Centum

В доме почему-то стоял жуткий холод, хотя Реджина была уверена, что оставила окна закрытыми перед тем, как ехать на спектакль в школе Генри. Скинув туфли в коридоре, она зачем-то направилась на кухню. Ступая ногами по холодному полу, Реджина вспомнила, почему она не любила зиму: из-за своей худобы она сильно мёрзла. Зелина зашла следом за ней, держа в руке свой попкорн, к которому она толком не притронулась во время пьесы. Всю дорогу они толком не разговаривали, к радости Реджины. - Ну и холод, - Зелина прижалась к кухонной батарее, но быстро отстранилась, поняв, что она не греет. - Сама не знаю, откуда это, я же окна закрывала, - Реджина села за стол, бросая нервный взгляд на закрытое окно. Она понимала, что сейчас Зелина также на нервах, но будет скрывать это под маской глупых шуток и бессмысленных диалогов. Однако самой Реджине сейчас было не до разговоров, и уж тем более не до шуток, поэтому она размышляла, как бы побыстрее сплавить Зелину к себе домой. Сестра же, тем временем, принялась что-то искать в шкафчиках, предназначенных для хранения посуды. - Ты что делаешь? - Тарелку ищу, так как я уверена, что кое-кто не разрешит мне есть прямо из миски, - Зелли вытащила совершенно простую белую тарелку и направилась к холодильнику. - Только не говори, что ты собралась есть этот салат. - А что? – Зел принялась накладывать еду в тарелку, - он вкусный, но правда в том, что я сейчас настолько голодная, что могу съесть слона. - Ему уже три дня, отравишься же, - иногда Реджине казалось, что она не проводит время вместе со старшей сестрой, а нянчиться с ребёнком. - Да ничего. Меня это не возьмёт. – Зелина аппетитно принялась поедать салат. Так, что даже Реджина задумалась: не стоит ли ей тоже перекусить? Она не ела сегодня почти целый день (если одна вафля, которой она перекусила в обеденный перерыв в мэрии, вообще считается). На спектакль Генри она решила, что вообще не стоит ничего брать, ибо не хотела быть тем самым родителем, который на спектакле ребёнка занят всем, но только не просмотром пьесы: ест, болтают между собой, а некоторые ещё и засыпают! - Посмотрим что-нибудь? – не отрываясь от салата спросила Зелли. - Не знаю, - Реджина вновь взглянула на еду, не до конца понимая, какие чувства в ней вызывает эта тарелка салата: то ли желание присоединиться к Зелине и съесть целую миску или же желание опустошить желудок. - Что такое? Тебе нехорошо? - Нет, всё нормально. Я просто устала после сегодняшнего, - стрелка часов постепенно приближалась к 22.00. Миллс бездумно смотрела то на свою сестру-любовницу, то оглядывала кухню, в которой за все годы жизни в этом доме знала каждый уголок, то в окно, из которого хорошо виднелся зимний снежный пейзаж. На улице, как ни странно, было очень тихо. Реджина привыкла, что с наступлением зимы практически всегда бушевал холодный ветер, не слабо портящий причёску, мокрый снег, дети, лепящие снеговиков и играющие в зимние игры. Понятное дело, что в такое время детей на улице не будет, но всё равно, даже для позднего вечера было через чур тихо. - Эй, Джинни? – Зелли щёлкнула пальцами перед лицом сестры, - я говорю точно всё нормально? - Да, - уже как бы на автомате повторила Реджина, после чего решила перевести тему разговора с её самочувствия на уход Зелины, - ты домой поедешь? Зелина выглядела удивлённой. - Да нет, я вообще думала, что сегодня буду ночевать у тебя, - Зелина с помощью телекинеза притянула к себе кружку с водой, отвлекаясь от салата. Реджина не до конца понимала, что ей стоит делать: выпроводить сестру или же позволить ей остаться? У неё не особо было настроение на интим, да и на разговоры тоже. Хотя с другой стороны, присутствие Зелины в доме заставит Реджину отказаться от навязчивой идеи посмотреть кассеты, присланные анонимом. - Да, оставайся, - Миллс натянула на лицо улыбку, - я просто хотела уточнить, чтобы точно знать: мне переодевать бельё или это твоё любимое? Реджина ехидно улыбнулась, заметив, как загорелись у сестры глаза после этой фразы. - Знаешь, мне больше всего нравится, когда на тебе вообще нет белья. Почувствовав слабый прилив желания, Реджина решила развивать его. Взяв сестру за руку, они переместились в спальню, наслаждаясь уютной темнотой в ней. Разгорячённые процессом тела лежали на смятой простыни, однако для Джинни всё удовольствие от процесса испарилось, когда они вновь принялись находиться в нагнетающей мрачной тишине. Зелина пыталась что-то рассказывать, но видя, что мысли сестры заняты чем-то другим, довольно быстро прекратила все попытки поговорить. Зел потянулась в сторону прикроватной тумбочки, принявшись пытаться искать в темноте какую-то вещь, пока Реджина, по сути, бездумно смотрела вперёд комнаты. «Кассеты». «Кассеты». «Кассеты». Может остальных подобное «задание» повеселило, но Реджину нет. Что-то подсказывало ей, что извращенец сделал это «задание» специально для неё. И, конечно, она понимала, какого жанра видео там будут. Реджина перевела взгляд на Зелину, которая всё-таки стащила с полки какую-то книгу, и включив слабый свет, делала вид, что