Шестнадцатое ноября стало для меня самым ненавистным днём. В этот день я потерял близкого мне человека. Человека, которого уважал, ценил, слушал и любил. Это был не кто-то из моей семьи, и не моя девушка. Человек, который был мне дороже всего на свете, мы встретимся с ним, но чуть позже…
Коснёмся же первой страницы этой истории.
Шестое ноября
День был дождливый и пасмурный. Именно в этот день он узнал и промолчал. Он сам закончил это. Меня мучало много вопросов и один из них — почему же он ничего не сделал и просто смирился?
В тот день я был на работе, простая и совершенно никчемная работа в офисе с графиком пять на два и с двадцатью минутами на обед. В пятницу вечером мы собирались нашей маленькой компанией в маленькой однокомнатной квартире и играли в приставку, пили пиво и слушали истории друг друга, с кем и что произошло на этой неделе.
Сегодня мой последний рабочий день перед отпуском, я планировал его вместе с ним несколько месяцев. День пролетел быстро, впрочем, как и пролетали все эти часы, дни, недели и года, попрощавшись со своими коллегами, я спустился на первый этаж, быстро дошёл до турникета и, приложив электронный пропуск, вышел из здания, где работал уже два года.
— Привет, — поприветствовал я своего друга Юнги, решившего встретить меня после работы.
— Завтра выезжаем, готов? — с уверенностью в голосе спросил Юнги, скрестив руки на груди и опиравшись на свой чёрно-белый мотоцикл.
— Конечно, дружище, — улыбнувшись, сказал я и похлопал друга по плечу. — Встречаемся в семь утра на окраине города около Харман Хайтс.
Он посмотрел на меня тогда с тёплой улыбкой и горящими от счастья глазами, мы наконец-то исполним нашу с ним давнюю мечту — пересечь Америку на байках и добраться до маяка в Мэне.
Мы с Юнги разъехались по домам, войдя в свою маленькую квартиру, я схватил чёрный, потрёпанный рюкзак, и положил в него нужную одежду на неделю, документы, маленький скетчбук и карандаш. Когда рюкзак был собран, я оставил его у входной двери и сел на кровать, запрокинув голову к потолку.
«Завтра начинается наше путешествие, начало исполнения нашей мечты», — эти мысли будоражили меня и не давали спокойно уснуть.
Седьмое ноября. 7:00
Я стоял на месте, где мы должны были встретиться с Юнги. Он задерживался. Прошло больше тридцати как я услышал приближающийся мотоцикл. Остановившись рядом со мной, Юнги снял шлем и дружески улыбнулся мне.
— Надо было кое-куда заехать, — оправдался парень и достал из куртки сложенную в четыре раза бумагу.
— Что это? — спросил я, кидая взгляд на карту в его руках.
— Карта и отмеченные места, мы должны останавливаться там, — произнёс Юнги, открывая карту. — Вплоть до конечной остановки.
Последнее предложение он произнёс тихо, с грустной улыбкой на губах. Передав мне карту, я просмотрел все места остановок и кивнул.
— Едем, — коротко произнёс Юнги, забирая карту, он положил её обратно, к себе в карман.
Семь сорок. Мы отправляемся. Дорога была длинной, мы ехали рядом друг с другом навстречу нашей мечте. Изредка останавливаясь передохнуть и подышать свежим воздухом. Погода теплая, несмотря на глубокую осень, она благоприятствовала нам. Ближе к пяти вечера мы остановились в Хермистоне, заехав в небольшое, но достаточно комфортабельное, кафе. Я сел за столик и ждал, когда Юнги выйдет из уборной.
— Чёртов айфон, — подумал я, положив разряженный телефон на стол, и стал оглядывать интерьер кафе.
Тогда я и не знал, что сидя за столиком в этом кафе, Юнги стало плохо. Когда он вышел, волосы у его лица были мокрые, он умывался и, вероятно, хотел скрыть своё состояние.
— Ты какой-то бледный, — начал я, осматривая лицо друга, будто ища в нём ответ, — всё хорошо?
— Я всегда такой, — ответил Юнги, сев напротив меня. — Тебе никто не звонил?
— Телефон отключился, — ответил я на его вопрос и продолжил, — да и кому я нужен в свой-то законный отпуск.
