Продолжайте сиять в славе (Когда я совсем остыну)

Когда он умер, он почувствовал только холодную горечь и неясное облегчение, словно он сбросил с плеч непомерный груз. Кровь была горяча, а лезвие наоборот, словно выковано из вековечного льда – Виридиан чувствовал, как лезвие рвет его плоть и проникает внутрь. Он ощущал это еще долго, медленно уплывая, будто во сне наблюдая, как кровь толчками выливается из его тела, пропитывая землю вокруг него. Умирать оказалось не то что бы больно, но страшно и безнадежно. Самое странное – он даже не мог узнать того, кто его убил. Перед глазами словно застыла пелена, покров, что не позволил видеть ничего. Виридиан не бессмертен – Хранитель требовал слишком многого. Все же Виридиан все еще осознавал себя как лишь человека, не бога, и не мог принять это решения. Возможно, остальным бессмертие было дано легче – по крайней мере, они выглядели удивленными, когда узнали, что от них требовали. Или хорошо изобразили это – но Ви любил их и верил им. Они тоже люди, за столько лет – его драгоценная семья. И Арлен – что же теперь с ней будет? Он просто хотел поговорить… От запаха крови было тошно – глаза отказывались открываться. Виридиан судорожно вздохнул – легкие обжег чуждый теперь ему воздух – и внезапно исчез. Перестал существовать. А затем он вновь очнулся. Его больше не волновал холод или слабость – он вообще перестал что-либо чувствовать. Виридиан вздохнул – скорее по привычке, больше он не чувствовал в этом потребности – и попытался понять, что он, и где он. Зрение, подернутое пеленой, медленно приходило в норму – туманная вуаль сошла и Виридиан обнаружил себя перед неизвестным ему Хранителем Этажа. Огромное величественное существо смотрело на него своим множеством глаз – Виридиан чувствовал его холодный интерес. Оно сияло и извивалось, постоянно меняя свою форму и размер, словно не в силах оставаться в одном месте хоть на мгновение. Если бы Виридиан мог дрожать, он бы задрожал – настолько аура этого существа была пробирающей до костей. «Твоя вечность начинается. Будет интересно посмотреть на то, что ты будешь делать с этим, Ви» И Виридиан – Ви - падает вниз, все так же не чувствуя своего собственного тела, не до конца понимая, что с ним происходит на самом деле. Он мог бы сказать, что его сердце зашлось мелкой нервной дрожью – вот только сердца своего он больше не чувствовал. Цвета вокруг него кружились, словно в бесконечном вихре, и остановились только тогда, когда Ви подумал, что этому не будет конца. Это странно – видеть свое мертвое тело. Ви может даже попытаться его коснуться, если бы он хотел это сделать. Только, кажется, его рука пройдет насквозь. Его ладони полупрозрачные, словно рисовая бумага на свету – Виридиан поселяет шальная мысль о том, что если веки у него такие же прозрачные, он не сможет никогда закрыть глаза. Возможно, это наказание. Арлен выглядит так, словно она сошла с ума. Нежная и всегда ласковая, она воет диким зверем и пачкает пальцы его кровью – Ви по привычке тянется вперед, чтобы утешить ее, но не может коснуться ее плеч. Он чувствует себя туманом – неспособный коснуться, неспособный обнять, способный только виться рядом и тосковать. Так пройдет его вечность? Ви, беспомощный, смотрит, как Арлен – милая и добрая, просто мечтающая о звездах и желающая продолжить путешествие – собирает его пропитанную кровью одежду. Как одержимая, она укутывает то, что осталось от их ребенка – Ви все еще не мог поверить, что Захард мог это сделать. Башня изменила их всех – или что то было изначально сломано во всех них. Арлен уходит – Виридиан пытается последовать за ней, но не может приблизиться. Она кутается в свои заклинания, как в плащ, они отталкивают любого, отводят взгляд. Даже он, нематериальный, призрачный, не может им противостоять – словно ее таинственная магия, в которо он все еще не мог разобраться, была сплетена именно для того, чтобы не пускать подобных ему беспокойных духов. Словно она была для этого предназначена, а все остальное лишь приятное дополнение. Ви