Tenebris

      Кошмары преследуют его. Будь он дома или в гостях, в хостеле или в офисе, случайно уснув на рабочем месте, они находят его. В плотной пелене сна-реальности нет света, нет звуков и времени. Есть только белоснежные пальцы, тянущие его в глубины тьмы, и шепот как шелест пергамента. Шепот зовет по имени, просит идти за ним, но Саша сопротивляется, чувствуя подступающую панику. “Тебя нет, — отвечает он шепоту, — ты умер. Ярик, ты умер”. Но его не слышат. Он чувствует, как наваливается тяжестью на грудь мрак, словно пытаясь сломать ребра и раздавить сердце. Пальцы продолжают утаскивать в никуда, и шепот продолжает просить, становясь всё громче, превращаясь в пронзительный крик.       Обычно именно в этот момент Саша просыпается. Мокрый, задыхающийся, всё ещё чувствующий на губах привкус смерти. Этот кошмар терзает его вот уже два года, но он всё ещё не понимает, кто такой Ярик, и почему он так уверен, что тот мертв. И отчего от воспоминаний о зовущем по имени голосе так дрожат пальцы.       Единственное, пусть и не самое эффективное средство, это таблетки от бессонницы. Доза на грани нормы позволяет иногда спать спокойно, без снов и терзаний. Но прибегать к ним слишком часто опасно – эффект от привыкания может потребовать повышения дозы. Поэтому таблетки лежат на дне сумки и ждут очередного важного дня, когда ему необходимо будет выспаться.       Новая командировка, очередной питерский отель и вызывающий необъяснимую тревогу номер. Саша медленно шагает по комнатам и осматривается, пытаясь понять, что его так смущает. Это типичный безликий номер с тусклыми стенами, дешевой мебелью и неистребимым запахом моющих средств: он жил в десятке таких же, ничего особенного. Но наматывая уже второй круг, он вдруг замечает зеркало, висящее на стене напротив окна практически возле самой кровати. В резной позолоченной раме, с набежавшими на нее со временем тонкими царапинами, оно выглядит чужеродным предметом на этом празднике уныния. И попало оно сюда явно не из другого номера – из другой эпохи. И вдруг Сашу словно молнией пронзает догадка – он уже видел его раньше. Не похожее на него другое – тоже старинное – а именно это самое зеркало, с этими же потертыми углами и небольшим сколом на границе с рамой. Только вот он никогда не был в этом отеле раньше, это точно.       Саша успокаивает себя мыслью, что его могли просто перекупить, чем черт не шутит? Но легче все равно не становится. Ему кажется, что он чувствует взгляд из глубины зеркальной поверхности – настойчивый, неотрывный, опасный – и нервы сдают. Решив, что лучше будет сегодня вовсе не спать, чем встретиться со своим кошмаром в такой напрягающей атмосфере, он берет телефон и выскакивает на улицу, навстречу ночному Санкт-Петербургу.       Саша окунается в толпу приезжих и местных, растворившись среди шумных проспектов и набережных и подчинившись их законам. Беззаботным туристом он фотографирует все подряд, гуляет по приевшимся уже маршрутам, пытаясь забыть о проклятом зеркале, о проплаченном номере и о том, что завтра он будет совершенно в нерабочем состоянии.       Возле едва освещенной арки в него кто-то врезается, чуть не роняя на мостовую.       — Простите, — сердце пропускает удар — Саша узнает и этот голос и эти пальцы, крепко вцепившиеся ему в плечи. Ему кажется, будто кошмар, столько мучивший его во снах, теперь неотвратимо становится реальностью.       Он в ужасе отшатывается. Перед ним парень – темноволосый и голубоглазый, с пронизывающим насквозь взглядом, а сам прозрачный словно морок, словно из земного у него только одежда и фотоаппарат. Он улыбается и вдруг становится настоящим, будто за секунду проявляясь на свету, как проявляется негатив из полароида, но ощущение застрявшей в сердце тупой иглы не покидает.       — Вы турист? — кивок. — А я провожу экстремальные экскурсии. Хотите, покажу Вам ночные крыши Питера?       