Пауло идет розовый

- Это попросту нечестный ход. На тебе любая тряпка смотрится настолько хорошо, что ее тут же захотят купить. Так и с этим… Марио почти не лукавит. Тот розовый комплект формы, с отсылкой к которому был сделан нынешний, он помнил прекрасно – Пауло он очень шел, хотя изначально сложно было представить себе, что на мужчине может настолько гармонично смотреться этот цвет. Впрочем, тогда оттенок был подобран столь удачно, что форма хорошо смотрелась не только на Дибале. Тот, их первый в «Ювентусе», сезон, запомнился многими вещами. И этой странной формой, и тем, как Пауло искал себя, на поле и в команде. В жизни. Поиски затянулись на несколько лет, и привели к тому, что сейчас Манджукич сидит в машине, в полной темноте, недалеко от отеля близ тренировочного центра, и ждет Пауло, лениво переговариваясь с ним по телефону. Он вдруг понимает, что, кажется, весь тот сезон смотрел на него, на Пауло, потому что сейчас вспоминает именно то, что происходило с ним. Что происходило с собой – даже не подумал вспомнить. С заставки мобильного смотрит Дибала в новом комплекте. Фото свежее, его еще не слили никуда, релиз формы только завтра – а снимали вот сейчас. Но Пауло, видимо, выпросил фотографию себе, «в личное пользование». Обычное фото, но есть два момента, от которых пересыхает в горле, а руки начинает жечь от желания прикоснуться. Гетры на фото натянуты выше колен, перетягивают ногу, контрастируют нежно-розовым, зефирным, на загорелой смуглой коже. То ли из-за цвета, то ли еще из-за чего-то, они кажутся чулками, и эта мысль странным образом заводит. Пауло никогда не носит гетры так – отдает предпочтение коротким носкам, утверждая, что ощущает дискомфорт в мышцах, если они стянуты тканью. Марио, пожалуй, ему за это благодарен, потому что, если бы Дибала бегал по полю вот так, то вряд ли можно было бы держать себя в руках. Вторым моментом является взгляд. Взглядом Пауло можно вынуть душу даже у Сатаны, уверен Марио. Ни один человек на планете не способен смотреть так, и он ломает голову над тем, что же такого Дибале сказал фотограф, как сумел запечатлеть. Если не вглядываться, Пауло просто смотрит в камеру, но стоит задержать взгляд, рассмотреть можно многое. Сперва, проступает какая-то хрупкая беззащитность, Пауло выглядит настолько невинным, что уже одно это вызывает непристойные мысли. Фото будто живое, взгляд отвести невозможно, и, чем дольше Марио смотрит, тем больше видит, как невинность буквально тает. - Долго еще? - Все уже. Поднимешься ко мне? - А как же изоляция с командой? - Кончилась сегодня. - Точно. Я думал, отвезу тебя домой. - Ты препираться приехал, или увидеть меня? Если первое, то я спать пойду. В голосе Пауло сквозит плохо скрываемое, немного капризное, раздражение, и Манджукич просто подчиняется. Он, за все это время, привык – просто подчиняться. Характер Дибалы далек от ангельского, каким бы хорошим мальчиком он не казался со стороны. Но, пожалуй, в этом и заключается смысл. С просто мягким и ласковым человеком Марио бы быстро заскучал. С Пауло скучать было сложно. Особенно сейчас: после полутора часов ожидания в машине, приходится проходить на ресепшн, прикидывая, сколько девушка за стойкой получила за свое молчание и отсутствие удивления при виде него, и искать в черно-белом коридоре нужную дверь нужного номера. Десятка. Кто бы сомневался. - Я ужасно соскучился, - Пауло налетает с порога, едва закрывается дверь, обвивает руками шею, вставая на носки, целует смазано и быстро. – Понятно, изоляция условная, в сборную же меня пустили, да и потом, у меня антитела, я переболел давно, а мне бубнят «регламент, регламент, штраф», и что антитела исчезают на четвертый месяц после выздоровления… Не пускают, короче. Думал, с ума сойду торчать тут. Марио только улыбается на это, и, когда пытается обнять Пауло в ответ, тот отстраняется и отходит на пару шагов, улыбаясь. Дыхание перехватывает, кончики пальцев прижигает предвкушением. Зефирно-розовый на смуглой коже. - Не успел переодеться, мы там, в студии, полчаса назад закончили, - небрежно бросает Пауло. Его взгляд может вынуть душу Сатане, его улыбка сейчас вдребезги бьет самоконтроль, рушит на осколки, рассыпает выдержку Марио песчаным замком. Дибала, разумеется, врет и даже не пытается это скрыть. Его план становится понятен – именно поэтому он не сбирался выходить, именно поэтому позвал Марио в номер. Он стоит в этой гребанной розовой форме, смотрит с невинностью, которая по уровню порока хуже любой, самой разнузданной похоти. Манджукич не может оторвать взгляд от коленок, скрытых под розовой тканью, от полоски кожи между краем гетр и кромкой шортов, и шумно выдыхает. Никакой сдержанности нет и в помине. В голове почти мутится. Кажется, он просто вжимает Пауло в стену, сминает его губы грубым поцелуем, все дробится на вспышки. На вкус губы у Дибалы сладкие, как жевательная резинка, и Марио целует их в каком-то остервенении, кусает, вылизывает буквально его рот, чтобы уничтожить этот странный вкус, потому что от него только хуже. От него сильнее дрожат руки, от него путаются мысли, и остается только возбуждение – тягучее и липкое, вязкое, как смола. Пауло громко стонет в поцелуй, гладкая ткань его новой форменной футболки скользит под ладонями, собирается складками. Звук его стонов резонирует где-то в горле, Марио на это только теснее притискивает его к стене, вжимается бедрами, и сладко вздрагивает, ощущая ответное движение. Каких усилий им стоит добраться до кровати, совершенно непонятно. Не говоря уже о том, чего стоит Манджукичу просто не взять Пауло сразу, толком не раздевая и не раздеваясь, заполошно и торопливо, жадно, поспешно. Но, Пауло в розовом похож на конфету. Невыносимо вкусную конфету в нарядной обертке, особое и желанное лакомство, и оберткой тоже хочется насладиться. Поэтому, пока Дибала откидывается на подушки, смотрит из-под своих блядских, слишком длинных (ну невозможно же) ресниц уже основательно поплывшим взглядом, Марио старается немного успокоиться. Он устраивается в ногах, затянутых в высокие гетры, и любуется. Пауло идет розовый, Пауло идет затуманенный желанием взгляд, и покрасневшие, влажные после недавних грубых поцелуев губы. Марио садится поудобнее, касается лодыжек, тянет слегка, заставляя Дибалу немного раздвинуть ноги. Так вид становится еще лучше, еще эффектнее, несмотря на то, что он до сих пор полностью одет. Скорее, благодаря тому, что он полностью одет. Руки Марио медленно скользят вверх, к коленям, оглаживают их через плотные гетры. Он совершенно не спешит, дает себе насладиться ощущением слегка ребристой, фактурной ткани под ладонями. Еще приятнее – дойдя до кромки гетр, задеть подушечками пальцев гладкую кожу и ощутить, как Пауло вздрагивает. И, кажется, выдыхает чуть более шумно. Марио снова опускает руки ниже. Он ведет ими вниз, ласкает лодыжки, массируя их пальцами и внимательно следя за лицом Дибалы. Он опускает руки ниже, оглаживает стопу – сначала на одной ноге, потом на второй, и от этой нехитрой ласки Пауло прикусывает губы, смотрит в ответ, не отрываясь. Оливковые глаза темнеют, приобретая особенный оттенок. - Марио… - тихо выговаривает он, и в тоне не просьба, не что-то еще. Он просто произносит имя, а Манджукичу от