i just can't believe the sweetest of loving you

Когда люди говорят о своих неудачах, они явно не знают о существовании Луи Томлинсона и его судьбы. Он никогда не был королевой драмы, но тот факт, что его соулмейт буквально испортил ему жизнь — нельзя оспорить. Его с детства учили быть рассудительным и относиться к людям с добротой, и если бы его родственная душа следовала тем же правилам, она явно была бы хоть капельку тактичнее. Даже в своих мыслях. Да и жизнь можно смело начать ненавидеть — если бы она была более умной, то дала бы соулмейтам право выбора, а не предначертанную пару на всю жизнь и надпись под кожей уже к восемнадцатилетию любого подростка. Ведь как жить, если первые мысли твоего соулмейта о тебе, звучат как приговор? Как смириться с тем, что твоя пара думает о тебе таким образом, а все вокруг считают это тату клеймом? Луи убедился в том, что никак. Поэтому к своим двадцати двум годам он твердо решил, что кем бы ни был его-высочество-соулмейт-с-неуважительным-и-некорректным-мнением-о-незнакомых-людях, он не имеет право осуждать Луи Томлинсона. Потому что шатен нормальный, и он совсем не похож на девчонку, как ему говорили в школе, и у него есть мужественная щетина и скулы (почти как у законодательниц мод), так что тату на его ключице, зудящее будто клеймо, может пойти к черту. Так же как и каждая попытка начать отношения с кем-то другим, заканчивающаяся тем, что Луи скрывался за слоем вранья о том, что не ищет чего-то большего. Он просто не видит смысла больше пытаться найти любовь, потому что видимо, он не был рождён для этого.

~°~

Небо, окрашенное в светло-розовые оттенки, блестело золотыми солнечными бликами на окнах Старбакса, заставляя его посетителей щуриться при выборе своего секретного меню в телефонах. Вероятно, они снова выберут свои фраппучино с ежевикой или очередной горькой ягодой, которую кудрявый мальчик по имени Гарри ненавидит всей душой, поэтому он старается не думать об этом, попивая свой латте из трубочки. Что? Он нормальный. — Ты же не заставишь её снова выходить из-за прилавка из-за такой мелочи? — вновь раздается тихий шепот от Гарри, который выглядит на шестнадцать со своими шоколаднымм кудряшками, выбивающимися из бини; яркими блестящими изумрудным глазами; румяными щеками от осеннего ветра, задувающего в открытые двери кофейни, и стиля в одежде, будто он прибыл прямиком из восьмидесятых. Но на самом деле, по удостоверению личности, ему вполне было полных двадцать лет. Он пытался убедить в этом не только всех знакомых, но и самого себя. Итак, Гарри сидит со своим лучшим другом в этом кафе уже около четырех часов, и всё ещё не получил разрешение уйти отсюда, ведь его лучшему другу (п.с. мудаку с большой буквы) нужна компания. Однако, желание Гарри убить Найла, никак не сказывалось на его реальной жизненной позиции, ведь он всегда был душкой. Носил шапки в любое время года и пил кофе из трубочки, заставляя всех вокруг ненавидеть его за это. «Странность делает тебя уникальным» — говорил он на каждый презрительный взгляд в свою сторону, и не особо зависел от общественного мнения. Не было смысла скрывать то, что ему нравится, но на самом деле дело было в другом. Его татуировка, которая появилась не в то время и не так, как у всех. Гарри было пятнадцать, когда на его предплечье проявилась надпись. Он сидел на уроке и записывал конспект, когда почувствовал жгучую боль в груди, вот только когда увидел, что именно произошло, плакать от боли расхотелось в следующую секунду. И даже тогда он уже знал, что особенный. Теперь его счастливые знаки, амулеты и любимые привычки всегда с ним, не отпускают ни на шаг, ведь возможность и желание встретить свою родственную душу растёт с каждым часом. Гарри уже влюблен в своего соулмейта, будь он девушкой или парнем, высоким или не очень, грубым или нежным, а может и всё сразу — он не хотел бы загадывать наперед, но если бы он сам выбирал себе судьбу, то ею был бы определенно парень с большим сердцем, звонким голосом и невысоким ростом, таким, чтобы Гарри мог обнимать его, словно плюшевого медвежонка. — Она нагрубила мне, — Найл вырывает друга из своих мыслей, попутно печатая доклад на ноутбуке и поедая слоёный круассан, осыпая клавиатуру крошками. Попытки Стайлса сказать