Тошнота

Иногда Руслану больно даже вздохнуть. Воздух обжигает лёгкие - как огнём опаляет, в горле першит, но кашель приносит ещё больше боли. Стебли царапают гортань и вылетают изо рта вместе с чёрными сгустками крови, пачкают белую простыню и падают на пол: свежие и прекрасные, едва сорванные. От их вида и удушающего цветочного аромата тянет блевать прямо на ту же простыню, но он глотает подбирающийся ко рту ком и садится на кровати, зябко кутаясь в пуховое одеяло. Тянется дрожащими руками к стакану с водой, стоящему на тумбочке у кровати, роняет его, вздрагивает от звона стекла о паркет и уже еле сдерживает слёзы. Плакать хочется невыносимо, если честно. И даже уже не потому, что ему больно физически и (самую каплю) морально, не потому, что Настя, узнав о диагнозе, поняла, что не сможет справиться с «этим» вместе с ним, чудом не закатила скандал из-за его многолетней лжи и уехала в другой город, пытаясь пережить всё, что навалилось, не потому, что цветы лезут из горла, превращая его тело в ссаную клумбу, из-за чего он не может спать и ест с трудом, а врачи только сочувствующе кивают. Недавно в России приняли законопроект о введении эвтаназии смертельно больным. Его болезнь включена в список. Но слёзы рвутся не из-за этого, и даже не из сильнейшего желания безболезненно покончить со всем этим. Он просто очень сильно устал. Простыни не отстирываются от крови. Онешко как-то раз сказал, что ответит на звонок даже посреди ночи, а ещё он сказал: «Ты обязательно выживешь, Руслан, не дури, это же проходит со временем, блять, пожалуйста», и Руслану хочется вдруг искренне засмеяться, но из горла вырывается только хриплый кашель. Даже сейчас его мысли возвращаются к Юлику, а ведь и пары минут с пробуждения не прошло. Это становится уже жалким. Ладно, это уже давно стало жалким. Бодрствовать смысла уже нет. Тушенцов встаёт с кровати, опираясь на стену. Он резко морщится и вскрикивает, тут же заходясь в кашле — из-за мёртвой нервной системы тики участились, пусть он и снова почти перестал это замечать. Еле дойдя до ванной, он сразу садится на бортик и тянется к пачке сигарет, уже привычно лежащей на раковине. Руки дрожат, он никак не может подкурить. Парень матерится себе под нос и поджигает сигарету с попытки пятой, сразу закрывая глаза и медленно вдыхая горький дым. Руслан задерживает дыхание, подавляя желание закашляться вновь — какой-то врач ему говорил, что дым убивает некоторые цветы, и с тех пор пачка сигарет не исчезала из его рук. Он не сказал бы, что так явно чувствует разницу, но цветы всё чаще стали выходить засохшими, да и он стал реже чувствовать, как тонкие стебли подбираются к трахее. Хорошее в этом, возможно, и есть, хотя сухие цветы царапают сильнее и крови стало значительно больше. Мелькает инфантильная мысль позвонить Юлику. Тот сам же сказал, что ему можно звонить в любое время, и этой возможностью хочется воспользоваться невыносимо, но что можно ему сказать? «Привет, я боюсь, что скоро задохнусь во сне, забери кошку, пожалуйста.» «Привет, знаешь, мне стало хуже, и нет никакого смысла об этом говорить, но я так устал и так скучаю по тебе.» «Привет, я излечусь, если разлюблю тебя, но это, кажется, невозможно.» Руслана снова тошнит, но уже от ванильности собственных, даже не сказанных, слов. Происходящее кажется сюрреалистичным кошмаром, больной фантазией малолетней фанатки, обдолбанными бреднями, начинающимися с «а что было бы, если…», банальным бэд трипом от некачественного стаффа, пусть и употреблять от прекратил уже очень давно. Он случайно косится на зеркало и вздрагивает. В отражении уже не он — в отражении какой-то мертвец. Исхудавший, ещё худее, чем лет в двадцать, со впалыми щеками и жуткими тенями под глазами, кожей практически белой и с оттого выделяющимся на мёртвом лице мазком крови у губ. От отражения тошнит снова. Руслан резко вдыхает воздух, запрокинув голову, и в ту же секунду дёргает себя к раковине, едва успев отбросить почти истлевшую сигарету в ещё влажную ванну. Его опять рвёт. Уже раз в пятый за эти сутки. Он морщится и отплёвывается, стараясь не смотреть на багряные ландыши в раковине, и зажимает нос, почти боясь снова почувствовать невыносимый цветочный запах с дивными нотами металла и желудочного сока. Он сползает на пол и обхватывает голову руками. Это не может быть реальностью. Не с ним, пусть и бедовым, но вполне адекватным взрослым человеком. Натуралом, в конце концов. Плитка ванной приятно холодит кожу на оголённой пояснице. Ему кажется, что он весь горит — такое иногда накатывает после невыносимого холода, в котором он постоянно находится. Руслан открывает рот, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха, и стягивает футболку, уже совсем промокшую на спине. Отопление включили уже давно, но он едва шевелит руками из-за адского холода и задыхается из-за жары и цветов в глотке. Пол кажется таким удобным и притягательным, что он решает прилечь хотя бы на минутку и сразу встать после этого. Ему на секунду кажется, что кафель шипит от резкого соприкосновения с раскалённой щекой, но это сразу теряет значение. Он прикрывает глаза. Он очень сильно устал. Ему просто нужно немного отдыха. Хотя бы день. Тушенцов проваливается в беспокойный сон почти сразу, и ему снится, будто кто-то заботливо укрывает его одеялом. Больше ему ничего не снится.