Мы вместе - солнце в ночи

Тэхён понимает, что что-то не так, ещё до того, как получает явные подтверждения. Нечто зреет где-то. Тёмное. Злое. Опасное. Это не даёт покоя с самого рассвета. Это отравляет его существо слабостью и заторможенностью движений. Он роняет книгу, за которой поднялся по узкой лестнице к самым верхним полкам библиотечного стеллажа, но не делает ни единого движения, чтобы поймать её. Только наблюдает за падением, будто за пляской пламени в камине, и время смазывается, притормаживает, явно очерчивая каждый кувырок книги в воздухе, грань каждой взметнувшейся страницы. Несколько из них ранили пальцы, когда книга выпала из рук, и Тэхён, проводив взглядом рухнувшую с гулким стуком книгу до самого пола, медленно фокусируется на тонких порезах, наливающихся бледно-алыми бисеринами крови. «Что-то не так», - гулко бьётся в его голове, отдавая эхом в затылок. - «Что-то не так». Порезы не затягиваются. Порезы и не думают исчезать. Вид собственной повреждённой плоти вызывает холодную дрожь по спине, и Тэхён хватается обеими руками за поручни лестницы, жмурясь и пережидая вспышку головокружения. Тревога внутри разрастается всё сильнее. К горлу подкатывает тошнота. Порезы не могут не заживать. С момента обращения все его раны затягиваются моментально. Иное возможно лишь при голоде или отравлении опасными для жизни вампиров веществами и травами, но как, где и когда Тэхён умудрился зацепить хоть что-то из этого. Неправильно. Неверно. Так не должно быть. Тэхён спускается вниз, перешагивает лежащую на полу книгу, и спешит к выходу из библиотеки, изо всех сил стараясь поймать за хвост ускользающую истончившуюся связь со своим создателем. Кровь, и без того лениво перекатывающаяся в жилах, леденеет. Сердце сковывает страх. Тэхён вдруг с кристальной ясностью осознаёт, что почти не ощущает эту священную для себя, для своей пары связь. - Юнги! Он врывается в покои Старшего вампира и замирает, не сделав дальше порога и трёх шагов. Юнги, измождённый и посеревший, встречает его голодным взглядом диких глаз. Он выглядит вымотанным, уставшим, как будто усохшим. Руки, медленно протянутые к Тэхёну в безмолвном зове, кажутся такими тонкими, что сожмёшь пальцами - сломаются кости. Страх разрастается сильнее, грозясь перетечь в панику. Что происходит? Почему Юнги так выглядит? Как это возможно? - Мне нужна твоя кровь, - хрипло сипит Юнги, смотрит глазами загнанной дичи и цапает костлявыми пальцами воздух, будто это позволит ему дотянуться. - Дай её мне, Тэхён. Прошу тебя. Пожалуйста. Ты обещал. Ты поклялся мне. От этих слов снова ледяная дрожь бежит по телу. Эти слова такие же неправильные, как и всё, что происходит вокруг. Как будто Тэхён хоть раз отказывался от своих слов. Как будто он хоть раз отказывал Юнги, своему спасителю, своему Старшему, своему возлюбленному. Отмерев, он спешно подходит к постели и расстёгивает кружевные манжеты рубашки. Замирает на мгновение, мимолётно отмечая, какие они грязные, жмурится от накатившей тошноты и почти падает на край постели, протягивая Юнги свои запястья. Мин выбирает левое. Вгрызается выступившими клыками, исказившими челюсть, искривившими красивое лицо. Жадно глотает, хлюпает, сёрбает, почти захлёбывается, громко фыркая носом. Ручейки крови текут по запястью, марая кожу, и оседают бледными пятнами на покрывале. Такое расточительство. Такая жадность. Такая грязь. Тэхён заторможено моргает, наблюдая за тем, как Юнги, никогда не позволявший себе подобного, на секунду отстраняется, чтобы облизывать мокрые от крови губы. Подбородок и шея вампира измазаны в крови, и кажется, будто кто-то распорол Юнги горло острым клинком, оставив лезвием зияющую уродливую мясистую щель. В какой-то момент Мин останавливается, перестаёт терзать плоть, принося телу режущую боль. Животный голод гаснет в его глазах, сменяясь голодом менее агрессивным, а ещё раздражением, быстро уступившим место недоумению и искре того, что могло бы зваться страхом, если бы Мин Юнги не был одним из Древних, давно растерявшим половину эмоционального спектра, касающегося инстинкта самосохранения. - Почему они не затягиваются? - негромко, но чётко спрашивает Юнги, впиваясь взглядом в раны на изодранном запястье