о том, что есть и работать одновременно — плохая идея — успешно провалились. — Она всего лишь позаботилась о тебе и сказала, что ты можешь пролить кофе, Найл. — Хрена с два. Это мой ноутбук и мне решать, буду ли я проливать на него кофе. Может, таков был мой план? — продолжает бубнить блондин, и Гарри не смеет больше с ним спорить. Если и был в мире самый упёртый человек, то им вероятнее всего был Найл. Поэтому Гарри упускает желание попросить у нервного друга позвать официанта — он знает, что это грозит скандалом и голодным вечером, ведь та девушка попала под горячую руку Найла Хорана и теперь никогда не отмоется от своих грехов. И даже тот факт, что им попался неправильный Старбакс, где бариста не только стоят за прилавком, но и делают гораздо больше своих возможностей — то есть, подходят к столикам клиентов, — не останавливает Гарри от того, чтобы недовольно бурчать. Он правда голоден. Так получилось, что Гарри успешно забыл о том, что должен был сделать курсовую работу ещё три недели назад. Точнее, хотя бы начать её. И, не то, чтобы он был двоечником — нет, напротив, он был одним из лучших на курсе, его сочинения по английской литературе занимали призовые места на конкурсах, а споры с профессором о некомпетентности картины Дориана Грея по сравнению с самим романом, вызывали у всех только восхищение. Поэтому сейчас, после трёхдневной работы над проектом и диеты, состоящей только из кофе и энергетиков, Стайлс чувствует ужасную потребность съесть хотя бы тортик. Пожалуйста? Он заслужил это. — Я хочу пирожное. Мы можем заказать ещё одно? — шепчет кудрявый мальчик, наклоняясь к другу и пытаясь безуспешно привлечь его внимание. — Гарри, ты же понимаешь, что просто можешь подойти к прилавку и заказать его, да? — почти шипит Найл и Гарри вздрагивает от того, что видит искры недовольства, витающие вокруг блондина. Он действительно может быть злым, когда захочет. Возможно, Гарри недооценил его эмоциональность сейчас, поэтому самым правильным решением будет свалить и не будить дракона. Правда, как только Стайлс собирается отойти от столика дальше чем на два шага, Найл возвращается в своё собственное тело, крича вслед: — Возьми мне тоже парочку. Или больше. И кто такой Гарри, чтобы ослушаться? Он подходит к прилавку, вновь изучая такой знакомый ассортимент, который уже успел выучить за годы учебы и просиживания своей задницы в этом заведении и даёт себе ещё пару минут для того, чтобы решить, нужен ли ему ещё один кофе. С одной стороны, его латте уже остыл и по вкусу больше напоминает растаявшее мороженое в летнюю жару — всё такое же вкусное, но просто отвратительное по своей консистенции. Но с другой, у него не так много денег, чтобы тратиться на тонну десертов для Найла и целых два кофе для себя. Так что да, он определенно возьмёт еще один капучино со сливками и успокоит своего внутреннего ребенка. Парень за прилавком встречает его приветливой улыбкой, но Гарри больше интересует тот факт, как он донесёт всё то, что заказал, и пока бариста заворачивает пирожные Найла, у Гарри есть возможность выпить свой кофе из трубочки и не возвращаться за ним повторно. Хороший ли это план? Нет, ужасный, Гарри уже успел обжечь язык, из-за чего стаканчк кофе из его рук летит обратно на прилавок. Он оборачивается, чтобы посмотреть на отсутствие людей вокруг, прежде чем разочарованно пискнуть от боли. — Ауч, — всё ещё печально дуя губы, Стайлс смотрит на свой стаканчик с трубочкой так, будто он убил ребенка прямо сейчас. Ему нужно перестать так драматизировать и заняться нормальными проблемами, но тянуть время прежде чем вернуться к Найлу (что означает: скучающе сидеть рядом ещё около двух часов, пока Хоран не сдастся совсем и не попросит Гарри написать всё за него) кажется единственным решением всех проблем. — Серьезно? Сладкий хриплый голос доносится откуда-то сверху и Гарри спешит поднять свою голову с хрустом в шее. И— О боже. Гарри никогда не видел этого мальчика-парня-мужчину здесь, и все слова, так же как и мысли, застревают где-то глубоко в горле, пока он просто продолжает смотреть на произведение искусства перед собой. Он говорит, Гарри улавливает движение его вишнёвых губ прежде, чем слышит слова. — Это же не милкшейк, верно? Это кофе. Ты пьешь кофе через