читает. Сестра выглядела абсолютно спокойной, словно ей вообще не было дела до произошедшего сегодня. Словно это была не реальность, а какой-то просмотренный ими фильм. В принципе удивляться было нечему – Реджина прекрасно знала о характере своей сестры-любовницы. Сестры-любовницы. Даже сейчас, когда она не произносила этого вслух, ей становилось неприятно от одной только мысли о том, что они с Зелиной любовницы. Зел, правда, предпочитала слово «пара», но сути того, что они делали, это не меняло. Реджина долго задавала себе вопрос: как и зачем она вообще в это втянулась? То, что Реджине нравились девушки, она до сих пор не признавала. Ведь она никогда не смотрела на других девушек с подобными мыслями, только на Зелину. Но их отношения с Зелиной – это больше связь двух родных, по-своему похожих людей, чем лесбийская любовь. Зелина для неё в первую очередь сестра, а секс… Ну это просто своеобразное дополнение к их отношениям, которое делает их крепче. Как к этому относилась сама Зелина, Реджина до конца не понимала. Иногда ей казалось, что Зелли относится к этому также, как и её младшая сестра – просто укрепляющее их связь дополнение, но иногда ей казалось, что сестра относится к их тайной связи как к настоящим романтическим отношениям. И это слегка пугало. То, что Зелина бисексуалка и может испытывать романтические чувства по отношению к женщинам, Реджина знала, но всё же надеялась, что сестра относится к их связи не просто как к роману, а как к глубокой родственной связи… Связи, которую укрепляет физическая близость. - Слушай, давай посмотрим что-нибудь. Какой-нибудь фильм или сериал, или просто поговорим, - книга мигом захлопнулась и вернулась на место, - меня эта скука убивает. - Меня тоже, - солгала Реджина. Ей сейчас совсем не хотелось кидаться в разговоры. - Тогда что посмотрим. Может «Всё о Еве» или «Можно входить без стука»? Реджине в последнее время казалось, что её сестра помешалась на фильмах 50-х. Она, начиная с декабря, стабильно раз в неделю смотрела хотя бы один фильм тех времён. Особым её вниманием пользовались фильмы с Мэрилин Монро. - Давай, - проще было ещё раз посмотреть фильм прошлого столетия, чем разговаривать сейчас с Зелиной. Сестра радостно вскочила с кровати и пошла за диском. Реджина уже не удивлялась, почему вещи сестры находятся в её доме. Выбрав «Всё о Еве», Зелли притащила попкорн и колу из холодильника. Реджина никогда не пила газировки, но тем не менее в холодильнике они всегда хранились: сначала их оставлял Генри, затем Зелина. Открыв холодную колу и притянув к себе попкорн, сестра завороженно уставилась в экран, и Реджина облегчённо вздохнула: увлечённая фильмом Зелина оставила её в покое на целых 138 минут. Кассеты тем временем не прекращали покидать её мысли. Конечно же она понимала, какого жанра будут порнографические видео, что прислал ей маньяк. Инцест. Стоило сказать спасибо, что он просто прислал это ей, а не устроил кинопоказ в кинотеатре перед сотнями людей. Реджина всё ещё не до конца понимала, откуда этот псих мог узнать об их с Зелиной тайне, но то, что он был в курсе их связи, сомнениям не подлежало. Перед глазами вновь скакали водяной знак Pornhub и кадры «своеобразных» видео. Взгляд начал лихорадочно скакать по предметам комнаты, выискивая то, что могло быть устройством слежки. Кажется, та странная вещь, лежащая на подоконнике, может подходить для роли устройства слежения. - Почему каждый раз, когда я смотрю этот фильм, то… - хруст попкорна заглушал и без того слабый звук детектива 50-х. Зелина фыркнула, прибавила звук, который тут же принялся бить по голове Реджины и заставил младшую Миллс ненавидеть попкорн, из-за которого им пришлось прибавить звук. Зелли продолжила рассуждения о фильме, пока её сестра откинулась на подушку, смотря то на экран, то на обнажённое тело Зелли, то на её рыжие пышные кудри, ниспадающие по спине. Задумавшись, она не заметила, как накрутила сестринский локон на палец, любуясь цветом и роскошностью волос, что были заметны даже в темноте. «От кого унаследовала эти прекрасные волосы?» Нет, Реджина конечно была уверена в том, что собственный тёмный цвет ей нравится намного больше, но тем не менее, не могла не восхищаться натуральным цветом волос сестры. «У матери были каштановые волосы. Каштановые с неким рыжеватым отливом». Реджина точно помнила. Мать сама рассказывала ей это и радовалась тому, что Реджина не унаследовала её «странный цвет волос». - У тебя благородный тёмный, почти чёрный цвет, - матушка провела рукой по длинным локонам. Реджине отчасти нравилось проводить время с мамой. Лишь отчасти, потому что маленькая Джинни никогда не могла быть уверена в том, в каком сейчас настроении матушка. Если у Коры было плохое настроение, то свой гнев она как правило срывала на дочери. - Но у тебя тоже красивые волосы, - возразила маленькая Джинни. В этот момент матушка отложила расчёску и развернула Реджину к себе. - Дело не в том красивые они или нет. Цвет такой, с которым не рождаются благородные особы. - А как же Дженни? – мать скривилась. - Чтоб больше я не