о наследниках и чужих мечтах

      Этот разговор вообще не должен был дойти до ушей Вэй Усяня, раз время было подобрано так, что и ноги его не должно было быть в Облачных Глубинах. Они с мужем отправлялись на ночную охоту в пределах владений Гусу Лань и, если бы не забытый в спешке экспериментальный талисман, за которым Ванцзи привычно спокойно согласился вернуться в цзинши, Вэй Ин бы так никогда не узнал о фундаментальных планах ланьских старейшин во главе с Лань Цижэнем, ну конечно.       Договорившись подождать мужа недалеко от беседок, Вэй Усянь тайной тропой возвращался с «кроличьей полянки». Его настроение было прекрасным, день выдался достаточно теплым, а предстоящее путешествие в компании мужа навевало самые хорошие мысли и лишь раззадоривало комок предвкушения, что свернулся в груди. — Вы думаете, что сможете на него повлиять? Мальчишка совсем от рук отбился! — услышал он один из голосов, и уже было собрался прокрасться мимо, не желая нарушать какое-то по счету правило ордена, но услышав имя мужа.       Это было не к добру. Редко когда обсуждение имени Ханьгуан-цзюня и Старейшины Илин из уст напыщенных индюков, обложенных правилами словно стенами, содержало в себе хоть толику чего-то хорошего. И даже пресловутое святое правило не обсуждать кого-то за его спиной и не разносить сплетен из раза в раз нарушалось самим учителем Ланем. Ему должно быть всё равно. Большую часть жизни они с мужем проводили вне Облачных Глубин, и всё это время Вэй Ин хорошо старался, чтобы возлюбленный чаще и чаще откидывал те правила клана, что сдерживали внутри прекрасного тела страстную и мятежную душу. Решив всё же двинуться дальше, дав обиженным родственникам мужа вдоволь перебрать их кости, Вэй Усянь вдруг весь напрягся и встрепенулся, стоило лишь словам сорваться с чужих губ: — Ванцзи все ещё второй по счету адепт ордена и неукоснительно следует выдвигаемым требованиям. Если старейшины потребуют наследника, настойчиво напомнив о долге, мальчишка быстро согласится. — Но позвольте, есть же ещё Вэй Усянь, — вмешался третий голос, будто робко напомнивший: — Он ведь зовет Старейшину Илин мужем? — Даже в темные времена Ванцзи не ушел из Ордена, которым дорожит. Если сказать правильные слова — никуда не денется и теперь. Его долг — наследник. Да и разве каждый мужчина не мечтает о детях? Он все ещё Нефрит ордена, на которого возложен долг. А что до Вэй Усяня… мой племянник чист душой, и никого кроме этого бесстыдника, не приводил в свои покои. Он просто не знает другой жизни, не испил другого нектара… — К тому же Вэй Усянь так похож на мать Ханьгуан-цзюня… Бедный мальчик так рано осиротел. — Да и кто видел их поклоны? Кто признавал их брак? — тишина была ответом. — Вот и всё. С орденом Оуян мы уже договорились. А Ванцзи и сам недавно подтвердил, что хочет сына, ведь его Сычжуй уже взрослый мальчик.       Последняя реплика принадлежала никому иному, как дорогому тестю, и Вэй Ину стоило неимоверных усилий смолчать и тихо убраться навстречу мужу, ни шорохом не выдав своего присутствия.       А то, что у него после несколько минут нещадно тряслись руки? Кого это волнует?       Его Нефриту нашли жену. Его Нефриту нашли жену, у его Нефрита потребуют отбить поклоны и зачать наследника.       Его гэгэ хочет сына. Единственное, что Вэй Усянь никогда не сможет ему дать. Не знавший женской плоти, вкусив её однажды… не сочтет он, что просто гнался за надуманной мечтой, за тем, кто просто всегда отбрасывал любые устои…       Если у Лань Чжаня вдруг появится сын — родной ребенок — то насколько близко клан Лань подпустит к золотому мальчику проклятого отступника? — Вэй Ин? — позвал его Ванцзи, и, явно беспокоясь о том, что могло за пару минут так взволновать его мужа, легонько коснулся чужого плеча. — Всё хорошо?       Вэй Усянь встрепенулся от звука родного голоса, и понял вдруг, что совсем не заметил, как машинально прошел весь путь, не глядя и не задумываясь, благо, что знал он Облачные Глубины едва ли не на ощупь. — Конечно, гэгэ. Разве твой муж не может просто уйти в себя? — Вэй Ин кривенько улыбнулся, зная, что Ванцзи точно не удовлетворит такой его ответ.       