трубочку? Очевидно, что ты обожжешься. Сладость. Сладость — то, что чувствует Гарри, она течет по венам, растекается как приятная нега, как когда ты потягиваешься ото сна, или вдыхаешь любимый запах, или смотришь на самого красивого баристу в мире, слушая его чарующий голос. Он такой сладкий. Голос или бариста? Всё вместе, наверное. С его мягкими аккуратными движениями при ходьбе, когда он вдруг оказывается напротив стойки выдачи; с ненавязчивыми взмахами ресниц, которые отбрасывают тени на его хрупкие розовые щеки, буквально светящиеся в свете последних солнечных лучей; с уверенным взглядом и руками, что упираются в прилавок, создавая ощущение того, что он здесь босс? Да, определенно. Гарри загипнотизирован сладостью, которую излучает парень, не замечая, что стоит как вкопанный уже около минуты. Видимо, этот процесс отнимает слишком много сил, отчего кудрявый выглядит глупо. Правда, парень напротив, кажется, не удивляется этому. Ох, он удивительный, такой чарующий, что Гарри незамедлительно хочет написать о нём поэму. Возможно, когда-нибудь он сделает это и назовет её «загадочный бариста который заслужил весь мир». — Эмм… да? Я думаю, это… это удобно. Поэтому я так пью, — слабо бормочет Гарри, находя изучение столешницы прилавка очень увлекательным занятием. Его пальцы хватаются за неё так, будто он может упасть, пока взгляд всё ещё прикован к аккуратным чертам лица парня— стоп, почему он не носит бейджик? Гарри уверен, его имя такое же сладкое, как и внешность. — Ох, нет, никто не пьёт горячие напитки через трубочку, приятель, не-а. Ты никогда не можешь угадать, насколько большим будет следующий глоток, поэтому так легко обжечься. Понимаешь? Я просто забочусь о твоём здоровье, типа, мало ли, твой язык потеряет чувствительность прямо у нас в кофейне. Сладкий бариста наклоняется над стойкой выдачи с другой стороны, и теперь их обоих отделяют считанные сантиметры (метр же не считается?), и последнее, о чем Стайлс хочет думать — это о своём здоровье и его сохранности. Он никогда не чувствовал себя таким уязвимым по отношению к другим людям. Боже, это что? Влюбленность с первого взгляда? О нет, нет, нет, Гарри хочет быть верен своему соулмейту, только не это. Нет. Даже если так сильно хочется ответить кокетливым флиртом, Гарри не станет этого делать. — Получается, теперь баристы в Старбаксе не только носят клиентам заказы, но и заботятся об их здоровье? Или у меня появились какие-то привилегии? Упс. Ну, это в любом случае вышло случайно, Гарри даже не думал, что дар речи к нему вернется. Парень за стойкой усмехается, смотря на Стайлса ещё некоторое время, прежде чем его ловкие изящные татуированные пальцы выхватывают трубочку из общей массы, и вставляют её в стаканчик к трубочке Гарри. О боже. Это так непрофессионально, но так горячо, и Гарри уверен, что не сказал бы ни слова, даже если бы бариста выпил весь его кофе из его же трубочки. Он смотрит на то, как сладкий парень делает пару глотков, как выделяются его скулы, как вишнёвые губы становятся влажными от напитка на них, и прокручивает у себя в голове все моменты, за которые он мог попасть в ад. Потому что это пытка. Тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать. И видимо, баристу забавляет вся эта ситуация и сумасшедший взгляд Гарри, направленный на него, поэтому он уже собирается что-то сказать, прежде чем Гарри перебивает его. — Как тебя зовут? Дурень. Меня зовут дурень, а тебя как? Гарри, соберись. — Думаешь, что раз мы попили кофе из одного стаканчика, то можем называть друг друга по имени? — шатен тихо хихикает и Стайлс всё ещё не может собраться. Не тогда, когда его тело ломит, ключицу щиплет (видимо, его соулмейт чувствует измену), а в горле пересохло. — Я Луи, в любом случае. Понятно теперь, зачем нужно носить бейджик. Скорее всего, он имел ввиду что-то за этим, может то, что ради Гарри он бы надел бейджик с таким чудесным, сладким именем; или может что Гарри достал его слишком сильно, но судя по тому, что Луи всё ещё здесь, Стайлс не был таким уж и надоедливым. Что же, жизнь прожита не зря. — И как тебе, Луи? Мой способ пить кофе? — только сейчас замечая и осознавая, что его выпечка остыла, а Найл задушит его при первой же возможности из-за этого, всё же спрашивает