоящего себя… И Боунсу почти страшно за него. Ещё немного, самую малость, и Кирка переклинит. Он это видит. Знает. Чувствует. И если их капитана переклинит, то… То все увидят его настоящее лицо. Увидят идеальный расчёт, увидят ледяную ярость в его глазах… Он вкалывает Джиму успокоительное. Лошадиную дозу для обычного человека… Но зато самое то для такого «маньяка», как Джеймс Кирк. Благодарно кивнув лучшему другу капитан начинает выводить кораблём такие пассажи, какие обычному человеку и не снились… Но это же он, мать его налево! И те, кто видел, как МакКой вкалывает ему гипо, предпочли промолчать про увиденную дозировку и про то, что их капитан должен был свалиться через секунду без чувств… Если не без пульса. Спок был среди них. Среди тех, кто почему-то промолчал. Так вышло. Возможно, им всем показалось, вот и всё. Умирая за стеклом двери, отделяющей Варп-ядро от корабля, Джим боялся только одного. Что программу закроют. Новому Вулкану он нужен. И пусть там никто не знает об этом… Спок, принявший его страх за страх смерти (вот уж чего Кирк не боится), сходит, кажется, с ума… А когда Кирк, месяц в итоге пролежавший в больнице, приходит в себя, первое, что появляется на его губах, это улыбка. — Ты как, придурок? — Звучит родной голос Боунса, и блондин улыбается сильнее, отчаяннее, растягивая сухие губы так, что они трескаются. — Живой, или можно таки похоронить и больше не страдать головной болью? — Живой, куда ж ты от меня денешься! — Джим хохочет, ему хорошо как никогда! У него саднят горло и губы — он живой! Ему тяжело дышать — он дышит! Дышит! И сердце бьётся! Вон как в груди колотится!.. — Сколько я в отключке был? — Он пытается сесть. И даже сделал бы это, если бы не появившийся словно из воздуха Спок. — Капитан, я не рекомендовал бы вам сейчас изменять положение своего тела. Ваши показатели, хоть и стабильны, но весьма далеки от нормы. — Кирк на автомате кидает взгляд на приборы и отмечает, что для него это почти норма… Сколько он не спал на момент той операции?.. Надо будет потом у Боунса спросить. Но он покорно остаётся в лежачем положении и благодарит Спока, когда тот подносит ему воду. Да, пить хочется, до безумия!.. В нём бушует столько эмоций от того, что он жив, что даже случайно коснувшийся его полувулканец не ощущает разницы между тем капитаном, который с безумной искрой в глазах ведёт «Энтерпрайз» и тем, который лежит сейчас тут. — Капитан, я рассчитываю в дальнейшем продолжить работу под вашим командованием. — Позволяет себе вставить коммандер, прежде чем уйти. — Боунс, ты слышал? Капец!.. Вулканец хочет быть у меня в подчинении! Всё, можешь писать Совету рапорт о том, что я — волшебное, нахрен, существо! — Джим вскочил с кровати и пошатнулся; кинувшийся было его поддержать МакКой был остановлен взмахом руки. — Нет, подожди, сам должен. — Тело ослабло и не слушалось, а голова немного кружилась… Джим вдохнул и выдохнул несколько раз, потом двинулся уже куда медленней. — Ну вот, хоть что-то… Слушай, через сколько я смогу снова тренироваться? Слабое тело — не для меня… — Через пару дней… — Вздыхает Лео, возвращаясь к приборам и препаратам. Да. Этот идиот неисправим. Хотя да, когда он живёт в своём режиме бешеной белки-учёного больше года, то его показатели медленно приближаются к показателям коматозников… И ведь не объяснишь никому, кроме Совета!.. Потому и приставляют Боунса к Кирку в любом случае. Никто больше его вылечить не сможет — они его просто не знают. Не справятся. Никто не справится с ним, кроме Леонарда МакКоя, которому он сам подарил право с собой справляться. Вернувшись на корабль с пятилетней миссией, Джим счастлив. Впереди целых пять лет в космосе! Целых пять лет, ночи которых он сможет посвятить своей программе. Особенно ему нравится (помимо научной части, конечно же, всё-таки он гений, это его стезя) спорить по голо-экрану с адмиралами. Они звонят ему, все из себя такие серьёзные и злые, а он их доводы по стеночке научными фактами… Или угрозами… Или ещё чем-нибудь… Иногда ему кажется, что его вот-вот уволят, и это означает, что победа в споре как никогда близка!.. Сложнее всего на миссиях. Приходится контролировать себя, чтобы не выдать план, совершенно не похожий на тот, который сотворила бы его «маска»… А если учесть, что «маска» у него тоже гениальная, только с большим таким прибабахом… Справляется, в общем. Как и обещал Боунсу. Он и правда думает о том, чтобы стать вице-адмиралом… Первые минут пять после выхода от адмирала. Ровно до того момента, как увидел свою команду. И тогда ему стало абсолютно плевать: кто, что, где… У него есть команда и долг. А значит, нужно лететь только вперёд!.. Доказательством тому, как считает лично он, становится свершившийся бой. Сначала с Роем, потом на Йорктауне, и конкретно то, что он выжил, чёрт его дери! Выжил! Снова! А значит, зачем-то он на этом свете ещё нужен. А разве может быть у него миссия важнее, чем быть Джимом Кирком, бесстрашным капитаном и одним из нескольких людей науки, которые искренне хотят помочь Новому Вулкану. (Скрывать не будем, ещё трое из них — члены его команды, и всего двое живут на космических базах, но да, они есть)? Конечно никакой миссии важнее у него нет! И он снова садится в капитанское кресло отремонтированного «Энтерпрайз», и на его губах снова играет улыбка. Он обожает свою работу, он живёт ей!.. И никто не способен отнять у него этого. А то, что Спок остался на «Энтерпрайз», даже не смотря на смерть Прайма… Это подлило масла в огонь его решимости. И седины в волосы МакКоя. Потому что спать он стал ещё меньше, а ругаться с командованием — больше.***
Под грифом помощи Новому Вулкану прошли уже почти десять лет, считая два года до Нибиру и Пятилетнюю Миссию корабля «Энтерпрайз». Каюта Джима была переоборудована им со Скотти в настоящую тайную лабораторию — всего одно нажатие на кнопку, и все горизонтальные поверхности, кроме пола и кровати, покрываются техникой, реактивами и всем, что необходимо ему для исследований. О, вот тут Монтгомери правда оторвался! Они год надо всем этим работали! Извели столько материалов, что это почти кощунство, но результат себя оправдывает. Даже наложили искуственную гравитацию отдельно на каждую поверхность!.. Это был венец их совместного гения. И когда-нибудь они отправят чертежи всего этого… На Новый Вулкан. Федерации им выдавать такое сокровище не хотелось совершенно. Часть научного отдела, в которой царил МакКой, тоже была приватизирована… И тоже по ночам. Конечно, не в таком режиме, как у Джима, но Лео тоже выдавал колоссальные результаты. Возобновил несколько своих проектов из Академии, начал три глубоких исследования Вулканской медицины, анатомии и всего, что находится в его ведомости. Все свои наработки он отправлял прямиком на Новый Вулкан, как и Джим свои… По-настоящему втянулся в эту авантюру лучшего своего друга. Монтгомери и Чехов были втянуты в это случайно, но добровольно. Они работали с чертежами, восстановленными Джимом за первые два года. Перерабатывали их под данные новой планеты, изменяли какие-то детали, материалы… Всё же, в технике Скотти разбирался значительно лучше Джима. Тот был скорее по вопросам стратегии выживания, агрокультуры и восстановления каких угодно данных. А. И программные коды писать он умеет… Ему, на самом-то деле, нужно было научиться их взламывать, но для этого сначала нужно было научиться их писать… Вот и научился. Тем временем, Спок как-то сблизился с капитаном. Они проводили вместе довольно много времени: обедали вместе (за это Боунс готов был расцеловать Спока — Джим начал есть!), часто в перерывах заводили длинные беседы, которые