Слёзы.

Если бы слезы твои были водой Ты бы уже напоил ею весь мир Но ведь не всегда жизнь бывает такой Сможешь засиять и стать яркой звездой

Чимин не любил себя. У него были слишком толстые губы. Слишком узкие глаза. Слишком большие бедра и узкие плечи. Недостаточно сильные руки. Недостаточно терпимый и хороший характер. Одни "недостаточно" и "слишком". Возможно, были виноваты родители. Упустили что-то, не обращали должного внимания, не говорили, какой Чимин на самом деле. Чимин закапывался в себе. Не знал, что делать. Смотрел на других и не понимал, почему он такой... Ужасный. По сравнению с ними. Не такой яркий, не такой красивый и талантливый. Он пошел на танцы, думая, что получится... Раскрепоститься. В итоге из-за неудач у него были истерики и разбитые руки, когда он не мог сдержать все в себе и намеренно себя калечил, чтобы успокоиться. Он рыдал, спрятавшись под одеялом, до крови кусал ладони, чтобы не кричать. Худел, худел, худел. Потом срывался, теряя веру в лучшее, снова набирал вес. В итоге из танцев он ушел, не выдержав. Его нервы трещали по швам. В школе он был... Возможно, хорошистом. У него были хорошие оценки, правда были. Он старался в некоторых случаях. В некоторых опускал руки. Спорил с учителями или получал их похвалу. В общем-то был обычным парнем. Не хуже и не лучше других. Но никто не знал, каким он был внутри. Каким разбитым и уставшим от жизни. От учебы, от учителей и одноклассников. От нагрузки, от лени, с которой зачастую он не мог справиться. Он сдавался, не стараясь, он... Правда устал. Он мог лучше, он знал это, но... Не получилось, не фортануло. Их семья не была ни бедной, ни богатой. Обычной, среднестатистической. Иногда чего-то не хватало, приходилось одалживать деньги, в чем-то себе отказывать, но они как-то жили. У Чимина не было отца, лишь отчим, с которым отношения у него были никакие. Что он был, что его нет - одно и то же. У них правда поначалу все было средне. Просто средне. А после по закону жанра родители начали пить. Пить чаще и в больших количествах, чем пили когда-то ранее. Чимин поначалу не придавал этому значения - у него своих проблем в голове было больше. После были ссоры между родителями, отношения ухудшились. И к проблемам Чимина подмешались и проблемы родителей. А он и правда так устал. Действительно устал. Слушать ссоры и крики было невыносимо, иногда хотелось пойти и заткнуть обоих. Но он лишь запирался в спальне, ложился под одеяло и закрывал глаза, представляя, что все хорошо. Чимин действительно обычный парень. У него были хорошие дни, были плохие. К своим четырнадцати он понял, что являлся бисексуалом. Он гулял с девочками, а после заглядывался на мальчиков. В общем-то, обычные будни обычного подростка. В шестнадцать у него были первые отношения с девушкой, довольно серьезные, но закончились через несколько месяцев, потому что Чимин... Был недостаточно хорошим для нее. Она ушла, сказав, что он о себе думает и печется больше, чем о ней, постоянно загруженный, хмурый и забывает о ней. Он покорно проглотил все слова, молчал, а после молча отпустил. Что ему нужно было сказать? Что он порой хотел ночевать на лавочке, чтобы не идти домой? Что через день ему хотелось разбить зеркало при виде своего отражения? Что у него уже ехала крыша от того, какой он неправильный и больной? Его вполне неплохой друг Чонгук намекал не раз, что Чимину стоило сходить к психологу. Даже нашел бесплатного, который был приставлен к центральной больнице и помогал всем подросткам совершенно бесплатно. Чимин даже записал его номер, но так и не позвонил. Он не хотел рассказывать о своей семье, потому что был уверен, что психолог расскажет все органам опеки или милиции. А ему такие проблемы не нужны были. Или в детдоме было бы лучше? Чимин не знал. Ничего не хотел знать, правда. Хотел покоя. Впервые причинил себе боль Чимин в те же шестнадцать. Он сильно поругался с мамой, очень сильно. Обвинил в