Я был нужен ему, но узнал об этом слишком поздно.
Мы быстро перекусили и отправились дальше.
— В Колорадо остановимся на день, помнится, ты хотел сходить на Марун-Беллс, — радостно произнёс Юнги, вероятно вспоминая моё когда-то радостное лицо. Он раскрыл сложенную карту и, указав на Колорадо, добавил. — Я помню это ещё с дней университета.
Я рассмеялся. Действительно, когда мы учились в университете, я часто говорил ему о Колорадо и о Марун-Беллс.
— Юнги у тебя сейчас экономика? — спросил я, подходя к другу.
— Да, — ответил парень, поворачиваясь ко мне лицом. — Ты как? Выздоровел?
— Да, почти выздоровел, — оживлённо ответил я и продолжил, — Пока болел, по телевизору увидел репортаж о Колорадо и о Марун-Беллс. Мы с тобой обязательно должны туда съездить. Обещай мне…
Допив кофе, мы отправились в Маунтин-Хом, где должны были переночевать. Вечер приветствовал нас спокойным и прохладным ветром. Острые ветви деревьев, словно указывали нам путь. Ближе к двенадцати ночи мы приехали в Маунтин-Хом и остановились в мотеле за городом.
Та ночь была неспокойной для него.
— Мистер Мин, лечение возможно, возвращайтесь в Сиэтл, — произнёс Доктор, разговаривая по телефону со своим пациентом. — У вас ещё есть время.
— Нет, — тихо произнёс Юнги, стоя на улице с сигаретой, делая очередную затяжку, он медленно выдохнул едкий дым и продолжил, — Лечение не даёт гарантии на жизнь. Каждый день глотать кучу таблеток лишь для того, чтобы поддерживать своё состояние. К моему сожалению, я всего лишь буду оттягивать свою болезненную смерть. Поэтому, пожалуйста, хватит мне названивать… Это мой выбор.
Он мог вернуться, только если бы я узнал об этом раньше.
Я проснулся ближе к девяти утра, Юнги давно проснулся и уже был чем-то занят, это можно было понять по собранному рюкзаку, и пишущим ручкам около него. Сам он сидел на кровати и что-то записывал в небольшой тетрадке. Заметив, что я проснулся, Юнги повернулся ко мне с усмешкой на губах спросил: «Знаешь, ты во сне очень громко храпишь и зовёшь маму?»
— Чего? — удивился я и тут же услышал его смех. — Не смешно.
— Очень даже смешно, видел бы ты своё лицо, — через смех произнёс Юнги, пытаясь изобразить моё удивление.
Следующая остановка Солт-Лейк Сити, до которого восемь часов.
Переменная погода совсем не радовала глаз. Мы изредка останавливались передохнуть и вновь отправлялись в путь. Я сидел на своём мотоцикле и указательным пальцем проводил линию дороги от начальной точки в Сиэтле, до остановок в Хермистоне, Маунтин-Хом, Солт-Лейк Сити, Колорадо и других, до которых нам ещё предстояло доехать.
— Мы доедем до Мэне, — громко и чётко сказал Юнги. — Мы же обещали друг другу.
— До Солт-Лейка ещё часа четыре, — сообщил я, на что Юнги лишь ухмыльнулся, заводя свой мотоцикл.
Ближе к шести мы уже проезжали залив Бэар Ривер и приехали ближе к семи — восьми вечера в город. Ближайший мотель оказался не так далеко. Я с Юнги сходили в бар, где подавали пиво и различные закуски. Вновь окунувшись в воспоминания, я смотрел на его яркую, излучающую свет, улыбку и тоже улыбался, ещё не зная, какая правда меня ожидает в скором времени.
В ту ночь мне звонил его врач, но Юнги сбросил и заблокировал его номер. Как же, блядь, это было эгоистично с его стороны. Он хотел, чтобы мы поняли его и приняли, жаль я так и не смог ещё этого сделать. Всё же, я продолжу свой рассказ.
Проснувшись рано утром, мы быстро перекусили в какой-то забегаловке и отправились дальше, в Колорадо, Аспен. Дорога составляла четырнадцать часов, одна из самых тяжёлых на пути к ещё одной перевалочной точке. Приехав к вечеру в Аспен, мы заселились в небольшой отель, а утром отправились к вершине Марун-Беллс.
