Я полюблю тебя этой зимой
Как только я допишу это откровение, запишусь к психиатру.
Снег тихо и размеренно ложился на ещё кое-где видные куски асфальта – остальные дороги он покрыл полностью. Конец октября. Зима. Я смотрю на снег из окна и думаю о том, что сейчас я должен, нет, просто обязан быть там. Но почему? Силюсь вспомнить. В голове всё мутно… Точно. Я уже несколько часов как должен гулять вместе с ней. Разве? Определённо. Сердце вновь предательски щемит, а голову пронзают копья с разных сторон и разной скоростью. Нет. Определённо нет. Я снова забылся. Отворачиваюсь от окна – оно будет чуждо мне ещё некоторое время. Наверное. Я понимаю, что не смогу сопротивляться так долго, как мне того хотелось бы, и снова поворачиваюсь, созерцая всё тот же мирно падающий снег, опираясь руками на холодный подоконник. В это время темнеет с каждым разом всё раньше. 16 часов, уже более-менее сумерки. Мне нравится подобное. Что-то в этом есть, определённо. Давление, что ли, померить? Не, повременю с этим. Смысла нет. Я не должен сейчас гулять с ней. Это место, должность и обязанность – быть хорошим человеком – занял другой. И мне нет смысла туда лезть – прошло слишком много времени. Да и не вывезу я, если уж соткровенничать. Подумаешь, не больно-то и хотелось. А кого мне обманывать? Хотелось. Или нет. Я не знаю. Здесь чувства и холодный рассудок сталкиваются в смертельной схватке. Они равны. И пока они сгорают в агонии битвы, я сгораю в пламени неопределённости. Пока они воюют, я не смогу принять удовлетворяющего меня решения. Впрочем, а не должно ли мне быть всё равно? Наверное. Я подхожу к столу, который, к слову, находится в полуметре от окна, и бросаю взгляд на календарь. Совсем с памятью плохо стало. Надо бы кофейку заварить, да заодно и её спросить, не желает ли она. Оглашаю на всю небольшую квартирку: - Свинка моя, кофе будешь? – вспоминаю, что ей нельзя. Только что перенесла тяжёлую инфекцию и сейчас идёт месяц реабилитации и строгой диеты. Заварю ей чай. Да и от моих поцелуев никто её щечки не ограждал. Выпьем да гулять пойдём, ибо в такую прекрасную погоду грех дома сидеть. На качелях покатаю её, снежки покидаем друг в друга, а потом просто пройдёмся по тем местам, где родилась наша любовь. Мы любим так делать. Может быть даже слегка там задержимся, сами понимаете, целоваться там, где это случилось впервые – бесценно. Пока я составлял план нашей прогулки, машинально наполнил чайник и поставил закипать, что и произошло, пока я думал. Я люблю думать. Это уже сродни образу жизни. Беру две кружки, в одну насыпаю кофе и сахар, в другую наливаю душистый чай из заварника. Лесные ягоды. Мне нравится его аромат. Я купил этот чай, когда был в гостях у бабушки и дедушки в деревне. Мы с другом были в городе и, узнав, что моя свинка попала в больницу, я приобрёл его в одной из чайных лавок. Потому что сам знал, что такое «строгая диета» после Эпштейна. «Или ты купил этот чай спустя почти год, м-м?» Кладу одну ложку сахара – прошло уже с полмесяца, поэтому чуть-чуть можно. Поскорее бы ещё где-то месяц прошёл, дабы я снова мог покупать ей шоколадки каждый день и видеть её улыбку, пока она уплетает их. Я читал, что влюблённые люди обладают большей склонностью к употреблению сладкого, шоколада, в особенности. Тогда картинка пазла в моей голове дополнилась ещё одним ненужным кусочком – он и так давным-давно был цел. Я и так давным-давно знал, что она любит меня. Что я – её первая и единственная любовь. «Единственная…» … Вот что делают подобные слова, которые, казалось бы, ничего не значат для обычного человека, но так много – для самого себя. - Ну вот, ещё одна… - безразлично смотрел я на осколки, секунду назад бывшие кружкой чая, валявшиеся по всей комнате. Ещё и пятно с обоев оттирать, а не то опять вздуются. Впрочем, мне нет никакого дела. Надо что-то с этим делать. Или нет? Надо, надо. Иначе сначала я добью всю свою оставшуюся посуду, которая страдает чуть ли не каждый день. Потом гитары. За них особенно страшно. А потом и себя. Я прекрасно понимаю, что совсем скоро я напрочь сойду с ума. Если уже не. От нахлынувшего