Одна жизнь на двоих

Ты стоишь предо мной на коленях, со скованными за спиной руками и завязанными черной атласной лентой глазами. В твоей заднице вибрирует резиновая игрушка, заставляя тебя закусывать губы и впиваться ногтями в ладони. Ты прекрасен сейчас, такой покорный и подвластный моей воле. Лишь в такие минуты я могу наслаждаться полной властью над тобой. Скажи, тебе нравится, Алан? Нравится быть моей шлюхой? Нравится ощущать вибратор в заднице? Я знаю, что нравится. Ты ведь сам меня об этом попросил. Я готов любить тебя, но ты хочешь только трахаться, верно, братик? Ты мое зеркальное отражение, и я схожу с ума, всего лишь глядя на твое прекрасное лицо, искаженное столь порочным наслаждением. Ты трешься и извиваешься, член сочится смазкой и требует разрядки. Я слышу твое болезненное мычание, стоит мне лишь прикоснуться к твоей щеке. Я обвожу пальчиками контур твоего прекрасного лица, так похожего на мое, спускаюсь к груди, чуть задевая соски. Стоны наслаждения тут же срываются с искусанных губ. Ты хочешь большего, ты хочешь больше прикосновений, хочешь быть ближе ко мне, хочешь дарить мне наслаждение. Я знаю, что ты хочешь. Я чувствую это. - Открой рот, - требую, чуть сдавив твой подбородок. Ты покорно открываешь свой порочный ротик, высовываешь язычок с блестящей сережкой. Пирсинг. Еще одно твое увлечение, которое переросло в фетишистские наклонности. У меня такой же. Ты проколол мне язык, а я тебе, а после мы яростно целовались, задевая друг друга маленькими бусинками. Было немного больно, и говорить неудобно, но зато ты был доволен. Теперь поцелуи были намного чувственнее. Но сейчас я не буду тебя целовать, и ты знаешь это, облизывая пересохшие от вожделения губы. Этот жест, как призыв к действию, и я беру тебя за волосы, направляя голову к моему члену. Я был возбужден, уже сковывая тебя наручниками, но теперь я просто сгораю от желания. Но ты жесток. Зная, как сильно я хочу, ты все равно дразнишь. Проводишь умелым языком по головке, намеренно задевая сережкой, и я вздрагиваю, не в силах сдержаться. Мне почти больно от того, как ты дразнишь, играешь, чуть задевая возбужденную плоть, и тут же отстраняешься. Этот проклятый пирсинг. - Ах… - невольный стон срывается с моих губ, когда ты проводишь языком вдоль члена, повторяя очертания набухшей венки. - Ты такой несдержанный, братик, - лукаво говоришь, чуть прикусывая уголок припухшей губы, чтобы самому не застонать. - Отсоси, - насмешливо бросаю я, сильнее сдавливая волосы на твоем затылке. Ты чуть морщишься, откидывая голову назад, а из горла вырывается несдержанный смешок. Как же хочется прямо сейчас грубо засадить тебе сзади, повалить на пол и трахать, пока ты не потеряешь сознание. Но нет. Я терпеливо жду, пока ты снова припадаешь губами к моему члену, берешь лишь на половину, слегка посасываешь и отстраняешься. Я смотрю на тебя сверху вниз и ловлю язвительную улыбку. Откуда ты знаешь, что я смотрю? Глаза ведь завязаны. Ах да, мы ведь близнецы, и ты чувствуешь меня. Как и я тебя. Твой влажный, жаркий рот покорно принимает мой член. Ты берешь полностью в рот, даря небывалые ощущения. Я нетерпеливо обхватываю твою голову руками и начинаю двигаться, входя почти до упора. Ты опять начинаешь ерзать на полу, вибратор мучительно раздражает все внутри тебя, и, я уверен, ты бы сейчас душу дьяволу продал хотя бы за одно прикосновение к твоему члену. Но нет, я не подарю тебе такой радости, пока не получу свою дозу наслаждения. О да, я жесток и эгоистичен. Впрочем, ты все равно хуже. Я откидываю голову назад, стоны непрерывно срываются с губ, а ноги дрожат. Ты делаешь мне хорошо, очень хорошо. Умелый язык ласкает мою плоть, ты намеренно задеваешь венки сережкой, чуть раздражая нежную кожу. Спускаешься ниже, облизывая яички, и опять