слышала её имени! – Кора резко поднялась, заставив Реджину вздрогнуть, - не смей даже сравнивать себя с этой безродной! Безродная. Она знала это слово, но никогда бы не смогла назвать им Дженни. Её подруга, которую так недолюбливала матушка, являлась незаконнорождённой дочерью лорда Рована, однако несмотря на своё происхождение, воспитывалась вместе с законными детьми отца, своими единокровными братьями и сёстрами. По правде говоря, Реджина знала, что мать недолюбливает Дженни. Помимо «безродной» в её речи также присутствовали и другие оскорбления в адрес совершенно безобидной очаровательной Дженни. - Прости. Ты права, - Реджина не считала, что мать была права, но проще было согласиться с ней. Всегда проще согласиться с ней. Кора удивлённо посмотрела на дочь, как бы не веря, что Реджина в самом деле так просто согласилась с ней. Довольно быстро за удивлённым взглядом последовала улыбка. Мать была довольна, что Реджина наконец-то перестала ей перечить. Джинни тогда было одиннадцать лет. Она ещё не всё, но достаточно чего понимала. Например, что мать всегда плохо реагирует на то, когда с её точкой зрения не все соглашаются. На людях на этого не покажет, будет радостно улыбаться и смеяться над нелепыми шутками и ещё более нелепыми высказываниями так называемых друзей, но, когда те покинут их дом, фальшивая улыбка спадёт с лица Коры, и откроется её истинное лицо. Лицо безумной, помешавшейся на жажде власти женщине, не терпящей возражений, и вымещающей весь свой скрытый гнев на дочери. Сегодня был хороший день. Несмотря на то, что это был конец осени, да и день был прохладный, погода была на удивление неплохая. Джинни играла с няней и кузинами в саду. Пасмурное небо, лёгкий прохладный ветерок – это была любимая погода кузины. Маргарет любила сидеть на траве и рисовать, а Реджина любила наблюдать за ней. Сама Джинни любила летние солнечные деньки, когда она могла выехать покататься верхом. Однако жаловаться на погоду не стоило - ещё повезло, что не пошёл дождь. Во время дождя у принцессы начинала жутко болеть голова. Эту зависимость от погоды она унаследовала от матери. - Ваше Высочество, пора во дворец. – Реджина нехотя оторвалась от игры с кузинами, тут же огорчившись – уже завтра должны были приехать в гости родственники отца и на ближайшие семь дней Реджина должна стать «грушей для битья» своей матери. Сегодня был последний день, когда она смогла спокойно поиграть в саду, ведь ближайшую неделю помимо того, что ей придётся быть «грушей для битья», так ещё её обязанностью будет развлекать своих троюродных (или четвеюродных?) братьев и сестёр, среди которых был тот самый отвратительный дальний родственник Джейк. Ему было тринадцать, и он был напыщенным самовлюблённым идиотом, считающим, что ему все должны. Он постоянно издевался над своими младшими братьями и сёстрами, над детьми слуг, даже над некоторыми взрослыми, которые не могли дать ему отпор. Реджину он особо не трогал, но это не отменяло того факта, что он был ей противен. Они ужинали всемером: отец, мать, Реджина, родители Маргарет, сама Маргарет, а также брат отца. Суп был через чур густым, на взгляд Реджины, но она молча ела его, понимая, что он всё равно не станет вкуснее, если она возразит, а есть после прогулки хотелось. - Я надеюсь погода не помешает мне доехать до Анре. Я и так должен был выехать позавчера, но задержался. Ложка чуть не выпала из руки принцессы. - Ты уезжаешь? – Реджина едва могла скрыть то, что была расстроена от одной только мысли, что отец может куда-то уехать. У неё и с ним-то жизнь не сладкая, а если он уедет, что тогда с ней будет? - Да, милая. Но через две недели вернусь, не переживай, - отец доброжелательно улыбнулся, и Реджине показалось, что мать сделала тоже самое. Только её улыбка была отнюдь не дружелюбной. Ночью она спала как убитая, поэтому на утро, когда Беатрис пришла будить её, Реджина с трудом заставила себя поднять уставшее тело с кровати. Её причесали, умыли, надели пышное фиолетовое платье, в котором принцесса чувствовала себя нелепо, и отправили встречать гостей. Толпа родственников несильно занимала её мысли, в отличии от отца, который уезжал сегодня вечером. Матушка сегодня была в настроении. По крайней, Реджине так казалось. Одетая в изумрудно-зелёное платье, с уложенными волосами, изумрудным колье на шее, матушка выглядела великолепно. При этом она, казалось, на самом деле была дружелюбно настроена. - Реджина, иди сюда, - Джинни остановилась посреди сада, принявшись глубоко дышать после того, как носилась за Маргарет по всему саду, после чего подошла к матери. На улице уже вечерело, отец должен был вот-вот отбыть. - Да, матушка. - Пойдём, проводим отца, - Реджина махнула Маргарет, чтобы та не ждала её и пошла вместе с матерью. Она думала, что Кора поведёт её попрощаться с отцом, но вместо этого мать повела её в сторону собственных покоев. - Мы же должны были идти к отцу? – пытаясь скрыть дрожь в голосе спросила принцесса. - Твои кузены бы не отпустили тебя, принявшись клянчить, чтобы я разрешила тебе играть с ними в глупые