этого хочется весь мир бросить ему под ноги. Под ноги в охуенных розовых чулках, гетрах, и ему самому, уже, кажется, наплевать, как называется эта деталь гардероба. Потому что Пауло так идет розовый. Марио подхватывает ногу, «волшебную левую», как называют ее фанаты, тянет чуть на себя, заставляя Пауло сдвинуться ближе, и устраивает ее стопой на своем плече. Он прижимается щекой к лодыжке, трется о нее. Пальцы безошибочно, несмотря на то, что кожа скрыта тканью, находят место, где набита татуировка, гладят, угадывая контуры на память. Мячик в короне, так глупо и так ребячески. Манджукич целует картинку через ткань. Пауло облизывает пересохшие губы, смотрит, не отрываясь, потому что глаз не отвести от такого Марио – он кажется буквально завороженным, зачарованным, когда гладит его ноги в гетрах, когда целует ткань – почти благоговейно. Когда поднимает голову и смотрит в ответ, и от этого внутри все переворачивается буквально, низ живота горячо тянет возбуждением, потому что взгляд обещает многое. Манджукич ведет пальцами вдоль голени вверх, проходится под коленом, заставляя Пауло рвано выдохнуть. Когда пальцы вновь достигают края гетр, Дибала буквально дрожит от прикосновения к голой коже, уже достаточно распаленный, чтобы так остро реагировать. Всей ладонью Марио оглаживает бедро, выше и выше по коже – забираясь под ткань шорт, которые, как и любые игровые, прекрасно тянутся, давая достаточный простор для действий. Пауло с готовностью разводит бедра шире, умоляет взглядом коснуться откровеннее, ближе, но Манджукич слегка отстраняется. Он снова спускает руку ниже, и с края начинает осторожно тянуть ткань вниз, скатывает гетры с ноги, склоняет голову, касаясь губами открывающейся обнаженной кожи. Над коленом, колено, ниже, щиколотка… Со ступни стаскивать ткань он не спешит. Со второй ногой Марио поступает так же, снимает гетры, в итоге оставляя их собранными на щиколотках, и снова целует колени Пауло. Одно, второе… Следующий поцелуй приходится чуть ниже, еще один – под коленом сбоку, там, где кожа тоньше и чувствительнее. Дибала зажмуривается. Он тихо скулит, выдыхает шипяще через стиснутые зубы, когда чуть шершавые пальцы Марио снова поднялись наверх и прошлись по внутренней стороне колена, лаская кожу до щекотки – чертовски приятно, волнующе. Желание большего давно заставляет дрожать от любого касания Марио, возбужденный член натягивает черную ткань форменных шорт, пачкает их выступающей смазкой через промокшее уже белье, и Пауло почти готов просить. Но в голове вязкая медово-щекочущая пустота вместо слов. Марио целует еще и еще. Кажется, ему это нравится – оставлять легкие касания губ на чужой коже, изредка позволяя себе прихватить ее зубами, слегка сжимая, мягко, чтобы не причинить боли. Ему безумно нравится то, что Пауло сейчас абсолютно обезоружен происходящим: обычно он довольно требовательный и инициативный, мало кто умеет отдаваться настолько самозабвенно и до конца, и мало кто, отдаваясь, умудряется вести в постели. Иногда так, что не особо понятно, кто кого, все-таки, берет. Пауло умеет, но сейчас, в этой конфетной обертке, он необычно мягкий, будто растерявшийся, будто растерявший все свое упрямство. И это заводит ничуть не хуже его обычного, иногда провокационного, поведения. Впрочем, Марио прекрасно помнит, что провокация все равно имела место быть. Его же ждали здесь, в таком виде. Ждали. От этой мысли становится совсем невыносимо. Шорты вместе с бельем стаскиваются почти рывком, но Марио старается не задеть скатанные на щиколотки гетры, их он хочет оставить. Слишком хороши. Пауло тянет его на себя, тянется к лицу, просит поцелуя, и получает: Манджукич наваливается сверху, снова целует так же голодно и сильно, как недавно у стены. Только сейчас удобнее, сейчас не нужно думать о том, чтобы держаться на ногах. Сейчас в низ живота упирается твердый член Пауло, а он сам хнычет и ерзает, прося не тянуть. - Когда матч? – Хрипло спрашивает Марио, скользит влажными пальцами меж ягодиц, мнет и дразнит, отвлекает от своего же вопроса. - Двадцать…пятого. После..