кудрявый. Нужно верно расставлять приоритеты, и сладкий парень по имени Луи стоит немного выше, чем Найл со своей выпечкой и курсовой. — Отвратительный, — честно признается тот, и Гарри не может не засмеяться, находя даже это очаровательным. Ему совсем не хочется обижаться на Луи, который выглядит сейчас как милый нашкодивший котенок. — Нет, серьезно, почему ты это делаешь? Есть какая-то причина? Стайлс может лишь пожать плечами — его зависимость от соулмейта всегда смешила людей вокруг, и говорить о ней сейчас означает лишь возможность опозориться перед бариста. Он не станет этого делать, хотя всё его тело ноет о необходимости сказать что-нибудь странное. — Почему люди грызут ногти? Ну, или курят? Наверное, я просто привык и не могу по-другому. А ещё я высовываю язык прежде чем съесть что-нибудь, — невзначай добавляет Гарри и тут же краснеет, пряча неловкую улыбку в воротнике лавандового свитера. Луи смеётся снова, выглядя заинтересованным, так, словно он тоже получает огромное удовольствие от этого общения. Это льстит Гарри, и он не может не улыбаться сильнее, чувствуя, как щеки покалывает от этого. Вокруг него толпится народ, толкаясь и, вероятно, проклиная тот день, когда двое из Старбакса решили обсудить тему питья кофе из трубочки. Кстати о проклятиях. Наверное, Найл уже делает куклу вуду для Гарри. — Ты ходячий человек-катастрофа. Состоишь из неудобных вещей. Например, ты сидишь здесь уже пятый час, но всё ещё в шапке, серьезно? Твои кудри в порядке там? — бариста усмехается, издеваясь над Гарри, однако этот тон не говорит о том, что он хочет задеть его. Гарри чувствует это всеми фибрами души, плавясь под этими словами как будто он на пляже под солнечными лучами в жаркий летний день. Это не плохо, напротив, потому что задорный блеск в глазах напротив добавляет всей ситуации ощущение прохлады и холодного, сладкого мороженого, которого так не хватает в этот жаркий день. И если Гарри человек-катастрофа, то Луи человек-противоречие в хорошем смысле. Недолго думая, Стайлс снимает с себя бини, позволяя своим непослушным локонам распушиться от сквозняка, гуляющего по кофейне. Он никогда не делал этого по чьей-либо просьбе, лишь по собственному желанию, потому что думал, что это плохой знак. Его соулмейту нравится его шапочка, поэтому он не должен снимать её, не тогда, когда в этом нет нужды. Он всё ещё не смотрит на Луи, пока мнёт шапку в своих руках, и отсутствие реакции слегка пугает его. Потому что Луи — самый привлекательный человек, которого Гарри когда-либо видел, и ему не хочется лишаться общения с ним только потому, что он сделает что-то не так. Поэтому он поднимает на баристу взгляд, случайно замечая, как его грудь резко вздымается. Так, будто он потерялся в своих мыслях. О, Гарри может его понять. — Хочешь, я научу тебя пить кофе как нормальный человек? — неожиданно предлагает шатен, видимо не ожидая этого сам от себя, и вынуждая Гарри хихикнуть. — Хочешь сказать, что я не нормальный человек? — Хочу сказать, что твои способы поглощать еду весьма странные. Разве твои родители не учили тебя в детстве как правильно есть, м? Кудрявый мальчик смеётся, отчего ухмылка на губах сладкого баристы плавно перерастает в широкую улыбку. Это мило. Луи милый. Остроумный, смешной, яркий, и Гарри теряет счёт во времени рядом с ним. — Я всегда был бунтарем, Луи. — Мне слабо верится. — Хочешь это проверить? — Покажи что-нибудь бунтарское. Только без своих странных привычек. Луи кидает вызов, его глаза сверкают искорками озорства, острые белоснежные зубки виднеются из-за лёгкой полуухмылки. Хочется сфотографировать его на плёночный фотоаппарат, повесить снимок над кроватью на потолке и смотреть каждый раз перед сном и во время пробуждения. Гарри бы стал самым удачливым и счастливым человеком на свете, если бы солнечный Луи был в его жизни со своим духом бунтарства. Это то, чего ему самому не хватает — животрепещущей энергии, которая бы подталкивала его на новые свершения. Ему не хватает такого человека как Луи. Поэтому Гарри загорается изнутри, кровь в его жилах кипит, когда он смотрит на бунтаря баристу, который занимается чем угодно, но только не работает. Его могут уволить, лишить зарплаты, премии, чего угодно, но он продолжает стоять здесь рядом с