иногда продолжались и на мостике, а по вечерам периодически сидели в каюте то у одного, то у другого, и играли в шахматы. В такие моменты Джим был особенно рад, что пока его лаборатория скрыта, её невозможно обнаружить… Спок также никогда не настаивал. Если Джим скидывал ему сообщение «прости, не сегодня, командование достало», он и не подходил к каюте капитана, но это не отменяло того, что он искренне любил их вечера за шахматами, беседы… Наедине Джим становился немного другим. Словно мягче… Его губы улыбались по-другому, искренне и красиво… Да, красиво. И в глазах мелькало что-то кроме его вечного веселья. Спок иногда чувствовал отголоски его эмоций: вспышка радости, когда Джим видит его, или кого-то из своих друзей, вспышка злости, когда на корабль или десант кто-то напал, мгновенно подавленная Кирком вспышка страха, когда он видит направленное на членов его команды оружие… Порой полувулканцу казалось, что человеку перед ним никак не может быть тридцать, тридцать пять, тридцать семь лет… Ему триста, четыреста… Никак не меньше. Слишком много власти и знания мелькало в глазах капитана в моменты опасности. Слишком много мудрости было в небрежно брошенных словах… Слишком сильно Джим был Джимом. В один из вечеров, когда они сидели за шахматами в каюте капитана, Спок уловил от него щемящую нежность: чистые, незамутнённые эмоции, направленные на него. В тот раз он специально пытался коснуться Джима, чтобы проверить, не показалось ли ему… Но Кирк привычно уходил от прикосновений. И теперь Спок понял: только Джим прикасается к нему! Всегда! Хлопнет по плечу, по-идиотски растреплет волосы, толкнёт в грудь или обнимет за плечи… Но это всегда Джим. И в такие моменты от него исходят именно те эмоции, которых от него ожидаешь. Словно в этот момент в нём зеркало. Пока они играют в каюте Спока, полувулканец не предпринимает попыток коснуться капитана вновь, а вот оказавшись в каюте Джима… Снова и снова пытается это сделать. Пытается понять: то, что он чувствует, взаимно или нет?.. И эта его игра в «попробуй коснись капитана, пока он этого не хочет» продолжается до того вечера, когда командование звонит Джиму прямо во время игры. Только капитан тянет руку к фигурам, как на одной из стен вспыхивает голографический экран с лицом одного из Адмиралов… — Тиберий, мать твою, Кирк! Какого дьявола у нас до сих пор нет того проекта, который ты обещал прислать ещё вчера?! Из-за тебя задерживаются твои же поставки! — Рычит Амирал с экрана, и Джим уже через секунду возле стены. Там много экранов, и он открывает один из них, начиная судорожно копаться в файлах. — Как нет?! Отправлял я его вам, трибблы вы недоразвитые! Вот, отправлял, смотрите! — Он выводит свой экран так, чтобы Адмиралу его было видно. Там ярко красным подсвечено письмо с темой «Агрокультура: новые чертежи, разработки, планы» и временем отправки от вчерашней даты… Теперь глаз дёргается у Адмирала. — Вот! Это всё ваш биомусор, который вы смеете называть секретариатом! Если они потеряют ещё хоть один мой проект, я вам гарантирую: я прилечу на вашу базу и лично переработаю их на удобрения! — В голосе у Кирка столько ярости, что Спок, который уже собирался было спешно покинуть каюту, почему-то остаётся. Наверное, потому что Адмирал стремительно бледнеет и сводит диалог в другую сторону. — Ну что ты, что ты!.. Отправь мне файлы ещё раз лично, я сам всё проконтролирую!.. А секретарей не трогай. Молоденькие ещё. Чёрт… А ведь поставки реально опоздают!.. Блять. — Сейчас. — Джим пробегается пальцами по экрану, отправляя письмо заново, а потом открывает третий голо-экран. Там он рассматривает, очевидно, маршруты кораблей… Каких кораблей? Куда поставки? Чем занимается его капитан? Эти мысли не дают Споку покоя, но он молчит, ожидая развития событий. — Если корабли покинут базу через четыре часа и пойдут не по южному изгибу, а по северному, то путь удастся сократить. Только идти придётся на четвёртом варпе вместо второго, но это допустимая погрешность. К тому же, с южного изгиба поступают странные сигналы. Возможно, там обосновались чужие корабли… Прикажете проверить? — Приказываю, проверяйте, капитан Кирк. И всё же, не понимаю я вашего стремления помочь этим вулканцам… Из них снова выйдет сильный противник Федерации. А так мы могли бы не оказывать им поддержки и окончательно уничтожить. Раз и навсегда. — У Спока холодеет в груди, а сердце словно замирает… Джим Кирк, его капитан, является инициатором программы помощи Новому Вулкану?.. Как?! И почему ничего не сказал?! И имя… Точно. Джеймс Тиберий Кирк. Тиберий Кирк. Так были подписаны 80% файлов, присланных на его новую планету. — Сильным противником, или главным союзником. Адмирал, этот разговор проводится уже в тысячный раз… Я не откажусь от своей инициативы. К тому же, все исследования для программы проводятся за мой счёт. Федерация предоставляет материалы исключительно самой планете, а это не такие большие суммы. Разрешите продолжить работу? Я перенаправлю координаты южного изгиба на мостик, приблизительно через пять дней мы будем там. — Разрешаю. До свидания, капитан. — Джим не успевает ничего ответить, экран гаснет. Ещё пару минут он разбирается в нескольких кодах, высветившихся на его экранах, отправляет что-то, — координаты, — по внутрикорабельным линиям… И только потом вспоминает, что до звонка был не один. Медленно развернувшись, он видит Спока, который всё так же сидит на его кровати. Только теперь у него на лице отчётливо читается вопрос «какого тут только что было?!» — Спок… — Не удерживается и стонет Кирк, закрывая лицо руками и пытаясь собрать волю в кулак, чтобы снова посмотреть на своего друга, коммандера… Сжав зубы на внутренней стороне щеки так, что в рот брызнула кровь, Джим таки поднимает голову на своего Первого Помощника и видит там всё тот же вопрос. — Я прошу прощения у вас, коммандер, что вам пришлось наблюдать за моим диалогом с командованием. И мне жаль, что вы всё это слышали. Правда. — Почему? — Вдруг спрашивает он, и голубые глаза сталкиваются с почти чёрными… — Что, прости?.. — Почему тебе жаль, Джим? — Спок встаёт и подходит к нему. Кирку стоит всей его выдержки сейчас не отскочить назад, как девчонке… Но он держится. — Всё время это был ты. Вулкану было известно, что Федерация не горит желанием нам помогать, Старейшины чувствовали это при общении с Советом. Но почему-то Федерация всё же начала свою программу. Это был ты. Ты заставил миллионы людей помочь нам. Разве тебе должно быть жаль, что я просто узнал, кого благодарить за то, что мой народ ещё жив? Что наша инфраструктура, наука, жизнь стремительно возвращается к прежнему уровню? Джим. Почему тебе жаль? — Потому что, Спок. Я не хотел, чтобы кто-то знал о том, что программу курирую я. А о том, что я — её основатель, тем более. Потому что это привлечёт… внимание. — Внутри у Кирка всё неприятно сжалось, стоило вспомнить последний раз, когда он публично показал свой гений… Да уж. После того случая он несколько месяцев не мог ничем заниматься — начинали трястись руки… — Не важно, Спок. — Качает он головой, не желая вспоминать всего этого. — Мне не нужна благодарность, для меня главное, чтобы программа работала, и Новый Вулкан жил и процветал. Это её цель, это моя цель… Вот и всё. — Кто ещё участвует в ней? — Глухо спрашивает Спок. Он не говорит о том, что чувства Джима сейчас хлестают по нему волнами, как не говорит и о том, что чувствует его страх перед прошлым. И страх перед тем, что он, Спок, сейчас развернётся и уйдёт. — Из тех, кто на корабле, Боунс, Скотти и Чехов. И есть люди на базах, но они не обрадуются, если я предам огласке