алкоголизме, в ее абсолютном безразличии к единственному сыну, к тому, что она не могла взять себя в руки и бросить токсичного мужчину, с которым жила. Она так же наорала на него, назвав неправильным, неблагодарным, и ушла. Просто ушла. Чимин не помнил, как взял нож и поцарапал себе тыльную сторону ладони. Он побоялся резать вены, потому что... Он был трусом. У него правда мелькали мысли о смерти, а иногда он заглядывался на аптечку с таблетками, когда скандалы за стенкой набирали обороты. Но страх действительно его останавливал. В тот раз его останавливал страх, но... В меньшей мере. Хотелось сделать себе больно, отгородиться от душевной боли. Физическая боль всяко лучше, чем душевная. Он, разумеется, никому не сказал. Прятал царапины за пластырями, а потом натягивал на пальцы рукава, ведь остались белесые шрамы. Вряд ли кто-то поверил бы, что он играл в "крестики-нолики". А потом он влюбился. И знаете, что иронично? Что влюбился он в своего, вроде как, близкого друга. Чонгука. Смешно да и только. Чонгук не был гомофобом. Он читал яойную мангу, смотрел аниме про них, следил за некоторыми американскими гей-парами, в общем, был очень толерантным. И он знал о бисексуальности друга, но не знал о его... Влюбленности. Когда узнал - был шокирован. Моргал, округлив свои глаза, молчал и явно пытался сформулировать хоть одно предложение. Чимин молча ушел, не желая что-либо слышать, а вечером прочитал отправленное от Чона сообщение: "Прости, Чимин-и, боже, прости... Но я не могу ответить тебе взаимностью. Ты очень близкий мой друг, но... Это все. Прости меня, пожалуйста". Чимин написал, что все в порядке, они все ещё друзья, а после всю ночь пролежал без сна, пялясь в стену. Не было слез. Не было ничего. Он просто в который раз понял, что он недостаточно хорош для кого-либо. Он ужасен, уродлив, отвратителен. Небо тогда на голову не упало. Они продолжили общаться, Чимин больше никак не выражал свою влюбленность, не заикался о ней ни разу. Чонгук тоже. Тем временем мысли продолжали сменять друг друга. Одни других хуже. Чимин уверен, что если Чонгук услышал бы их, то точно бы ужаснулся. Чимину же они были привычны. Однажды он, захлебываясь слезами, написал... Предсмертное письмо на четыре листа. Расписал все, что копил, все мысли изложил, а после положил его на стол и полчаса сжимал в руках таблетки. Руки колотились, дыхания не хватало... Хотелось, безумно хотелось это закончить. Не было больше сил. Но он опять струсил. Опять отложил, спрятал письмо в стол. Пошел на следующий день в школу, ответил литературу на отлично, написал контрольную. Мир остался тем же. Всем было плевать. Он был бледным, с синими синяками под глазами, с трясущимися руками. Его нервы сдавали. Никто не подошёл, никто не спросил о самочувствии, ни один учитель не спросил, хорошо ли он себя чувствует. А Чонгук тогда болел и состояние друга не видел. Чимин понимал, что он, в общем-то, в жопе. В полной. Он уже не считал себя нормальным, его крыша частенько уезжала. Все чаще хотелось запереться в спальне и не выходить, все чаще мысли мелькали о том, чтобы... Прекратить уже это. А после у него появился парень. Первый парень, первые серьезные отношения. Мин Юнги был выпускником. Не особо высокий, но умеющий за себя постоять. Язвительный, курящий и любящий баскетбол Мин Юнги. Они познакомились случайно, когда Чонгук потянул Чимина на встречу с друзьями, которые были из баскетбольной команды. Там был и Мин Юнги. Они около трёх месяцев общались, но не часто. А однажды вечером после очередной встречи всей командой Юнги вдруг вызвался проводить Чимина домой и поцеловал у подъезда. Чимин, к своему удивлению, ответил, обнял, прижался ближе. Было приятно. Было хорошо и уютно. Мин не напирал, не переходил черту, а после, отстранившись, пригласил на свидание. С ним было... Просто. Перед ним Чимин не думал, слишком ли узкие у него глаза или широкие бедра. Юнги вовсе не обращал на это