незнакомцем и закидывать его вопросами и глупыми заданиями из игр для подростков. Конечно, Гарри сделает что угодно ради такого. Он оглядывается в поисках потенциальной жертвы и слышит, как девушка, словно вышедшая с декораций к фильмам BBC, заказывает карамельный капучино с тремя секундами сои и двумя пунтами ежевики. Это идеальный кандидат, её вкус в кофе ещё более ужасный, чем привычки Гарри по словам Луи, поэтому её даже не будет жалко. Так же как и её напиток. Стайлс ждёт, словно хищник свою жертву. Покорно, смиренно, терпеливо, пока другой бариста делает заказ, а Луи просто изучает профиль кудрявого мальчика, восстанавливая равновесие занятости в природе. И когда в руках девушки оказывается напиток, Гарри решительно направляется к ней, хватая новую трубочку по пути. — Полиция отвратительных вкусов кофе. Предъявите разрешение на ваш экземпляр, — чеканит мальчик, чувствуя, как собственные уши краснеют от стыда, пока девушка испуганно столбенеет.  Это всё ради Луи, всё ради него. Боже, где он? Гарри нужна помощь, он не справляется, он недостаточно бунтарь, боже. — Я, эм. Парень, я спешу, — бормочет напуганная девушка и Гарри делает то, что никогда бы не сделал. Он аккуратно протыкает соломинной трубочкой дырку в крышке стаканчика, прежде чем наклоняется и делает пару глотков. Его сейчас стошнит. И даже не от того, что он поступил как самый подлый человек, нет, сейчас это не так важно. Это не кофе, это пища для троллей. Гарри фыркает и плюётся, пока девушка собирается ударить его (вполне справедливо), но её рука в последнюю секунду повисает в воздухе, пока рядом не появляется красный от смеха Луи. — Простите моего напарника, пожалуйста, он первый день на работе и мы решили устроить ему проверку или что-то типа того. Я сейчас сделаю вам новый кофе за наш счёт, хорошо? — бормочет бариста сквозь смех, Гарри буквально может видеть как он сдерживается от того, чтобы не засмеяться в голос, и это заставляет его забыть о своём позоре, если честно. Потому что если реакция Луи будет такой на каждое его действие, он готов терпеть стыд и неудачи ради того, чтобы видеть и слышать его смех. Стайлс чувствует крепкую хватку на своей руке и уже в следующую секунду его тащат за обратную сторону стойки выдачи, которая выглядит словно другой мир глазами барист. Гарри не уверен, что ему можно здесь находиться, но рука Луи всё ещё крепко держит его запястье, поэтому грех жаловаться, лучше оставить самобичевание на потом. Он наблюдает за тем, как умело бариста одной рукой смешивает ингредиенты, заливая часть в капучинатор, часть в стакан, а часть оставляя на своём фартуке, но даже это выглядит мило. Потому что он зачем-то всё ещё держит Гарри, словно если отпустит, то проиграет какой-то внутренний спор. Гарри не против быть причиной такого спора. — Знаешь, тебе стоит добавить туда меньше сахара, — шепчет мальчик, когда видит, как Луи засыпает сахар в сливки. Шатен оборачивается на голос, будто только этого и ждал, всё ещё выглядя чрезвычайно довольным. А Гарри всё ещё хочет поцеловать его. — Почему это? — Ну, потому что полиция проверила его вкус и он оказался отвратительно приторным. Луи улыбается и Гарри ловит его долгий взгляд на себе. Он не отвечает и не возражает, лишь смотрит в изумрудные глаза напротив, пока на его лице всё ещё играет милая ухмылка. Луи состоит из милых мелочей, начиная от морщинок вокруг глаз когда он улыбается, и заканчивая его мягкой пружинистой походкой, при которой его бёдра покачиваются из стороны в сторону (Гарри не одержим, он просто увидел это случайно). В любом случае, Стайлс улыбается только сильнее, когда замечает, как рука баристы опускает сахарницу на место. Потому что он слушает его, он делает то, как говорит Гарри, и это ли не прекрасно. Луи расправляется с кофе за пару минут, отдавая его девушке, с огромными очаровательными извинениями в виде поклона и намасте, заставляя всех вокруг приковывать взгляды только к нему. Даже если Гарри один из этих обожателей, то это нормально. Он просто хочет иметь возможность остаться здесь подольше. — Научишь меня делать настоящий кофе? — именно поэтому из его уст вылетает следующий вопрос, заставляя баристу повернуться к нему всем корпусом. Он опирается бедром о столешницу и складывает