игры. Неудачники. Реджина промолчала, уже понимая, для чего мать её сюда позвала. - Так, а где папа? - Уже уехал, - холодно отчеканила Кора. В другое время, Реджина бы пожалела, что задала вопрос именно в такой интонации, но она ненавидела, когда её заставали врасплох, а мать именно это и сделала. По правде, она надеялась, что мать переключит своё внимание на обольщение одного лорда, что тоже приехал погостить. Реджина не думала, что мать изменяет отцу, но тот факт, что она использовала обольщение, чтобы добиться желаемого никогда не оспаривался. - Что с тобой не-то? – мать говорила как-то обиженно, словно Реджина нагрубила ей, - твои идиоты-кузены тебе интереснее меня? Кора подошла ближе, слегка сжав пальцами нежный подбородок дочери. Их глаза встретились, и Реджина во всю силу испытала тот самый животный страх, который не испытывала уже около двух месяцев. - Я п… просто думала, что ты хочешь провести время с лордом Колином. - Колином? – Кора с искренним удивлением в глазах уставилась на дочь, - с чего вдруг? Ты…, - она замолчала, и её лицо ни с того ни с сего озарила лучезарная довольная улыбка, - ты, что, скучаешь по мне. - Д..да, - неуверенно выпалила Реджина, не понимая, сделала ли она всё правильно или же напротив, совершила роковую ошибку. - Ну что ж… - мать присела, чтобы находиться с ней на одном уровне и запах лавандового масла ударил в нос Реджине, - стоит признать, я действительно мало уделяла тебе времени. Пора это исправить. После этих слов мать впилась ей в губы жадным поцелуем, словно желая высосать из Реджины все силы. Джинни замерла, не понимая, что ей делать. Она никогда не понимала, что ей делать. Кора отстранилась от дочери, заправив тёмный локон Реджины ей за ухо, заставив принцессу испытать дрожь. - Какая же ты у меня красивая. Просто совершенная, - руки, украшенные перстнями с драгоценными камнями, прошлись по платью, начиная с груди и до бёдер. Только сейчас Реджина обратила внимание на то, что все свечи погашены. - Ты в самом деле само совершенство, - с этими словами руки грубо развели в стороны белые тонкие ноги, трогая пальцами нижнюю сторону бёдер, а затем поднимаясь всё выше и выше, прямо к промежности. Когда пальцы двигались в ней, Реджина не чувствовала ничего. Раньше было отвращение, но сейчас оно если и наступало, то после процесса, а не во время. Во время она не чувствовала. Но сегодня было нечто новое. Вскоре, после того, как движение пальцев закончилось, она почувствовала нечто влажное, новое странное движение. Джинни инстинктивно дёрнулась, но мать не обратила на это внимание, продолжая делать то, что делала. Впрочем, лучше это перетерпеть, чем её очередные вопросы и высасывающий душу взгляд. Когда она вышла из материнских покоев, то чувствовала себя плохо, но затуманенное сознание как бы блокировало всё плохое. Складывалось ощущение, будто она просто упала в какую-то липкую жидкость и теперь единственным желанием оставалось лишь принять ванну. Что Реджина, собственно и сделала, радуясь, что мама разрешила не присутствовать на ужине. «Ведь она меня любит. Да, именно поэтому она меня любит». Спустя пять дней, незадолго до отъезда родственников, Джинни гуляла в саду. Со следующей недели уже наступала зима, и Реджина понимала, что прогулок станет намного меньше, поэтому наслаждалась каждым осенним днём. Её внимание было обращено к мрачному небу, красивым деревьям и кустарникам, а также к едва слышному крику птиц. Когда она любовалась очередным кустарникам, её внимание привлёк некий шум. Испуганно замерев, она неожиданно для себя услышала голос Джейка. - Давай, просто ложись! Я всё сам сделаю. - Здесь холодно, - слегка писклявый тоненький голос принадлежал его младшей сестре Сесилии. Красивая маленькая девочка на год младше Реджины, которая всегда пользовалась «особым» вниманием со стороны брата. Джинни думала, что ей следует уйти, но любопытство всё же взяло верх, потому тихо подкравшись, она уставилась на картину. Её родственница лежала на земле, широко расставив ноги, в то время как голова её брата находилась между ними и как-то странно шевелилась. По лицу Сесилии трудно было понять, какие эмоции она испытывает, но Реджине это особо было и не важно, ведь это напомнило ей о том, что её мать делала с ней пару дней назад. По всей видимости, тоже самое, что делает Джейк со своей сестрой. Сделав это открытие, Реджина поспешила удалиться. «Но ведь если Джейк и Сесилия это делают, значит в этом нет ничего плохого. Они ведь брат и сестра, верно? Значит, это их способ показывать любовь к друг другу. Они же на самом деле довольно сильно близки. А значит, в этом нет ничего плохого. Ведь матушка любит меня. А значит, именно так она это и показывает, всё сходится». Но почему-то неприятный осадок всё равно витал в холодном осеннем воздухе и явно не собирался куда-то уходить. - Реджина, эй, - сестра потянула её за плечо, - не спи, всё интересное пропустишь. Открыв сонные глаза, Реджина тут же пожалела об этом, ведь теперь яркий свет от экрана заставлял глаза болеть. Сестра всё ещё поедала попкорн, а на чёрно-белом фоне