после-послезавтра… Какая разница! Разница для Манджукича огромна, потому что, если тренер снова сочтет, что Дибала не в лучшей форме, в старте тот не выйдет. А снова смотреть на его кислое лицо в запасе будет невыносимо, как и видеть, насколько тот подавлен таким исходом. Но время восстановиться есть. Как и смазка – под подушкой, вскрытая, и остается только восхититься продуманностью Пауло. Восхититься, и удивиться тому, как легко проскальзывают внутрь пальцы. - Готовился, - со стоном поясняет Пауло, вскидывает бедра, когда Марио двигает рукой, когда добавляет третий, разводит внутри и ласкает, трет. Марио представляет, как Дибала после фотосессии, утащив эту розовую форму, в натянутых выше колен, как чулки, гетрах, растягивал себя на этой же постели, думал о нем, вгоняя в себя пальцы, и весь самоконтроль окончательно срывает к черту. Сейчас он не остановился бы, даже если бы знал, что играть Дибале уже завтра. Он убирает пальцы, тянет Пауло к себе, и входит одним глубоким толчком, выбивая из него громкий вскрик, который ловит губами, который глушит поцелуем. Хорошо, что можно не сдерживаться, можно двигаться как угодно быстро и сильно, смотреть в пьяное от удовольствия лицо Пауло, слизывая с его губ сладкий привкус. Любоваться смятой, задранной розовой футболкой, которая так же к лицу Пауло, как и взмокшая, прилипшая ко лбу длинная челка, как раскрытые в рваных вдохах губы – розовые. - Марио, Марио, еще, Марио-о, - Дибала повторяет это в исступлении, словно молится, словно, если замолчит, Манджукич и в самом деле остановится, бросит его вот так, возбужденного до боли, до судорожной дрожи. Он сжимает его бока коленями, прогибается навстречу, принимая Марио в себя, как может глубоко, и задыхается от того, как удовольствие волнами бьет по телу с каждым новым толчком. Просит еще, и больше. Просить Манджукича не надо, он и сам слишком одурманен происходящим, он втрахивает Пауло в разворошенную постель, прижимает к себе тесно и близко, в какой-то момент забывается даже и прикусывает кожу над левой ключицей. Тянет ее, втягивает губами, оставляя отметку. Дибала вцепляется ему в плечи, сжимает их до боли – и кончает, долго и почти мучительно, всхлипывая и дрожа под ним. Того, как он судорожно сжимает член внутри себя при этом, хватает на то, чтобы Марио последовал за ним буквально через несколько быстрых движений. Оргазм выбивает из головы все мысли, Манджукич укладывается рядом, прижимает к себе дрожащего, хватающего ртом воздух Пауло, рассеянно целует его в лоб и прикрывает глаза. Ему и самому надо отдышаться. Через какое-то время он чувствует, как по бедру скользит нога Пауло, которую он бесцеремонно на него закидывает. Кожи касается ткань гетр, и Марио невольно улыбается. - Ты оставил мне засос, - неверяще бурчит рядом Пауло, впрочем, по его голосу нельзя сказать, что он недоволен. Скорее, удивлен и удовлетворен этим фактом. - Просто не раздевайся перед камерами. Лишь бы не засветить это прессе. А одноклубникам, к счастью, плевать на то, как без одежды выглядит Дибала. И как в одежде – тоже плевать. И это хорошо, потому что, с точки зрения Марио, Пауло слишком уж идет розовый цвет.