руки на груди, не переставая улыбаться, и Гарри мысленно пытается собрать себя в кучку, потому что какие-то незнакомцы (даже если ими являются очаровательные, красивые, дерзкие, яркие, милые парни по имени Луи) никогда не заставляли его так себя чувствовать. — Для чего тебе? — Может, ты вдохновил меня. — Если я научу тебя, то ты станешь таким же крутым как и я, а двум лучшим бариста будет слишком тесно вместе, — Гарри клянётся, что видел, как Луи подмигнул, но это было ведение лишь на долю секунды, поэтому он не уверен в том, что это было правдой. Может, у Гарри уже галлюцинации на фоне ненормальной привязанности к незнакомому парню? — Лучше попроси меня научить тебя приготовлению милкшейков или рисункам на пенке, это куда интереснее, — продолжает бариста и Гарри отбрасывает в сторону все свои глупые мысли, радостно улыбаясь. — Ты умеешь рисовать? — лепечет он, представляя, как сложно и старательно выглядит этот процесс, как Луи сосредоточенно выводит каждую деталь, прикусывая кончик языка или напрягая морщинки на лбу, или— Стоп. Хватит. — Иначе бы меня не взяли на эту работу. Представляешь, какие здесь высокие требования для сотрудников? — Луи пожимает плечами, отворачиваясь, для того, чтобы достать чашки и нужные инструменты для своего полёта фантазии. — И что обычно ты рисуешь? — Стайлс восхищённо наблюдает за каждым действием шатена, трогая всё, что видит, и получая за это шлепки по рукам. — Члены. Гарри прыскает от смеха, обращая к себе внимание. — Оригинально. Как тебя до сих пор не выгнали? — Обычно посетителям нравится. И я же не рисую их старушкам, знаешь, у меня есть чувство меры. Когда всё нужное лежит на столе, а всё ненужное съедено Гарри (за исключением выпечки, которую он обещал Найлу. Она всё ещё лежит на стойке выдачи, ожидая своей смертельной учести от одиночества), Луи зачем-то закатывает рукава черной рубашки. Гарри не смотрит на его красивые загорелые сильные татуированные руки, но… Ладно, он смотрит. Совсем чуть-чуть, но уже открывая рот, чтобы спросить вопрос по делу. — Нарисуешь мне один? Оу. Этот вопрос был не совсем по делу и не совсем адекватным, судя по реакции Луи, который заторможенно моргает, глядя на пунцового Гарри. — Что? — шатен слегка щурится, сжимая пачку зёрен в руках, не решаясь высыпать её в аппарат. Почему он не делает этого? Гарри нужно срочно отвлечься и собраться с мыслями, а пронзительный взгляд, направленный на него, совсем не помогает. Поэтому он снова настаивает на том, чего уже совсем не хочет. — Твой фирменный рисунок. И Луи, кажется, понимает, потому что его фирменная ухмылка растягивается от уха до уха. — Ах, член? — Да. Гарри спешит ответить, пока Луи смеётся и качает головой, наконец-то засыпая зёрна в кофейный аппарат. — Я собирался сделать это и без твоего вопроса, вообще-то. Вот так просто отвечает он, а Гарри бьёт себя по щекам, пытаясь придать им обычный бледный вид. — Так как тебя зовут, сладкие щёчки? — Луи не унимается, перекрикивая шум от работающего аппарата, пока Стайлс хочет начать спор по поводу того, кто из них слаще. Это не его звание, Луи первый заклеймил его своей сладостью в голосе. — Гарри. Гарри Стайлс, — по итогу кричит он в ответ, решая, что с него достаточно позора на сегодня. Бариста ждёт, пока зерно смолится, а после объясняет, что теперь он просто сварит латте, прежде чем они смогут нарисовать что-нибудь. Ответ Гарри остаётся без внимания и он не может не думать о том, что теперь Луи разочаруется в его имени и в нём самом тоже, но аккуратные руки, что продолжают подавать ягоду и выпечку на дегустацию, касаясь пальчиками кожи на запястье Стайлса, немного успокаивают. Они дурачатся, пока их латте остывает; лицо Луи измазано липкими руками Гарри, который вымазался в карамели, а сам Гарри похож на индейца со следами от молотого кофе на щеках. Наверное, это будет последний день работы Луи здесь, судя по тому, как мольба его напарника становится громче, а очередь всё больше. Но эгоистичность Гарри берёт верх, особенно тогда, когда он просит Луи помочь бедному Эштону, но тот отказывается возвращаться на смену, говоря что-то о том, что у него появился другой напарник. Гарри слушал, но шум крови в ушах иногда был громче, чем звуки вокруг. Поэтому они продолжают стоять за