В горле саднило обидой: Лань Чжань скрывал от него свое самое заветное желание, и словом не обмолвившись, а он сам — изнеженный мирной жизнью под боком у мужа, в полной безопасности — так ничего и не заметил. — Пойдем, Лань-эр-гэгэ, твари ждать нас не будут. — Мгм, — все что получил он в ответ.       Ханьгуан-цзюнь, в конце концов, прекрасно знал, что с тем, что тревожит Вэй Ина, он придет позже, когда всё в его голове найдет свое место и каждый вопрос и каждая фраза обретет форму. В последнее время они старались всегда четко высказывать свою позицию, прекрасно помня ещё, как дорого им обошлись недомолвки и недопонимания.       Однако, сколько бы Вэй Ин не старался прогнать из головы чужие слова, все он чувствовал — было страхом. Может ли он ставить перед выбором любимого человека? Может ли просить выбрать его?       Нет, Вэй Ин безусловно знал, что Ванцзи выберет его и будет стоять на своем, но… Стоит ли он того на самом деле?       Мысли испуганно метались по кругу, пока пальцы знакомо, чисто рефлекторно, сжимали чужой свободный рукав, словно бы так и только так было правильно. Растерянных и беспокойных взглядов Старейшина Илин совсем не замечал.       Вэй Усянь, если быть честными, плохо запомнил тот день, когда услышал слова, неосторожно сорвавшиеся с губ зазевавшихся старейшин. Он слишком ушел в себя, так, что очнулся, кажется, когда Ванцзи завел его в просторную комнату постояло двора. Озираясь по сторонам, он отметил только большую кровать и низкий резной столик, тут же обращая блуждающий взгляд на мужа.       Ванцзи привычным отточенным движением снял со спины и аккуратно положил на стол у двери гуцинь, однако не отстегнул ножны и прошел по комнате. Углы засветились привычными знаками, не дающими чужим намерениям проникнуть в эту комнату и заглушая звуки, выходящие из неё. Это было их с Ванцзи изобретение, почти детище, придуманное в веренице дней, когда они путешествовали по всей Поднебесной только в компании друг друга и Яблочка. — Лань Чжань, ты совсем не хочешь идти сегодня на охоту? — удивленно уточнил Вэй Усянь, зная, что так себя муж ведет лишь когда устраивается на ночь — с продолжением, купанием и обязательным «каждым днем». — Я хочу, чтобы ты пришел в себя, Вэй Ин, — отозвался Лань Чжань, и, подойдя ближе, провел по чужой щеке самыми кончиками пальцев. — Ты можешь пострадать без должной концентрации. Отдохни сегодня.       Фразу о том, что муж перестал походить на себя самого и словно бы посерел за те пару десятков минут, что провел наедине, пока он сам забирал из цзинши забытые рассеянным Вэй Усянем талисманы и меч, Ванцзи оставил при себе. Просто обнял мужа и притянул ближе, вдыхая запах кожи и волос.       Вместо ответа Вэй Ин немного поднялся на цыпочки.       Не смотря на упорные тренировки, тело Мо Сюаньюя оставалось по-девичьи изящным, только что более рельефным и жилистым, никаких былых мышц и бравой юношеской силы одаренного заклинателя. Порой, рядом с Ванцзи, в своем черном приталенном ханьфу, он казался невозможно хрупким и безобидным, обманчиво легкой наживкой. Не то, чтобы Вэй Ин был от этого в восторге, но была и другая сторона медали: его сводила с ума разница в росте и то, что своими длинными пальцами и узкими ладонями Ванцзи мог обхватить тонкую талию этого тела почти полностью. Его с ума сводило то, как собственные пальцы смотрятся на широкой груди, как обводят кубики пресса и косые мышцы. Его с ума сводила сила человека напротив и то, как ловко он умел и укрощать, и подчинять, и подавлять, и защищать — в равной степени уместно и идеально.       Разве возможно, что их могут разлучить? Разве может долг заставить кого-то подчиниться настолько? А потом вспоминалось, что это же Лани, а человек, который сейчас так упоённо испивает любовь с его губ, однажды простил своим родственникам неудачную неслучившуюся собственную казнь.       Святой или блаженный?       А после думает «Лань Чжань». И если мужу он верит как себе, то Ордену — ни разу. — Что так тебя беспокоит, Вэй Ин? — спросил Ванцзи, оторвавшись от него на миг, тот миг, когда он сам перестает отвечать. — Только ты, — шепчут ему в ответ, губами в губы, — всегда — только ты.       