Тэхёна, а после вскидывает на него потемневший взгляд. - Тэхён? Что происходит? Тэхён не знает, что происходит. Тэхён слышит голос Старшего эхом в голове, гулом толщи воды, из которого Юнги вытащил его ребёнком, спасая от утопления. Его мать назвали ведьмой, а его самого - ведьминским отродьем. Смешно. Так смешно. Она отказалась «исповедаться» священнику. Взгляд каре-янтарных глаз никак не может оторваться от запястья, превращённого чужими клыками в кровавое месиво из мяса, хрящей и разодранных мышц. Раны действительно не затягиваются. Кровь стекает по ладони, капает с пальцев, марает одеяло всё сильнее и сильнее. «Расточительство», - только и бьётся в голове. - «Такое расточительство». Юнги встряхивает его за плечи, заставляя посмотреть на себя. Он выглядит уже лучше, но его скулы и ключицы всё ещё уродливо торчат, натягивая кожу острыми гранями. Тэхён видел Юнги таким лишь однажды. Вынужденная голодовка перед новолунием, в которое Мин обратил достигшего зрелости Тэхёна, навсегда запечатывая его красоту в вечности. Тогда это было необходимо, чтобы железы вампира выработали достаточно яда для обращения человека. В настоящем Тэхён не понимает, совсем не понимает, что происходит. Разве они не были вместе весь вечер? Разве Юнги не увлёк его после в постель? Разве они не делили до самого рассвета тепло его полукровного тела? Разве Мин не метил его укусами по всему телу, не слизывал потёки крови с бёдер, шепча клятвы вечной верности, оседающие на коже эфемерной лаской горячечного дыхания? - Тебя не было почти месяц, Тэхён, - говорит Юнги, пристально глядя ему в глаза, и Тэхён понимает, что все свои вопросы едва слышно шептал вслух всё это время. - Ты ушёл после той ночи. Пока я спал. Ушёл и не вернулся. Я не смог пойти за тобой. Замок запечатан магией. Слова Старшего как удар наотмашь по лицу. Широко распахнувшимися глазами Тэхён неверяще смотрит на мужчину, но серьёзный взгляд не оставляет сомнений. Хотя в чувства Тэхёна приводит не серьёзность Юнги, а те эмоции, которые Старший вампир попытался подавить, скрыть от него. На дне каре-бордовых глаз Ким читает боль и смирение, и от этого ему вновь начинает недоставать воздуха. - Я люблю тебя, - шепчет он непослушными губами. - Конечно, - покладисто соглашается Юнги, ослабляя хватку пальцев на его плечах и мягко поглаживая самыми кончиками по шее. - Я тебе верю. Не верит. Никогда не верил. Быть может, только в самом начале. Как давно это было? Отпихнув от себя чужие руки, Тэхён рывком поднимается с постели и отходит в сторону. Хватает простыню за край, отрывает полосу ткани и обматывает горящее от боли запястье, перевязывая безобразную рану. Едва ли это поможет ему, но хотя бы не будет отвлекать. Привычная тема неверия Юнги как будто отрезвляет. Тэхён невольно начинает нарезать круги по комнате, не обращая внимания на следящий за каждым его жестом жадно-голодный взгляд. Мин всегда отказывался принимать его чувства всерьёз. Он думал, невозможно полюбить вампира. Думал, невозможно полюбить того, кто отбирает человеческие жизни. Думал, Тэхён со временем поймёт, что потерял, и возненавидит Юнги за то, что тот обратил его. Правда в том, что прошло уже шестьдесят лет. Конечно, это не века, растянувшиеся в вечности, но Тэхён любит. Влюбился с первого взгляда, когда был совсем сопливым мальчишкой, и любит до сих пор: горячо, отчаянно, преданно. Отдавая всего себя этой любви. А Юнги до сих пор не верит, как не верил никогда, хотя и говорил всегда обратное и продолжает говорить до сих пор. Это больно. «Тебя не было почти месяц, Тэхён», - звенят в голове эхом его слова. Тэхён вспоминает свою вялость и заторможенность. Вспоминает, как долго пытался достать книгу с полки в библиотеке. Вспоминает грязные кружевные манжеты своей рубашки и как ужасно выглядел Юнги, когда он вошёл в его спальню. Когда Старший связывает себя с новообращённым, только его кровь может утолить голод истинного вампира. Почему Тэхён ушёл? Где он был всё это время? Почему замок оказался запечатан магией, заперевшей вампира внутри? «Магия», - взметается в голове яростная мысль. Тэхён резко останавливается, замирает перед окном, за которым лес, и река, и людское поселение вдалеке. Вот ключ ко всему. Вот, почему