стойкой, Луи дорисовывает второе яйцо своему произведению искусства, пока Гарри пытается не испортить свою итак испорченную кошку. — Это овца, — продолжает настаивать Луи, отчего Гарри по-детски хнычет и дует на пенку шатена, вынуждая того запищать и закрыть свою чашку ладонью. Сладкий. — Это кошка. Видишь? Это уши, а это усы, а это— — Рога и много шерсти. Это нестриженная овца. — Отстань. Ты вообще рисуешь член. — Мой член это восьмое чудо света! — Луи не унимается, крича на весь Старбакс, пока Гарри краснеет за них двоих, закрывая шатену рот ладошкой. — Какой ты некультурный. — Какой есть, — бубнит бариста, облизывая чужую ладонь, словно ожидая, что от этого его рот освободится от плена и он сможет продолжить, — кстати, не думаю, что это можно пить. Он остыл минут двадцать назад, а ещё он без сахара, потому что ты высыпал его на пол. — Нельзя, чтобы кофе был слаще того баристы, который приготовил его. Это первый девиз кофеделов, — Гарри умничает, вздергивая носик и ожидая ответной реакции. Для них флиртовать сегодня было так просто и естественно, что последнее, что Гарри ожидал, так это то, что улыбка с лица напротив спадёт совсем, а между бровями образуется складка, отчего теперь Луи выглядит грустным и разочарованным. Оу. Это было слишком, Гарри просто увлекся своей воображаемой влюбленностью и забыл о том, что Луи тоже может что-то чувствовать. Что невинный флирт для него может быть вполне обидной вещью, что он, в конце концов, может быть занят. Что его, может быть, ждёт дома соулмейт, а Гарри просто так врывается в его жизнь и делает вид, что он важен в ней. — Что ты сказал? — голос Луи становится ниже на октаву, он оставляет кофе в сторону и выглядит как зло во плоти, пока Гарри хочет предпринять попытку сбежать. Он не думал, что именно это сможет обидеть Луи, не думал, что это станет крайностью, ведь до этого момента они говорили друг другу и не такое. — Я эм… про баристу или… я просто пошутил… я не думал, что это заденет тебя, прости меня пожалуйста… — Гарри бормочет себе под нос, его взгляд мечется по растерянному лицу шатена, пока руки крепко сжимают фартук, который так любезно одолжил Луи. О боже, он позаботился о Гарри и его одежде, отдав свой фартук, а теперь что? А теперь он отберёт его и выгонит Гарри из Старбакса навсегда? — Нет, Гарри, нет. Просто… повтори. Что ты сказал? Гарри. Он назвал его по имени, впервые за весь день, но почему-то хочется плакать от того, какой контекст несёт в себе это действие. Хочется заставить Луи забрать свои слова назад. Гарри пятится назад, врезаясь спиной в противоположную столешницу со стаканчиками. Они не падают, но жалобно ходят ходуном, заставляя Луи дёрнуться в их сторону, вновь оказываясь возле Гарри, и всё было бы нормально, если бы его ладони не легли на его плечи. Что говорить? А как вообще говорить? Гарри вернулся в свои два года. — Эм… что, эм… что он не такой сладкий? Кофе? Не должен быть таким сладким, как бариста? — Сладкий? — Ну… да. — Сладкий. Луи повторяет это слово несколько раз, и с каждой секундой его взгляд проясняется, возвращая себе всё тот же блеск, как и прежде. Его руки всё ещё лежат на плечах Гарри, когда он поднимает одну, чтобы оттянуть ворот свитера мальчика. Ему приходится натянуть его слишком сильно, оголяя нежную кожу на ключице, пока Гарри всё ещё тупо моргает, позволяя чужим теплым пальцам скользить по своим выпирающим косточкам. — Я хотел убить тебя при встрече, — внезапно говорит бариста, и Стайлс зажимается словно струна от гитары, его внутренний голос кричит от страха перед неизвестностью и перед Луи. Нет, он не страшный, всё такой же милый со своей ещё более нежной улыбкой и прикосновениями, очерчивающими ключицу Гарри. Страшная ситуация. Полная беспросветная задница, из которой Стайлс не знает как выйти. Может, надо убежать? Да, определенно, надо вырваться из рук Луи, схватить Найла и забыть про выпечку и кофе (которую Хоран всё равно сможет украсть со стойки выдачи), но вот только почему-то руки Луи не кажутся такими уж и опасными, а в его выражении лица будто что-то изменилось. Что-то неуловимое, что Гарри пока не может понять, но очень-очень хочет, и именно поэтому он стоит и позволяет рукам баристы держать себя на ногах. — Ч-что? — Ты помнишь, что