очи цвета горечавки.

В таверне пахнет пылью, деревом и — самое главное — чем-то бродящим, заставляющим рассудок пьянеть: медовухой, вином, дешевым пивом. Свет приглушенный, рассеянный. едва можно разглядеть тех одиноких, кто сидят подальше. Они обычно запивают горе глоток за глотком, пока не достигнут бессознательного состояния. И огрызаются, стоит лишь подойти. Постоянные обитатели этого места, уже такие привычные, как косматые пауки по углам или разомлевшие полосатые коты, прибившиеся к кухаркам. У стойки и по скамьям в центре располагаются, как правило, люди разные, но знакомые. От них вечно слышен хохот, сотрясающий бревенчатые стены, жаркие споры или захватывающие истории. Истории всякие! Случившиеся на службе, городские легенды, новости, услышанные в стенах родительского дома, или даже простые сплетни. Люди приходят этот душный мир не ради выпивки, а ради слов, выражают ли они дружеский хлопок по плечу или звонкую оплеуху. Сегодня здесь как всегда. На конце длинной лавке сидит рыжебородый Тюринн. Его густые волосы сродни лисьему меху, но когда смотришь на мощные руки, готовые одним ударом сбить стойку и всех поблизости, то понимаешь, что в нем не прячется ни хитрости, ни изворотливости. Но серые глаза в обрамлении тяжелых бровей всегда улыбаются. Наверное, в его толстых косах запуталось закатное алое солнце, а не шерсть дикого лесного зверя. Рядом устраиваются подобного же склада мужчины: жилистый Ирне с золотистыми жидкими волосами; мускулистый, но довольно-таки широкого телосложения Виртар (не зря сказывается обладание хлебной лавкой) и коренастый, но очень суровый и усатый Логмин. У кого в тарелке ароматная похлебка с всплывающим желтым жиром, а у кого тушеные потрошки. Разговоры рваные и в меру ленивые, ограничивающиеся хлипкими шутейками или вопросами, вроде «Как хозяйство? Как детишки?». Возможно это потому, что небо снаружи грузное и седое. Кажется, что солнце растворилось и бледно поблескивает в волокнах облаков. Напряжение путает ноги и давит на голову. Хочется спать.  — Уж верно будет гроза, — хмыкает Ирне. Товарищи кивают. Слышится скрип, распахивается дверь, впуская в таверну перламутровый свет. Никто не обращает внимания на вошедшего, покуда силуэт не следует к основной массе гостей.   — Подвинешься? Тюринн недоуменно оглядывается на мелодичный голос, да и его товарищи выглядывают друг из-за друга. Логмин хмурится. Виртар почесывает подбородок. Перед ними стоит молодая женщина. Это уже не частый гость здесь. Ее шея и плечи прячутся в шерстяном широком шарфе, но он не скрывает неровно обрезанных каштановых волос. Пряди выбиваются и топорщатся на макушке. Всем известно, что у человека с короткими волосами в прошлом произошло что-то нехорошее. Так делают те, кто отчаялись. Те, кто пытается что-то забыть. Те, кто страдают по погибшей семье или возлюбленному. Поэтому за удивлением следует грозная тишина. Ирне хмыкает:  — Точно туда зашла, девчонка? Она неожиданно весело улыбается, спешно кивает, а потом начинает возиться в дорожном мешке. Мужчины переглядываются, теребя мшистые бороды и опуская на стол тяжелые кружки с глухим стуком. Женщина, фыркнув, наконец извлекает что-то громоздкое. Лютня. Путница обнимает инструмент нежно, как ребенка, проводит пальцами по светлому вишневому корпусу. Вглядеться меж струн — и видно, что розетка изображает солнце. Добрый мастер скорее всего делал эту вещицу на заказ и за хорошенькую сумму. Тюринн одобрительно посмотрел на прелестного барда и подвинулся, освобождая место на скамье. Гостья ловко приземлилась рядом и попросила у служанки яблочного сидра. Она с явным любопытством рассматривала собравшихся и собиралась послушать их разговоры, однако все взгляды были направлены на нее саму. Женщина пожимает плечами. Когда на столе перед ней оказывается стаканчик золотистой и ароматной жидкости, она делает неспешно глоток, освежая горло. Все молчали, лишь тихо звенели ложки.  — Что ж! — наконец воскликнула музыкантша и поудобней взяла свою любимую лютню, провела пальцами по тугим струнам, — Что вам сегодня исполнить, господа? Разбойничий гимн или может быть частушки-веселушки? А? У нее был сильный голос. В нем слышались ветра, морской прибой и ранние грозы. Она ожидала смеха и согласия, ибо именно этих простых, озорных, шутливых мелодий ждут в таких заведениях., но мужчины лениво потянулись. Ответил внезапно обычно молчаливый Логмин:  — Сегодня как-то не хочется. — Хорошо. Показалось, что откуда-то вырвался сквозняк. Лицо женщины на секунду скрылось за волосами, а потом на нем появилось совсем другое выражение. Задумчивость водянистыми бликами поселилась во взгляде и доселе веселые черты (ямочки на щеках и легкие паутинки морщинок в кончиках глаз) превратились в серьезность и мудрость человека, прошедшего через множество невзгод. — Я спою вам одну балладу. И в ее голосе был дождь, в нем было эхо гор, и в нем была тоскливая тишина. Лютня зазвучала. « Я пел о богах, я пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах; Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы. Но вот уже год, как он улетел — его унесла колдовская метель. Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель. »