время так смазалось. Вот, почему Тэхёна одолевала тревога. Вот, почему его раны не затягиваются. Голод. Он голоден. И так слаб. Кто погрузил его в иллюзию? Кто заставил бродить по замку кругами? Кто запер его, полукровку, как и Юнги, в замке, чтобы подвести к краю и спихнуть в костлявые руки Смерти? Кто разделил их, превратив их дом в клетку? Кто заставил Юнги думать, верить, что Тэхён ушёл, бросил его, оставил на растерзание голоду и медленному мучительному угасанию, ледяной агонии? - Мне нужно уйти, - говорит он и оборачивается к Юнги, который слишком слаб, чтобы пойти с ним, а на объяснения, как чувствует Тэхён, совсем нет времени. Да и как объяснить то, что сам до конца не понимаешь? - Мне нужно в поселение. - Ты волен идти куда захочешь и не обязан отчитываться передо мной, - улыбается Мин. Улыбка его, кривая, ломанная - кол в сердце. Тэхён подходит к такому хрупкому, такому слабому в эту минуту вампиру, обхватывает лицо ладонями и целует, несмотря на запёкшуюся на подбородке и губах Юнги собственную кровь. Всё равно сладко. А после уходит. Уходит настолько быстро и стремительно, настолько решительно, насколько позволяет состояние, нарастающая головная боль, слабость и желание вернуться к Юнги, обвиться вокруг него и часами напролёт шептать на ухо о своей любви. Уходит, чтобы на пороге замка нос к носу столкнуться с огромным волком грязно-пепельного окраса, который сначала с встопорщенной на загривке шерстью скалит на него острые клыки, а после стремительно перетекает в человеческую форму и делает решительный шаг навстречу. - В Пустоши кто-то жжёт вербену и довольно давно. Весь лес провонял ею. В лесу вокруг замка бродят оборотни-полукровки. Сам замок был окружён печатями сдерживания нечисти. Пришлось потрудиться, чтобы разрушить их. Из людского поселения разит магией на крови. Какого чёрта, Тэхён? Нашей стаи не было всего полгода. - Чимин... Облегчение так велико, что Тэхён подаётся вперёд и крепко обнимает старого друга, несмотря на терпкий неприятный запах мокрой псины. Пак обнимает в ответ, сжимая так крепко, что рёбра начинают ныть, а после резко отстраняется и хватает за левую руку, ткань на запястье которой успела насквозь пропитаться кровью. - Что происходит? - требовательно вопрошает Пак, переведя потемневший взгляд на Тэхёна. - Я не знаю, - криво улыбается тот и проводит языком по медленно, болезненно прорезающимся из дёсен клыкам, разрывающим плоть и наполняющим рот привкусом меди. - Но тот, кто стоит за этим, поплатится. - Где Юнги? - встревоженный взгляд на окна жилой башни. - У себя. Он не сможет присоединиться. Они разделили нас магией, Чимин. Я не знал. Я даже не заметил. Юнги голодал почти месяц. Он был так близко к грани, когда я смог добраться до него. Как смог выбраться и почему, до сих пор не понимаю, не знаю. У Чимина такое выражение лица появляется лишь тогда, когда кто-то угрожает членам его стаи, особенно - маленьким несмышленым волчатам. У Тэхёна теплеет в груди. Вампиры и оборотни никогда не ладили друг с другом, но ему приятно знать, что для двоих из всего вампирского рода Чимин готов сделать исключение. Он знает, что Пак скажет, ещё до того, как оборотень делает шаг назад и бросает беспрекословное «я пойду с тобой». Но в этот раз оспаривать чужое решение не собирается, потому что никогда не был глупцом и прекрасно осознаёт риски. К тому же, как только Чимин упомянул Пустошь, Тэхёна едва не подвели колени. Страх цепкой лапой на мгновение сковал его целиком и полностью, отозвавшись нервной дрожью в руках. Полукровка знает, что это означает. Магия, наложенная на него, резонирует с мыслеобразами и связывает его нитью проклятья с наложившим его. Где-то там человек, от которого инстинкт самосохранения приказывает держаться подальше, бежать без оглядки. Где-то там человек, который чуть не убил его и Юнги. Инстинкт самосохранения отходит на второй план. Глаза застилает багровая пелена. - Идём, - командует Тэхён и срывается на бег, стараясь не обращать внимания на вонь жжёной вербены, отравляющую воздух вокруг - ещё один ключ к загадке случившегося: и как только раньше не заметил? Чимин, без лишних слов в мгновение ока перетёкший в волчью форму, срывается вслед за ним.