их имена. Они меня отравят. — Это невозможно, капитан, так как вы находитесь на «Энтерпрайз», и… — Кобаяши Мару. — Напомнил Джим, и Спок замолчал. Ну да, если у него получилось взломать тренажёр, настроенный вулканцем, то на что способны другие… — На многое, мы все способны на многое. Хочешь, покажу лабораторию?.. — Джим снова подошёл к стене и нажал скрытую в ней кнопку. В ту же секунду тихо зашептали механизмы, комоды столы и тумбочки заменились на лабораторные платформы с россыпями механизмов, реактивами и бумагами. — Наша со Скотти гордость… Идеальный механизм, идеальный программный код… Мы долго работали. Нас Боунс еле разнимал, когда начинались споры о том, кто из нас виноват в том, что что-то не работает!.. Один раз, правда, мы и ему всыпали… Он нас неделю потом игнорировал. Помнишь, наверное, да? — Брюнет кивает, не в силах оторвать взгляд от Джима, а тот продолжает говорить, с нежностью проводя пальцами по своим рабочим поверхностям. В голове на секунду вспыхивает картина, как эти пальцы с такой же нежностью проводят по чьему-то телу, и в нём Спок с удивением узнаёт своё. — Скотти с Чеховым сейчас переделывают чертежи и вносят корректировки в состав разных машин и механизмов, которые потом отправятся на Новый Вулкан. Я сам смог только восстановить старые, а парни — гении своего дела! Получив информацию о составе и плотности пород, находящихся на планете, всего за полтора года модернизировали планы всей агротехники!.. — Вы тоже гений, самый настоящий. — С уверенностью говорит коммандер, неожиданно оказываясь рядом с ним, и Джим по старой привычке совершает прыжок назад. Максимально неудачный, надо сказать… Но его «везение», видимо, является компенсацией за способности… Врезавшись спиной в угол собственного стола, Кирк застывает, а потом со стоном «ну твою ж мать» пытается удержаться на ногах. Приложился он весьма неплохо, вложив в удар всё своё «везение», и сейчас перед глазами плясали звёздочки… Если бы не тот же Спок, который придержал его за локоть, валяться ему на полу. — Джим, ты в порядке?.. — Да, спасибо… — Обретя равновесие, блондин отстранился. И снова уходит от прикосновений… — Прости, что я так отскакиваю… Знаешь, наверное, тебе я мог бы рассказать, Спок. — Но дальнейшему разговору на ближайшие несколько часов было не суждено состояться, потому что Джим зевнул и расфокусировано моргнул. — Только не сейчас, прости… Я… Объясню… Через три часа… Примерно… — Договорив это, Кирк снова широко зевнул и приземлился обратно в руки своему старпому… Неожиданный контакт с незащищённым разумом, — потому что спящим, — слегка прошёлся по нервной системе вулканца, но уже через мгновение разум Джима гостеприимно открыл свои двери для него. Только он не собирался сейчас ничего смотреть. Джим ведь сказал, что расскажет всё сам, значит, следует подождать. Переместив капитана на его кровать и укрыв его пледом, Спок сел на кресло и принялся ждать. Три часа… Странно, что он планирует спать так мало. Нормальный человеческий сон составляет восемь-девять часов… Ждать. Скоро ответы появятся. Капитан просыпается через три часа и пять минут по корабельному времени; Споку они кажутся почти вечностью, потому что ему любопытно!.. И он успевает извести себя догадками, прежде чем Джим вскакивает с кровати и растерянно озирается по сторонам. Его взгляд, сначала невидящий и потерянный, постепенно обретает осмысленность. А когда голубые глаза останавливаются на Споке, в них воцаряется спокойствие. — Ты всё это время так тут и сидел?.. Прости, что я вот так… Забыл просто, что у меня сегодня сон по расписанию. Эм… Сейчас объясню. Или попробую… — Вздохнув, он снова забрался с ногами на кровать и хлопнул ладонью рядом с собой, приглашая Спока присоединиться к себе. Коммандер пересел с кресла на кровать, чувствуя себя несколько неуютно от того, что впервые, кажется, будет говорить с Джимом о чём-то сокровенном… Но непосредственность Кирка, хоть и слегка напускная, дала свои результаты. — Возможно, ты знаешь о такой штуке, как цикличное снотворное? Многоразовая капсула, вшитая в вены и выпускающая в кровь снотворное по установленному в её коде расписанию. Так вот, у меня такая штука вшита с момента… С момента старта моей программы. И, уж не знаю, в курсе ты, или нет, мы с Боунсом — единственные, кто способен эти капсулы программировать самостоятельно. — Их разработал доктор МакКой? — Предположил брюнет, и получил за это мягкую улыбку, отозвавшуюся теплом в груди. — Верно. Мы тогда учились в Академии, и он сделал это снотворное для меня. (И только после испытаний на мне снотворное пошло в массы.) Я тогда как раз жил в таком же режиме, как сейчас… А вот мой режим, это уже тема отдельная. Мне нужно максимально использовать время и свои возможности, чтобы удовлетворять одновременно и потребности программы, и командования, и корабля. Поэтому мой режим выглядит следующим образом: я не сплю неделю, мне в кровь попадает снотворное, я вырубаюсь в любом случае. Возможно, режим у меня совсем больной, но на работоспособность это, в сочетании с тонизирующими составами Боунса, совершенно не влияет. Что ты и мог наблюдать предыдущие годы: никто не замечал моего режима. — А доктор МакКой использует ту же систему? — Верно, Спок, только он спит по часу в сутки, а не «мучает себя», как я… А я и не мучаю!.. Для меня это всё в порядке вещей. Знаешь, чем больше я думаю о том, что не похож на других, тем больше хочу стать обычным… Но это лирика, что уж говорить… Как ни старайся, а старую собаку новым трюкам не обучишь. Поговорка на Земле такая есть, знаешь? — Вулканец кивает, желая, чтобы Джим продолжал, и он продолжает. Точнее, перекидывает с себя ответственность за количество рассказанной информации. — Знаешь, а давай ты будешь спрашивать, а я отвечать? А то буду скакать с темы на тему… А я буду, уж поверь!.. — Тогда, Джим, не проще ли… — Спок слишком поздно понимает, ЧТО он пытается предложить капитану. Слияние Разумов! Да ни один человек на такое не согласится! Ухура, и та, встречаясь с ним, была категорически против их слияния. Слишком много дискомфорта это, как правило, приносит тому, в чей разум проникают… — Слияние Разумов? — Сам понимает Кирк и пару раз задумчиво моргает, с интересом смотря на своего собеседника. Под пристальным взглядом этих глаз Спок едва сдерживает реакции своего тела, чтобы не залиться краской, и он уже готов признать, что затея глупая, как Джим широко (и искренне, что главное) улыбается. — А давай! Так реально проще! А то, если я стану всё рассказывать, будешь ты у меня как Боунс. Наблюдать за тем, как я вою, будто истеричная школьница. Что мне нужно делать? — Чистое любопытство, ни тени страха и сомнения… Спока это приводит в замешательство. — Просто закрой глаза. Он тянется пальцами к лицу Джима, доверчиво закрывшего глаза и затаившего, как ребёнок, дыхание. Только коснувшись пси-точек на лице своего капитана, он сразу оказывается в его разуме. Двери туда открыты — Джим приглашает его, готовый выдать каждую свою тайну на его, Спока, обозрение и суд. «Вау, это… необычно,» — Слышит он голос-мысли Джима, — «Спок, ты меня слышишь? Я говорю или думаю? Никогда не подозревал, что Слияние Разумов, это ТАК! Что тебе показать? Наверное, с самого начала, да?.. Тебя интересовало то, почему я скрываю свои способности. Смотри. Только потом, пожалуйста, не разочаруйся во мне…» Пятнадцатилетний парень отвечает на вопросы профессора, приехавшего в их школу из Академии. В этом тонком и хрупком создании с трудом можно узнать Джима, которого Спок знает сейчас, но это определённо он. Самый молодой из присутствующих, с огромными голубыми