— Юнги вставай, — хлопая друга по плечу, я долго будил его.
— Я не сплю, — сонно произнёс парень, поднимаясь с кровати. — У тебя нет таблетки от боли в голове?
— Есть, сейчас, — я кинул ему обезболивающее и скрылся в ванной комнате.
Спустя минут тридцать, мы отправились на Марун-Беллс. Это была одна из главных точек нашего путешествия.
Мы взяли с собой сопроводителя и ещё несколько ребят для поднятия в горы. Спустя несколько минут наша группа вышла к озеру Марун. Солнце поднималось, озаряя вершины, и макушки деревьев вокруг озера, своими яркими лучами. Это место было невероятно красивым. Юнги сдержано улыбался, смотря на пейзаж вокруг себя. Пока он не видел, я старался запечатлеть этот момент в своём скетчбуке. Пришлось даже фотографировать, чтобы запечатлеть его эмоции и, после, перенести их на бумагу.
Мы шли дальше, в горы, некоторые в нашей небольшой группе рассказывали интересные истории о своей жизни, некоторые восхищались пейзажем, окружавшим их.
— Головная боль прошла? — обеспокоенно глядя на своего друга, спросил я.
Выдержав небольшую паузу, Юнги с улыбкой ответил мне: «Так, побаливает слегка. Не беспокойся. И кстати, ты был прав насчёт Марун-Беллс, вид тут шикарный».
— Я знаю, — удовлетворённо произнёс я, фотографируя пейзаж вокруг себя, людей и, недовольное от частых фотографий, лицо своего друга.
Он не очень любил, когда его фотографируют, а я делал это только потому, что в тот момент мы реализовали наши мечты.
После ужина Юнги сидел у окна отеля и снова что-то писал в тетрадке. Открыв новую страницу своего скетчбука, я опять стал запечатлевать его.
— Тебе же не нравится работать в офисе, — неожиданно произнёс Юнги, глядя на то, как я зарисовываю его позу.
— Там хорошо платят, — поспешно ответил я, проводя линию на бумаге.
— Ты хорошо рисуешь, — заметил Юнги и тут же продолжил, — но всё равно отучился на бизнесе. Этим мы похожи друг на друга…
— Ты отлично фотографируешь и играешь на пиано, в университете то и дело зависал в музыкальном классе, — вспоминая это, я невольно улыбнулся.
— А ты, прогуливая математику, сидел рядом и слушал, как я играю, — дополнил Юнги, улыбаясь прекрасным студенческим воспоминаниям. — И чуть не попался куратору. Знаешь, я бы хотел, чтобы ты занимался тем, чем любишь, то есть рисовал, фотографировал, делал то, что могло бы тебя радовать больше всего на свете. Проживал бы яркую и насыщенную жизнь, полную интересных моментов.
— Я буду этим заниматься, только если ты будешь фотографировать, играть на пиано, играть со мной в баскетбол и создавать музыку, заниматься тем, что делает тебя счастливым. Давай вместе будет проживать яркую и насыщенную жизнь, — такое условие я поставил ему, на что он лишь рассмеялся и согласился.
Я упустил лишь одну эмоцию на его лице, если бы я тогда заметил, мог бы изменить что-то?
Утро встретило нас горным прохладным воздухом и лучами только поднимающегося солнца. Мы собрали все вещи и выехали из отеля. Следующий пункт нашей остановки небольшой городок Колби, нам предстояла ещё одна ночь в очередном мотеле и уже утром отправиться в Сент-Луис.
Мотель. Колби.
— Куда бы ты ещё отправился после этого путешествия? — спросил я у Юнги. — Какие места ты бы посетил или, может быть, ты думал о переезде из Сиэтла в другой город?
Он долго молчал, думал, что мне ответить, ибо я слишком неожиданно задал этот вопрос.
— Я бы хотел проехаться по шоссе «66» в Чикаго и, конечно же, посетить портлендский маяк в Мэне, — тихо ответил Юнги, безразлично смотря в потолок.
Тогда он знал, что не сможет этого сделать, но всё ещё молчал.