бессилия я осел на пол, не понимая, что делать дальше. Вновь забыться? У меня и так это непроизвольно получается 24/7. Пойти прогуляться? Можно. Подышать свежим воздухом. Я помню, что кто-то довольно интересно высказывался об этом выражении: «Мне всегда оно нравилось. Это значит, что за воздухом тебе нужно куда-то идти. Что там, где ты сейчас, ты задыхаешься». Странное выражение, но такое понятное, если задуматься. Прямо как я сейчас, пока надевал куртку, шапку и любимый чёрный шарф. Так и не убрав осколки, – потом. Выйдя на улицу и ощутив этот морозный зимний вечер – снег уже перестал идти, к слову, – я слегка улыбнулся и, чиркнув такой же чёрной зажигалкой, затянулся. В какую секунду я умудрился достать сигарету – ума не приложу. В последнее время я всё делаю на автомате, погружаясь в свои мысли. Нравится ли мне? В каком-то смысле, да. Пока не придётся заплатить за это ещё одной единицей посуды. Хотя, это утверждение не так уж и верно, ибо это говорит человек, которому абсолютно всё равно на эту самую посуду. И на самого себя? Определённо. Нет, конечно, на биологическом уровне во мне остался инстинкт самосохранения и в драку за просто так я не полезу. Я вообще не конфликтный человек, по сути. Мне это неинтересно. «А чужие сердца разбивать тебе уж слишком интересно?» - Заткнись. – сказал я сам себе. В последнее время мой разум что-то слишком начал самовольничать. Ну и ладно. Пока я отправлял самого себя в дальнее путешествие, мои ноги на том же автомате вынесли меня на площадь, потом дальше, вдоль парка и, заворачивая чуть влево, на автобусную остановку. Здесь я сел и, потирая ожоги на указательном и среднем пальцах, достал новую сигарету и закурил. Вообще, почти каждое место в городе связывает нас. Точнее, меня и её. Воспоминания, хочешь не хочешь, а прочно осядут в твоей голове. Нет, не спорю, их можно блокировать, но не уничтожить. Блокировать как? Другими людьми. На данный момент другого выхода я не вижу. И она не увидела. Другое дело, что её в этом винить нельзя – та боль просто съела бы её заживо. А вот меня – пожалуйста и с превеликим удовольствием. Нет, это не ирония, но жёсткая правда жизни - я рушу всё, к чему прикасаюсь. И она – явное тому подтверждение. - И что же, нет иного выхода для тебя, говоришь? Голову снова пронзило копьём. Это был её голос, и не может быть, чтобы я его помнил. Я забыл его. Забыл, как она выглядит, забыл, как звучит её голос, забыл всё. Но сейчас я слышал его довольно отчётливо. Это был её голос, но не её манера речи. Это я знаю наверняка. - Ни черта ты не знаешь. Прошёл год, как мы расстались. ГОД! И ты думаешь, что за это скромное время ничего не поменялось? А должно было? Непременно. Надо же, ты заставила меня чувствовать себя ещё более слепым человеком, чем я есть на самом деле. Хотя, я знаю, что ты – всего лишь игра моего больного рассудка. Случился тот самый мизерный шанс на то, чтобы я что-то помнил. Значит, ещё не совсем я твой голос забыл. Как иронично. Встав с заснеженной лавочки, я отбросил бычок и направился дальше. Куда бы? Куда угодно. Но только не в её район. Отдав приказ своим ногам, я позволил себе задуматься снова или, сказать вернее, разъяснить всё для себя ещё раз. Я люблю смотреть на это четырёхэтажное полукруглое угловатое здание издалека. По пути в школу я смотрю в ту сторону, где находится её дом и, когда-то давно, мой тоже. Люблю смотреть на него из окон школы, благо, они выходят именно на него. Люблю смотреть на него по пути домой. Когда гуляю. Когда еду на машине. Я люблю смотреть в ту сторону почти постоянно. Но почему же я не хожу туда? Почему не посмотрю на этот дом поближе, не пройдусь по тем местам, где мы были и были счастливы, если мне так это нравится? Я боюсь. Боюсь встретить её. Настолько боюсь, что ни ногой не ступаю дальше установленных мною границ. Но настолько боюсь, что всем сердцем жажду увидеть её где бы то ни было. Жажду и не хочу одновременно. Моё сердце разорвётся на части, если я ещё хоть раз увижу её вживую. По крайней мере, я так чувствую. Тем временем я подошёл ко входу в так называемую «Лыжную