полностью берешь в рот. Не могу больше терпеть, довольно грубо хватаю за волосы и начинаю отрывистые движения. Ты бессвязно мычишь и стонешь, вибрация, посылаемая по горлу, приятно раздражает член, заставляя меня трахать тебя еще грубее и жестче. Тебе ведь нравится именно так? Нравится, когда я груб и жесток? Ты просто конченый извращенец, готовый лечь под любого. Я бы убил тебя. Правда. Придушил бы во время твоего очередного оргазма. Смерть во время секса, не об этом ли ты мечтаешь? Правда, потом мне пришлось бы убить и себя, ведь жизнь без тебя, без части моей души, без моего близнеца потеряла бы всякий смысл. Ты чувствуешь, что я почти достиг пика, и намеренно отстраняешься, оттягивая необходимую разрядку. Я недовольно рычу, крепко смыкая руку на твоих золотистых волосах, делаю еще пару толчков и изливаюсь в податливый ротик. Выпуская мой член, ты проглатываешь все, довольно облизываясь, но капельки спермы, смешанные со слюной, все же стекают из уголков твоих губ. Такое прекрасное зрелище, и я опять чувствую возбуждение, легкой волной опускающееся к низу живота. - Вкусно? – насмешливо спрашиваю, вытирая пальцами твои губы. - О да, как сливочное мороженное, - отвечаешь, растягивая слова, и облизываешь мой палец, случайно коснувшийся языка. Так пошло. Так призывно. Так развратно. - Шлюха, - шепчу на ухо, чуть прикусывая мочку и вызываю новый, несдержанный стон. Я знаю, что тебе больно от невозможности кончить, вибратор, должно быть, каждый раз задевает простату при неловком движении. Твое прекрасное личико покраснело, а роскошные золотые волосы прилипли к лицу. Ты дышишь часто и глубоко, а руки наверняка ломит от боли, но ты не попросишь меня остановиться, снять наручники и вытащить игрушку. Еще слишком рано, игра только начинается. Ты тянешься ко мне губами, желая получить поцелуй, а я отвешиваю тебе пощечину. Не знаю, почему. Мне просто захотелось сделать тебе больно. Из-за тебя я стал таким порочным, из-за тебя я не могу любить никого другого. Все из-за тебя. Резко хватаю тебя за волосы, заставляя подняться с пола, и подталкиваю на кровать. Тебе больно, я почти физически ощущаю, насколько больно, но я извращенец не меньше, чем ты, и мне нравится видеть тебя таким. Ты лежишь на белоснежных простынях, так призывно расставив ноги, и тихо стонешь. Я вижу, как эта штука вибрирует внутри тебя, раздражая стенки прохода. Я наваливаюсь сверху, медленно глажу твои выступающие ребра, ты обхватываешь меня ногами, прижимая к своему пылающему телу, и трешься членом об меня. Я не сдерживаюсь и целую, хотя и не хотел. Целую, сразу же проникая в твой рот языком. Ты немного отстраняешься, обводишь контур моих губ, и наши языки сплетаются в безумном танце. Мы целуемся долго, страстно, томно, глубоко, пока не начинаем задыхаться Стоны сквозь поцелуй говорят о том, что ты почти на грани, и я намеренно, дразнящее прикасаюсь к твоей плоти, чуть пробегая пальцами по всей длине, и сразу же убираю руку. Спускаюсь поцелуями ниже, провожу языком по бьющейся венке на шее, ты откидываешь голову на подушку и жарко стонешь. Спускаюсь еще ниже, чуть прикусывая сосок, ты вскрикиваешь и кончаешь, забрызгав спермой свой живот и чуть попав на меня. - И кто же из нас несдержанный, а? – насмешливо спрашиваю, продолжая игриво покусывать твои соски. Знаю, тебя это безумно возбуждает. Возбуждает легкая боль и член, вибрирующий в заднице. Второе причиняет огромную боль, я вставил его почти без растяжки, хотя тебя поимело достаточно парней, чтобы вообще не растягивать. Ненавижу! Грубо хватаю тебя за волосы и отвешиваю еще одну пощечину. За то, что даже когда ты находишься полностью в моей власти, я все еще чувствую всех тех ублюдков, трахающих тебя ради удовлетворения своей похоти. И я бью тебя еще раз, а ты крепче