Не в правилах Вэй Усяня было смиренно ждать меча в спину, однако в этом случае, рядом стоял человек, которого он боялся заставить выбирать — любовь или семья. Если однажды орден Лань не погнушался отправить своего Нефрита не на наказание — на верную смерть от дисциплинарного кнута, то что стоит им надавить на нужные точки, дав мнимую видимость свободы? Однажды бы его Ханьгуан-цзюня поставили перед выбором «клан» или «предатель и убийца», и мог ли он, Вэй Усянь, заставить своего эр-гэгэ выбирать?       Он — Вэй Усянь — уже выбирал однажды между «долг» и «жизнь».       Теперь детям вместо страшилок рассказывают исход этой истории       Он не думал, что Лань Цижэнь обернет всё так красиво, не верил, что и в праведном клане почти монахов, так совершенно умеют плести подковерные игры. Так вот почему Гуанъяо так здесь приживался — змее легче затеряться среди змей. — Вэй Ин, — вновь зовет Ванцзи, и слегка подтолкнув чужое тело, несколькими широкими шагами назад, аккуратно усаживает супруга на край кровати, после сам опускается перед ним на колени, — чтобы тебя не тревожило, я всегда готов тебя выслушать. — Лань Чжань… — позвал было его супруг, однако Ванцзи приложил палец к чужим губам, призывая молчать, а после почти невесомо огладил нижнюю, ту, которую так любил кусать во время поцелуя. — Я заказал тебе бочку с водой, ужин и вина. Я пока расспрошу местных, ты расслабишься, а с утра мы выдвинемся в лес. — Лань Чжань… — Мгм, — тихо, а после поцелуем словно запечатывая указание. — Отдыхай.       И развернувшись, покинул комнату, наградив самым своим ласковым взглядом.       Очередной глоток «Улыбки Императора» обжег горло. Вэй Ин тяжело вздохнул, проглотив жидкость, и откинулся назад, на кровать, всё ещё сидя у её изножья на полу. Их общая с Ванцзи кровать в этой комнате, похожая на ту, что стоит в цзинши, ставшее давно домом для мятежного Старейшины Илин, кажется пустой и холодной. Он должен попрощаться с их местом, их домом, перекрутить в памяти и выжечь дотла из головы все их с Лань Чжанем ночи и оставив на видном месте лобную ленту, просто уйти. Чтобы не заставлять Лань Чжаня говорить пустые слова и искать отговорки. Уйти, чтобы не делать больно.       Вэй Усянь не может.       Вэй Ин не может подарить Ванцзи то, что сможет подобранная невеста — ребенок. И ревность напополам с болью вскипает в душе зверем пострашнее тьмы, что царила там раньше. Логика и знание мешается в нем, и вот он и сам не понимает, чего хочет и как лучше поступить. Эти чужие слова, эти мысли — сама вероятность того, что важность обещания «защищать его и быть рядом всегда» для Ванцзи может быть превыше собственных желаний — режут его без ножа.       Это Лань Чжань, его Лань, его Нефрит, его муж. Разве может их кто-то разлучить?       У Ванцзи взгляд холодный, словно все льды разом нашли пристанище в его золотистых глазах. У Ванцзи взгляд — пробирает до костей, кажется, попадешь один лишь раз под него — и этот человек увидит тебя на просвет, насквозь, разгадает все твои тайны. Вэй Усянь же млеет, пытаясь устоять на подкашивающихся ногах, заставляя себя отказаться от желания осесть у ног этого мужчины и остаться там. Вэй Усянь единственный, кто смеет смотреть в ответ, прямо в зрачки, высчитывая точки-искорки на светлых радужках.       Люди обычно этого взгляда бояться. Кроме Вэй Усяня. Уж тот точно знает, что когда они с Ванцзи впервые пересеклись, то случился взрыв. Что-то щелкнуло на периферии, переключилось вмиг, и по телу пробежали разряды. Слишком долго после осознавая, но всё же…       Однажды промедление, нерешительность, непонимание стоило им слишком дорого.       