Смирись

      Дарриану кажется, что его жизнь двинулась по кругу: новый виток повторяющихся событий, вывернутый подложкой кошмарного сна наружу. Всё так знакомо - и так тошнотворно иначе.       Тогда, в первый раз, было как-то проще. Он всего лишь должен был выжить - и пусть залогом его выживания была победа на Мором, всё было просто и понятно. События тянули за собой, не оставляя особого выбора и времени на размышления. Почти как жизнь в эльфинаже.       В Башне Бдения всё совершенно иначе.       Укрепления, командор. Припасы, командор. Вассалы, командор. Осуждённые, командор. Старые добрые порождения тьмы выглядят самым приятным пунктом в этом бесконечном списке.       Дарриан не против быть героем - но, видит небо, быть эрлом он не хотел никогда.       Дарриан никогда не питал тёплых чувств к магам, предпочитая не связываться с неизвестным и неподвластным. История с Морриган только укрепила его в недоверии к волшебству. Однако своим инстинктам он доверял больше, а они в один голос твердили: Андерс не подведёт.       - Повезло тебе, маг, - ухмыляется Огрен, когда Андерс приходит в себя после Посвящения. - Наш командир питает слабость к блондинчикам. Чем языкатее, тем лучше, хе!       Андерс, ничуть не смущённый намёком, смешливо щурится:       - Язык мой - враг мой, всегда вздыхали старшие чародеи. Неужели в кои-то веки это послужит мне во благо?       - Планка выше полёта ворона, сынок, - сально хохочет Огрен. - Тебе придется ой как постараться!       Дарриан только молча качает головой, усмехаясь краешком губ.       Письмо, неуловимо пахнущее горькой вытяжкой из корня смерти, греет сквозь нагрудный карман.       Ордену не хватает рекрутов, подданным не хватает еды, рабочим не хватает материалов, вассалам не хватает совести - и всем, категорически всем не хватает денег. Стражу-Командору, помимо этого, не хватает сна и пары-тройки бессмертных двойников. Даже старые добрые порождения тьмы подводят, оказавшись новыми, незнакомыми и такими же сбивающими с толку, как и вся нынешняя жизнь Дарриана.       Инстинкты никогда его не подводят. Кэл Хирол окончательно утверждает его во мнении, что на этот раз он вляпался в нечто гораздо более безнадёжное, чем Архидемон.       Он возвращается в Башню почти что подавленным и целую ночь сидит на крыше, опустошая без предупреждения вытащенные из кладовой (шла бы ты лесом, инвентаризация!) бутылки и швыряясь ими вниз. Шмяк - в голову банну Эсмерель, высокомерной мегере. Шмяк - казначею Вулси по макушке, нечего трещать без конца об убытках. Шмяк - Матушке между глаз, кем бы она ни была, добра точно ждать не приходится... И финальную - Алистеру, в благодарность за то, что засунул сюда, благодетель хренов!       Злость достигает апогея и бесследно лопается, когда Дарриан едва не сваливается вслед за последней бутылкой. Сочный вышел бы шмяк, не чета предыдущим.       - Не дождётесь, - упрямо скалится он, отползая от края. - Справлюсь. Не впервой.       На неверных ногах Дарриан возвращается в свои покои и спит до утра, как убитый.       Утром он, собранный и деловитый, отправляется с отрядом в Амарантайн.       Повседневные проблемы не ждут.       - Бас вашедан, - сплёвывает Дарриан над телом храмовницы, брезгливо стряхивая кровь с лезвия. - Нужно было сразу от неё избавиться.       - Бас... что? - озадаченно заламывает бровь Андерс.       - Демоны его знают. Стэн так всегда говорил, - признаётся Дарриан.       Выражение лица у Андерса настолько забавное, что Дарриан фыркает и качает головой, чувствуя, как губы разъезжаются в улыбке.       - В любом случае... Спасибо, командор. Я не ожидал, что ты решишься на такое для меня.       - Ты мой друг. Друзей не бросают.       Теперь Андерс выглядит не просто озадаченным - растерянным, почти что испуганным, беспомощно хлопает ртом. Впервые за их недолгое знакомство он не находит, что сказать.       - Да... Наверное, - в конце концов мямлит он.       У Дарриана что-то клинит в груди от его смятения, от гаммы сменяющих друг друга эмоций на выразительном лице, таких знакомых эмоций на совсем другом лице. Клинит, саднит, пронзает горечью и сладостью одновременно.       - Пошли, - командует Дарриан. - Нужно убраться отсюда поскорее.       Андерс кивает и семенит за ним торопливо, старательно избегая потёков крови на полу.       Он собирается с мыслями к вечеру, поймав Дарриана на выходе из приёмного зала сразу после отбытия баннов. Вымотанный дорогой и аудиенцией, тот устало трёт лоб и смотрит на Андерса почти непонимающе, с трудом соображая, чего от него хотят. По мере хвалебной речи мозги постепенно включаются, а вместе с ними - даже ирония.       - Теперь-то ты не сбежишь? - ухмыляется Дарриан, насмешливо щурясь.       - Я и не собирался! - с искренним удивлением восклицает Андерс. Улыбается: - Можешь не верить, командир, но даже до вчерашних событий меня вполне устраивало нынешнее положение дел.       Дарриан верит - в то, что сейчас Андерс действительно считает свои слова правдой. Ещё он как никто понимает, как легко и внезапно они могут перестать ею быть.       Почему-то он твёрдо уверен, что этого не произойдёт в ближайшее время. Что ему опасаться нечего. Быть может, Ордену - но не ему.       - Хорошо, если так, - серьезно кивает Дарриан. - Я рад, что ты здесь.       Он кладёт ладонь Андерсу на щёку и прикасается к его губам: спокойно, почти деловито, одним коротким чувственным движением. Андерс отвечает рефлекторно, поддевает языком верхнюю губу, сталкивается с языком Дарриана.       Дарриан отступает, невозмутимый, словно ничего не произошло.       Андерс смотрит на него сверху вниз блестящими глазами.       - Я тоже, - не отводя взгляда, говорит он. - Я тоже очень рад быть здесь.       Это правда тоже, и Дарриан, кивнув на прощание, удаляется в сторону своих покоев. Он демонски устал, но на губах у него улыбка невесомая, как пыль в лучах света.       С персональным целителем жизнь становится немного проще - ровно настолько, чтобы перестать называться невыносимой. Теперь Дарриану всегда снимут головную боль, помогут крепче заснуть и лучше выспаться и банально, без всякой магии, отвлекут от проблем насущных шуткой и непременной хитрой улыбкой. Занятия любовью, в конце концов, тоже помогают расслабиться, и Дарриан запоздало жалеет, что не находил на них времени прежде.       Ему хорошо с Андерсом, и это немного странно: раньше его не влекло к людям. Впрочем, раньше он ими и не командовал. Всё меняется, порой - переворачивается с ног на голову; Дарриан давно к этому привык и особо не удивляется.       Всё меняется, напоминает он себе, когда Натаниэль Хоу просит принять его в ряды Серых Стражей. Герои становятся преступниками, изгои - знатными лордами, друзья - чужими, враги - соратниками. Орден издревле дает шанс оступившимся. Сам Дарриан давно перерос слепое убеждение, что лучшая судьба для врага – это смерть.       В конце концов, перерезать Натаниэлю горло он всегда успеет.       Донести это до Андерса сложнее. Он не видел и доли зверств, что творил Рендон Хоу, но шипит в сторону его сына, словно тот - его кровный враг. Ему комфортнее находиться в компании трупа, одержимого тварью из Тени, чем в компании Хоу. Как и подавляющее большинство, Андерс ему не доверяет, и отказать в логичности тут сложно: Дарриан вновь полагался на инстинкт.       - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - в конце концов недовольно бурчит он, смиряясь. - Не хотелось бы однажды найти твоё тело улыбающимся от уха до уха.       - Даже не надейся, - хмыкает Дарриан. Притягивает к себе Андерса и затыкает ему рот прежде, чем тот начинает острить.       Логейн приезжает в башню, когда Дарриану кажется, что груда неоконченных дел вот-вот погребёт его навеки. Он отодвигает в сторону кипу бумаг и взирает на Логейна с неприкрытым облегчением, почти что обожанием во взгляде, отчего тот останавливается на полпути и вздёргивает бровь выше и подозрительнее обычного.       - Ты только что спас мне жизнь, - искренне говорит ему Дарриан вместо приветствия. - Никогда бы не подумал, что такое возможно.       - У тебя кабинет, и ты в нем работаешь, - хмыкает в ответ Логейн, с интересом оный кабинет оглядывая. - Никогда бы не подумал, что такое возможно.       