***

Они находят их первыми. Десяток оборотней-полукровок выступают из сумрака скал по правую сторону от леса, когда до Пустоши остаётся не так уж и много. Чимин глухо рычит и подбирается, готовый защищать свою территорию, которую стая покинула на столь долгое время из-за подхваченной оленями неясной заразы, мясом которых по весне сильно потравился молодняк. Вид чужаков и их рычание приводит вожака местных оборотней в ярость. Тэхён же почти рад видеть мерзких тварей. Рождённые чистокровными оборотни - огромные волки с лоснящимися шкурами. Обращённые же выглядят совсем иначе. Уродливые и «голые», с драными клоками шерсти на вытянувшихся человеческих телах со сгорбленными, гнущимися к земле спинами, застрявших в переходной форме, с вытянутыми костлявыми ногами и руками, наполовину ставшими когтистыми лапами. У обращённых сплюснутые морды, ярко-жёлтые абсолютно животные глаза и примесь гнили в и без того тошнотворном запахе мокрой псины. От этого запаха Тэхёна выворачивает желудочными выделениями и густой вязкой слюной, но он всё равно скалит клыки почти радостно. Вонь полукровок перебивает запах жжёной вербены, от которой раскалывается голова и слабеют конечности. Вонь полукровок почти спасает. - Прости, - бросает он Чимину, которому вонь тварей тоже не доставляет особого удовольствия, и подаётся корпусом вперёд, выпуская когти на руках. - Мне придётся умыться их кровью. И он умывается. Даже после месячной голодовки, о которой понятия не имел, находясь в магическом мороке, Тэхён всё равно достаточно силён, чтобы биться на должном уровне. Но даже за исключением этого он кидается на рычащих и воющих тварей агрессивно, быстро и резко, потому что его питают эмоции: злость, ярость, желание отомстить. И он сделает это. Отомстит. За Юнги. За себя. За голод. За разлуку. За боль в любимых глазах. За смирение, которое Юнги едва ли смог скрыть за этой болью. Смирение от его, Тэхёна, потери. - Тэхён! Окрик глухой, едва слышный за шумом в ушах. Под пальцами челюсть очередной твари, и Тэхён рвёт её, просто отрывает полукровке нижнюю челюсть под предсмертный хрип и булькающий вой. Ещё одна порция фонтанирующей во все стороны крови заливает его с головы до ног. Желудок вновь сжимается спазмами, да только в нём больше совсем ничего нет, лишь сосущая пустота. Тэхён сплёвывает вяжущую рот кровь заражённого и отбрасывает обезображенную тушу с перебитыми конечностями и развороченным черепом. Желудок всё ноет и ноет. Дышать тяжело. Блевать уже нечем. - Омерзительно, - комментирует подошедший к нему Чимин и вид вампира, и трупы вокруг, а после сжимает горячими пальцами плечо, встряхивая, и заглядывает в шальные глаза. - Эй, ты со мной? - Охотники. Шесть человек. Один из них ведьмак, - судорожно вдыхает холодный воздух Тэхён, отворачиваясь, глядя в сторону Пустоши. - У него есть книга. У неё переплёт из человеческой кожи. Ведьмак главный. Он тоже охотник. Из древней семьи. - Насколько древней? - напрягается Чимин. Тэхён стирает кровь с губ и скалит окровавленные клыки, глядя на труп полукровки у своих ног, глоток крови которого рассказал ему о том, что происходит. Он понимает волнения Пака. Им не нужна война с Орденом. - Не переживай. Этот ублюдок ставил эксперименты, бросая людей к отловленным оголодалым оборотням, чтобы получить полукровок. Решил, что так у охотников будет больше шансов вычислять и уничтожать нечисть. Об этом узнали в Ордене, и ему пришлось бежать. Нашёл себе таких же фанатиков и решил пойти дальше. Вот почему нас с Юнги заперли в замке и планомерно ослабляли. Он хотел посадить на поводок и полукровок-вампиров. Думал, ослабит нас и захватит. Поэтому они и жгут вербену. С Пустоши ветер всегда дует в сторону замка. Только ведьмак не знал, что мы делим территорию с оборотнями. Вы ушли раньше, чем они начали шастать здесь. А ещё они не готовились к защите. Он не подумал о том, что я могу выбраться из морока. - Никто бы и не смог, - пожимает плечами Чимин, поводя носом по воздуху и морщась. - Обычно обращённые не слишком-то любят создателей. Не то чтобы я видел много вампирских пар из Старших и обращённых, но слышал достаточно. Старший рискует, обращая человека, потому что становится привязан к нему. Обращённый же получает все блага вампира, но при этом сохраняет и блага обычного человека. Ты не умрёшь от голода, потому что можешь питаться и человеческой пищей. Юнги же подходит только твоя кровь. Другая людская для него теперь - яд, и кровь животных больше не насыщает его в полной мере. Вампир дарит свой «поцелуй» лишь тому, кому готов вверить свою жизнь. Это для них и есть любовь. Вот только я никогда не слышал о том, чтобы хоть один обращённый смог оценить этот дар по достоинству и ответить взаимностью, ведь сначала всё это пьянит