сжимаешь зубы. О да, обожаю причинять тебе боль, но ты и сам часто бьешь меня. Иногда мне кажется, что я псих. Мы оба психи. - Вытащи… аахх… это… - сквозь стоны просишь. – Вытащи…. Аххх…я больше не могу… Брайан! – ты извиваешься и пытаешься самостоятельно избавиться от игрушки, но, конечно же, ничего не получается. - Попроси, - приказываю, грубо сжимая твои волосы на затылке. - Пожалуйста… - шепчешь, едва выдавливая из себя звуки, а я благосклонно вынимаю это, откинув в конец комнаты. Ты так прекрасен. Меня опять несет от нежности, и я целую твои истерзанные губы. Ты чуть посасываешь мой язык и прикусываешь губу, не больно, но ощутимо. Мстишь за удары. У тебя опять стоит. Ты заводишься почти от всего, но больше всего возбуждают именно поцелуи… со мной. Это безумно льстит. У меня вдруг просыпается желание сделать тебе приятно, и я медленно спускаюсь поцелуями к твоему животу. Слизываю сперму, задевая нежную кожу сережкой. Ты заставил меня тоже сделать пирсинг на языке, гребанный извращенец, но сейчас это даже радует. Провожу языком в пупке, чтобы доказать, что лишь мой. Чуть прикусываю кожу и вырываю из твоего горла хриплые стоны. Опускаюсь поцелуями еще ниже, но избегаю касаться губами члена. Немного дразню, нежно целуя внутреннюю сторону бедер. Ты изнемогаешь от желания, но я прикасаюсь к члену лишь рукой. Массирую плоть и делаю пару движений вверх-вниз. Ты сбивчиво просишь: «еще», почти выкрикивая это слово. Сладкий голос пробуждает во мне еще больше желания угодить, и я без всякого стеснения обхватываю твой член губами, играя с ним языком. Ты порывисто толкаешься мне в рот, полностью перенимая инициативу, а мне остается лишь покорно держать рот открытым. Оргазм настигает тебя слишком быстро, и я чувствую струю спермы, ударившую мне в горло. Я возвращаюсь к твоим припухшим губам, и мы опять сливаемся в страстном поцелуе, разделяя твое семя на двоих. Так отвратительно, грязно, пошло. - Брайан.. я хочу… тебя.. в себе… сейчас.., - кое-как выдавливая из себя скудные слова, просишь, нет, почти умоляешь ты. И я не выдерживаю, играть больше не хочется, да я бы и не смог продолжить издеваться после этих слов. Ты сводишь меня с ума. Ты об этом знаешь? Знаешь. Одним рывком переворачиваю тебя на живот, и ты сразу же призывно оттопыриваешь задницу. На запястьях видны глубокие раны, которые кровоточат, но ты продолжаешь дергать руками, хотя это и причиняет боль. На твоей молочно-белой спине виднеются еще не зажившие длинные рубцы от наших прошлых игр. Хотя на моей еще хуже и, скорее всего, останутся шрамы. Но все это отходит на задний план, стоит тебе произнести: «быстрее». Я нетерпеливо тянусь к баночке со смазкой, так же быстро выдавливаю гель на руку и обильно смазываю член и немного твой сжавшийся вход. Мне хватает всего одного толчка, чтобы войти полностью. Твои мышцы плотно обхватывают меня. Внутри тебя так горячо и узко, хотя ты и должен быть растянут как заправская шлюха. Мы близнецы и идеально подходим друг другу. Наши тела созданы друг для друга. Я начинаю медленно входить в тебя, но ты сам двигаешься мне навстречу, призывая двигаться быстрее, и я выполняю пожелание. Теперь мои толчки отрывистые и хаотичные, я буквально вдалбливаю тебя в матрац, а ты стонешь и кричишь, требуя «еще» и «еще». Я тоже не сдерживаюсь и почти задыхаюсь от стонов. Наши вспотевшие тела липнут друг к другу, стоны заполняют маленькую комнатку, которая буквально пропиталась запахом нашей страсти, нашей преступной страсти. Раз за разом задевая простату, я срываю с твоих губ громкие крики, твое развратное тело дарит мне небывалое удовольствие. Я чувствую, что совсем близок к финалу, но ты сдаешься первым. Мышцы вокруг моего члена судорожно сжимаются, когда ты достигаешь оргазма, и я кончаю вслед за