базу» - своеобразный парк с несколькими тропами разной длины. Для бегунов, лыжников, велосипедистов и прочих. Но я же только-только обещал себе, что ни за какие гроши более не пойду по тем местам? Ну, нарушение данных мною для себя же обещаний является моей излюбленной практикой. Пройдя вперёд, по мосту, затем десяток метров, направо и вуаля – та самая беседка, где я и она познали вкус той любви. Ничего пошлого, вы не подумайте. Мы просто сидели, тесно прижавшись друг к другу, а потом я что-то сказал про её холодные губы. Или она – про мои. Я не помню. Но точно помню то, что я спросил разрешения проверить это. На что получил положительный ответ, но только переспросив и получив второй утвердительный, я нежно припал к этим губам. Знаете, вроде бы ничего такого, но сердце плясало от внезапно нахлынувших чувств – другого эпитета я просто не нахожу. Потом мы пошли к ней домой, она познакомила меня со своей мамой, а после накормила. Признаюсь честно, я очень стеснялся и волновался – это было для меня очень важно. Но разволновался я настолько, что забыл спросить её страницу ВКонтакте, благо, имелся её телефонный номер в записной книжке, на который я написал и получил заветную ссылку. Так всё и началось. - А как всё закончилось… - прошептал я, сидя на полукруглой лавочке этой самой беседки. Не хотелось даже курить. Наверное. В последнее время я очень несознателен в своих действиях и желаниях. *** - Сын, ты опять курил? - Да, отец. Конечно же, мои родители знали о моей депрессии. Хоть я и ходил к врачу сам, но не узнать они не могли. Хотя бы потому, что являются «законными представителями» и всё такое прочее... И, вероятно, я был бы уже трупом, если бы врач строго-настрого не запретил запрещать мне что-либо, если это идёт на успокоение состояния. Пить я никогда не пил, а вот к табаку пристрастился – будь здоров. Наверное, сейчас кто-то из вас непременно скажет, что я просто кичусь этим. Но мне будет всё равно. Мне хватило того, что мне говорили о моих чувствах за меня. За меня делали мои мысли, за меня говорили, зачем я то или иное делаю. Пошло оно всё. Я делаю то, что я хочу. Антидепрессанты я не принимал уже давно, порядка двух недель. Примерно. Думаете, я время считаю? Да, считаю. Но не то, которое бы мне пригодилось. И несмотря на то, что память у меня дырявая на одни вещи и фотографическая на другие, я не помню день, когда мы расстались. Конец сентября, начало октября… Где-то в конце первого осеннего месяца. Дождливый был день… И, как он и сказал, прошёл год. За это время, вроде бы, много чего поменялось. Но я помню ту дату с точностью до часа. Дату, когда мы полюбили. Взаимно? Думаю. Второй год скоро будет… - Кстати… - услышал я и, отмерзая пару секунд, повернул голову в сторону источника звука. Это снова был мой отец. Матери и младшей сестры дома не было. К счастью. - Да? Что такое? – не взирая на столь сложную ситуацию, я всегда сохранял хорошие взаимоотношения с отцом. Дело ли в нём или во мне – не важно. Есть - и хорошо. - Тут к тебе… - впервые я видел, как он не хочет что-то мне говорить; запинается. – Тут к тебе пришли. Первое мгновение я не понимал, что происходит. Ко мне и кто-то пришёл? Это что, новая шутка такая? В последний раз это было около полугода назад. Здесь, в этом городе, у меня не было того, кто приходил бы ко мне, да ещё и без предупреждения, и, уж тем более, приглашения. - Кто это? – спросил я настороженно. Почему-то единственная верная мысль так и не пришла ко мне в голову до того момента, как я посмотрел вниз на добавившуюся к нашей обувь. - Иди. – сказал он лаконично и кратко. Но я не слышал. Мысленно я уже падал в обморок. Сердце отставало совсем чуть-чуть – пропускало пару ударов. Я понял, кто ждёт меня в моей комнате. Ноги предательски подкосились. Я не мог пойти туда. Заставить себя. «Да что ты за тряпка? Если сдохнешь по пути, будет только лучше, я думаю. А если серьёзно, то вставай давай. Вдох-выдох. И так ещё два раза. Ну, говорил же, что полегчает? А теперь соберись и иди исправлять всё то, что ты набедокурил год назад. Удачи». Надо же, умеешь поддержать, когда захочешь. Спасибо. Да, ты