и радует, приводит в эйфорию, а потом время бременем ложится на плечи. Родные и близкие умирают. Застывшая молодость постоянно гонит вперёд, не позволяя задерживаться на одном месте дольше определённого периода. Однообразие становится скукой, а нет ничего хуже её. Сохранённая людская сущность, жестокая и жадная, не позволяет жить спокойно. Это и приводит к трагедиям. - Но я не такой, - возражает Тэхён, обращая взгляд на темнеющий вдали замок. - Я люблю его. - Любишь, - соглашается Чимин, тоже глядя на замок. - Поэтому и смог выбраться из морока. Ты почувствовал угрозу своему создателю, почувствовал угрозу своему Старшему, своему возлюбленному. Твоя природа взбунтовалась против магии. Магия ведьмака была привязана к твоей вампирской природе. Вряд ли он думал, что твоя человеческая часть потянется в ту же сторону, что и нечеловеческая. Люди настолько же жадны, насколько трусливы. Любой другой на твоём месте боялся бы за свою жизнь и мечтал бы спасти свою шкуру. Ты же испугался не за себя, ты почувствовал страх за Юнги, понял, что происходит что-то неправильное, неестественное, и это спасло и тебя, и его. В первую очередь ты всегда думаешь только о нём, и это решило всё. Ослабленная голодом вампирская часть в тебе затихла, выпуская на волю человека, но, в отличие от остальных, твой человек не хотел убежать. Твой человек хотел найти Юнги и... Ты что, краснеешь? Тэхён не уверен. Возможно? Щёки по ощущениям горят из-за пылкой речи Чимина, но возможно ли разглядеть румянец на его лице, если оно всё измазано полузасохшей кровью? Хотя, какая разница? Уж на это ему точно наплевать, пусть Чимин хоть неделю потом с таким ехидным лицом проходит. Тэхён не собирается стыдиться силы своей любви, самого её наличия. С души будто исчезает тяжеленный валун. Глаза, устремившие взгляд в сторону замка, начинают светиться радужками. Рот растягивается в жутковатой из-за клыков кривой улыбке. - Знаешь, - говорит Тэхён, встряхиваясь всем телом и оборачиваясь в сторону Пустоши. - Думаю, с охотниками я расправлюсь сам. Со всеми. А когда мы отловим ведьмака, я собираюсь неторопливо, планомерно набивать его глотку тлеющей вербеной до тех пор, пока места свободного не останется ни в горле, ни в желудке. - Всё, что угодно. Я готов лично держать его, если после этого ты окунёшься в реку. От тебя так несёт, что я рискую лишиться обоняния, - морщится Чимин. Слова его смазываются из-за начавшейся смены облика. Смех Тэхёна, заливистый и диковатый, эхом отскакивает от скал.

***

Тяжёлый запах крови застаивается в воздухе, солоно оседая на нёбе. Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, Тэхён с хрипом хватает ртом холодный воздух, глотает его, будто воду, в попытках очистить себя изнутри от забившей лёгкие гнилостной вони запёкшейся крови оборотней-полукровок на теле и свежей, только что пролитой - охотников. Чёртовы жадные до наживы людишки. Какого чёрта они сунулись в их края? Два десятилетия в землях вокруг царили мир и покой, и принёс же Дьявол лихо в лице этих увальней с острыми, но бесполезными ножами, деревянными бусинами чёток и сушёными травами, от которых раскалывается голова и напрочь отбивает обоняние. - Горите вы все в Преисподней, - шепчет Тэхён, запрокидывая голову и смотря на темнеющее небо. Не сказать, что столкновение было тяжёлым для него, но ослабленный организм дал о себе знать. Они с Чимином напали на стоянку охотников без предупреждений и угроз. Чимин отделил от остальных ведьмака и погнал его в сторону леса, разделяя с остальными. Тэхён же, как и планировал, остался один на один с охотниками, которые пусть и были хорошо подготовлены, против пребывающего в ярости полукровки не выстояли. Последний и вовсе подставился так глупо. Кто, скажите на милость, в пылу схватки путается в ногах и падает на задницу, роняя оружие? - Будущие трупы, - делится ответом Тэхён с мёртвым телом у своих ног и мыском пихает безвольную голову, держащуюся на вывернутой шее лишь благодаря лоскутам изодранных его клыками мышц. Налетевший ветер холодит лицо и чуть проясняет сознание, но не спасает от багровой пелены перед глазами. Взгляд светящихся диких глаз скользит по изуродованным трупам, изломанным конечностям, оторванной голове, откатившейся к кустам. Тэхён устроил бойню, как и поклялся сам себе. Тэхён каждого изломал, вскрыл, выпотрошил когтями, разрывая податливые глотки, пока вопящие и мечущиеся по поляне охотники пытались удержать кишки в своих вспоротых животах. Земля вокруг пропиталась пролитой кровью. От потухших костров всё ещё несёт вербеной, отчего лёгкие скручивает спазмами боли. - Даже у меня начала раскалываться голова, - кривится шагнувший из зарослей Чимин, тащущий за собой за шкирку безвольное тело ведьмака, плащ которого изгваздан