написано у тебя на ключице, Эйч? — спрашивает Луи так мягко, кладя вторую ладонь на щеку Гарри. Нежный. — Я-я… да. Да, что за вопрос? Это, эм… О боже мой, как нелепо мило смотрится эта шапка на нём— стоп, он что, пьёт кофе через трубочку? — бубнит Гарри, пытаясь совладеть с рукой Луи на своей коже и шестерёнками в своей голове. Луи вновь усмехается, качая головой. Кажется, его не устроила реакция Гарри, ну что же, как печально, что не все соображают так же быстро как и он, но благо, что он не стоит без дела, а расстегивает свою рубашку, для того, чтобы… что? «Сладкий мальчик со сладким голосом, о мой бог, он такой красивый, я хочу поцеловать его голос, такое вообще возможно?» Вытатуированная надпись на том же месте что и у Гарри почти сразу бьёт по глазам, ведь это было именно то, чего Гарри ожидал меньше всего. Это же— Это получается, что Луи его соулмейт? Гарри действительно думал о том, что хочет поцеловать голос Луи? Боже, он не помнит этого, но теперь ему стыдно. — Упс, — на выдохе шепчет мальчик, рассматривая свои мысли, что отпечатались на теле Луи навсегда. Они выглядят так красиво и подходяще ему, так, словно слово «сладость» было рождено вместе с самим Луи. — Привет, Гарри, — шатен не может сдержать себя от лёгкого удара в плечо Гарри, отчего последний дуется, потирая ушибленное место. Он уже хочет возразить в ответ, но Луи продолжает. — Зачем ты так думал обо мне, за что? Я не сладкий, я не похож на сладкого человека, я не девочка, я не— боже. Почему я не выгляжу брутально по-твоему? Переваривая полученную информацию, Гарри больше думает о том, что Луи на самом деле выглядит как самый сладкий брутальный мужчина, который каким-то образом умудрился гармонично сочетать в себе все антонимы. Он добрый и дерзкий, прямолинейный и мягкий, мужественный и женственный, и Гарри рад, что его первые мысли были именно такими. — Не обязательно быть девочкой, чтобы быть сладким. Для меня ты самый нежный и мягкий мужчина в мире, чтобы ты знал. — Но я не— — Я не знаю, что тебе пришлось пережить, и надеюсь, что узнаю, но одно я могу сказать точно. Пить кофе из трубочки не так уж и ужасно, верно? На самом деле, теперь Гарри имеет полное право признаться себе в том, что его привычки отвратительны. Потому что носить шапку в помещениях слишком жарко и его волосы после такого похожи на гнездо, теряя весь объём укладки, а пить кофе из трубочки не только глупо, но и опасно, потому что язык Гарри подвергался многократным ожогам. Но у него есть Луи сейчас, самый лучший профессиональный бариста с просто очаровательными умениями рисовать на пенке от кофе, поэтому, к счастью, с дурацкими привычками можно распрощаться далеко и надолго. — Ты делаешь за меня курсовую, ты же знаешь? — Найл выжидает самый неподходящий момент и врывается в него, как Катрина на Новый Орлеан, сметая ауру любви и спокойствия между Луи и Гарри. На самом деле они просто делали ореховый капучино для одного из клиентов, потому что Гарри, как заботливый бойфренд, всё же настоял на том, что Луи нужно работать. То, что бариста стоял позади, прислоняясь грудью к чужой спине и направляя руки младшего на нужные действия и приборы — детали. — С чего бы это? У тебя было так много времени, чтобы написать её, — Гарри смелеет, и во всём виноваты губы Луи на его шее. — С того, что ты мог бы заранее  предупредить меня, что найдешь своего соулмейта и я бы не следил за вами двумя, чтобы тебя ненароком не украли и не отвезли в лес, — на губах Найла играет глупая улыбка, пока он смотрит на парочку перед собой. Очевидно, что он просто нашел предлог для того, чтобы ничего не делать, но Гарри не может обижаться на него. Не тогда, когда на улице осень, на душе весна, а рядом с Луи лето, играющее с его каштановыми волосами и создающее светлые блики в его голубых глазах. — Ох, так ты заботился обо мне впервые в жизни, спасибо, мой ирландский друг. Луи понравился Найлу. Луи понравился всем: семье Гарри, его золотой рыбке, одногруппникам, преподавателям, и кажется, нет на свете такого человека, который бы не любил Луи Томлинсона. И нет на свете больше того Луи Томлинсона, который бы ненавидел свою татуировку, потому что теперь он испытывает лишь гордость и сладость, особенно когда получает поцелуи прямо на этом месте.