прав. Раньше начну – раньше закончу, в конце концов. Медленно подхожу к своей двери и кручу ручку. … Эта немая сцена. Что чувствует она? Наверное, ничего. Я слабо читаю по глазам. Я? Держусь из последних сил. Нет. Так не пойдёт. Подхожу к этажерке и на одной из полок нахожу ту самую упаковку с антидепрессантами, которых мой организм не видел уже около полумесяца. Съедаю. Водой запивать не надо. Или надо, не помню. Я в любом случае всегда глотал их просто так. - Дай мне 5 минут и поговорим. А, хотя…Чёрт с тобой. Почему ты здесь? Она немного поёрзала, но всё же ответила: - Потому что узнала о твоей депрессии. Нет, мне было бы всё равно, но меня попросили. Попросили? Кто бы мог? Об этом знали только три человека… Вот гад. Мой друг. Только он, помимо родителей, знал о сложившейся со мной сейчас ситуации. И на кой ему это? Чтобы поскорее прекратить мои мучения. Либо я выжму из этого разговора всё, либо это самое «всё» выжмет себя из меня. - И почему ты согласилась? Могла бы просто проигнорировать. В конце концов, тебе же есть огромная удача, что я в подобном состоянии. По секрету скажу, что это, - я потряс ту самую упаковку с лекарствами, - я не брал в руки уже давно. Всё неминуемо идёт к одному. Так зачем бы тебе мешать мне, когда исполняется твоё давнее желание? Бинго. Всего на мгновение, но я узнал эти глаза, что были мне так дороги. - О чём ты говоришь? Я не понимаю тебя. Она всё прекрасно понимала. Правда или не правда – сложно сказать. Но не думаю, что такое сильное желание, я бы сказал, пассивного характера, изменилось бы на нейтральное. Не говоря уже о прямо противоположном. - Хватит тебе. Что происходит с человеком, который не борется со своим недугом? Правильно. - Я не думаю, что от депрессии умирают. - Если постараться, можно сдохнуть и от простуды обыкновенной. - Ну да… Секунда молчания. Я не могу это так оставить. Надо бить, если я хочу хоть какого-то результата. - А что твой? Не думаю, что он позитивно отреагировал на подобное твоё решение – подойти к убийце его любимой ближе, чем на километр. - А мы расстались. - Печально, что же. - Не-а. Это случилось по моей инициативе. Я выдохлась. - Что ж, было вполне ожидаемо. – вопросительный и даже немного осудительный взгляд, - Ты не подумай, мне не было резона желать, чтобы так случилось. Я был рад за вас. За тебя, точнее. Повторюсь: тебя нельзя судить за то, что ты нашла другого человека так быстро, ибо та боль просто съела бы тебя заживо. Меня же – пожалуйста и с превеликим удовольствием. - Ты прав. Твой друг рассказал мне всё: и то, как ты рассказывал про меня без конца, и как в первый раз сорвался, когда, с его о тебе слов, «он понял, насколько ему стыдно и больно от этого», и как мечтал, и как пытался забыться самыми разными способами. Но мне не понять этого. Я осмелился посмотреть в этот калейдоскоп напротив меня. Глаза. Холодные, безжизненные, я бы сказал. Не те. Я снова перевёл свой взгляд на окно. Падает снег. До чего же красиво… - Почему? - Что именно «почему»? – ответил я вопросом на вопрос. - Почему ты сначала делаешь так больно, и только потом пытаешься склеить? Это как с вазой. Или как с той кружкой сегодня… Хотелось спросить, откуда она про неё знает, но я не стал. Зачем? Смысла нет. В принципе, в половине реплик нашего диалога не было смысла. Я ничуть не изменился за этот год, поэтому она знала меня наизусть. Я же – тонул. Тонул в этой пучине. Начинает действовать, вроде бы. Это хорошо. -…или даже не пытаешься! Ты просто оставляешь всё, как есть! Почему ты такой? Скажи мне! Плохо. Ещё чуть-чуть и у неё будет истерика. Поэтому буду действовать от балды. Я люблю так делать, но только иногда. Когда мне действительно плевать на себя, но нужно исправлять ситуацию. Подаюсь вперёд и с силой заключаю её в объятия. - Я не знаю. Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю. Я ничего не знаю. Меня просто тошнит от этого мира. И я не хочу ничего более, чем просто обнять тебя ещё раз. Потому что увидеть - увидел, услышать – услышал, а обнять – вот, только обнимаю. Больше, думаю, ничего не надо. Не двигается. Секунда, две, три… «Конечно, она не будет двигаться. А ты что, думал, это будет вашим воссоединением? Поставь себя на её место и просто подумай, какого, когда тебя обнимает настолько противный тебе человек? Который нанес тебе столько увечий, что почти ни одна из них ещё не зажила. А прошёл год, чувак. Целый год, да ещё и с ценящим её человеком. Ну, что думаешь?» А что я думаю? Резко отстраняюсь. В моих глазах – убийство. Убийство моей надежды мною же. Ибо он прав. Так не должно быть. Отворачиваюсь к окну, опираясь руками на холодный подоконник. Deja vu. Сзади слышу тихие шаги. И такой же тихий голос: - Я должна поверить твоим словам, если из-за этого ты даже депрессию умудрился схватить. Сколько примерно? - С полгода. Тихая ругань. - Я могла бы догадаться. Ведь со мной в первые дни происходило то же самое. А тот случай, когда в самом начале наших отношений ты чуть не… - Он стал отправной точкой. И ты прекрасно это понимаешь. - Понимаю… И снова эта немая пауза. Хотя, сейчас она скорее долгожданная. Я люблю тишину. В большинстве случаев. - А вообще, именно то, что происходит сейчас, началось в мае, я полагаю. Ты не читала? - Не читала что? Вместо ответа я потянулся и достал с верхней полки мой маленький блокнотик, в который я пишу всё, о чём думаю. Вроде бы полезно. И, раскрыв на определённой странице, кинул ей в руки. - «Кто я для этого несоответствия?» - Да. Странное название, но такое понятное, если задуматься. Она села на подоконник, вернее, забралась, так как с её ростом это несколько проблематично. Но мне нравится. А сам я взял в руки гитару и начал играть тихий медленный перебор. Что-то из April`ов, вроде. Да, точно из их репертуара. То ли чаю выпить под такую музыку, то ли повеситься? Я не знаю. Но только я собирался вновь задуматься над вопросом: «Что именно я не знаю?», как робкий всхлип раздался эхом в моей голове. Нет… Я больше не хочу, чтобы она плакала. Ни за что. Поднимаю глаза. *** - Почему всё возвращается на круги своя? Я был не то, чтобы опечален. Нет. Я был разбит. Чувствую себя совершенно Пискарёвым. Ему такой же волшебный сон приснился. Да, вы не ослышались. Это был сон. Потому что проснулся я в своей кровати. Одежда, ровно как и всегда, комом лежала на стуле. Вставать не хотелось совершенно. Естественно. Ведь смысла-то особого и нет. А делать что-либо без цели и мотива – сродни смерти. Но мне хотелось кое-что узнать. Нет, дома нет никого. Только я один. Это уже радует. Таблетку, как и предполагалось, я съел вчера вечером. А что вообще было вчера вечером? Ничего не помню… Ни то, как я пришёл домой, ни то, как уснул, при этом проведя дома весь вечер. А, может, и не вечер… Иду на кухню и, попутно нажимая кнопку чайника, смотрю свой состав кружек. Да, всё верно, вчера пострадала одна из них. Значит, где-то после той самой беседки сон и начался. Между этим – ничего. Даже темноты нет. Это странно. Хотя, а не должно ли мне быть всё равно? Наверное. Вновь, как и каждое утро, наливаю две кружки – кофе в одну и душистый ягодный чай в другую. И вновь, как и каждое утро, каждый день и каждый вечер я смотрю на снег, тихо и размеренно ложащийся на ещё кое-где видные куски асфальта – остальные дороги он покрыл полностью. Конец октября. Зима. *** - Послушай, ну мы же не можем вот так вот всё оставить! Ты совсем не видишь, что происходит? - Вижу. Происходит одно и то же на протяжении полугода: встаёт, пьёт чай, смотрит в окно, бьёт кружку, идёт гулять, возвращается и сразу ложится спать, приняв таблетки, прописанные доктором. - А то, что он почти ничего не ест? - Не забывай, это вполне характерная черта депрессии. Хотя, мне начинает казаться, что это уже и никакая не обыкновенная депрессия вообще. Невозможно жить, как живёт он – на автомате. - Ох… Ты думаешь, у него получится? - Как знать. Лично я верю в него. Он сможет. Это и вправду была моя бесконечная зима. ***«Я раздавлен зимой, Я болею и сплю. И, порой, я уверен, что Зима навсегда. Ещё так долго до лета, А я еле терплю. Ну, может быть, эта песня Избавит меня от тоски по вам, Солнечные дни?.. Солнечные дни… Солнечные дни…»
*** Changed 3.11.20 ROOTED