глазами и ярко-розовыми пухлыми губами, совсем мальчишка… И это мальчишка проявляет себя лучше всех. Профессор хвалит его и обещает большое будущее в Звёздном Флоте, а как только узнаёт фамилию, так вообще едва ли не на руках готов носить молодого Джеймса Кирка!.. А тот и рад. Его знания наконец-то оценили! В голубых глазах плещется счастье, смешливые искорки… В следующей сцене в глазах Джима нет никаких искорок. Только безотчётный ужас. Компания парней обступила его со всех сторон, злобно ухмыляясь и переглялываясь. И эти взгляды не сулят ничего хорошего. — Гляди, какая куколка красивая! — Скалится один из них, с силой хватая Джима за подбородок и рассматривая его. — И рот открывать умеет неплохо! Не для того, правда, использует, но мы его научим, правда? — О да, покажем нашей куколке, как следует использовать его развратный ротик. И не только его. — Хищно облизывает губа другой, и до пятнадцатилетнего парня доходит, что с ним собираются сделать… Мысли набатом гремят в воспоминаниях, и их заглушают крики и мольбы о пощаде… Но никто не слушает. Эти парни сильнее и старше него, их много и он им не нравится. А вот возбуждать, возбуждает. Потому что он красивый. И они, всей толпой, а человек их было где-то семь, с удовольствием используют его «по назначению»… Эти звери, — людьми их назвать язык у Спока не поворачивается, — по очереди, а иногда и сразу вместе, втрахивали Джима то в каменную стену, то в бетонное покрытие… Происходило это средь белого дня, на улице. И никто не слышал криков будущего капитана. Никто не слышал и не видел, как он срывал голос от надсадного крика боли, как его затыкали тем, что жёстко вбивались ему в глотку… Никто. А когда эти малолетние твари наигрались, они оставили Джима там. Нежное тело покрывали синяки и ссадины, под ним растекалась белёсо-красная от спермы и крови лужа, а сам Кирк дрожал от беззвучных рыданий… Там он провёл почти сутки, не в силах встать или хотя бы пошевелиться. Задубев ночью от холода, он с трудом отогрелся под утренними лучами солнца и, превозмогая боль и дрожь, поднялся. Одежда вся была безнадёжно испорчена и превращена в лоскутки, потому он шёл, — скорее полз с переменным успехом, — до дома окольными путями и очень, очень медленно. Добравшись только под вечер, он встал под душ, бессильно смыл с себя кровь и грязь, а потом завалился в кровать. Во сне по его щекам катились слёзы, а утро своё он начал с протяжного воя боли — от того, как несправедливо с ним обошлись. Физически ему было не так плохо, как морально. Он ведь никому не хотел зла! За что с ним так?! Он ведь!.. И снова вой. Дикий, безумный… Так он изливал свою боль в пустоту до тех пор, пока снизу не донёсся звук открывающейся двери. Видимо, пришла его мать, потому что он замолчал, закусил подушку и постарался не издавать ни звука. А через неделю он вернулся в школу совершенно другим. Пустой взгляд, выражающий только базовые эмоции. Нежный и звонкий смех, только пустой, без чувств… И никто не заметил. Тогда Джеймс Тиберий Кирк превратился в Джима Кирка, обаятельного парня с внешностью красивой куклы и совершенно без мозгов. Все сданные им работы продолжали быть гениальны, но внешне — пустышка… В нём сломали желание выделяться, а он не стал его чинить. Понял, что от его ума ему же и причиняют боль, а он этого не хотел! Только не снова! Лучше уж быть пустышкой, чем… Чем «куколкой»! Спок, медленно приходящий в жгучую ярость, чувствует, как под его пальцами текут слёзы и прерывает Слияние. Джима… Нет, Джеймса. Джеймса трясёт, он крепко сжал руками одеяло и беззвучно… плакал. Его удивительный, такой замечательный Джим… плакал. Неосознанно Спок провёл пальцами по его щекам, стирая влагу, и подсел ближе. Всхлипнув, Кирк подался вперёд и уткнулся лбом ему в плечо; рука вулканца легла ему на спину в жесте, выражающем поддержку. Постепенно пережитые когда-то страх и боль отступили, и капитан снова был уравновешен. Точнее, успокоился. Уравновешенным его назвать не получалось никогда, но от него уже не веяло такой паникой, как несколько минут назад. Наоборот, его эмоции светлые и направлены на него, на Спока. Такие светлые, но все настолько стремительные, что считать их почти не удаётся. Он выдыхает и отстраняется от Спока, хоть и не отсаживается. Наоборот, кажется, движется чуть в его сторону. И почему-то виновато улыбается. — Прости, ты, наверное, теперь всё-таки разочаровался во мне… — Что?! — Спок не замечает, как его тон становится раздражённым, а голос повышается. — В тебе?! Да я стал считать тебя в сотни раз лучше!.. Кто ещё на твоём месте остался бы собой?.. — Он снова касается лица Джима, мягко поглаживая его щёку, успокаивая этим прикосновением больше себя, чем его, и блондин тянется за этим прикосновением, как котёнок… — Ты удивительный. Честно. Гениальный ум, живые эмоции… Ты не представляешь, насколько это потрясает. — Разум человека притих, перестав гудеть роем мыслей, которые появились в момент выхода из себя полувулканца. Неслышные до того за этим гулом эмоции сейчас проявились, оформляясь в удивлённый восторг от того, что ему говорят… Спок чуть было не покачал головой. Этот потрясающий человек, который как никто достоин всего самого лучшего, не в силах оценить свои собственные заслуги. И никто другой не оценит их по достоинству. — Позволь мне снова… — Пальцы сместились к пси-точкам, и Джим кивнул. — Всё, что угодно. Давай покажу теперь Академию. Узнаешь, как мы с Боунсом сошлись… — Закрывая глаза, он слегка улыбнулся, а Спок вновь прошёл через открытые двери чужого разума. Такие гостеприимные… И Споку почему-то кажется, что для него эти двери просто не могут быть закрытыми. На этот раз сцена являла собой коридор Академии, в которой он какое-то время преподавал. Джим, молодой кадет двадцати с небольшим лет, катается по полу с двумя парнями примерно его возраста, а чуть в стороне сидел на полу и вытирал с лица кровь из разбитого носа мужчина, в котором было более чем легко узнать главного доктора «Энтерпрайз»… — Вы, скотины недорезанные!.. Кто вас в цивилизованное общество вообще выпустил, трибблы жареные, фотонную торпеду вам в задницу! — Рычал явно Кирк, в очередной раз уворачиваясь от ударов. Ещё пару раз извернувшись в этой куче, он вскочил на ноги. Уже из такого положения драка была им завершена. Из разбитой губы текла кровь, но на его лице всё равно была торжествующая улыбка. Он подошёл к сидящему мужчине и помог ему встать на ноги. — Ты прости этих долбоклювов, они у нас на голову ударенные. И я, боюсь, им только что добавил… — Блондин смеётся, очень похожий на куклу, но под строгим взглядом брюнета стихает. — Ладно, я не дебил. Пойдём в медчасть, сами мы тебе нос не починим. — Я более чем способен вылечить себя сам, благодарю за беспокойство. — МакКой сбрасывает руку Джима со своего плеча, но парень уже заинтересовался этим хмурым человеком, и, когда будущий «Боунс» срывается с места, скачет рядом с ним и расспрашивает о том, кто он, что он, почему на него вообще напали… — Да отвяжись ты от меня, наконец! Что пристал?! Первый день я тут, а эти сами докопались! И ты докопался! Я даже ещё комнату свою не нашёл, а меня уже успели достать все, кому только лень не было!!! — Застыв на пару секунд от такого напора, Кирк растянул губы в улыбке, больше похожей на радостный оскал. — Точно! Меня ж тебя встречать, походу, и послали! — Златовласый хлопнул себя по лбу и протянул ему руку. — Джим Кирк, очень приятно познакомиться! — Не могу ответить взаимностью. Леонард МакКой. — Он пожал протянутую ладонь, одарив парня оценивающим взглядом. — И мне говорили, что меня встретит лучший ученик