хочет отвернуться, когда Эдван до него добирается – и одновременно он хочет обнять его и утешить, сказать, что это не его вина, ободрить. За все эти ходы войны он до слез скучал по своему другу – часто про них говорили, что они будто связаны друг с другом, так часто они были рядом, бок о бок. И никогда за все прожитые годы - долгая дорога к Башне через боль и постоянные сражения, голод и отчаяние, и тяжелый подъем – он не видел, чтобы Эдван плакал настолько горько. Его друг всегда был щеголеватый, радостный и прекрасный, быстрый как молния и светлый как безоблачное небо. А сейчас словно грянул ливень, ледяной и бесконечный. Призрачными руками Ви пытается стереть его слезы, но они проходят сквозь его пальцы – а затем Эдван и вовсе, скорчившись, вжимается лицом в плечо мертвого тела. Ви скользит вниз, становясь на колени, и прижимается щекой к согнутой спине. Как издевка, он чувствует кожей тепло чужого тела – он, неспособный обогреть более никого, все еще способен касаться. Ви не понимает, плачет он или нет – это уже было неважно. Но он постарается хотя бы составить своему драгоценному другу компанию. Хоть теперь это почти не имеет смысла. «Обещанная вечность… Если ад выглядит так, то я самый большой грешник» Возможно это его наказание за то, что своим существованием он разрушил жизни своих друзей. Если бы его не было, возможно, Арлен бы приняла предложение Захарда. Возможно тогда она была бы счастлива, и их ребенок – не его, но Захарда – был бы жив. Возможно, он действительно способен приносить только несчастья каждому вокруг. Спина под его щекой судорожно вздрагивала. Он был свободен, и эта свобода на вкус была как горькая вода. Сначала, после того, как его швырнуло к собственному трупу, Виридиан был уверен, что будет привязан к нему, будучи вечным надзирателем собственной могилы. Но Эдван прячет его мертвое тело глубоко под землей, в корнях деревьев его сада – и Ви вновь свободен. Он может шагнуть в любое место Башни, только подумав о том, где желает оказаться. Он будто стал ветром – и даже Хранители одобрительно скалят зубы на его присутствие. Но он задерживается на долгое время подле Эдвана – Кун часто пьет в саду рядом с его своеобразной могилой и, напившись, выбрасывает слова в пустоту. Виридиан сидит, сложив руки на коленях, и слушает запоздалые признания в любви и горькую истину. Иногда, когда становится совсем нестерпимо, Ви наклоняется и прижимается губами к дрожащим пальцам Эдвана – все равно он ничего не почувствует, но Ви становится немного легче. Возможно ли, что если бы Эдван сказал ему про все раньше, вышло бы все по-другому? Или Виридиану нужно было самому увидеть эти знаки, которые он не смог заметить – не успел, не понял, не поверил, что такое может относиться к нему. Может быть тогда Арлен бы смягчилась, а Захард смог бы быть счастлив, если бы он внезапно встал между ними, сам того не желая. Ви не отрицает своей любви к Арлен – но она не появилась из нечего и не пылала вечно. Просто тогда они как-то потянулись к друг другу, будучи в каком-то смысле одинокими, и сошлись. И не знали сами, что причинят всем столько боли – тем, о ком заботились. Если бы они с Эдваном разобрались во всем сразу – возможно, сейчас бы Арлен нежно напевала бы их с Захардом ребенку старую колыбельную, кутая его в отцовский плащ. А Захард бы сбросил свою угрюмую тоску короля, став вновь тем, кем был раньше. Возможно, тогда бы Захарду не нужен был трон и власть, если бы рядом с ним был человек, что помог бы ему идти дальше. Возможно, тогда бы и Эдван не топил свое горе, которого не было бы, в вине. Возможно, даже самому Ви было бы позволено быть счастливым. Виридиан проводит ночи, присматривая за спящим Куном, лежа у него головой на груди, слушая стук его сердца. Он оставляет Эдвана, когда тот женится в очередной раз. Его новая жена умна и прекрасна - Ви надеется, что женское тепло смоет печали его дорогого друга, так что он уходит, не желая маячить призраком былого времени. Ему еще много кого нужно навестить. Годы