говорила свои реплики Бет Дэвис, исполняя роль Марго Ченнинг. Зелина принялась комментировать фильм, который смотрел чёрт знает в какой раз. Реджина потёрла сонные глаза, поняв, что ей жизненно необходимо принять душ. Фильм шёл уже 90 минут, но ждать ещё 48 ей не хотелось, поэтому в голове тут же стали всплывать идеи, как бы сплавить куда-нибудь сестру. Однако погрузившись в раздумья, Реджина всё же не смогла устоять, чтобы не заснуть вновь. Во второй раз она проснулась уже сама. Зелина, погружённая в сюжет фильма, не обращала внимания на сестру. К счастью, до конца фильма оставалось 12 минут. После окончания фильма, еле выпроводив Зелину домой, Реджина всё же насладилась прохладным душем. Она всегда считала, что после близости нужно принимать ванну, иначе ощущаешь себя так, словно кто-то облил тебя чем-то липким. Переодевшись в чистую пижаму, расчесав влажные волосы, она легла в кровать, предварительно сменив постельное бельё (её не прельщала мысль спать на той же простыне, на которой ублажала родную сестру), и накрывшись одеялом до подбородка, уснула, радуясь тому, что ничто не бубнит на фоне, не мешая ей погружаться в сон. Однако, словно назло Реджине, сон покинул её. Она ворочалась, переворачиваясь с одного бока на другой, со спины на живот, однако так желаемый сон не приходил. Наконец отчаявшись, Миллс младшая поднялась с кровати и направилась в кухню, решив, что стакан воды не помешает. Наполнив кружку, украшенную нарисованным на ней яблоком, прохладной водой, Реджина принялась жадно глотать. Сделав несколько глотков, она в который раз поёжилась от холода. Пока бледные пальцы сжимали кружку, карие глаза пробегались по кухне, размышляя о причине столь жуткого холода, несмотря на работающую батарею. Когда кружка совсем опустела, Миллс младшая решила попытаться ещё раз уснуть, ибо даже если сразу не выйдет, лучше ёрзать в тёплой постели, чем дрожать от холода здесь. Стоя посередине гостиной, она обратила внимание на то, что стоит босиком. Пол в гостиной оказался не менее холодным чем на кухне, и-за чего Реджина почувствовала ещё более сильную дрожь в теле. Только в этот раз всё было ещё хуже, чем перед тем, когда они с Зелиной ушли в спальню. Для гостиной это было не характерно. Сидя на мягком диване, без единого намёка на сон, Реджина Миллс то и дело бросала взгляды то с окна на стены, то наоборот. Свет наконец включился, в гостиной было по-прежнему холодно. Взгляд мэра упал на тёплый шерстяной плед, непонятно откуда взявшийся. Укутавшись в этот слегка колючий плед, Реджина потянулась за пультом и включила телевизор. Канал, на который она наткнулась, крутил детские мультики. Когда она была ребёнком, её развлекал детский театр. Мать платила актёрам, которые были безумно рады выступить перед дочкой принца. Реджина любила смотреть спектакли, но никогда не думала, что сама попадёт в один из них. Во рту пересохло, стоило ей вспомнить вчерашний спектакль в школе Генри. Её чуть ли не рвало от нервов, переполнявших тело. Коробка с кассетой, стоявшая недалеко от дивана, продолжала попадать в её поле зрения. Руки уже принялись вновь дрожать, заставляя мэра опять мучится, обдумывая, стоит ли бросить всё и пойти пробовать заснуть или вытащить проклятую кассету из мусолящей глаза коробки, вставить диск в видеомагнитофон и наконец увидеть на экране свою порочную страсть. Манящее чувство оказалось сильнее, и вот она сидит перед экраном, пока порнографическое видео начинается. Реджина видит хрупкую брюнетку (похожую на саму Миллс как две капли воды). Брюнетка, разодетая в полупрозрачное сиреневое платье, через которое легко можно было разглядеть очертания груди, сидела на оранжевом диване, играясь с подушкой. Актрисе явно было не больше 20. Реджина нервно сглотнула. В скором времени она принялась ублажать себя, широко расставив ноги, сделав так, чтобы зрителю всё было видно. Сцена мастурбации заняла минут 5, и как бы оператор не выбирал различные ракурсы, чтобы привлечь внимание зрителя, Миллс не испытывала ничего, кроме лёгкого отвращения к тому факту, что настолько молодая девушка снимается в порнографии. К счастью, сцена закончилась, однако сменилась на ещё более отвратную. В безвкусно сделанную комнату зашла другая брюнетку, чуть ниже ростом, с пышным бюстом, одетая в облегающее фиолетовое платье. Второй было лет 35-40, хотя из-за огромного количества пластических операций на лице возраст трудно было определить. Первая брюнетка в начале не заметила её, так как именно в это время она наконец испытала оргазм. Когда удовольствие закончилось, молодая поправила своё платье, и только тогда заметила стоящую за её спиной вторую брюнетку. Реджина недоумевала, для чего он (кем бы он не был) выбрал именно этот жанр. Она не лесбиянка, и подобные видео не смогли бы её возбудить. Но когда две брюнетки наконец встретились взглядами, и изо рта молодой вырвалось «мама?!», Реджина всё поняла. Ей стало тошно. Во рту появился тот мерзкий солоноватый вкус, который появляется, когда человека вот-вот стошнит. Брюнетка постарше ничего не ответила, а лишь села