тобой, заполняя тебя своим семенем. Я утомленно падаю сверху, пытаясь перевести дыхание, и целую тебя в шею, щеку, висок, куда попадаю. Ты отрывисто дышишь, и я чувствую, что наши сердца бьются в унисон. Теперь мы поистине слились воедино, теперь мы одно целое, как и всегда мечтали. - Сними их, - еле слышно просишь, но я прекрасно понимаю, о чем ты. Наручники мешают, да и руки наверняка уже затекли от столь долгого скованного состояния. Я быстро шарю рукой на прикроватной тумбочке, нахожу небольшой ключ и освобождаю тебя от их плена. Ты облегченно вздыхаешь и принимаешься разминать руки, что причиняет боль, и ты опять стонешь, но уже далеко не от удовольствия. Ты садишься на кровати, и тянешься рукой к повязке, но я перехватываю руки. - Не надо, не снимай ее, - почти нежно прошу и привлекаю тебя к себе, обнимая. - Тебе так нравится видеть меня беспомощным? – дерзко спрашиваешь и, вывернувшись из объятий, толкаешь меня на кровать, оказываясь сверху. Наугад бьешь меня с размаху и попадаешь по лицу, рассекая кольцом мне губу. Я украл его для тебя на пятнадцатилетие, помнишь? Я подарил тебе это чертово кольцо в наш первый раз, как символ своей тупой детской любви. - Я мечтал бы никогда тебя не видеть, Алан, - слизывая кровь с губы, говорю я. - Ты бы умер, если бы я исчез, - шепчешь мне в самые губы, и я опять целую тебя. Я обнимаю тебя за талию, опуская руки на бедра, сжимая их, оставляя свои следы на тебе. Ты чуть сдвигаешься вниз и трешься ягодицами о мой член. - Ахх… не делай этого… - да, мне уже девятнадцать, но все равно встает от одного твоего движения, как у подростка. - Заткнись и позволь мне ... – но договорить ты уже не успеваешь, ведь я резко насаживаю тебя на свой член. Ты выгибаешься и упираешься руками мне в грудь, утомленно выдыхаешь и медленно начинаешь двигаться, полностью контролируя процесс. Я толкаюсь бедрами тебе навстречу, пытаясь ускорить, но ты не позволяешь. Даже так ты умудряешься мучить и изводить меня. Растягиваешь удовольствие, заставляешь теперь меня умолять и задыхаться от стонов. Не знаю, сколько длится эта пытка, но, кажется уже готов сойти с ума. Ты то полностью насаживаешься, то почти соскальзываешь. Когда это окончательно сводит с ума, я чуть приподнимаюсь и обнимаю тебя, наконец-то начиная двигаться в нормальном ритме. Не выдержав, заваливаю тебя и начинаю буквально вколачиваться в твое податливое тело, пока оргазм не накрывает нас с головой. Мы лежим в объятиях друг друга, переводя дыхание, и дарим невесомые поцелуи. Я приподнимаюсь и перекатываюсь, позволяя тебе свободно дышать. Но ты специально прижимаешься ближе, чуть наваливаешься, целуешь в шею. Я снимаю с твоих глаз повязку и тут же встречаю взгляд прекрасных, карих глаз, таких же, как и у меня. Этот ледяной, безразличный, но в тоже время безмерно любящий взгляд разъедает мне душу, словно яд. - Это было незабываемо, - жарко шепчешь мне на ухо, а я отталкиваю, ведь даже твой шепот безумно возбуждает. Мне точно нужно лечиться, ведь я хочу своего близнеца. Хочу до одурения, до боли, до безумия. - Как и со всеми остальными, - холодно бросаю и, оттолкнув тебя, сразу же отворачиваюсь. - Алан, - ты обнимаешь меня своими израненными руками и целуешь в щеку. - Братик, - уже шепчешь над ухом. - Любовь моя, - от этих слов я вздрагиваю, а ты опять целуешь и ложишься рядом. - Лжец, - грубо говорю я. - Ненавижу тебя, - искренне, без тени вранья говорю, повернувшись и посмотрев в твои глаза. - Но ты любишь меня, - самодовольно улыбаясь, отвечаешь. - Люблю, - грустно отвечаю, а ты ложишься совсем близко, так, что я почти слышу биение твоего сердца. - В нашей любви нет ничего плохого, братик, разве не ты мне это всегда говорил? – спрашиваешь, глядя мне в глаза. - Но было бы лучше, если бы ее не было, - провожу