Спустя пятнадцать минут они тащат в арсенал бесценное (в основном, с точки зрения истории) снаряжение, которое привез Логейн. Конечно, у ферелденского Стража-Командора нет других дел, кроме как лично заниматься приёмкой-распределением; конечно, будущий орлесианский Страж-Командор не мог поручить подарки слугам, а зачем-то лично притащил их – в том числе здоровенный двуручный молот – в кабинет. И теперь они возятся с отсеками и списками, и интендант, к счастью, в отлучке, и Дарриан чувствует себя так, словно снова сбежал с уроков счёта старого Валендриана.       Тот, из-за кого Валендриан навеки сгинул за морем, помогает ему приладить треклятый молот на крепление, и Дарриан скупо его благодарит. Тот, из-за кого родной дом Дарриана едва не превратился в руины – из-за кого в руины превратилась вся его жизнь – протягивает ему флягу с хасиндским самогоном, и Дарриан, воровато оглядевшись, от души к ней прикладывается.       Тот, кто один во всем треклятом Ферелдене понимает, с чем ему приходится сталкиваться каждый день, уедет уже этим утром, и от этого Дарриана пронзает глухая, болезненная тоска.       Перед отъездом Логейн успел повидаться с Хоу. Демоны знают, о чём они беседовали в любезно предоставленном им Даррианом кабинете; демоны знают, и Дарриан, в целом, догадывается тоже, но догадки свои держит при себе. Логейн сам поднимает эту тему, когда прощается с ним в главном холле.       - Твой последний рекрут, - говорит он, ухмыляясь привычно криво, на одну половину рта, - должен кое-что тебе передать. Не думаю, что он забудет, но ты должен быть в курсе на случай, если этот олух будет мяться дольше пары дней.       - Кинжал под лопатку, что ли? – зеркалит его ухмылку Дарриан. – Ну ты засранец, Мак-Тир. Кто же о таком предупреждает? Весь интерес убил.       - Смирись, - прохладно советует Логейн. Коротко, но крепко жмёт ему руку, затем притягивает к себе и пару раз хлопает по спине. Получается сухо, отрывисто – как всё, что делает Логейн – и удивительно ёмко.       «Смирись» - настоящий девиз их банды неудачников. Не победа, не бдительность, не ещё какая жертвенная дрянь, а смирись.       Смирись, Страж-Командор, тебе разгребать всё это дерьмо до конца дней своих – скорее всего, очень недолгих. Смирись, тейрн Логейн, тебе звать братьями тех, кого ты с рождения почитал кровными врагами. Смирись, Натаниэль Хоу, тебе блюсти клятву верности убийце твоего отца и разрушителю твоей семьи. Смирись, смирись, смирись…       Никто из них не привык смиряться – именно это привело их в Орден.       Им придётся научиться – смиряться хотя бы друг с другом.       Вопреки предостережению, Хоу не тянет ни единого дня. Этим же вечером он подходит к Дарриану в трапезной, напряжённый и раздосадованный, и просит о разговоре в более уединённой обстановке. Дарриан без лишних слов ведёт его на верхние этажи.       Он ожидает высоких речей, но вместо этого Хоу протягивает ему конверт. Речи, впрочем, тоже не заставляют себя долго ждать. Натаниэль, мрачнея на глазах, признаёт, что был неправ, извиняется и даже, кажется, просит совета; Дарриан, большая часть душевных сил которого уходит на то, чтобы не разломать алую сургучную печать прямо сейчас, отвечает излишне резко.       Он пожалеет об этом позже и непременно извинится, но пока на это нет времени. Нет сил, когда вскрытый конверт пахнет горечью опасных трав и сладостью антиванских фруктов.       С Андерсом Натаниэль смиряется после темницы Архитектора. После того, как насильно напяливает на него снятую с одного из порождений кольчугу, а тот держит щит от огня до тех пор, пока у него не идёт носом кровь.       С Даррианом Натаниэль смиряется, когда тот вынимает из ножен меч и обещает, что каждый, кто посмеет поднять оружие против Серых Стражей, умрёт здесь и сейчас, а вслед за ними – их семьи. Не от их клинков, нет: от голода или зубов порождений тьмы. Потому что некому будет их прокормить. Некому защитить, если они будут бросаться друг на друга вместо того, чтобы выступить против общего врага.       Крестьяне отступают – не столько проникшиеся, сколько напуганные. Высокие двери Башни Бдения скрипят за спиной, и Натаниэль негромко спрашивает:       - Ты ведь не сделал бы этого? Если бы они не послушали. Ты бы не убил их.       - Сделал бы, - опровергает его надежды Дарриан.       - Но они не виноваты в том, что Мор разорил их земли!       - Как не виноват я.       Быть может, крестьяне считали иначе. Быть может, они считали, что Герой Ферелдена должен был победить Мор быстрее, и тогда им было бы что есть сейчас. Быть может, они считали, что вместо своих солдат он должен был кормить их. Дарриан надеется, что Натаниэль не настолько глуп, чтобы считать так же.       - Я обещал защищать этих людей, - устало говорит он. – И не намерен позволить кому-то мешать мне это делать. Пусть даже им самим.       Натаниэль молчит: он и в самом деле не глуп. Разве что немного наивен.       Жизнь быстро вылечит от этого порока.       Мёртвая храмовница, мёртвая баронесса, мёртвая долийка, мёртвая банн Эсмерель. В какой-то момент Дарриану начинает казаться, что мёртвая женщина - его персональная примета. Вот только хорошая или плохая, не разобрать: слишком много всего происходит, слишком быстро, слишком сумбурно.       Плохая, решает Дарриан, когда после смерти Матери Андерс исчезает из Башни, не оставив даже записки. Вместе с ним исчезают карты Глубинных троп, составленные ценой не одной и не двух жизней их братьев и предшественников. Остаётся только знакомая, почти безболезненная пустота в груди. Остаётся шёпот: ты знал.       Смирись.       Случись это раньше, он бы закопался в бумаги до позднего вечера. Заглушил бы досаду шелестом свитков и плеском чернил, вытеснил бы обиду на себя и на неизменность судьбы раздражением от людской мелочности. Но Башни больше нет, с восстановлением порядка в Амарантайне вполне управляется констебль, а опьянённые спасением люди омерзительно единодушны, и поздними вечерами Дарриан наконец-то предоставлен самому себе.       Он впервые скучает по проклятым бумагам.       Натаниэль стучит в дверь его временного пристанища после заката. Дарриан отрывает взгляд от бутылки паршивого вина, которую так и не решился распечатать, и по лицу друга понимает: безуспешно.       - Мы не смогли его догнать, - подтверждает его мысли Натаниэль. – Осведомители стражи проследили его путь до порта. Он сел на антиванское торговое судно в день перед атакой, и одному Создателю известно, где решит сойти.       Он садится напротив и предлагает осторожно:       - Можно разослать весть в основные порты. Торговых маршрутов здесь немного, будет несложно…       - Не нужно.       Дарриан мнёт задумчиво в пальцах письмо – то, что передал ему когда-то Натаниэль. Последнее из полученных им.       Ti rivedrò presto, amore mio.       Андерс не враг Стражам: их дело его не волнует. От него никому нет вреда – разве что тем, кто опрометчиво решит ему довериться. Но это их личные проблемы, не так ли?       Стража-Командора заботит только общее благо. Он найдёт преступника позже, когда у Серых Стражей будут на это ресурсы, и воздаст по заслугам. Ничьи личные проблемы он решать не намерен. Даже свои.       Кроме, разве что, одной.       - Мне придётся уехать скоро, - он прячет сложенный листок во внутренний карман, к двум таким же. – На время моего отсутствия командование Стражами примешь ты.       Натаниэль хмурится напряжённо. Его отнюдь не радует нежданное повышение.       - Надолго? Куда?       - Морриган видели в Диких землях. Ты, вероятно, слышал о ней.       Натаниэль кивает. Дарриан не знает, слышал ли он о том, что Морриган выносила ребёнка с душой Древнего Бога и его, Дарриана, кровью. Хочется верить, что нет: они приложили все усилия, чтобы о таком не сплетничали не только в тавернах, но даже в тесном кругу победителей Мора.       - Мне нужно найти её, - признаётся Дарриан. Звучит беспомощно и тоскливо – совершенно недостойно Стража-Командора. – Просто… нужно.       - Я могу поехать с тобой.       - Ты нужен мне здесь. Ты знаешь эти земли и этих людей; эти люди знают тебя, что важнее. Они доверяют тебе. Я доверяю тебе, Натаниэль.       Верный Натаниэль соглашается, пусть на самом деле у него и нет особого выбора.       Дарриан, уладив самые срочные дела, отбывает к концу недели.       Он намерен приложить все старания, чтобы дело не окончилось ещё одной мёртвой женщиной.