в грязи и крови. - Сколько времени потребуется, чтобы избавиться от всей этой вони? Никогда бы не подумал, что буду мечтать о затяжном ливне. - Что ты с ним сделал? - склоняется над ведьмаком Тэхён, заглядывая в разодранное когтями оборотня лицо. - Он попытался накинуть на меня магический ошейник, - скалит отросшие клыки Чимин и сверкает глазами, - и узнал, как сильно я не люблю, когда кто-то пытается ограничить мою свободу. Кивнув, Тэхён теряет всякий интерес к ведьмаку и начинает собирать к одному из опорных столбов натянутого охотниками навеса заготовленные и подсушенные ими же дрова и ветки. Получаса не проходит, как яркое пламя разгорается и взметается до небес. Запах вьющегося в воздухе тёмно-серого дыма забивает обоняние и тревожит взметнувшихся птиц. Чимин подбирается поближе к огню и довольно жмурится от окутавшего его тепла. Тэхён какое-то время любуется пляской пламени, первобытной и дикой, словно древние ритуальные танцы шаманов, а после подтаскивает к себе одну из сумок охотников и достаёт оттуда толстый пучок сушёной вербены, обмотанный тонкой верёвкой. Разделив её на несколько частей, Тэхён задерживает дыхание и поджигает первую часть. Тлеющий комок травы, дымящий сизо-голубым, он подцепляет за самый край и склоняется к связанному ведьмаку, брошенному в грязь возле костра. Тот всё ещё без сознания, но Тэхёна это не слишком волнует. Надавив на крепкую челюсть, впившись когтями в податливую плоть, он раскрывает чужой рот, бросает мимолётный взгляд на месиво, оставшееся от вырванного Чимином языка, и забивает вербену в рот ведьмака, с силой зажимая его ладонью. Считанные секунды, и глаза охотника распахиваются. Он мычит, дёргается всем телом, извивается ужом. Тэхён пристально смотрит ему в глаза, склонив голову к плечу. Чужая боль - едва ли достойная плата за всё, что произошло, но ничего. Ничего. Тэхён дождётся, добьётся агонии. - Думаешь, он выдержит? - с ленцой спрашивает Чимин, фыркая от попавшего в нос дыма и бросая на ведьмака безразличный с примесью брезгливости взгляд. Тэхён не отвечает, потому что не знает. Не отвечает, потому что ему наплевать. Выдержит ведьмак или нет, вампир не остановится, пока не выполнит данное себе слово и не выжжет труп этого ублюдка дотла. Но сначала: агония. Сначала: расплата. Подцепив ещё один комок тлеющей вербены, Ким подносит её к чужим обезображенным губам. В глазах ведьмака боль, ненависть и страх. В глазах Тэхёна жажда крови. В глазах Тэхёна пылает тьма.

***

В купальне жарко и душно. Вода такая горячая, что пар, повисший в воздухе, можно потрогать пальцами. Тэхён прихватывает его пересохшими губами и глубоко вдыхает, блаженно прикрывая глаза. Купание в реке смыло часть крови с тела после устроенной бойни, но ледяная вода не смыла омерзительный запах оборотней-полукровок. К тому же, в замок Тэхёну пришлось возвращаться в грязной мокрой одежде, пропахшей помимо прочего человеческой кровью и вербеной. Её пришлось сжечь дотла в саду и закопать в мёрзлой земле. Тэхёну казалось в тот момент, мерзкая вонь въелась в него навсегда, но в настоящем запахи душистых трав и масел, которых он не пожалел для отмокания, пропитывают его терпко-горькими ароматами насквозь, и напряжение наконец-то отпускает, позволяя растечься в чугунной ванне, оставляя на поверхности лишь нос и губы. А после Тэхён и вовсе задерживает дыхание и целиком скрывается под водой, сквозь толщу наблюдая за бликами пламени факелов на стенах и постепенно проваливаясь в вязкую полудрёму. Так его и находит Юнги, бесшумно зашедший в купальню и склонившийся над водной гладью, припорошенной размокшими цветами. И стоит только увидеть его, Тэхён резко выныривает из воды, обхватывает вампира руками за шею и настойчиво целует, пристально глядя в чужие глаза, столь же внимательно изучающие его самого. Когда Ким вернулся в замок, Юнги уже не было. Постельное бельё, залитое его кровью, тоже исчезло. Распахнутые окна выветрили запах затхлости и «увядания». Поначалу испугавшись, Тэхён быстро взял себя в руки, напомнил самому себе, что Мин был очень долго заперт без пищи и наверняка отправился охотиться. Время без него Ким решил провести с пользой и отправился отмываться, чтобы не нервировать вампира вонью убитых волчьих полукровок. Вот только чем дольше не было Юнги, тем сильнее начинал нервничать Тэхён. Он не думал о том, что Мин может уйти насовсем, оставить его одного в замке, но с каждым часом ему было всё неспокойнее. Вдруг они с Чимином что-то упустили? Вдруг охотники ещё до своей мучительной смерти от его клыков вызвали подмогу и те напали на ослабшего Юнги, пока Тэхён прохлаждался, наслаждаясь горячей водой после ледяной реки? Всё это сводило его с ума, наваливаясь то адреналином, то заторможенностью и вялостью, но