рукой по твоей щеке, чуть касаюсь припухших губ, а ты целуешь мои пальцы. - Я бы хотел любить тебя просто как брата, - мне больно об этом говорить, но я знаю, что ты получаешь почти физическое удовлетворение от этого. - А какая разница, братик? Разве наша любовь стала бы от этого меньше или лучше? Ты ведь не раз говорил, что мы особенные и что ты будешь любить меня, несмотря ни на что. Почему больше ты этого не хочешь? Мы вместе и нас никто не разлучит, - говоришь мне все это, глядя в глаза, и я понимаю, что и тебе больно. Я причиняю тебе боль. Но я никогда не хотел, чтобы ты страдал, ведь если больно тебе, то больно и мне. - Как же я мечтаю о том, что бы тебя никогда не было, Алан. Ты даже не представляешь, как бы я был рад, если бы у меня не было близнеца, - без тени злобы шепчу. - Я все равно люблю тебя, братик, но если тебе станет легче, то можешь придушить или прирезать меня, - столь щедро предлагаешь. - Не говори ерунды, если ты умрешь, то умру и я, - резко отвечаю, и ты сразу же целуешь меня. Хотя это даже не поцелуй, так, легкое касание. Мы лежим в объятиях друг друга. Твои слова о любви всколыхнули обрывки прошлого, которое лучше было бы забыть. ~ ~ ~ Эта помешанность на брате началась в десять лет и продолжается до сих пор. Хотя нет, я любил тебя всегда, с самого детства, но осознал, что это не просто братская любовь именно в этом возрасте. Ты всегда был безразличным к людям, асоциальным и замкнутым, а я был единственным, кому ты позволял к себе приближаться. В детстве мы всегда были неразлучны, никогда не ходили порознь, на людях держались за руки и общались только друг с другом, игнорируя окружающих. Я искренне считал, что это нормально. «Близнецы и должны быть близки»- так всегда говорила нам бабушка. Она не видела в этом ничего странного, и, конечно же, ей не казалось чем-то неправильным то, что двое десятилетних мальчиков спят в одной кровати, вместе принимают ванную, да и вообще друг от друга не отходят. Иногда я думаю, что именно она виновата в том, что мы с тобой стали так близки. Она должна была понять, чем это обернется в будущем, должна была нас остановить, должна была хоть что-то сделать, еще тогда... Мать в очередной раз отправила нас к бабушке, мы играли в догонялки и носились по всему дому, а потом усталые плюхнулись на пол в гостиной. Мы лежали, как всегда держась за руки, и смотрели друг на друга. Такие идеальные отражения невозможно увидеть даже в зеркале. - Ты любишь меня, братик? – твой голос всегда был тихим и отстраненным, но лишь я и иногда бабушка могли различить в нем нотки любви. - Конечно. Почему ты спрашиваешь? – в то время я буквально молился на тебя и ловил каждое твое слово. - Тогда поцелуй меня, так как папа целует маму, - это пожелание выбило меня из колеи, но я подчинился и поцеловал тебя. Робко и нежно наши губы лишь соприкоснулись, но уже тогда это вызвало бурю эмоций и чувств. Мы не умели целоваться по-настоящему, но уже тогда понимали, что такие поцелуи значат. Бабушка застала нас лежащими на диване в обнимку и «целующимися». Она не отругала нас, не пояснила, что так надо делать с людьми противоположного пола и не родственниками, она всего лишь тепло улыбнулась и сказала, чтобы мы делали это с людьми, которых действительно любим. Но мы-то были детьми и искренне считали, что раз мы братья, тем более близнецы, то такое поведение нормально. *** Я понял, насколько ты был развращен, когда нам стукнуло двенадцать. Наш «папочка», этот гребанный извращенец и, как позже выяснилось, не наш настоящий отец, насиловал тебя с девяти лет. А я, тупица, не понимал, почему каждый раз как ты возвращаешься из комнаты папочки, то сразу же ложишься спать, укутываясь с головой, и дрожишь. Тебе снились кошмары, а я всегда лежал рядом и не мог помочь. Мне