Игла проникает всё глубже, угрожая застрять там надолго, но Саша не может не согласиться. Его ждёт прохлада и свобода от всего сущего, от замкнутых пространств и удушливых снов.       Они бродят по незнакомым Саше тропам и лазам. Ночь пытается сбить его с ног холодным ветром и своей необъятной очаровывающей красотой, но крепкая хватка снова и снова не даёт ему упасть. Уже совсем не страшно, и Саша поворачивает ладонь, чтобы сжать ее на чужом запястье, будто нечаянно скользнув подушечками пальцев по теплой – удивительно! – коже. Он больше чувствует, чем видит улыбку и ответное касание.       Когда он останавливается возле трубы, в тщетной попытке разглядеть путь, перед ним из темноты вдруг возникают две протянутых руки и раздается шепот:       Саша, идём за мной.       — Ярик, ты мертв, тебя нет, — слова слетают с губ раньше, чем он осознает. Кошмар действительно захватил его, он сам добровольно шагнул в ловушку.       Из пронзительно черной дымки проявляется бледное лицо. Оно смотрит с укором, с болью, с яростью, и шелест голоса снова касается его сознания:       А ты уверен, что ты сам жив, Саша?       Он бежит – не помня, как и куда, движимый лишь удушающим ужасом и противоречивым желанием остаться.       В номере, под хлопок двери, накрывает понимание, что скрыться не получится – он уже пойман. Заевший замок и лицо существа, Ярика, Ярослава в отражении зеркала лишнее тому доказательство.       — Почему ты убежал? Я потратил столько сил, чтобы встретиться с тобой, — он выходит – выскальзывает – из зеркала и медленно, шаг за шагом, приближается к вжавшемуся в стену Саше. — Разве я тебя чем-то обидел?       — Кто ты? — глупый, неуместный совсем вопрос.       — А кто ты? — острые черты лица искривляются в насмешке, вопреки ожиданиям добавляя Ярославу обворожительного очарования. Оторваться от любования ими не выходит, и от того страх оставляет за собой томяще-сладостное послевкусие. — В любом случае, это не важно. Важно то, что теперь мы рядом.       — За… — Ярик оказывается уже вплотную, приложив палец к губам, и Саша, против воли и здравого смысла, подчиняется.       — Два года назад я увидел тебя в этом зеркале и влюбился. Я искал тебя среди полутеней и невнятных пятен той стороны и звал, отчаянно звал. И, наконец-то, ты услышал и пришел, — он обхватывает ладонями шею, проникая под кожу обжигающим холодом. — Теперь ты мой.       Ярослав целует уверенно, точно зная, что не будет отвергнут. И он прав. В голове всё мешается, Саше хочется обнять его в ответ, но руки вмиг тяжелеют, наполняясь свинцовой тяжестью. Запах мокрого асфальта и прелых листьев наполняет легкие. Слишком много чувств и ощущений, слишком много осознания, всего становится слишком. Силы постепенно покидают, и Саша беспомощно сползает по стене в забытье.       Утром, когда он приходит в себя на ковре в прихожей, воспоминания о прошедшей ночи обрушиваются на него бетонной плитой. Сон это или бред, он не уверен, но знает одно – ему дали ключ к тайне, к жизни, к спасению. Выскочив в коридор, он ловит горничную и всеми правдами и неправдами пытается выпытать у нее адрес владельца гостиницы. Та растерянно что-то лопочет, но всё же провожает его к нужной двери – оказывается, далеко ехать и не нужно, он живет здесь же.       Мужчина в нелепом аляповатом костюме сначала теряется, но затем охотно соглашается на предложение. И через десять минут, расположившись в уже бывшем Сашином номере, он рассказывает старинные байки об этом месте, доставшиеся ему по наследству вместе с этой гостиницей. Одна из историй напрямую говорит о проклятии мерцающего зеркала, но Саша слушает уже в вполуха. Его внимание намертво прикипает к только что купленному им зеркалу, которое рабочие тщательно упаковывают в защитную коробку, и чувствует, что в этот самый момент у него начинается новая жизнь.