Садисты

      Они не любили друг друга ни секунды. Альберт не любит Роуз, а она отвечает взаимностью. Они могут вместе вернуться с работы, пойти выгулять собаку, когда он крепко держит питомца на поводке, а она мягко хватается обеими руками за его локоть, а потом, вернувшись к нему домой, действительно страстно переспать. Де Сальво никогда не поинтересуется, понравилось ли ей, никогда её не обнимет и, конечно, никогда не поцелует в благодарность. Эвердин никогда не прижмется к нему, никогда не будет говорить той ванильной чепухи, какую говорят глупые героини книг и зарубежных фильмов, никогда не потянется за поцелуем просто потому, что не хочет стирать красную помаду — она и так большой дефицит. Незачем тратить его на такие глупости, как никому не нужные поцелуи в постели после секса. Если захочется — только во время их достаточно коротких и ещё более редких прелюдий.       Министерские машины особое место. Редко начальник и его секретарь приезжают на работу в одной машине. Бывает, что водителю приходится заезжать в безлюдный тупик и выходить курить. Бывает даже надолго. Роуз специально не красит губы, если во время их совместного утра Альберт не намекнет о макияже. Потому, что не будет смысла — все равно она сотрется без весомой причины, а потом не только ей приводить лицо в порядок, но и ему влажными салфетками отчищать член от её помады. Уже на рабочем месте она красит губы, поправляет взлохматившиеся волосы и идет относить необходимые отчеты в кабинет. Нет и намека на их связь.       Их мир состоит лишь из двух цветов: красного и черного. Алый цвет пестрящих патриотических плакатов. Они украшают её небольшую квартирку с темными стенами и за столько лет совсем не мешают засыпать. Черные печати с резко пахнущей ядовитой красной краской. Ей очень повезло, что она ими почти не пользуется — Эвердин лишь набирает текст на терминале, печатает на бумаге чернильные буквы и относит готовые бумаги Де Сальво. Красные бланки доносов, из-за которых рано или поздно будет отлита очередная черная пуля для несчастного. Кто-то точно умрет от этих бесконечных бумажек, льющихся сюда с первого этажа. Лучше застрелиться самому и чтобы родственники заказали черный катафалк, чем быть арестантом, которого заляпанного кровью приставят к красной от таких же несчастных стенке и выстрелят в голову. Потом закопают в мокрой черной земле без имени. Или сожгут в не менее черный прах. Да уж… Если вдруг революционеры когда-нибудь победят — первое, что сделает Роуз — застрелится, а Альберт, пусть и не верит в силу «Нового завтра» зарежется. Каждый выбирает свой способ. Красный цвет крови. Её, пожалуй, стало даже слишком много для этого этажа после появления Эвердин.       Они проводят свободное время в черном подвале, пахнущем кровью. Как любовники сидят рядом на холодной плитке пола и пьют черный кофе или, в праздники, красное вино. Иногда Роуз может позволить ему затолкать себе в горло кляп и раздеть. И Альберт, взяв блестящий скальпель, почти любовно водит острым кончиком по её рукам, наслаждаясь эмоциями темных глаз и приглушенными вскриками. Она его не боится ни капельки, но Роуз все ещё человек. И как любой человек чувствует боль и состоит из плоти и крови. Он мягко касается губами до её рук, слизывает соленую красную жидкость, в глазах мелькает что-то удивительно звериное, каждый раз, если он промедлит и доведет её до около обморочного состояния. Начальник не стесняется и трахнуть её, если действительно этого захочет и точно будет знать, что успеет кончить до того, как она бездыханно останется лежать на кушетке. Потом он, конечно, почти заботливо перевяжет ей руки, а за черной глухой одеждой никто не заметит бинтов и крови.       После её игрушкой становится Де Сальво и это вполне разумно — Эвердин ведь ничем не лучше его… встретились два маньяка на одном этаже! Никто не отрицает, что Суперигра — лично её отдушина, которая позволяет не охотится на предателей родины в темных подворотнях с шелковым шнурком или куском строительной верёвки. Обретя силы, она смыкает руки на его шее, впиваясь ногтями с черным глянцевым лаком в кожу — точно останутся синяки, но кому есть на это дело? Всего одно её движение, немного больше усилий и «неосторожности» — он будет мертв, или близок к этому. Оттого он и не рыпается, держит руками её бедра и смотрит в глаза — ему нравится смотреть, как она сама любит мучать и убивать. Даже если он сам её жертва. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.       Она не прикончит его, хотя на деле у неё много возможностей убить — если вдруг в её черноволосую головку придет такая мысль. Например, легко передавит ему сонную артерию, где пульсирует красная, жгучая, такая горячая кровь. Он почувствует головокружение, через полминуты потеряет сознание, а если она все ещё не отнимет от него цепких пальчиков — умрет. Или задушит — причем именно для него Эвердин никогда пожалеет своих рук, оттого никогда не воспользуется верёвкой или любимым шелковым шнурком. Зачем лишать себя удовольствия держать в своих руках жизнь? Этому начальник тоже научил её сам: кто-то думал, что она неудачно повесилась — ха-ха. А может и просто, собравшись с силами грубо повернуть его голову сначала в одну сторону, а потом резко в другую. Раздастся тихий хруст, который не с чем не спутаешь. Так или иначе, Роуз может его убить, если захочет этого — сил в этой худой высокой женщине на самом деле удивительно много. Иногда, она сама может заставить его распалиться и потом нарочито медленно насаживается на его полный желания член. Издевается, дразнит и удовлетворяет слишком неспешно. Черные одежды делают слишком хороший контраст с её кожей и от этого у Де Сальво тоже плывет голова. Она делает это для своего удовольствия — просто чтобы поиздеваться над Альбертом.       После они оба вернутся на свои рабочие места. Эвердин пустыми глазами будет смотреть на тех идиоток, которые думают, что смогут закрутить роман с начальником, да и сама каждый раз игнорирует редких новичков, которые вдруг влюбляются в неё. После посещения подвала в ней нет эмоций, отчего она становится похожа на измельчитель. Альберт же иногда позволит себе улыбнуться любой красивой дуре и посмеяться про себя над придурками влюбленными в секретаря, пока ещё полон энергией от её эмоций. Те, кто пытаются нарушить их негласное единение и идиллию двенадцатого этажа — довольно часто попадают в подвал, и тогда Альберт чувствует себя учителем анатомии для Роуз. Шею она изучила отменно.       Они, конечно, не любят друг друга и, естественно, не вместе, однако никто не позволяет себе изменить с кем-то другим. Они спят друг с другом. Они мучают друг друга. Они иногда даже целуются. Они личные садисты друг для друга и это на самом деле прекрасно.