было еще хуже, чем тебе, но я не знал, как помочь. А однажды, мы лежали вместе на кровати и целовались (да за два года мы неплохо усвоили технику), оторвавшись от моих губ и глядя в глаза, ты рассказал о том, что делал этот человек. Так просто говорил, как будто бы не о насилии над собой рассказываешь, а о футбольном матче. Рассказал все с самого первого раза, как он перехватил тебя ночью и изнасиловал, прижав к холодному мраморному полу на кухне. Он закрыл тебе рот рукой и трахал, пока не выбился из сил, а потом пригрозил, что если ты кому-то скажешь, то он сделает это и со мной. Нашей матери не было дома, я спал в мягкой кровати, а он насиловал тебя на мраморном полу в кухне. Тебе было всего лишь девять. И эта мразь насиловала тебя больше трех лет. А ты позволял ему все это делать, даже на гребанную камеру снимать, лишь бы он не трогал меня. Он ушел, когда нам было пятнадцать, и в этот день мы впервые напились. Но клянусь, если бы встретил его еще раз, то без раздумий убил бы. *** А помнишь, когда мы первый раз притронулись друг к другу, по-особенному? Нам было по тринадцать, гормоны бушевали, и нам хотелось лишь одного – удовлетворить свои желания. Мы часто удовлетворяли себя на глазах друг друга, это даже не было чем-то особенным, а в тот раз ты захотел «помочь» мне. Ты обхватил мой член рукой и стал делать то же, что и себе, а я сделал это для тебя. Ощущения были слишком яркими и непривычными, и мы кончили слишком быстро, но этот раз был особенным, тогда ты полностью принадлежал мне, и я еще не знал такого понятия, как ревность. С тех пор мы больше не дрочили, а всегда помогали друг другу достигнуть разрядки. *** Но я уверен, что больше всего тебе нравится тот момент, когда нас обнаженными в одной кровати застала мать. Эта женщина, родившая нас шестнадцать лет назад, смотрела на нас, как на самое отвратительное существо на планете. Я думал, ее стошнит прямо в комнате, когда ты обнял меня за талию, притягивая ближе к себе. Мне правда было плевать на то, что она знает. Мы ведь любили друг друга, что плохого в том, чтобы заниматься любовью? Тогда ты принял удар на себя, как и всегда делал раньше. Ну конечно, ты не мог позволить мне пострадать, ты ведь старший брат, а, значит, должен защищать меня. И ты всегда оберегал меня от грязи этого мира. Она называла тебя самыми ужасными словами, мразью, сволочью и еще кучей всего. А мне хотелось сказать этой тупой суке, что ее любимый муженек - педофил и пидор, насиловавший моего брата. В конце тирады, она ударила тебя, а ты поцеловал меня. После этого она начала жестко пить и спать с нашим соседом, с которым ты, кстати, тоже трахался. ~ ~ ~ Не знаю, почему мне это вдруг вспомнилось, просто твои слова о любви всколыхнули чувства внутри меня. Черт, мы точно самые последние мрази, ведь любим друг друга, но я бы не променял тебя ни на одного другого человека в мире. Теперь мы принимаем душ, смывая с себя все, что сегодня натворили. Мы купаемся вместе. Нет, не из-за экономии воды, а просто потому, что не хотим разлучаться даже на короткие мгновения. Мы неспешно ласкаем друг друга под струями горячей воды, иногда целуемся и почти не разрываем объятий. Я мечтаю, чтобы такие моменты никогда не кончались, но завтра у тебя уже планы с каким-то парнем из бара по имени Тед. Завтра ты опять будешь трахаться с другим, может, за деньги, а может, дашь ему бесплатно, если сильно понравится. Но пока мы лишь вдвоем, мы существуем лишь друг для друга, а весь мир может идти в задницу. Мы лежим на кровати в одинаковых белых рубашках и обнимаемся, как привыкли еще с детства. Я перебинтовал тебе запястья, а ты так по-девчачьи заколол волосы, чтобы не лезли в глаза, пока будешь спать. Тупая привычка. Я почти уверен, что мы даже засыпаем в одно и то же время.