Академии, а не… — Взбалмошный идиот? Понимаю, смесь гремучая. Но тебе повезло! Не смотря на то, что я идиот, защитить тебя точно смогу! Это прям гарантирую, ага. — МакКой только горько усмехнулся. Видно, понял, что нарвался на атомную бомбу в уменьшенном формате… — А, и тебя поселили в мою комнату! Это немного в другую сторону. Но вот в медчасть сходить всё же стоит. — Как я и говорил, могу себя подлатать самостоятельно. Веди в свою комнату, так и быть, покажу тебе пару штучек из моего оборудования. Фотонная граната в человеческом эквиваленте… — Кирк фыркает, мол, мельчишь, я куда опаснее, и хватает своего нового соседа за руку, уволакивая за собой по коридорам. Мимо проходящие девушки строят ему глазки, хихикая «опять подрался, Джимми!» или «ой, а что за милашку ты с собой ведёшь», а он театрально раскланивается и отвечает что-то, совершенно к теме не относящееся… МакКой, удивлённо приподняв брови, следит за его позёрством и, кажется, не верит ни единому его жесту. Стоит дверям комнаты Джима за ними закрыться, он прижимает парня к стене и рычит: — Что за театр ты устраиваешь?! Кто ты такой, мать твою?! Джим смотрит на него какое-то время максимально наивными глазами, а потом вздыхает и просит сначала привести их в порядок, а уже потом он всё расскажет. У Леонарда, оказывается, уже тогда была пара медицинских приборов «всегда с собой». Через пять минут у МакКоя снова целый нос, а у Джима даже синяков потом не будет… Удивлённо присвистнув, парень говорит, что это реально круто, а потом всё же начинает отвечать на вопросы. Точнее, на один конкретный вопрос. Что с ним не так? — Объективно, со мной не так всё. Преподаватели уже привыкли. Я веду себя как скотина и казанова, иногда мешаю даже во время пар, но при этом всегда сдаю идеальные лекции и домашние задания. Постоянно дерусь… Зато, хорош в стратегии, ведении боя и прочих исключительно военных дисциплинах. И так далее по списку. Знаешь, Леонард МакКой, менять маски — очень легко, когда под ними есть разум. — Знаю. — Мужчина сел рядом с ним на кровати, и взгляд его неуловимо потеплел, даже черты лица словно стали мягче. — Давай договоримся, скотина и казанова. За пределами комнаты мы кто угодно, а внутри — мы сами, настоящие. Раз уж нам теперь придётся жить вместе, я не хочу видеть рядом с собой очередную маску. — Договорились. — Джим улыбнулся, искренне, и приобнял нового друга. — А можно я буду называть тебя Боунс? — Это ещё с чего? — Ну, ты же медик! Кости, кровь, органы… Боунс. — Брюнет закатил глаза, но рассмеялся. Его явно веселило столь непосредственное отношение Кирка к его профессии. Конечно, он разрешил. Не сразу, и долго ещё потом ворчал по этому поводу, но ему и самому нравилось то, что кому-то он настолько друг. А друзьями они стали настоящими, и довольно быстро. Джим умел покорять сердца, и сердце Лео не стало для него исключением — обычно холодный и принципиальный, мгновенно приходящий в ярость, рядом с этим гениальным источником мягкого огня (именно так в одном из диалогов с Джимом он описал своё к нему отношение) ему становилось легко… Только заскоки Джима он мог терпеть по-настоящему, и только с ним искренне улыбался. И когда Джим заинтересовался медициной, он стал заниматься с ним сам, переделывая лекции и целые темы под личное восприятие своего друга. Постепенно, Джим занялся и самостоятельным изучением… Но всё равно с нетерпением ждал, когда Боунс сможет провести ему ещё одну лекцию. Ну нравилось ему это, что поделать!.. На этот раз, когда Спок заканчивает Слияние, Джим улыбается… Воспоминания из Академии, связанные с Леонардом МакКоем, для него одни из самых лучших, поскольку Боунс стал первым его настоящим другом. Да и в общем первым за последние годы, кто увидел его настоящее лицо. И теперь Споку стала понятна столь сильная связь между корабельным доктором и капитаном — они просто снимали своим присутствием маски друг с друга, и это заставляло (хотя, это было добровольное общение, даже скорее вопреки всем обстоятельствам) их оставаться рядом. Казалось, что он это понял просто потому, что Джим это показал… Будто он ещё слышит голос Джима в своей голове. Будто контакт не разорван. Но он абсолютно точно уверен, что закончил Слияние… Если бы он знал, насколько Мироздание любит шутки. Если бы он знал. Вновь чуть приблизившись к коммандеру, Кирк вдруг хитро прищуривает глаза, и через какое-то мгновение оказывается лежащим на коленях вулканца… Спок от неожиданности слегка вздрогнул, но на его губах появилась улыбка. Уже не приподнятый уголок губ, а полноценная улыбка, хоть и с трудом заметная для тех, кто его не знает. — Ты ведь не против? — Со смешком задаёт уже совершенно глупый вопрос капитан. Они слишком давно общаются, чтобы он не научился читать своего старшего помощника. И конечно Джим знал о своих к нему чувствах, которые и побудили его сейчас открыть буквально всего себя вулканцу… Всё же, скрывать теперь хоть что-то было бы глупо. — Знаешь, ты очень красивый, Спок… — Он кладёт руку коммандера себе на грудь и мягко сжимает её, передавая шквал своих чувств… Спок и сам не осознаёт, что задерживает дыхание, когда пальцы Джима переплетаются с его собственными. Выдохнуть ему помогают лишь переданные чужие эмоции, так похожие на его собственные. И ему кажется, что он чувствовал их всегда. И Всегда знал, что они принадлежат только Джеймсу Кирку, как и его сердце. — Красивый, добрый, умный… Господи, да я мог бы лекцию сделать на тему «Коммандер Спок и его положительные качества»! Правда, никому её читать не стал бы. Я, видишь ли, предпочитаю быть одним из немногих, кто способен замечать твои эмоции. — Из немногих? — С улыбкой уточняет брюнет, проводя свободной рукой по золотистым волосам своего капитана. — Кто же ещё знает об этом? Кого мне нужно убедить, что неразглашение сохранит им жизни? — Джим смеётся, звонко и весело: — Никого не нужно, они об этом знают ещё от меня! А так, это Боунс и Ухура. Ухура потому, что встречалась с тобой, а Боунс… Потому что это Боунс. Он слишком много со мной общается, чтобы не замечать того, что вижу я. — Он чуть сильнее сжимает пальцы Спока, и тот резко выдыхает. — Джим, я бы не рекомендовал так делать… — Контроль теряешь? — Лукаво улыбается он, но хватку сильно ослабляет, оставляя лишь лёгкое прикосновение. Этого почему-то катастрофически мало, но брюнет не говорит об этом. А Джим не говорит о том, что почему-то это слышит. Он прикрывает глаза и наслаждается тем, как Спок перебирает его волосы… Разве не мурчит, тогда был бы совсем как кот. Хотя, это предки именно Спока относились больше к кошачьим… Это… забавно. — Хочешь ещё что-нибудь увидеть? — Приоткрыв один глаз, он пару секунд смотрит на Спока, а потом снова закрывает его. — Не знаю, как для других, и что это значит на Вулкане, но мне приятно… Как назвать-то?.. Просто приятно даже осознавать, что ты можешь увидеть все мои мысли. Приятно открывать их тебе, приятно от того, что мой разум в контакте с твоим… Наверное, это можно объяснить так. — На пару мгновений перед глазами Спока темнеет от накатывающего осознания… Когда он снова заговаривает, его голос неконтролируемо дрожит. — На Вулкане это значит очень… Очень многое, Джим. Мы… Нам сложно доверять друг другу свои мысли, потому что в них… В них мы часто не связаны устоями и нормами Вулкана. И очень редко Слияние Разумов… приносит что-то, кроме дискомфорта. Это касается нашей расы. А случаев, когда дискомфорта не было при Слиянии с существом пси-нулевой расы… Таких случаев всего шесть за всю историю Вулкана. — Джим уже смотрит ему в глаза, и Споку кажется, будто он может видеть его душу… Эмоции, по