бегут, словно река, а он все еще стоит на месте. Он навещает Хендо и чувствует в воздухе постоянное обещание смерти. Он, не мертвый и не живой, стал способен различать подобные вещи – и дом Хендо, их защитника, пропах ею насквозь. «Если вы наложите на своих детей и детей своих детей проклятие короткой жизни, только вы сможете прожить вечную жизнь через жизнь, которую вы отняли у них.» В глазах его друга – обреченность и смирение, постепенно тускнеющие. Виридиан садится рядом с постелью умирающего ребенка и держит его за руку, глядя, как тот ускользает. Хендо здесь нет – видимо, он уже привык к подобному. Или наоборот – все еще никак не может привыкнуть. Сто лет для живущих в Башне – краткая вспышка. И годы, что дети Хендо все еще могли бы прожить, текут к нему, поддерживая его. Какая бессмысленная жестокость – Ви прижимается лбом к холодеющей ладони и на миг чувствует удивление умирающего, словно в последние мгновения несчастное дитя видит его. Но вскоре тело холодеет и Ви отстраняется. Он мог бы остаться здесь, провожая умирающих и не позволяя им уходить в одиночестве, но тяжесть добровольного проклятия оседает в его легких, мажет горечью язык. Пробыв еще немного в этом месте Ви чувствует, словно гниет изнутри – а он уже думал, что потерял способность что-то чувствовать. Виридиан навещает Хану Йеон – она, кажется, даже немного счастлива. У нее нет ни мужа, ни детей, но род все равно продолжается – ее верная последовательница является матерью семейства. Ви смотрит в ее холодные ястребиные глаза и вздыхает – Хана далеко от своей семьи, а матерь семьи выбирает мужчин, как породистых лошадей. Он покидает этот дом бесшумно, здесь его ничто не держит. Ви ступает в дом Арье бесшумно и совершенно не зная чего ожидать. Стены слепят его чистотой и белым цветом – он мертв, но он прикрывает глаза ладонью. Вокруг скользят люди, их ладони сложены в молитвенном жесте. Невероятный, небесно-белоснежный клинок сияет, горделиво поднимаясь ввысь. Сначала Виридиан не может найти Хона, так что следует за одним из детей – они все светлые и звонкие, острые, словно клинок. Ви касается их длинных волос – свет слегка обжигает его ладони. Арье стоит, немигающим взором глядя на великолепный меч, что взмывает ввысь. Хон всегда был холоден и тих, занятый чем то важным, думая о чем-то великом. Ви едва касается его плеча – Арье внезапно дергается, словно чувствует его касание. Но взгляд его все еще прикован к столбу света – Виридиан отступает, чувствуя себя тенью, что не приветствуется в этом месте. Он исчезает из этого царства света – не видя, что детские любопытные глаза все это время следили за ним. Виридиан обходит всех и каждого, чувствуя, как все тяжелее его вина. Каждый из его дорогих друзей словно одержим, холоден, болен. Им наплевать на собственных детей, или же их борьба приносит им столько боли, что невозможно выдержать. Ви на время оставляет их всех, чувствуя, что ему нужно отдышаться, и просто бесцельно блуждает по этажам, долго скользит по полям, смотрит за животными и людьми. Иногда он навещает Хранителей – когда всего становится слишком много – они смотрят на него так, словно он какая-то интересная зверушка. Тот Хранитель, что обрек его на вечные мучения, больше не встречается ему – словно он находится глубже, в сути самой Башни. Возможно это и есть сам Бог – Ви запрокидывает голову и спрашивает сам себя, в чем отличие бога от демона. Отличий нет – это одно и тоже. Энрю убивает Хранителя сорок третьего Этажа – Ви спускается и касается руками вязкой крови. Несмотря ни на что, Хранителя ему жаль. Однажды он даже скользит в дворец – Захард сидит на троне, похожий на статую древнего хтонического бога. Ви замирает посередине огромного зала, его волосы падают ему на спину черным плащом – это странно, но его волосы все еще растут. Захард выглядит... Несчастным и одиноким. И Ви вновь чувствует, что это лишь его вина. Он скользит вперед – три глаза на красной повязке все еще его пугают, как в первый раз, но еще больше его тревожит боль, разлитая