теперь Мин рядом, и цепкие когти страха оставляют в покое и без того потрёпанное последними событиями сердце. - Ты был на охоте? - спрашивает Тэхён, разрывая поцелуй, но и не думая ослаблять хватку. - Был, - отзывается Юнги, будто его обращённый не чувствует красноречивого запаха и не видит исчезнувшей костлявости, и усаживается на край ванны, зарываясь пальцами в волосы Тэхёна, отводя со лба влажные пряди. - Встретил Чонгука. Он рассказал о том, что произошло. - Он всё такой же милашка? - уточняет Тэхён, и ответная улыбка Юнги, пусть и едва заметная, для него лучшая награда. - Немного подрос, но в волчьей форме всё такой же пухлобокий волчонок на коротких лапах. У него шерсть стала виться ещё сильнее. Насколько нормально, что оборотень выглядит пушистым и кудрявым, будто ягнёнок? - Если сказать ему об этом в лицо, он так забавно пыхтит и сопит, - посмеивается Тэхён и всё же выпускает Юнги из своей хватки, откидываясь на бортик. - Впрочем, он и по людским меркам совсем мальчишка. Сколько ему было бы? Двадцать три? Двадцать четыре? - Но он - волк, и ему пятьдесят три, - ухмыляется Юнги. - Он всё ещё щенок по волчьим меркам и его волчья ипостась это подтверждает, - отзывается Тэхён, собирая с поверхности воды цветы в ладони. - Это на самом деле забавно. Знаешь, видеть разницу в обликах волков. Чимин тоже на первый взгляд не выглядит внушительно, но ему в глаза посмотришь и сразу поймёшь, что перед тобой вожак. У него и волчья ипостась мощная и сильная. А Чонгук совсем ещё ребёнок. Нужно будет принести ему молока. Он любит молоко. А ещё мёд и... - Я люблю тебя... Тэхён замирает, перестаёт дышать. Пальцы, собравшие цветы, начинают мелко подрагивать. Медленно опустив кисти под воду, Ким поднимает взгляд на Юнги. Ему кажется, он ослышался. Кажется, будто он уснул и это лишь навеянный разговорами с Чимином сон. Но терпкий запах трав слишком реальный. Обжигающее тепло воды тоже, как и скользнувший по плечам сквозняк, заставивший невольно вжать голову в плечи. Юнги не исчезает, не растворяется, не рассеивается мороком. Напротив, подаётся вперёд и снова касается. Скользит прохладными пальцами по виску и прижимает ладонь к щеке, к которой Тэхён привычно льнёт, мимолётно касаясь сухой кожи губами. - Я не очень-то поверил в россказни Чонгука, потому что ты прав - он ещё совсем мальчишка, любящий преувеличивать. Но потом я встретил Чимина, и он... - Юнги замолкает на мгновение, а после улыбается: горько, тоскливо, болезненно. - Что ты сделал ради меня, Тэхён? Что ты сделал? Ослабленный и отравленный, готов был выйти в одиночку против них... Любой другой на твоём месте... - Тогда нам повезло, что на моём месте не кто-то другой, - обрывает вампира Тэхён. Он звучит громко, хлёстко и звонко. Он звучит раздражённо и почти зло. Рывком поднявшись из ванны, не утруждая себя полотенцем и одеждой, Тэхён хватает отшатнувшегося Юнги за запястье и тянет за собой в покои Старшего вампира, где толкает того к постели и без пояснений грубо дёргает за застёжку плаща, чёрной волной всколыхнувшегося в воздухе и осевшего к их ногам. Мин не сопротивляется, но и не помогает. Позволяет сорвать с себя одежду и падает в ворох подушек. Не издаёт ни звука, когда Тэхён обрушивается на него тяжестью. Только смотрит. Взволнованно, с неверием. И всё это, всё-всё, ярко встаёт между ними, лишёнными всяких преград: что эмоциональных, отброшенных за ненадобностью, что физических, соскользнувших вместе с одеждой. - Я люблю тебя, - жёстко припечатывает Тэхён, зажимая его запястья по обе стороны от головы жадно вслушивающегося в каждое его слово вампира. - Полюбил с первого взгляда. Полюбил, зная, что ни на кого другого никогда больше не взгляну так, как взглянул на тебя. Когда ты принял меня, когда ты обратил меня, я был так счастлив. Ты сказал, «поцелуй» - это твоя любовь ко мне, и это значило для меня так много. Больше любых слов. Но потом ты начал отдаляться. Ты стал отталкивать меня. Ты перестал верить моим словам и клятвам. Чего только я ни надумывал себе. Что ты совершил ошибку. Что ты разлюбил. Что ты жалеешь. Я начал теряться во всём этом. Я боялся, что однажды ты прогонишь меня или сам уйдёшь прочь. Потом я задумался о том, что моё появление может значить для тебя, но проще не стало. Я думал, ты боишься. Боишься того, что случается со всеми Старшими, которых предают их обращённые. Я решил, что если и дальше буду напоминать о своей любви к тебе, ты привыкнешь, успокоишься и поверишь. Но ты стал ещё более недоверчивым к моим словам, чем раньше. А потом этот проклятый ведьмак запечатал нас порознь, и ты просто смирился. Смирился с тем, что я ушёл, бросил тебя. Поверил, что я мог поступить так жестоко: сговориться с охотниками, запечатать тебя, оставить умирать от