сверху на свою «дочь», совершенно мерзко засунув язык в рот хрупкой брюнетки. Молодая в начале наигранно сопротивлялась, но затем ответила на поцелуй. Затем та, что постарше, развела ноги той, что помладше в разные стороны, опустив голову между ног и принявшись проводить языком по промежности. Молодая в ответ на это принялась стонать. Солоноватое чувство усилилось вместе с тревогой. Руки мэра тряслись, ноги же словно онемели. Реджина на полном серьёзе начинала бояться, что её стошнит прямо на пол, ибо из-за ступора она банально не могла встать. Она смотрела на экран, нервно глотая слюну, борясь с рвотными позывами, в то время как её сердце бешено колотилось. Очертания комнаты принялись расплываться, в то время как воздуха в ней становилось всё меньше и меньше. Словно что-то сжимало бледную шею мэра, заставляя её терять последний кислород и задыхаться. Резко открывшиеся глаза и глубокий вдох, сделанный сразу после выхода из тяжёлого сна, заставил Реджину одновременно жутко радоваться и облегчённо вздыхать, что всё это было лишь ужасным сном, и одновременно вновь дрожать, от страха, что это «пробуждение» тоже было ложным. Она не могла вновь вылезти из-под одеяла, ибо страх, что ночной кошмар повторится не покидал разум. Реджина сбросила с себя тёплое одеяло, поняв, что ночная рубашка вероятнее всего пропиталась потом, и вставать всё равно придётся. На часах было 4.03 утра. Реджина вставала в будние дни в 7.30, в выходные в 9-9.30. Это был её режим, которого она придерживалась уже достаточное количество лет, поэтому было необходимо сейчас лечь спать. Однако желание принять душ пересилило, поэтому Миллс всё же вылезла на свой страх и риск из постели, направившись в душ. Вновь тоже зеркало, та же душевая кабина, тот же махровый халат. Реджина выдохнула, закинула ночнушку в корзину с грязным бельём и залезла в кабину. Температура воды как назло менялась с горячей на холодную, заставляя мэра переключать воду, что раздражало. После душа, она дошла до порога комнаты, неожиданно замерев. Её мозг всё же не до конца очнулся от ложного пробуждения и слабо понимал, что ему нужно делать. Следовало поговорить с кем-то, но кто станет разговаривать с Реджиной в 4.19 ночи? Конечно есть вероятность, что Зелина не спит, но стоит ли ей звонить? Мало ли во что выльется этот разговор. Зелина умела быть несколько навязчивой. С Робиной подобной проблемы не было. Робин. Реджина уже около месяца не вспоминала про умершего парня, но вчерашний спектакль вытащил наружу некоторые воспоминания. Если бы Робин был бы жив, она могла бы позвонить ему, ибо он редко, когда спал по ночам. Миллс помнила, как Робин позвал её гулять ночью, когда они только начали встречаться. Они тогда обошли почти весь Сторибрук, а затем пришли на лесную поляну, где мэра ждал сюрприз в виде пикника. Реджине сто лет не делали подобных сюрпризов, поэтому она была по-настоящему счастлива. Они ели зелёный виноград, распивая красное полусладкое и любовались звёздным небом. В тот вечер они лишь поцеловались, но это было их второе свидание, так что ничего удивительного. В целом, как Реджина и говорила во время их отношений, с Робином ей было хорошо. За исключением некоторых моментов, где он перегибал палку. У неё было мало отношений за всю жизнь (32 года без учёта 28 лет проклятия), поэтому она до конца не понимала, что правильно, а что нет во взаимоотношениях с партнёром. Во время самих отношений она как-то не задумывалась об этом. Однако, когда он умер, её мозг начал выдавать нелицеприятные картины, созданные из моментов их отношений. А дурацкая пьеса ещё больше всё испортило. Она вернулась на кухню. Включила свет и плиту, после чего потянулась за пачкой кофе. Заваривая кофе, она всё ещё прокручивала в голове довольно мерзкие моменты из своих отношений с Робином. Они постоянно ссорились. Ей сначала казалось, что это даже хорошо, ведь это значит, что они с Робином разбирают и решают проблемы в их отношениях, однако довольно быстро стало понятно, что что-то в этом в этом есть ненормальное. Точнее не в их ссорах, а в том, как они ссорились. В начале они просто спорили. Как совсем обычная здоровая пара. Однако затем начиналось что-то странное. Он хватал её за руки, иногда делая это так сильно, что у Реджины оставались синяки. Помимо этого, он мог толкнуть её, использовав как минимум половину своей физической силы. Один раз, после такого толчка мэр умудрилась настолько сильно удариться головой о шкаф, что её мучали головные боли ещё неделю после этого удара. Она даже думала обратиться в больницу, но чувство стыда, что тогда придётся рассказать, как она умудрилась так удариться, остановило её. Хотя за что она должна по сути чувствовать стыд? Это же не она толкнула Робина. Ещё были небольшие попытки удушья. К счастью, это происходило редко и только во время некоторых их ссор. Один раз он переборщил и на шее остался яркий след, который мэр города скрывала своим излюбленным фиолетовым шарфиком, а по вечерам обрабатывала мазями и надеялась, чтобы никто никогда ничего не заметил. Ещё больше её пугало (по крайней