крайней мере, точно. — Такое происходит в случае, когда разумы идеально совместимы, Джим. Идеальная пара. Такое название носит этот феномен. — Вау… — Еле выдыхает Кирк, но через их прикосновение Спок чувствует, как много он сейчас на самом деле испытывает. И среди всего этого цветком распускается всё тоже чувство, которое вмещает в себя так много всего… — То есть… Вау. И ты?.. Ты не против того, что это со мной?.. «Ты не за это должен переживать!» — Хочется закричать Споку. — «Почему ты не переживает, как отреагирует твоё общество?! Моё?! Почему ты думаешь только о том, какого это для меня?! Почему не думаешь о себе?!» — Спок. — Джим тянется к его лицу и кладёт руку ему на щёку. — Я не знаю, нормально ли то, что я слышу тебя, когда ты не говоришь, но я просто не привык думать о себе. И я об этом знаю. К тому же, мне абсолютно плевать на то, кто и что скажет. — Слышит… Это слово набатом звучит в голове у вулканца. Слышит его мысли. Представитель пси-нулевой расы. С другой стороны, это же Джеймс Кирк! И у них связь, как у Пары. Это должно многое объяснять, но лишь путает сильнее… Зато становится понятна природа ощущений, которые вызвало у него Слияние. — Если ты хочешь поддержать эту связь, образовав со мной пару, то, поверь, я сделаю всё, чтобы нас приняли. Если не хочешь, то я и настаивать не стану. В таком случае никто ничего и не узнает. А единственные, чьё мнение меня волнует, помимо тебя, примут нас с лёгкостью. — Леонард МакКой, Монтгомери Скотт и Чехов Павел? — Почему-то уточняет Спок, и Джим кивает. Прикрыв на пару секунд глаза, он пытается сформулировать ответ. Он хочет, чтобы Джим был рядом? Как пара? Хочет, конечно, хочет. Давно уже, только сам себе не признавался. Конечно, ведь признаться себе в том, что он чувствует к своему лучшему другу, было… невозможно тяжело. — Я хочу этого, Джим. Правда хочу. Только я не такой как ты, и мнение моего народа… — Для тебя очень важно. Я знаю. Всегда знал. — В бездонных голубых глазах мерцает мягкая уверенность, непоколебимая и такая, против которой и возразить нечего. Незаметно Спок успокаивается. Появляется стойкое ощущение того, что Джим всё решит, и сделает это как нельзя лучше. — Всё будет хорошо, я обещаю. Мирную обстановку в каюте нарушает звонок на голографический экран Джима. Входящий вызов издаёт громкий «трень» (Иногда Джима так и подмывало поставить на входящий вызов несколько матов — на них он реагирует быстрее, чем на другие звуки), прежде чем автоматически приняться… Значит, кто-то из «особых лиц». Либо командование, либо Боунс. Это Спок успевает считать на поверхности разума Джима, прежде чем на экране появляется картинка. На этот раз там всё же не Адмирал, а МакКой… Тот выглядит не выспавшимся, но абсолютно, совершенно счастливым!.. Удивительно даже. — Святые фотонные торпеды, Джим, я это сделал! — Его глаза маниакально сверкают, и он, кажется, совершенно не замечает Спока. Пару раз истерично хохотнув, он проводит рукой по волосам и продолжает. — Джим, семь лет работы! Я сделал это, мать твою! Поднимай свой зад и тащись ко мне в лабораторию, ты должен быть первым, кто это увидит! Гоблина своего тоже бери, так и быть! Скотта я потом наберу, он только час назад спать ушёл. Жду через три минуты! Как только связь отключилась, Кирк вскочил с кровати, уволакивая за собой Спока. Объяснять ничего он не стал, просто тащил его по коридорам «Энтерпрайз», держа за запястье, и излучал ликование и восторг… И ни одной связанной мысли. Совершенно не нормальная реакция на то, что кто-то, совершенно о тебе не заботясь, срывает тебя с места. Но это Джим, а значит, он что-то знает. Иначе МакКой не стал бы его вызывать. К тому же, как он догадался про «своего» гоблина?.. Интересные они всё же, эти двое. Лабораторией Боунса оказалась закрытая, как считалось раньше, корабельная лаборатория №5 (Джим потом покаялся, что использовал капитанский статус для этого). МакКой встретил их на входе в лабораторию; в реальности он выглядел ещё большим маньяком, чем на экране… Крепко, до невозможности вдохнуть, он обнял Джима и с облегчением рассмеялся ему в плечо. — У нас получилось, Джим!.. Получилось!.. — Заводя их в лабораторию, он попутно рассказывал Споку о том, что именно «наконец-то получилось» Как оказалось, проект этот они с Джимом разрабатывали вместе уже много лет. И если часть Джима, связанная с написанием программного кода, была закончена ими всего за три года (да, для них это всего), как и базовые функции медицинской части, то оставалось много того, чего они хотели бы достичь, но пока не могли. Это было что-то вроде инкубатора, способного создавать условия, в точности копирующие женскую утробу. И, как следствие, можно было «создать» ребёнка даже для однополой пары. Этим их изобретением пользовались в тысячах цивилизаций, но был у него, по мнению двух этих гениев, существенный недостаток. В изначальной версии «инкубатора» было только случайное смешение генного материала, а взломать ДНК настолько, чтобы управлять им, у этой парочки не выходило… К помощи других они не прибегали из принципа, а другие гении не лезли в их изобретение. Не понаслышке знали, как это — совершенствовать своё детище… Однако, не смотря на рвение, Джим недостаточно разбирался в генетике, чтобы копаться в ней настолько сильно (всё же, не смотря на страсть к ней, медиком он не был), а Боунс не так хорошо умел что-либо взламывать… Но так вышло, что работа Джима была и правда закончена тогда, когда это изобретение разлетелось по галактикам. На долгое время проект был остановлен, а уже тут, на корабле, Лео разморозил его — раз решил заниматься проектами всерьёз, то можно и этот возродить. Семь лет, помимо основной своей работы над трактатами и прочим для Программы и Федерации, он был занят тем, что разбирал генетические коды на кусочки, вносил их в «пустые отсеки» написанной когда-то Джимом программы и пытался их переставлять, симулировать то, что должно получиться в результате… Он создавал возможность для пар выбирать характеристики для своего будущего ребёнка. В пределах разумного и воплощаемого в рамках предоставленного ими материала, конечно. Это впечатляло настолько, что Спок даже позволил себе улыбнуться в присутствии Леонарда и поздравить его с этим достижением. (Откуда брались материалы для исследований он решил не уточнять, мало ли…) — Что у вас происходит? У меня сенсоры взвыли, оповещая о том, что капитан вылетел из каюты со скоростью варп-двигателя… — В лабораторию вошёл сонный Чехов, явно в спальной одежде, и зевнул, глядя на мужчин слегка недовольно. — О, коммандер… Ночи. Так что у вас случилось? — Паша, я гений! — Скромно объяснил всё МакКой и кивнул на свой «инкубатор». — Я это доделал! — Взвизгнув, лейтенант Чехов повис у доктора на шее, крепко к нему прижимаясь. — Ура-ура-ура-ура! Ты просто волшебник, ты знаешь об этом? — С такими словами он поцеловал Лео… Стоп. Чехов поцеловал МакКоя. Что?! У Спока дёрнулся глаз, а Джим, заметивший это, оттащил его в сторону и стал шёпотом объяснять. — Они вместе уже лет пять как, Спок. Никто не знает, кроме нашей «команды» и Совета Федерации, так что, лучше пока не афишировать. Захотят — сами всем расскажут… И да, генетический материал — их. — После он обернулся обратно к своему лучшему другу и его парню (?) и усмехнулся, повышая голос: — Хэй, голубки, хватит, а! А то сейчас завидовать начну, и будет всем армагеддец! — Павел, вспыхнув, отпрянул от Боунса, а тот наградил друга мрачным взглядом. — А сам чем лучше? — Прищурился он, становясь похожим на готового к броску хищника. — Можно подумать, ты бы не поцеловал… — Тут Лео прикусывает себе