Коридоры

Коридоры. Днём — наполненные жизнью, разговорами, смехом; ночью — тёмные и спокойные, таинственные, но всё равно живые. Говорят, они помнят о многом, помнят Создателей, помнят первых студентов, помнят, как одно поколение сменялось другим. Невольные свидетели всей истории древней школы. Еле слышный шёпот картин и собственные шаги были единственными звуками, которые сопровождали её этой ночью.​ Сегодня было особенно тихо. Пол и стены временами заливал синеватый свет, а бушевавший утром ураган практически сошёл на нет.​ Смятый пергамент сильно колол пальцы, но Гермиона, не обращая внимания, продолжала сжимать письмо. Письмо от Гарри.​ За те полгода после войны в Хогвартсе их общение — не только с Гарри, но и с Роном — перестало казаться прежним. Забавно, как время и расстояние убивает дружбу, хотя Гермиона всячески убеждала себя в обратном. Но их пути разошлись, когда она решила вернуться в школу. Время летит очень быстро. Смешно, а ведь лучшая ведьма столетия так и не знает, что ей делать. Год закончится и нужно двигаться дальше, но Гермиона потерялась, потерялась как маленькая девочка в большом магазине. И нет никого, даже друзей, чтобы помочь. Она одна среди огромных полок и незнакомых людей.​ Грейнджер тряхнула головой, в очередной раз прогоняя пластинку невесёлых мыслей.​ Чем выше она поднималась, тем меньше факелов горело на стенах.​ — Люмос, — коридор на пятом этаже оказался особенно тёмным. Тут же послышалось недовольное ворчание. — О, прошу прощения. Нокс.​ Дальше пришлось идти на ощупь, осторожно цепляясь за стену. Сонные нотации портрета ещё доносились до девушки, пока та не скрылась на лестнице. За время ночных дежурств шестой этаж полюбился Гермионе больше всего. И даже несмотря на холод — а под мантией у неё был лишь тонкий свитер — она снова пришла сюда. Длинный коридор без окон, вместо которых были высокие стрельчатые арки, выходящие прямо на улицу, из-за них он и ночью будто светился. А ещё здесь не было ни одного портрета — лишь голые каменные стены.​ Гермиона свернула за угол и тут же поёжилась от порыва ледяного ветра. На мгновение зажмурившись, девушка не сразу заметила высокую тёмную фигуру.​ Редкие снежинки резко контрастировали с чернотой его пиджака, но, впрочем, она тут же поглощала их. Яркий лунный свет точно облизывал небрежно лежащие белые волосы, делая их скорее серебристыми. Гермиона так и застыла в изумлении. Ещё в начале года у Малфоя забрали значок старосты, отдав его какой-то слизеринке с пятого курса.​ Но почему-то Грейнджер не всё равно. После победы многое изменилось, в Хогвартсе ощущалось неравенство: слизеринцев сторонились, шептались за их спинами, а Малфоя и вовсе в открытую называли «Пожирателем» и «мальчиком Тёмного Лорда».​ Но он тоже изменился; едкая ухмылочка превратилась в выражение, которое сложно было не называть каменным. За последние месяцы Гермиона много наблюдала за ним, изучила вдоль и поперёк, как любимый томик «Истории Хогвартса». Ей не хотелось думать о причинах этого нездорового интереса, но навязчивая мысль то и дело мелькала на границе сознания. Это пугало, и Гермиона снова заталкивала подобную мысль глубже. Именно поэтому она сегодня не выдержала, когда очередной когтевранец кинул оскорбление в адрес Драко, разразилась гневной тирадой. А Малфой просто сбежал, да, именно так это и выглядело. Игнорирование и побег. Уж лучше прилюдное оскорбление и извечное «Грейнджер», чем так; она ведь просто хотела помочь… — Ты ещё долго будешь стоять? — Малфой даже не обернулся. Ну конечно же, он не мог не слышать её шагов. — Давай, что сделаешь? Отнимешь баллы? Можешь не стараться — у нас и так минус не одна сотня. Пожалуешься профессору? У меня уже две отработки. Выбирай. Выплюнул. Почти в лицо. — Малфой… — Гермиона сделала несколько шагов навстречу.