мере, так было раньше) то, что об этом знал преследователь. Вероятно, он уже тогда следил за ней. Горячий кофе взбодрил её и даже помог каким-то боком выкинуть из головы все мысли о жутких моментах отношений с Робином (в том числе о тех моментах, которые полностью она даже мысленно вспоминать и проговаривать не могла). Помыв чашку вручную, Реджина всё же вернулась в кровать, но так и не уснула, лишь пролистывала новости в телефоне. Когда ей надоело это занятие, сработал будильник. В душ идти больше не было смысла. Мэр вытащила из шкафа сиреневую рубашку, которую она в секунду сделала годной для работы и чёрную кожаную юбку. Дополнив образ коричневым пальто и чёрными сапогами, Реджина вышла из дома, и оказавшись в холодной машине, выехала на работу, решив по дороге заехать в любимую кофейню. К счастью, снега ночью было немного и чистить машину не пришлось. Зайдя в кофейню, Реджина тут же получила приятное впечатление от утра, ведь других посетителей не было, а значит, ей практически не придётся ждать. Реджина любила чёрный кофе, с двумя ложками сахара и без молока, но сегодня (так как она пила свой излюбленный кофе ночью) ей хотелось чего-то другого. Заказав фраппе (изначально она думала взять фраппучино, но её неприязнь к капучино не дала ей этого сделать), Реджина села за столик, в ожидании своего холодного кофе, любуясь снежными пейзажами за окном. Маленький столик голубого цвета почему-то напомнил Реджине о случае семилетней давности. Она ходила сюда по вечерам с Грэмом, в то время как Генри ночевал у своего (на тот момент) единственного друга. Грэм брал свой излюбленный Американо, а Реджина простой чёрный кофе. Грэм, помимо всего остального, был сладкоежкой похлеще Генри: он всегда брал к кофе какой-нибудь десерт. Реджина не понимала, как вообще можно пить очень сладкий кофе (Грэм сыпал себе очень много сахара) к тому же заедая его десертом. Но Грэм был таким милым, поедая свой кусок торта, что Реджина не могла не умиляться, глядя на него. Эх, как же давно это было. Реджина любила его. По-своему. Она мало кого любила в своей жизни. Этих людей можно было по пальцам пересчитать, тех, кого она любила «нормальной» любовью (отец, Генри, частично Зелина), и тех, кого она любила слегка (или не слегка) извращённой моделью любви (Грэм, частично Робин, матушка). Колокольчик звякнул, что означало, что в кофейню кто-то зашёл. Реджина подняла глаза и увидела тех, кого точно не ожидала здесь увидеть: вошедших мистера и миссис Голд. Белль, казалось, светилась от счастья. Из-под плаща виднелся уже немного округлённый живот (она была то ли на четвёртом, то ли на пятом месяце, Реджина не помнила). Голд, как истинный джентльмен, помог жене снять её пальто, повесив его на вешалку. Реджина искренне надеялась, что они не обратят на неё внимания, будучи увлечёнными друг другом, но чуда не случилось. - Реджина, привет, - у мэра складывалось ощущение, что кто-то приклеил улыбку к лицу Белль. - Привет, - Реджина позволила себе слабо улыбнуться миссис Голд. - Румпель, положи наши вещи, я закажу напитки, - Белль чуть ли не вприпрыжку направилась к кассе. Реджина тут же сменила слабую дружелюбную улыбку на свою фирменную ехидную и обернулась уже к мистеру Голду. - Я вижу, вы помирились. - Да, помирились. – Голд отвечал безэмоционально, показывая своей бывшей ученице, что не собирается вступать с ней в саркастичный диалог. - Поздравляю вас. Уже выяснили, кто у вас? – Реджина не ожидала, что Голд ответит ей, да и по правде ей было плевать на то, какого пола будет их ребёнок, но Румпельштильцхен довольно ответил. - Мальчик. - О, - в этот момент Миллс принесли её кофе. Поблагодарив официантку, она в который раз успела пожалеть, что в кофейнях нельзя курить, - поздравляю. - Спасибо, дорогуша, - Голд посмотрел на свою жену, и поняв, что она о чём-то заболталась с бариста (что было довольно типично для Белль) и продолжил диалог, - ты кстати в курсе о том, что говорят в городе? - О чём конкретно, - в городе постоянно царили всякие сплетни, особенно о ней самой, Румпельштильцхену и семье Прекрасных. - О твоём любовнике, - Реджина чуть не выплюнула свой кофе. - Каком любовнике? - Голд усмехнулся и Реджине захотелось его придушить. Уже не в первый раз. - Это у тебя следует спросить. Твой же любовник. Голд умел взбесить её, но если верить в то, что он говорит, то он просто пересказывает слухи. - Нет у меня никакого любовника. Откуда этот бредовый слух вообще пошёл?! – вопрос был больше риторическим, но Голд на удивление ответил на него. - Якобы тебя видели в ночь с 29 по 30 декабря гуляющей по скверу в обнимку с каким-то парнем. Реджина опешила, ведь впервые за долгое время слух о ней оказался правдой. Ну почти, за исключением того, что она гуляла не с любовником, а с любовницей. С Зелиной. - Я не была ни в каком сквере, да и вообще… Зачем ты мне всё это рассказываешь? – Миллс не думала этого делать, но всё же решилась добавить, - неужто ты ревнуешь? – после этого вопроса мэр приподняла свою правую бровь в фирменном жесте. Голд рассмеялся. - Нет, дорогуша, просто… Тебе