На следующий день мы отправились в Сент-Луис. Погода заметно испортилась. Холодный ветер пробирал до костей. Остановившись на заправке, Юнги отошёл в уборную, а я заранее стал смотреть прогноз погоды на ближайшие несколько часов.
— Вечером будет дождь с грозой, — произнёс вслух я, смотря на идущего ко мне друга. — В любом случае до мотеля должны успеть.
— Чонгук, — начал Юнги.
Он хотел мне что-то сказать или рассказать, но лишь помотал головой и кинул короткое: «едем».
Восемь часов спустя. Сент-Луис.
В небе засияла молния, раздался тяжёлый гром, начался мелкий дождь, который постепенно превратился в ливень. Мы почти доехали до мотеля. Жутко уставшие от долгой дороги, мы наконец — то припарковались на стоянке у мотеля и, взяв ключи от номера, зашли в прохладное помещение. Включив торшер, я сел на кровать. Юнги бросил рюкзак около кровати и резко побежал в уборную, где стал громко кашлять. Я быстро подорвался с кровати и подбежал к нему.
— Эй, что с тобой? — начал я, растерянно смотря на то, как от боли корчится и держится за голову мой друг.
— Всё нормальн… — через кашель произнёс Юнги.
— Какой, блядь, нормально?! — взволнованно прокричал я. — Ты кашляешь кровью, у тебя болит голова. И ты говоришь, что с тобой всё нормально?
Вытерев кровь со рта, Юнги вышел из уборной и сел на кровать. За окном небо разрывало от грома, деревья склонялись от порывистого ветра, бездушные капли громко барабанили по небольшому окну.
— Я болен, — тихо, почти шепча, произнёс мой друг и замолчал. Наставшую внезапно тишину прервал гром и яркая молния, сверкнувшая за тёмным окном.
— Как давно? — я произнёс единственные два слова, которые смог выдавить из себя.
— В середине октября мне сказали, что остался максимум месяц, — руки дрожали, я сжал кулаки, пытаясь осмыслить всё сказанное. — Лечение возможно, но это будет приносить ещё больше боли не только всем, кто знаком со мной, но и мне самому. Изо дня в день я буду думать о том, что это мог быть мой последний день. Эти таблетки будут лишь поддерживать мою болезнь, оттягивать приближающуюся смерть и приносить ещё больше боли, чем я испытываю сейчас.
Вновь наступила тишина.
— Я в любом случае умру, и пока все будут ждать и гадать сколько мне осталось, они будут с жалостью и сочувствием смотреть на меня, каждый раз обвиняя эту болезнь и молясь за ещё один прожитый в муках день. Либо сейчас испытать эту боль, либо дать испытать её всем, кто будет рядом со мной до самой смерти, — тяжело вздохнув, он замолк.
— Блядь! Почему?! Почему ты говоришь об этом только сейчас! — кричал я.
Как же я хотел ударить его тогда за всё это. Переступая собственный ком боли, я выдохнул и колко взглянул на него, вновь искал ответ в пустых безжизненных глазах. Мой взгляд менялся от отчаянья до разочарования в самом себе.
Если бы я узнал раньше, я бы несмотря ни на что, вернул бы его в грёбанный Сиэтл и заставил жить.
— Поедем обратно, — произнёс я и продолжил, не дав ему сказать и слова, — купим билет на самолёт до Сиэтла. Вернёмся, ты начнёшь лечение и…
— Нет! — коротко и громко произнёс он, отчего я разозлился ещё сильнее.
— Юнги…
— Нет, Чонгук, я не вернусь. Это лечение бесполезно для меня, я не вижу в нём смысла, от него будет больнее всего матери, отцу, брату, тебе, да, чёрт возьми, всем будет больнее. Поддержание этой болезни, что с каждым месяцем будет сильнее и сильнее убивать меня и всех вас. Я не хочу этого. Я не хочу видеть лица, жалеющие меня, лица полные боли и отчаянья!
Тогда я не смог сдержать себя и врезал ему, после чего вышел на погрязшую в темноте улицу. Опиравшись спиной о стену, я, дрожащими от злости руками, достал сигарету и зажигалку.
Та ночь — одна из самых худших из всех что были когда-то. Она беспокоила нас обоих. Мне, будто острым ножом, нанесли удар в спину. Я так и не смог докурить ту несчастную сигарету, выкинул её, а после вторую и третью.