Нужно поговорить, расставить все точки над «и». Если долг будет важнее, если…       Вэй Усянь на секунду закрывает глаза, сонно опустив голову на грудь, чтобы в следующую секунду распахнуть глаза в совершенно другом месте. Этот дом похож на тот, что он так часто воображал в своих снах — похожий и не похожий на их цзинши, маленький, уютный. Все в этом месте блистает чистотой и сдержанностью, место кажется до боли знакомым, и лишь приглядевшись внимательнее, Вэй Ин понимает, что это старый дом, где клан Лань держал взаперти мать двух своих Нефритов, жену главы ордена. — Папа, — слышится неподалеку детский голосок, и на периферии Вэй Ин видит белое пятно, хаотично кружащее по поляне. — Дядя придет завтра к нам в гости? — Мгм, — отзывается до боли знакомый голос, и сердце Вэй Усяня падает вниз, ухает в темноту, как когда-то давно, ещё в прошлой жизни. — Конечно, Лань Ин. — Что вы сегодня делали с дядей, а-Ин? — спрашивает другой голос, тихий и нежный, такой, как подобает госпоже Лань. — Он показывал мне красных рыб в Цайи. Они были красные, словно жар, и пылали на солнце, — отвечает мальчик остановившись, и чуть поразмыслив добавляет: — Когда я стану главным, мы обязательно заведем себе пруд с рыбками. Да, папа? — Мгм.       Па-па… папа… Лань Ин… наследник… — Вэй Ин? — настороженно позвал вошедший Ванцзи, которого напугал вид мужа, плачущего во сне.       Сняв ножны и скинув верхнее ханьфу, Ванцзи тихонько прошелся по полу, ступая привычно неслышно, и повинуясь протянутой руке, присел плечом к плечу рядом с мужем.       Вэй Ин в его руках вдруг вздрогнул и пронзительно закричал.       Там, во сне, падая на колени, Вэй Ину на миг показалось, что душа его вдруг раскололась надвое, и словно вынырнув из воды, он очнулся в кольце рук обеспокоенного мужа.       Его любимого и единственного, того, кто после воскрешения дал ему защиту, силу, дал его жизни единственный смысл. — Вэй Ин? Что… — Мне сегодня снились рыбы, — Вэй Ин наклонил голову вправо и улыбнулся мужу слишком надломлено, даже не поморщившись от того, как сильно першит его горло; он чувствует себя обломком целого того, что было этим утром. —  А ещё они были красные, словно жар, и пылали на солнце. Говорят, это к счастью. Когда мы, Лань Чжань, вернемся, купишь мне таких. В Облачных Глубинах можно копать пруды?       Хоть обычно бесстрастное лицо не выражало эмоций, но в дрожи пальцев и в изломе чужих бровей Вэй Ин видел явственное волнение за него, что грело душу. — Скажи, Лань Чжань, если бы долг перед орденом вдруг стал… — Вэй Ин, начавший фразу совсем бодро, так и не закончил её, разом потеряв весь запал.       Что он мог спросить? Что он ценит больше — его или семью? Пойдя против всего мира, сможет ли он пойти против самых дорогих людей? Стоит ли он, Вэй Ин, сгубивший стольких людей, того, чтобы в итоге выбрали его? Нужно ли ему сейчас уступить, чтобы после быть с Лань Чжанем? Имеет ли он права забирать у этого прекрасного человека его мечту о сыне?       После, когда у него будет нелюбимая жена и наследник… — Ты плачешь, — сказал вдруг Лань Чжань, и пока кончики его пальцев не коснулись щек Вэй Усяня, он этого упорно не замечал. — Вэй Ин… Что случилось? — Лань-эр-гэгэ… гэгэ… — все, на что хватило жалких клочков воздуха в перехватившем спазмом горле и Вэй Ин бросился вперед, практически прижимаясь к супругу, хватая его за рукава на предплечьях, сам не замечая, что пальцы вцепляются мертвой хваткой. — Я никогда не хотел, чтобы ты оборачивал гнев мира на себя. Не хотел, чтобы тебя заставили выбирать. Но если так сложилось… Если… — Дядя что-то сказал тебе? — Я услышал то, что не должен, — всхлип, — то, что мне не предназначалось… не для моих ушей, но касалось нас… — долгий вдох, хрипящий и взгляд серых даже в этом теле глаз — потерянный-потерянный. — У тебя есть долг, а ещё ты хочешь сына. Почему бы не совместить? Даже прекрасную невесту тебе уже нашли. — Вэй Ин, — зовет его Лань Чжан, и, поймав наконец взгляд, спрашивает: — Ты правда такой глупый? Вэй Ин… мой Вэй Ин, — Ванцзи нежно ведет костяшкам по чужой щеке и говорит, будто клянется, — они не смогли забрать даже память о мертвом тебе у меня, так почему все думают, что я оставлю тебя живого. Ты мой муж, Вэй Ин. Ты — мой. — А сын? — спрашивает робко, хоть совсем не имеет на это права, не должен радоваться чужим словам, не должен ощущать, будто его враз окрылили и вернули назад его совершенное ядро. — Я хотел предложить… — Вэй Ин на этих его словах вдруг замер, и воспарившее было сердце устемилось вниз, — если встретим однажды сироту из заклинателей — каким был ты — или ребенка вроде Сюэ Яна, с потенциалом, мы можем взять его… в ученики… или дать ему фамилию… — Лань? — Вэй.