вокруг Короля. Захард, его друг, укутан во кокон отчаяния и страдания, ярости и гнева, и боли-боли-боли. Он мучается и страдает долгие годы – и все из-за того, что Ви не увидел, не узнал, не понял, не почувствовал достаточно. Он обрек своего друга – неуверенного в себя, одержимого наследием мертвого короля-отца, когда-то лидера и вожака – на бездну страданий и ненависти. Ви обвивает руками недвижимые холодные плечи и прижимается губами ко лбу. Этот бессмертный, печальный король был его другом – и хоть его рукой был убит невинный ребенок Виридиана и Арлен, убийцей здесь чувствует себя только Ви. Если бы он мог увидеть будущее, он бы не стал вообще подниматься на Башню. Он бы сделал все, чтобы не позволить своим драгоценным людям страдать вечность из за него. Долгое время Виридиан находится будто в тумане – он чувствует себя опустошенным и замороженным. Он следит за тем, как поднимаются на Башню все новые и новые люди, протягивает им руки, пытаясь поймать, и держит их за руку в час смерти. Он часто встречает голубые волосы Эдвана и белоснежные – Хона. Он сидит с детьми Хендо, которые не успевают покорить Башню до конца их жизни и поет им что-то бессмысленное. Он хотел бы любить их всех, но он беспомощен. Внезапно, на короткие несколько десятков лет он привязывается к Незаконному – его зовут Урек Мазино и он полон энергии. Внезапно, он может порой замечать Ви рядом с собой – Виридиан не ожидал этого и пугается в первый раз – и ласково зовет его «Доброй Тенью». Его мечта огромная и чистая, он сочится светом – и, пока Ви был рядом с этим ребенком, он улыбался. Лес Крылатого Дерева – самый красивый из всех, что Ви видел в своей жизни. В конце концов Ви возвращается к Эдвану и смотрит, как его многочисленные дети уничтожают друг друга за место в семье. Эдван совсем холоден – Ви порой лежит с ним рядом и чувствует, как замерзает, а ведь он уже мертв. Здесь жены требуют от собственных детей крови из братьев и сестер – Ви сидит рядом с умирающими, привычно ловя проблески удивления, смирения и порой почему-то благодарности. Ему нравятся они все – они все похожи на Эдвана. Он их любит и ему горько. Один из детей нравится Ви особенно – маленький и серьезный Агеро Агнис. Что-то в нем очаровывает Виридиана – он следит за тем, как ребенок прячет свои драгоценные камни в укромные места, сидит с ним рядом, когда после первого убийства ребенка трясет. Возможно, просто он слишком похож на Эдвана – того, каким он был в самом начале их знакомства. Виридиан не имеет права выделять кого-то из детей своих друзей, но Агуэро и шустрая девочка Юрин Юри – его любимцы. И еще больше горько то, что его выбрасывают из семьи – будто все слепы, будто не видят, насколько мальчик умен. Эдвану все так же наплевать – Ви не может больше этого выносить. Он не знает, кому молится, но он молится, утопая в собственной вине и слезах. «Прошу, пусть придет кто-то, кто закончит эти страдания. Я виноват, но они страдают. Нам нужен спаситель, нам нужен освободитель. Пожалуйста, пусть придет тот, кто сможет завершить наше путешествие» Башня гудит – Ви чувствует, как неизвестный хранитель ухмыляется где-то глубоко внутри. Виридиан мало что может, но он не оставляет Агеро одного. Он сидит рядом с ним, следует, старается уберечь от кошмаров. Агеро становится жестоким и циничным – Ви все так же баюкает его по ночам, не желая встречать его в краткий миг перед смертью. Когда Башня зовет, она не мешает Ви – он продолжает следовать за тем, кого пытается сохранить. Золотые поля расцветают алым, - Ви хочет отвернуться но что-то вдруг тянет его посмотреть. Агеро окликает кого-то и золотые, до божественности золотые глаза смотрят в ответ. Ви замирает и выдыхает, слезы бегут по щекам. «Наш спаситель. Спаситель. Спаситель пришел»

Я буду защищать вас от тьмы, Когда стены вокруг нас содрогаются, Я сдержу всех монстров, Пока мои кости не начнут ломаться, Когда я проиграю, мне придется оставить вас И слезы польются дождем, Если я окажусь в плену теней, Я избавлю вас от боли.