Утром мы оба молчали. Тихо собрались и вышли на стоянку к нашим мотоциклам. Предложить ему вернуться в Сиэтл, не имело смысла, он бы не согласился. Я, ничего не говоря, крепко обнял его. Со школьных времён он был мне не просто другом, он стал моим старшим братом, который опекал и защищал меня.
— Привет меня зовут Чон Чонгук, а тебя? — представился я незнакомцу, сидящему около школы.
— Мин Юнги, —коротко ответил парень.
— О, тебе тоже нравится фотографировать? — начал я, присаживаясь рядом с Юнги. — Хочешь посмотреть мои работы?
— Давай, — ответил Юнги, смотря на то, как я доставал из чёрного рюкзака камеру.
***
— Где в этом корпусе музыкальный класс? — спросил я у мимо проходящей девушки, та быстро указала куда мне идти и убежала на пару.
Пройдя длинный коридор и повернув налево, я услышал прекрасную мелодию, доносившуюся из музыкального класса. Тихо зайдя в класс, я присел рядом со своим другом и наблюдал за его игрой.
— Сам написал? — спросил я, когда Юнги закончил играть.
— Угу, — вновь коротко ответил парень, исподлобья взглянув на меня. — Что ты тут делаешь? У тебя же пара должна быть.
— Естественно я решил её прогулять, — улыбнувшись, ответил я, как вдруг услышал голос своего куратора и, вскочив со стула, спрятался за шкафом.
Куратор вошёл в класс и, оглядевшись, спросил: «Чонгука не видел?»
Юнги помотал головой, дождавшись, когда куратор уйдёт, я вышел из своего укрытия.
— Спасибо, дружище, — поблагодарив его, я снова уселся рядом.
***
Заведя мотоцикл, мы поехали дальше. Следующая остановка Чикаго. Семь часов с короткими остановками на заправке и вот мы прибыли в ещё один пункт назначения, оставшись здесь на день. Ближе к закату мы вышли к озеру Мичиган, пасмурная погода сменилась, из-за туч солнце озарило город своими тусклыми лучами. Мы сели на песок.
— Ещё дня два ехать до маяка, — произнёс я, улыбнувшись своим словам.
— В начале нашего пути мы говорили, что должны это сделать, — задумчиво произнёс Юнги и продолжил, — Знаешь, когда я увидел тебя в Колорадо, ты был так рад, что наконец-таки посетил Марун-Беллс, и я разделял это счастье вместе с тобой. Мы сделали это вместе, как и хотели.
— Теперь я хочу увидеть твоё счастье, когда ты посетишь портлендский Маяк, — с улыбкой произнёс я. — Я даже запечатлею этот момент на фото. И давай без твоего недовольного лица, ладно?
Он рассмеялся и ответил «Хорошо», отчего мне на душе стало тепло. Я понимал вот передо мной мой лучший друг, которому осталось совсем немного. Я должен исполнить то, что мы начали, я должен вместе с ним доехать до конечной точки нашего путешествия. Я хотел, чтобы он чаще улыбался и смеялся, забывая о том, что болен. Просто прожил бы ещё немного.
— Обещай мне, что мы увидим портлендский маяк в Мэне вместе, — твёрдо сказал я, не ожидая какого-либо ответа от него.
— Мы увидим маяк, — улыбнувшись, произнёс Юнги и тихо добавил про себя: «Обещаю».
— Тогда не будем задерживаться и скорее отправимся туда, — воодушевлённо произнёс я и, встав на ноги, потащил его к байкам.
Ночью небольшой дождь тихо стучал по карнизу. Утром мы выехали из Чикаго и вечером были около Уотсонтауна. Остановившись в отеле, в небольшом, прохладном номере, я вновь рисовал, Юнги что-то писал в тетради и изредка поглядывал на меня.
— Что ты пишешь? — спросил я, отрываясь от эскиза.
— Да, так, кое-что особенное, — загадочно произнёс он и с тёплой улыбкой посмотрел на свои записи.
До маяка осталось тринадцать с лишним часов.