не кажется, что в последнее время количество сплетен о тебе возросло? Реджина, искренне недоумевая, пожала плечами. - И что с того. Про меня всегда любили распускать сплетни, - кофе оказался достаточно неплохим по вкусу, однако всё равно он не мог скрыть неприятное послевкусие после беседы с Голдом. - С того, что совсем скоро твоя жизнь больше не будет принадлежать только тебе. - А она когда-нибудь принадлежала полностью мне? – шум кофемашины несколько заглушал реплики Голда, но Реджина всё равно понимала к чему он ведёт. – Давай по-честному, если ты хоть немного способен быть честным. Ты хочешь заключить со мной сделку, в обмен на защиту с твоей стороны? Или ты хочешь продать мне какую-то стоящую информацию? Взгляд карих глаз был устремлён на ростовщика, пока тот всё поглядывал через плечо мэра на свою жёнушку, что хоть уже и получила свой кофе (какая идиотка станет пить кофе на 4-5 месяце беременности?), но продолжала болтать с бариста и кассиром. Реджина привыкла к тому, что он всегда держит зрительный контакт, поэтому её раздражало, когда он во время их беседы отвлекался на Белль. - Нет, я просто хочу тебя предупредить. – Голд отвлёкся от наблюдения за женой и перевёл своё внимание на мэра. - О чём? – Реджине не нравилось чувствовать себя идиоткой, но сейчас она ощущала себя именно так. - О том, что происходит нечто странное. - Здесь всегда происходит нечто странное. - Не в этот раз, - казалось, Голд говорил максимально серьёзно. Слишком серьёзно, - я никогда не сталкивался с подобным. Одно дело ведьма, желающая поработить этот грешный городок, а другое дело неизвестная напасть, играющая с душами людей, тем самым сводя с ума тех, кто и без того не совсем здоров. По телу Реджины отчего-то прошёл холодок. - Ты что-то знаешь? - Ничего, из того, что не знаешь ты. Просто вся эта ситуация реально ужасающая. Я волнуюсь за свою семью. – Реджина не сдержала нервный смешок. - Ты это мне говоришь? Это я играю в безумную игру с этим маньяком, или ты тоже резко стал «везунчиком»? – Бровь, поднятая в фирменном жесте, сработала на ура. - Нет, к счастью, но это не отменяет того факта, что я волнуюсь за свою семью. И за тебя. - За меня? – Реджина была явно удивлена подобной репликой от Голда. - Румпель, я взяла еду, - Белль, которая уже явно достала всех работников кофейни, несла поднос с едой. - Сейчас, милая. – Румпель успокаивающе улыбнулся жене, а когда она отошла к своему столику, продолжил. – Мы с Белль задумываемся о том, чтобы покинуть Сторибрук до того, как малыш родится. То есть в ближайшее время. - Ты сможешь это осуществить? - Да, почему нет. Мы уже выбирались из города. Деньги у меня есть, а безопасность моего ребёнка - это самое главное. Реджина хоть и была удивлена, но сейчас по правде её сейчас волновала только её жизнь. - Генри мой внук, и мне он небезразличен. Ты его мать, и, если мы с Белль покинем город, вы должны поехать с нами. -Должны?! – Из горла снова вырвался нервный смешок, - идея конечно интересная, и я польщена, но я не собираюсь никуда уезжать. Это мой город. Видимо она произнесла это достаточно звучно, так как Голд слегка опешил. Реджина заметила, что её кофе закончился, и оставаться здесь не было смысла. Когда она уже встала из-за стола, Голд всё же решил продолжить. - Твой город, который ты стремительно теряешь. Уж прости, дорогуша, но ты даже свою жизнь контролировать не можешь. Поэтому подумай над моим предложением. – С этими словами Голд встал, и натянув на лицо улыбку, направился к жене. Уже сидя в машине, Реджина заметила, что её руки вновь охватила дрожь. Слова Голда предательски отдавались у неё в голове. «Но ты даже свою жизнь контролировать не можешь». Унять дрожь не получалось, а в голове вновь и вновь прокручивались сюжеты: очередной акт любви от матери, своё замужество, тренировки у Голда, ссора с Робином, преследователь. «Преследователь». Именно из-за этого ублюдка это всё произошло. Именно из-за него это происходило. Ублюдок возомнил себя высшей силой покарания, словно тот голос в конце пьесы, убивший Тириха. Сама не ведая, как это произошло, её руки выхватили телефон и принялись набирать сообщение номеру, который никто не мог найти. «Привет. Хотела сказать спасибо за подарок. К сожалению, руки посмотреть его ещё не дошли, но не суть. Предлагаю продолжить нашу игру. Только теперь играть будем мы оба». Ответили ей молниеносно. «Рад, что тебе понравилось) Только я не понимаю, как ты собираешься участвовать в игре? «Ты даёшь мне задания, если я выполняю, ты даёшь мне кое-что взамен». Ответ вновь пришёл быстро. «Мы так не играем». «Играем. Либо так, либо я выхожу. Хочешь убить меня? Что ж, ты не первый у кого возникло такое желание, так что занимай место в очереди. Но я выхожу». Он явно не думал менять правила, поэтому не сдавался. «Я знаю о тебе всё». «А я о тебе ничего. Отличный дуэт, я считаю». Молчание. Затем очередной ответ. «Хаха, я всегда знал, что ты забавная. Что же ты хочешь от меня?» На этот раз на лице Реджины появилась слабая улыбка. «Тебе пока рано знать. Сначала сыграем первый раунд».