Я не любил её.

А она действительно поверила, что я люблю её. Это было смешно. Наивно и глупо с её стороны было доверять такому, как я. Она верила, что я испытываю нежные чувства к ней. Это было видно по её поведению. Она обнимала меня так, будто я был центром её вселенной, а когда целовала, казалось, что я могу исчезнуть в следующую минуты. Я был хорошим актером. Отвечал «взаимностью». Иногда сам, по собственной инициативе целовал в макушку, не чувствуя ничего. Абсолютно. А она — дурочка, действительно решила, что я способен любить её. Думала, что я способен любить. Когда мы гуляли, она нежно переплетала мои пальцы со своими, а я неловко улыбался. Я не знал, что делать в такие моменты, а она думала, что я смущаюсь, словно я был маленьким мальчишкой. Но дело было в другом — я не любил её. Когда мы ругались, я всегда долго держал обиду, а когда понимал, что в моей жизни не хватает этой наивной девочки, я приходил мирится. Я не извинялся нет, я мирился. А она — дурочка, думала, что я чувствую вину. Но нет, я не любил её. Это было просто потребность. Потребность в существовании человека под рукой. Когда я обнимал её смотря фильм, мне нравилось чувствовать приятное тепло, разливающееся по всему телу. Мне не нравились объятья. Мне нравились сами чувства объятий. Она носила мою одежду, считая это милым. Но это было глупо, ведь у самой был целый шкаф вещей. А когда я во избежание неловкости предлагал взять мою толстовку, её глаза начинали светиться счастьем. Она путала заботу с вежливостью, а я не спешил показывать ей всю сущность наших отношений. Так было проще, всех все устраивало. Мы оба жили в своих иллюзиях. Она в иллюзии любви, а я в спокойствии. Мы сами придумали себе этот мир, но я знал, насколько он хрупкой. В отличие от неё. Это были доверительные отношения. Я никогда не устраивал сцен, когда видел её с другим парнями. Ведь было плевать. Мне должно было быть плевать. Я не интересовался ни именем парня, ни отношениями между ними. Мне было плевать. Именно так я думал, а потом обнаруживал, как пальцы сильно, до белых костяшек, сжимают бокал. Я нашёл этому объяснение — она была моей девушкой, и этот статус не позволял ей заигрывать с другими. Я ненавидел несобранность в людях, а потому мне жутко раздражало, когда «моя девушка» общалась с другими. В этом было что-то неправильное, ведь так? В тот день, когда я признался ей в своих чувствах, она горько ревела, размахивая руками и крича что-то мне в лицо. Я её не слушал, лишь наблюдал, как красивое лицо искажает гримаса боли. Она ударила меня по щеке, а я даже не почувствовал боли. Единственное, что выдало мою реакцию, это качнувшаяся вбок голова. И все. Я не чувствовал ничего, кроме жалости. Но это было не сожаление. Это была не любовь. Она ушла, а я молча смотрел ей вслед. Странно, но перекручивая все моменты с этой девчонкой, я ни разу не наткнулся на воспоминания, когда видели её уходящей. Она всегда влетала мне в объятья, прижималась к моему боку, но никогда не уходила. Я растерялся, было непривычно видеть её удаляющуюся спину. Хотелось крикнуть вслед. Сделать все, чтобы она повернулась. Когда дверь нашей большой квартиры захлопнулась, все как будто посерело. Все стало таким противным, хоть я и любил серый цвет. Я жил точно также. Ходил на вечеринки, читала по вечерам книги, смотрел документальные фильм. Но все резко потеряло смысл. Я не чувствовал боли, мне просто её не хватало. Внезапно все потеряло смысл, а я не мог понять, как это связано с моей девочкой. «Моя девочка». Я любил её так называть. В этом не было нежности, мне просто нравилось. Это. Была. Не. Любовь. Она ушла, оставив лишь воспоминания у меня в голове. Иногда, сидя на диване с горячим чаем, я вспоминал как она, в своей детской пижаме, прибегала и что-то наивно спрашивала. А я с легким раздражением отвечал. Мне хорошо запомнились эти моменты, хоть порой она меня жутко раздражала. Мне её не хватало. Но это была лишь потребность. Ведь я Не. Люблю. Её.