Мы выехали где-то в четыре часа утра. В небе всё ещё кружили мрачные тучи. В десять часов мы были около Фэрфилд-Каунти. Юнги сильно кашлял из-за чего нам пришлось остановиться и передохнуть около заправки.
— Совсем чуть-чуть, и мы будем около маяка, — произнёс он, смотря на дорогу, где друг за другом проносились несколько автомобилей.
— Мы сможем.
Только заведя мотор, мы рванули дальше, находясь друг напротив друга, на равных, я прибавил немного скорости, но совсем быстро заметил, что Юнги стал отставать. Он стал замедляться, и хотел съехать на обочину, но вдруг резко повернул влево и, схватившись за голову, он врезался в дерево и упал на землю. Я быстро развернулся и, припарковавшись на обочине, побежал к нему.
— Юнги, — дрожащими руками я снял с него шлем. Он тяжело дышал. Рядом остановилось несколько машин, кто-то вызывал скорую помощь, кто-то носился рядом, предлагая помощь.
Я понимал, что именно там всё и закончится. Его жизнь обрывалась на моих руках, и я ничего не мог сделать, слёзы непроизвольно катились по щекам. Я постепенно терял его. Скорая приехала спустя пятнадцать минут, она увезла его в ближайшую больницу. Следуя за их машиной скорой помощи, я знал, что он был уже мёртв. Он умер там, на моих руках и я ничего не мог сделать с этим.
Некоторое время я провёл в полиции, давал показания. Через несколько дней мне отдали его вещи. Там была его тетрадь.
«Для моего лучшего друга и младшего брата Чон Чонгука»
Я похоронил его. Не помню, всё было как будто в тумане, единственное, что я осознавал и чувствовал, как сжимал в руках ту тетрадь и белую зажигалку, которую он всегда носил с собой. После похорон я долго не мог прийти в себя. Колесил где-то между Нью-Йорком и Бостоном. Как-то раз, сидя над обрывом и наблюдая за закатом, я достал эту тетрадь и открыл первую страницу.
«20 октября. Мне остался месяц. Я хочу уйти спокойно, но сначала мы с Чонгуком исполним нашу мечту и пересечём Америку на байках…
7 ноября. Мы выезжаем. Путь Сиэтл — Портленд в Мэне.
11 ноября. Мы доехали до Марун-Беллс и поднялись в горы. Ты был так счастлив, и это заставило меня радоваться. Время в пути, оно убивало, но увидеть эту радость на лице, было лучшей наградой. Я прокладывал этот путь месяцами, искал хорошие мотели и кафе, где можно перекусить и отдохнуть. Загляни в мой телефон. Галерея. Папка «Чон».
Следующая страница и на ней были ноты. Вырванная страница из его личной нотной тетради и вклеенная сюда.
Музыка, написанная до нашего отъезда
Прости, что не сказал про болезнь.
Я хочу сказать тебе другое, заканчивай эту чёртову работу в офисе и делай то, что тебе нравится…
Начнём с маяка в Портленде….
Кстати, на моей камере есть фотографии, которые я бы выставил на твоей фотовыставке в будущем. Обязательно опубликуй их!
Ты должен доехать до Портленда. Обещай мне, что доберёшься до последней точки нашего пути!»
Все остальные страницы заполнены нотами и воспоминаниями о наших студенческих годах.
Я сделал так, как он и сказал мне: уволился с работы, стал чаще рисовать и фотографировать. С тех пор прошло много времени, месяц, два, а может полгода. Я долго колесил по стране, не находя в себе силы отправиться в последнее место назначения. В конечную точку нашего путешествия.
Мотоцикл с бешеной скоростью несётся по пустой трассе. Мне всё равно, что будет. В голове лишь одна мысль и одна цель. Я близко. Мы почти доехали до него. Заглушив мотор, я встал с мотоцикла и направился в сторону высокой колонны. Ограждение прерывало мой путь дальше. Я смотрел на залив Мэн, переводя взгляд вдаль, в памяти всплыла его счастливая улыбка. Я улыбнулся и достал небольшой листок. Законченный портрет моего лучшего друга и старшего брата. Щёлкая зажигалкой, которую он постоянно носил с собой, я поджигаю бумагу, по которой распространяется пламя, стирающее его образ. Отпустив догорающий лист, я тихо прошептал:
«Мы сделали это»