язык, но взгляд менее раздражённым не становится. Джим, хмыкнув, скользит рукой с запястья Спока вниз и переплетает их пальцы, и Боунс цветом лица сравнивается с простынями в медотсеке… — Да ладно?! Поздравляю вас, парни! Правило «не говори, пока мы сами не» я знаю, лезть не буду! И да, Спок. — Брюнет подошёл к нему почти вплотную и неприятно ткнул пальцем в грудь. — Если ты причинишь Джиму боль, я без наркоза буду разрезать самые чувствительные участки твоего тела, потом вырежу тебе сердце, не порвав сосуды, и запихаю тебе в глотку, чтобы ты сам же себя и убил. — В его словах столько нескрываемой угрозы, что Спок в них верит, и ему почти страшно… Почти, это потому что Джим сжимает его руку, и с ним страшно быть перестаёт. Потому что от Джима исходит тепло и уверенность в том, что всё это Лео говорит только из-за любви к нему. — Я ни за что не причиню ему вреда, доктор МакКой. — Ну, тогда я для тебя Боунс. — Мгновенно меняется мужчина и возвращается на прежнее место, обнимая Чехова за талию и прижимая к себе. Они выглядят… Счастливыми друг с другом. — Ладно, полагаю, меня сейчас уведут спать… Судя по лицу Джима, он уже спал… Развлекайтесь, мальчики, только подальше от моей лаборатории. Совет вам, да любовь… И да. Больничный на две недели, для адаптации. Они все вместе покинули лабораторию, Леонард заблокировал дверь, и они с Павлом ушли в сторону своей каюты. Спок и Джим пока стояли возле дверей, всё так же держась за руки, абсолютно потерянные… — Предлагаю, пока вернуться в каюту. — Джим ласково проводит пальцем по ладони Спока и улыбается так, что кажется, будто пол уходит из-под ног… — Могу показать тебе то, над чем сейчас работаю… Если захочешь. «Конечно, захочу…» — Думает Спок, почему-то уверенный, что Джим его услышит. И, судя по мягкой улыбке, услышал. На этот раз по коридорам они шли спокойно, держась за руки и ни о чём не разговаривая. Разговоры казались… лишними. Споку больше не требовалось касаться пси-точек Джима, чтобы слушать его мысли… Они плавно перетекали в его голове, сменяя одна другую, что казалось по началу неправильным (не этого ожидаешь, когда знаешь человека, как импульсивную личность), а потом стало приятным. Мысли Джима, в большинстве своём, относились к его проектам… Вот новый абзац в его статью, вот идея для Скотти, вот кадры из каких-то старых архивов, которые он поднимал для того, чтобы всё организовывать… Вот в его мыслях возник Спок, и разум затопило тепло… Такое приятное полувулканцу, что на несколько секунд дышать стало почти невозможно. Эта вспышка нежности закончилась, сменяясь новыми мыслями о проектах. Теперь он думал о проекте «Явление», который, впрочем, пока не носил никаких точных очертаний… Картины его мыслей словно состояли из неровных и смазанных мазков старой акварельной краски… Капитанская каюта встретила их мягким теплом, — температура стала идеально подходящей для вулканца, хотя Джим так и не подошёл к панелям управления, — и жужжанием никуда неубранных приборов. Джим направился к одному из столов, всё такой же мирно-задумчивый, и жестам позвал Спока за собой. Мурлыкая что-то себе под нос, он взял со стола несколько бумаг, исписанных его неровным почерком, и протянул ему. Бумаги были связаны с какими-то наработками, которые никак не относились к его последней придуманной идее под названием «Явление»… Но наработки были более чем увлекательные. Устроившись на кровати Джима, Спок принялся читать витиеватый почерк, а сам хозяин помещения, продолжая напевать что-то неразборчивое даже в его мыслях, плавно двигался среди своих столов. Спок продолжал слушать его мысли, и они, на удивление, были совершенно точными. Он был уверен в результате, когда реплицированные (он взломал корабельную систему?) шестерёнки и моторчики с тихим шипением вставали на свои места. Он ни капли не сомневался, добавляя в пробирку, стоящую на огне уже явно не один день, медный порошок. Он набирал на голографических экранах, окутавших его со всех сторон, коды и абзацы, даже не глядя на то, какой экран использует. Он просто знал, что экран всегда правильный, что медь в реактиве даст нужный результат, а шестерёнки идеально подойдут к моторчикам и воплотят его задумку в жизнь… Когда Спок уже давно закончил читать бумаги Джима, когда последние шестерёнки, залитые недавно искрящейся жидкостью из пробирки, встали на свои места, когда экраны отлетели от своего владельца и вернулись в стену, корабль уже давно не спал. Только им было всё равно. У них больничный, который пообещал МакКой, и Джим манит его к себе жестом, показывая то, что с такой любовью собирал последние десять, — а именно столько времени прошло с их возвращения в каюту, — часов. Это оказывается модель корабля. Такая, какую можно удержать двумя руками. Корабль не похож на те, которыми обладает Федерация, он явно был предназначен для выхода из атмосферы, о чём говорило его строение. — Думаю отдать Скотти на доработку, но должен летать. Как в атмосфере, так и за её пределами… Но, это не моё, поэтому за детальной доработкой к Монтгомери. Моё дело — создать модель, просчитав наиболее удачные комбинации из прошлого… — Он вздохнул и улыбнулся. — Прости, не стану заваливать теорией внутрикомандной работы. Просто скажи, по твоему мнению, на Новом Вулкане это сработало бы? — Спок смотрит на модель, затаив дыхание… Его Джим слишком преуменьшает свои способности, но Спок понимает, что он просто не умеет их правильно оценивать. И потому оценивает сам. Крепко сжимает руку Джима и накрывает его губы в человеческом поцелуе… — Сработает идеально. — Отвечает он, отстраняясь. И как раз вовремя, потому что дверь совершенно неприличным образом взламывают, и в каюте появляется Монтгомери Скотт… — Златовласка, показывай! Я знаю, у тебя есть для меня что-то новенькое! — Он хлопает Джима по плечу, и тот смеётся. Настрой капитана, передавшийся коммандеру, отражается лёгкой улыбкой на губах последнего. — Мне Пашуня уже проболтался, за вас я рад! А теперь, давай мне новую игрушку! Хочу скорее за работу взяться, а то всё переработка старого… Нам куда больше твои модели нравятся. — Забирай, Скотти, забирай. Только эту… Эту потом верни. Она мне понравилась. — Монтгомери понимающе усмехается, бережно берёт на руки модель, так старательно сделанную Джимом, и скрывается за дверьми каюты. — И так постоянно! — Смеётся Кирк, падая на кровать и утягивая Спока за собой. Оказавшись лежащим поверх Джима, он почему-то чувствует себя… на своём месте. Всё так, как и должно быть. И никто не может этого отрицать. — Знаешь, как бы много гениев на свете ни было, но Скотт — пока единственный, кто смог взломать мою дверь! И пользуется этим. В доказательство, Джим показывает в воспоминаниях сотни раз, когда Монтгомери проделывал тоже самое, что и несколько минут назад… Спок слушает его голос, его мысли, и… засыпает. Медленно погружается в мягкую черноту сна без сновидений, которые ему заменяют воспоминания Джима. Абсолютно всё, которые хранил его разум. Спок идёт по разуму того, кого само Мироздание назвало его Парой, и смотрит-смотрит-смотрит… Смотрит, как в сознании его Джима плывут воспоминания. Детство в тени отца сменяется такой же юностью… Но Джим никогда не был тенью Джорджа Кирка. Он был умён, мог за несколько секунд продумать стратегию… И всё равно оказался сломан. Он так никому и не рассказал о том событии. Никому, кроме Боунса и его, Спока. Он видел то, как Джим вдохнул полной грудью в Академии, когда его перестали считать тенью. И видел, смерть от радиации его глазами. Он тогда переживал только за свою программу, за то, что Спок узнает и разочаруется в нём… А пробуждение от смерти стало для него вспышкой эмоций, поэтому тогда Спок ничего не заподозрил. И ещё он узнал, что те показатели, — которые по человеческим меркам были приближены к состоянию комы, — для него в порядке нормы… И сейчас у него, скорее всего, такие же. Пробуждение знаменуется мягким поцелуем Джима, который, судя по висящему рядом с кроватью экраном, не спал вообще. Ну да, действительно. Он ведь уже спал на этой неделе… И для него это было нормально; Спок успокаивается. Хотя, в целом, он не слишком и волновался… У них впереди две недели, чтобы постоянно быть рядом и осваивать свою связь. И целая жизнь, чтобы наслаждаться ей вместе.***