голода без шанса на спасение и... - Ты просто не видишь себя, - едва слышно говорит Юнги, заставляя его замолчать. Улыбается криво, сквозит взглядом по лицу, ласкает эфемерно скулы. - Ты не видишь себя так, как вижу тебя я. Ты и понятия не имеешь, Тэхён. Ты тонул тогда, захлёбывался водой и рыданиями. Костлявый маленький ребёнок: раскрасневшийся, мокрый, бледный от страха, с посиневшими от холода губами. А я смотрел на тебя и будто видел свой последний восход солнца: яркий, завораживающий, необъяснимо прекрасный. И это не изменилось со временем. Я всё ещё вижу тебя так. Я всё ещё тебя так чувствую. Ты всё такой же тёплый, почти обжигающий. Светишься изнутри, сияешь золотом в кудрях и радужках глаз. Яркое пылающее солнце в окружении алых облаков цвета твоих губ. Твой запах сводит меня с ума. Тогда запах твоей крови был искажён запахом страха и отчаяния, боли, но после он раскрылся, и это амброзия. Даже капля твоей крови погружает меня в эйфорию. Медовая, сладкая. На кончике языка оседает горечью полевых трав и вереска. В горле ощущается перчёной горячей пряностью, будто раскалённая медь. Я с ума по тебе схожу. Я живу теперь только ради тебя. И не понимаю, это просто в голове не укладывается, почему ты, ребёнок солнца, дитя душного маревного лета, выбрал меня, сотканного из тьмы, крови и боли. Почему остаёшься рядом. Почему говоришь, что любишь меня. Ведь ты и я - вместе - будто солнце в ночи. - Потому что... Люблю, - беспомощно выдыхает Тэхён, растеряв весь свой боевой запал из-за чужой долгожданной, такой желанной и такой болезненной исповеди. - Я не знаю, как объяснить. Не знаю, какие сказать слова. Я просто люблю тебя, Юнги. Полюбил, будучи тем самым несмышлёным ребёнком, с первого взгляда, в тот самый момент, когда пришёл в себя, отплёвываясь от воды, и увидел твоё лицо, увидел твои глаза, полные волнения за меня и странного, непонятного мне тепла и уже тогда затаённого обожания. И я хочу быть с тобой. Всегда. Не важно, сколько времени пройдёт и куда оно нас заведёт. Я просто хочу оказаться там вместе с тобой. Потому что люблю. - Я тоже, - эхом отзывается Юнги и вдруг улыбается: так искренне, светло и мягко, что у Тэхёна дыхание перехватывает. - Я тоже хочу оказаться в будущем вместе. Хочу быть с тобой рядом. Хочу быть с тобой вместе. Потому что тоже люблю. Потому что тоже с первого взгляда. От Юнги пахнет лесом. Пахнет холодом, хвоей и мёрзлой землёй. Пахнет осенью: сухой листвой, шиповником, первой наледью на реке. Пахнет охотой. Шерстью оленя, сладковатым запахом свежего мяса, наверняка отданного кому-нибудь из стаи Чимина, и терпкой кровью, отдающей можжевельником. И под всем этим тонкий аромат самого Юнги: что-то эфемерное, прохладное, свежее. Как туман над долиной. Как первые капли утренней росы. Как хрупкий тонкий лёд, сверкающий серебром в лунном свете. Отпустив чужие запястья, Тэхён подсовывает ладони под спину Юнги, крепко его обнимая, и утыкается лицом в шею. Водит кончиком носа по коже, собирая с неё свою собственную амброзию, жмурится от сладости долгожданной близости, от поселившегося в душе покоя, и прижимается губами к адамову яблоку, тычется лбом под подбородок, прижимаясь настолько тесно, насколько это возможно. Мин обнимает его в ответ, натягивает сверху одеяло, чтобы уберечь от холода, переплетает ноги. Их сердца постепенно начинают биться в унисон, и эта пульсация приятной дрожью омывает тела, окончательно уничтожая страхи и напряжение прошедшего долгого дня. И когда чуть позже шеи почти провалившегося в сон Тэхёна ненавязчиво касаются сухие губы, он податливо льнёт ближе, безоговорочно доверяя и нисколько не стыдясь того, как замирает всё внутри в предвкушении долгожданной близости, которая для него навсегда останется более интимной, чем любая другая. - Ты позволишь? - едва слышно спрашивает Юнги, оставляя поцелуй в изгибе плеча. - Тебе - всегда, - отзывается Тэхён, откидывая голову назад. Клыки Старшего аккуратно, бережно пропарывают сонную артерию, отравляя сознание сладкой тянущей болью. По левому запястью скользят лаской извинения за утреннюю грубость прохладные пальцы. Запах Юнги окутывает со всех сторон ещё сильнее, забивает обоняние, пропитывает насквозь. Зажмурившись от обилия чувств и эмоций, натянувшись струной и одновременно растёкшись по постели, Тэхён зарывается пальцами в волосы на затылке Юнги, прижимает его теснее к себе и откидывается на спину, увлекая за собой, заставляя лечь на себя сверху, укрыть своим телом вместо одеяла. Вслушиваясь в размеренные глотки, растворяясь в ощущении горячих губ на шее, Тэхён думает о том, что у него тоже есть своя эйфория. И в эти сладкие мгновения он тонет в ней, жалея, что нельзя растянуть эти долгожданные секунды единения с Юнги в вечности.

|End|