Обязанности

Шелковые чернильные пряди удобно ложились в ладони и ласкали кожу. Он снова распустил плетение и зарылся пальцами в волосы, массируя кожу головы. Жертва его манипуляций звучно хмыкнула, откидывая голову назад, и почти легла в его руки. И ведь никто не поверит, если кому рассказать: двое самых опасных, самых агрессивных и вспыльчивых на весь заклинательский мир мужчин спокойно проводят время вместе, лаская и поддерживая друг друга. Цингэ скользит руками ниже, обхватывая пальцами шею и мягко, едва щекотно, лаская шею. Кадык под его ладонями дергается несколько раз, и лорд довольно улыбается, украдкой пробегаясь пальцами по подбородку и нижней губе. Влажное дыхание задевает его руки, сухие губы прихватывают мизинец, но Цингэ тут же уходит на плечи, мажет обнаженную кожу прикосновениями и возвращается к волосам. Мужчина в его руках издает недовольный стон, а Цингэ от неожиданности смеется. Тихо, беззлобно, нежно. — Если ты продолжишь в том же духе, я не выйду из покоев до обеда, — выдыхает Цзян Чэн, и Лю Цингэ собственными руками выпрямляет его, разнеженного и еще, кажется, немного сонного. — Не мои обязанности сейчас требуют неотложного вмешательства, — парирует Цингэ. — Если ты имеешь в виду под моими обязанностями целовать тебя, то я готов приступить прямо сейчас. — Белые руки все-таки оказываются взяты в плен чужих губ. Цингэ тяжко вздыхает, но не может не признать, что ему нравится обнимать главу Цзян со спины, пропускать сквозь пальцы его тяжелые волосы и подставляться под поцелуи. Подушечки пальцев слегка прикусывают, и Цингэ, мгновенно заливаясь алым цветом, несильно бьет мужчину по губам и в смущении отнимает свою руку. Цзян Чэн тихо смеется и доверчиво подставляется под мужские прикосновения. Кожа у Цингэ бледная и тонкая; только кровь прильет к щекам, и сразу лицо алеет как маков цвет. Он пытается сдержать свои эмоции, но каждый раз лишь сердится, поджимая губы и в душе лелея ласковые, пламенные ощущения. Лю Цингэ вновь берет в руки гребень и пропускает сквозь него длинные пряди. Цзян Чэн не любит прикосновения посторонних, но пиковому лорду доверяет; это льстит и будоражит. Мужчина сплетает косы из мелких прядей чужих волос, мимолетно задевает кожу у основания шеи и кусает губы в довольной улыбке, когда Цзян Чэн невольно стонет. Это возбуждает. Цингэ собирает чужие волосы в хвост и целует пресловутое основание шеи, слегка прикусывая и оставляя влажный след. Ваньинь вздрагивает и порывается развернуться, но Цингэ останавливает его властным движением руки. — Я еще не закончил, уймись. Он не торопится убирать растекшиеся чернильной гладью пряди в пучок; он вплетает пурпурные ленты в черный шелк, целует незащищенную кожу. Ему нравятся волосы в хвосте, это выглядит красиво, и он заворожен собственным видением. Белоснежные руки скользят по чужим плечам, опускаются к груди, не задевая соски, мягко гладят кожу. Лю Цингэ вплетает еще одну ленту, чтобы зафиксировать пучок, а затем гладит чужой пресс. Цзян Чэн нервно, прерывисто дышит, его вдохи то глубокие, то поверхностные, а тело чуть подрагивает, когда Цингэ снова касается его тела, обводя кончиками пальцами кубики пресса, скользя к животу, ниже, а затем возвращается к плечам, не коснувшись паха. Цзян Чэн больно хватает его кисть, но Цингэ вырывает руку, предупреждающе сжав плечо. У главы ордена Цзян лицо полыхает, и пиковый лорд находит это милым. Они вообще-то никому не рассказывали о том, что одному из них нравится во время страсти целовать любимые родинки, а другому хочется тереться щекой о чужое бедро, когда оппонент в неистовстве дрожит и тянет длинные волосы; они никогда не давали повода для подозрений, но все равно Цингэ иногда кажется, что Юэ Цинъюань слишком понимающе посматривает в их сторону. Цингэ закалывает волосы изящной шпилькой и целует открытую шею. — Теперь все, уходи, — говорит он и заворачивается обратно в одеяло. Цингэ — гость, сопровождающий, да еще и раненый на минувшей ночной охоте. Никто, особенно сам лорд Байчжань, значение этой царапине не придал бы, да только Цзян Ваньинь устроил истерику и велел ученикам быть внимательнее. И в покоях ругал Цингэ, пока тот смеялся на подобную заботу. Он сам ругает сестру и старших братьев, своих учеников и даже глав ордена, он знает, что пышущая злоба и ругань — всего лишь невысказанные эмоции, которых в них обоих слишком много. Ваньинь никогда не верит, что с Цингэ все в порядке, и последнему приходится всю ночь убеждать главу союзного ордена в собственной сохранности. Цзян Чэн, смущенный, немного сонный, неудовлетворенный, вновь слегка взбешенный, выходит в главный зал и садится на свое место. Юэ Цинъюань мягко улыбается и прячет взгляд.