Джеймсу Т. Кирку уже почти пятьдесят лет, а выглядит он… На тридцать. Максимум. Всё такой же красивый, сильный и статный. Только поведение и взгляд изменились. Через полгода после того, как они со Споком обнаружили свою связь, Джим стал публичным лицом. Он заявил свои права на все свои научные труды и изобретения, а так же во всеуслышание (это транслировали буквально ВЕЗДЕ, где хоть сколько-нибудь была связь) объявил о своём руководстве над Программой помощи Новому Вулкану. О да. После такого их связь приняли и в Федерации (Джиму-то и раньше не особо хотели перечить, а теперь…), и на Новом Вулкане… Джима сочли и правда Идеальной Парой для Спока. Ещё бы — настоящий гений научного мира!.. Вместе с ним «в свет» выходят МакКой, Чехов и Монтгомери. С других звёздных баз приходит два сигнала, мол, мы тоже есть, но наши личности вы хрен узнаете… После того, как вся Вселенная столь радушно встретила гений Джима, он и изменился. В его взгляде, вместо зеркально отображённых эмоций, появился холодный рассчётливый разум. У него стала прямая, статная осанка, и на людях он уже держался без бахвальства. Многие списывали это на возраст, и лишь двое знали тому причины. «Инкубатор 2.0» разлетелся по всем точкам Вселенной с ещё более ошеломляющей скоростью, чем его предшественник, а это, вкупе с авторскими правами, приносит МакКою и Кирку неплохой гонорар — они продолжают свою научную миссию. Дети… О детях по-настоящему не задумывались ни Спок и Джим, ни Лео и Павел… Им важна была их свобода. Их наука. Но то, что ни один из них не старел, сводило людей с ума!.. Что скрывают эти гении мира сего?! А они скрывали всего одну вещь. Они давно, ещё до того, как Спок и Джим стали Парой, взломали свои собственные гены. Не гены в целом, а только свои. На шестой год действия Программы Скотт и Павел предложили эту идею, и объединённый разум всех «особенных», участвующих в Программе, взламывает генетический код каждого из них. Персонально. Они просто заморозили процессы старения их клеток — сердца бились, лёгкие качали воздух, мозг контролировал всю работу организма… Только клетки у них больше не старели. Они тоже не старели. Навсегда тридцатисемилетний Джеймс Тиберий Кирк. Навсегда двадцатипятилетний Чехов Павел Андреевич. Навсегда пятидесятилетний (и крайне молодо выглядящий) Леонард «Боунс» МакКой. Навсегда сорокалетний Монтгомери Скотт. И навсегда застывшие в своих возрастах люди с баз. Когда Спок стал частью их команды, гении, с маниакальными улыбками, разбили по осколочкам его ДНК и заморозили её тоже. Иногда Споку казалось, что эта «компания» не люди вовсе, а какие-то волшебники!.. Иначе они не смогли бы всего этого сделать. Вот только они смогли. И ни с кем не делились своими секретами, даже самому Споку их не доверили. — Прости, любовь моя. — Улыбался ему Джим, когда дверь, ведущая к воспоминаниям об этом эксперименте, вовь была в его сознании заперта на множество замков. — Я тебе доверяю больше, чем кому-либо, но мои знания тебе всё равно ничего не дадут. У меня лишь одна шестая всех знаний, и друг с другом своими частями мы делиться не будем. Меры безопасности. И Спок понимает. Он не стремится это узнать, ему просто нравится стоять на мостике «Энтерпрайз"/на базе/на планете/на сцене/под камерами рядом с Джимом и точно знать — он никогда не останется один. И Джим рядом с ним чувствует тоже самое. Сейчас Спок помогает Джиму подготовиться к официальной речи на Новом Вулкане… Благодаря помощи Федерации в лице Джима, сегодня Вулкан запускает в космос первый звёздолёт, способный достигать варп-скорости… И Джим тут — главная звезда. Без него, без его нескончаемого энтузиазма и энергии, которые очень хорошо приправляли его гений, ничему этому было бы не суждено случиться. Поправляя десятки медалей и орденов на груди явно недовольного этими «побрякушками» Джима, Спок улыбался. — Ты эмоционально нестабилен. — Улыбается он, мягко касаясь губами шеи Джима у него за ухом и заставляя его вздрогнуть и расслабиться. Это всегда помогает, как ни странно… — Да, так лучше. Не переживай, моя любовь, мой народ будет искренне рад видеть тебя на своей планете. И пусть никто из них в этом ни за что не признается. — Прямо как ты когда-то. — Он тоже улыбается и переплетает их пальцы. Сегодня на сцену выйдет не он один, с ним будут и Спок, и Боунс, и остальные… Даже «тёмные лошадки» присоединятся. Правда, скрытые балахонами, чтобы камеры не «засветили» их, но они тоже придут. И пусть Джим знает, кто они такие. Он всё равно не расскажет. Зачем? Не хотят, так не надо. — Счн Т’Гай Спок… Всё же, твой язык красивый, t'hy'la… Он мне нравится намного больше, чем мой. Выйдя на сцену, под палящее солнце, Джим становится похож на живой огонь — в волосах пляшут яркие лучи, превращая их в языки золотого пламени, а медали на груди горят калёным железом. Он глубоко дышит, впуская в лёгкие горячий воздух, и чувствует, как по сторонам от него встают те, кто шёл к этому вместе с ним. Всё ж, они команда. Как бы то ни было. Этого никто и никогда не отменит. Бросив мимолётный взгляд на одну из фигур под балахоном, он узнаёт мягкий локон, выглянувший из-под капюшона, и он уверен — это представление для него. Улыбается. Он готов произнести речь, и ему не страшно.***
Годы сменяются веками, меняются модели «Энтерпрайз», меняются команды, меняется власть и мироустройство… Но кое-что остаётся неизменным. На любой модели «Энтерпрайз» ОНИ. Лучший во Вселенной капитан, Джеймс Кирк, и его лучшая команда. Они всегда вместе, и прогресс летит на десятом варпе — им по-настоящему в кайф находить, изобретать и выдумывать что-то новое, что-то, что остальным казалось совершенно невозможным!.. Однажды они заводят детей. У Лео и Павла две дочери и сын, все трое невероятно умны, но за родителями угнаться не могут. У Спока и Джима трое сыновей и трое же дочерей. И та же ситуация. Их детям не дотянуть до них… И они сами отталкивают предложенный родителями дар бессмертия. Пожав плечами, мужчины принимают выбор детей и позволяют им жить своей жизнью. Когда они хоронят своих детей, внуков, правнуков… Каждый раз их сердца ноют, но они не отказываются от своего бессмертия. МакКой убирает боль алкоголем. Паша — драками. Спок — медитацией. И никто из них не говорит о том, что делает в это время Джим. А тот сидит в месте «захоронения» очередного того, кого они пережили, и разговаривает с ним. Он не плачет, а боль отдаёт тому, кто уже мёртв и не способен её почувствовать. А потом возвращается к своей команде, которая стала для него семьёй уже очень, очень много столетий назад, и забирает их боль себе. Чтобы потом снова расстаться с ней в разговоре с мёртвыми. Жизнь течёт своим чередом, а звездолёт «Энтерпрайз» (какого поколения — уже никто и не помнит) продолжает своё путешествие по бескрайним просторам космоса в исследовательской миссии. И пока эта Вселенная существует, никто не сможет остановить его движение. И никто не сможет изменить то, что его основная команда — ОНИ.