​ Драко резко развернулся, и его взгляд будто ударил под дых. Она остановилась. — Что, Грейнджер? Что? Думай быстрее, или эту способность ты тоже утратила? — холодная ярость сквозила в каждом слове. — Малфой, я просто хотела помочь. Мне не нравится, что вас постоянно тычут в то, к чему вы давно не относитесь. И вообще, это несправедливо…​ — Твою мать, Грейнджер! Справедливости никогда не было, да и вряд ли будет. И, если тебе уж так её хочется, сиди и дальше тихо, не суй носа, куда не просят. Мне не нужны твои подачки, Грейнджер. Мне плевать на твою помощь. Запомни уже наконец… Я не хочу твоей жалости, — пока он говорил, между ними осталось меньше метра. — Я просто сказала, то что думала, и… это не было жалостью, — тихо и уверенно. Гермиона медленно отвела взгляд и посмотрела на улицу. Ночь была тихой, мерно падал снег, а облаков становилось всё больше. В коридоре стало темнее. И чего она ожидала? — Ты себя видела? Жалкое подобие той Грейнджер, окружённой друзьями, выскочки на уроках… Что с тобой стало? ​ Гермиона снова посмотрела на Драко. Она не верила услышанному. Единственным доказательством было странное выражение на его лице. — Ты жалкая без своих друзей. Ты никто без своих друзей. Ты превратилась в серую мышь, которая шарится по углам и не знает, что ей делать. Война кончилась, можно уже перестать изображать подружку Поттера, но ты не можешь. Не можешь жить сама, Грейнджер. Это тебе нужна помощь. — Да как ты… Она задохнулась от злости и обиды. — Смею? Да запросто. Я, наверное, единственный, кто скажет тебе об этом. Очнись уже. Впервые Гермиона не знала, что сказать. В голове шумело от возмущения, а уже давно сбившиеся дыхание никак не могло выровняться. — Почему ты… такой?! Тишина. Два пронзительных взгляда. Резкий выдох. Три шага навстречу. Холодные пальцы больно стиснули её подбородок и приподняли его. — Пусти! Малфой, пусти!.. — Гермиона попыталась вырваться, судорожно отворачивая голову, но тут же обе его руки обхватили её лицо, вынуждая смотреть в глаза. Близко. Неприлично близко. — Какой, Грейнджер?.. — шёпот, который разрывает барабанные перепонки. — Отвратительный? Бестактный? Или может… Злой? Он усмехнулся, но этот смешок никак не вязался с его на удивление тёмными глазами.​ Было ощущение, что Малфой жалеет о чём-то, о чём-то ему одному известном. — Драко… — сердце колотится о рёбра с бешеной силой. Гермиона медленно подалась вперёд и коснулась его груди. — Как же я… — и его губы, такие же ледяные, накрыли её собственные. Секунда тишины сменилась диким воем в ушах, а собственный голос в голове кричал, что есть силы: «Что ты творишь, Грейнджер? Хватит! Не делай этого!». Но Гермионе всё равно. Сейчас всё равно. Есть лишь его руки, его губы, есть лишь Драко Малфой. Ледяной, но вместе с тем обжигающий.​ И ведь они оба горели уже давно, а взрыв был лишь вопросом времени.​ Но тут Драко резко отстранился. Задыхающийся и с обезумевшим взглядом. — Малфой… Я… Это недоразумение… — она сбилась, пытаясь связать хоть два слова. Слизеринец отворачивается от неё, поправляя пиджак и автоматически зачёсывая назад растрепавшуюся чёлку. А потом снова смотрит. Сквозь неё. — Этого не было, — равнодушно, без тени эмоции.​ А Гермиона просто смотрит, как он быстрым шагом уходит ей за спину, едва задев плечом. Прикоснувшись к лицу, Грейнджер поняла, насколько сильно горят её щёки. Она зажмурилась и с силой прижала руку ко рту, пытаясь сдержать рвущиеся наружу всхлипы. Этого не было. Небылонебылонебыло. Она медленно осела на пол, запуская руки в волосы. Ещё никогда Гермиона не чувствовала себя настолько раздавленной и одинокой. Мысли в её голове метались, как дикий зверь в клетке, пытаясь уцепиться хоть за что-то. За что-то, что было прежним, что-то, к чему Гермиона привыкла… но, всё равно, она натыкалась на этот колючий взгляд и странное выражение лица.​ Малфой прав, ей самой нужна помощь. Говорят, коридоры помнят о многом. Об этом же и молчат, ведь, в отличие от людей, они действительно умеют хранить секреты.