внимание. А ещё он был в себе уверенным. У него не было завышенной самооценки, но он был уверен в своих силах, в своей внешности. Он просто... Был нормальным. Без больных заскоков, без глупых мыслей и неодобрения самого себя. Разумеется, об отношениях они никому не рассказали, кроме Чонгука. Он действительно был искренне рад за Чимина, поддерживал его как мог. Чимин рад был, что у него был такой хороший друг. А парень был ещё лучше. Он мог просто после уроков забрать его и потащить гулять по городу. Просто мог позвонить среди ночи и попросить спуститься в подъезд, так как он соскучился по глазам Чимина и пришел к нему, чтобы их увидеть. Просто мог посмотреть своим долгим взглядом и сказать, что Чимин пиздецки красив. Чимину правда было легко. Даже мысли не беспокоили его так часто. Ему было настолько легко, что он... Рассказал Юнги о своих проблемах. Не о ноже и постоянных мыслях об аптечке, в которой лежали таблетки, а о родителях и их постоянных ссорах. Юнги тогда долго молчал, внимательно слушая, а после сказал, что от ебанутых родителей не должны страдать дети. Так Чимин оказался в чужой квартире. Родители Мина почти круглый год были в разъездах, так как были археологами, и Юнги был предоставлен самому себе. Поэтому Чимин начал очень много времени проводить на квартире Юнги. Он делал там домашнее, смотрел с Мином фильмы, ел, просто лежал в обнимку, слушая чужой стук сердца. Из этого вытек их первый секс. Просто однажды Чимин сказал себе, что нужно попробовать, проделал все процедуры, о которых писалось в интернете, пережил очень неприятные ощущения, а после пришел к Юнги и вывалил новость, что хотел бы потрахаться. Мин офигел, но не стал отказываться, ведь ему тоже хотелось. Было... Неловко. Липко, местами больно и неприятно. Мин старался, ведь опыта у него было не больше, чем у Чимина. Кое-как у них все же получилось, они получили свой опыт, поняли, куда им нужно двигаться, чтобы дальше было ещё лучше. Так Чимин закончил первый класс старшей школы. А Мин Юнги выпустился и поступил в спортивную академию, решив связать свою жизнь со спортом. У них правда все было чудесно. Чимин расцветал рядом с Мином, забывал о плохих вещах, о пьющих дома родителях, обо всем. Он продолжал общаться с Чонгуком, который начал встречаться с девушкой, записался летом на дополнительные курсы, чтобы подтянуть учебу к новому учебному году, нашел подработку. И, казалось бы, все стало так хорошо. Чего ему не хватало ещё для счастья? Да, с родителями ничего не поделаешь. Они не хотели изменяться, а Чимин устал пытаться помочь. Ему было семнадцать, у него были свои проблемы, а потому и думать ему надо было о себе. У него были прекрасные отношения с любимым парнем и лучшим другом, он относительно неплохо закончил учебный год, устроился работать на лето, почти что переехал к Юнги, ходил на свидания, наслаждался жизнью... Что не так? Мысли. Они, черт возьми, вернулись. Вернулась откуда-то гребаная неуверенность. Он понимал, что Юнги скоро начнёт учиться. Он смог бы найти там кого-то намного лучше. У Чонгука появилась девушка, он цвёл и был таким счастливым, он проводил с ней много времени, возможно, скоро ему совсем станет не до Чимина. И Чимин лишится последнего друга. У него все ещё плохие отношения с родителями, а вдруг социальные работники со школы придут к нему домой и увидят всю картину? И Чимин вдруг понял одну простую истину. Мысли никуда не пропадали. Они слегка притуплялись, когда он был рядом с Юнги, который неосознанно вытаскивал своего парня со дна своими словами и поступками. А потом они обрушивались на него с новой силой. Просто он настолько с ними свыкся, что просто перестал обращать внимания. Ну хочет сдохнуть и хочет, так же у каждого третьего. А после он обнаружил себя на кухне, сжимающим нож. Он просто нашел дома свое глупое подростковое предсмертное письмо. Сколько глупостей и наивных вещей там было, сколько страниц он измочил слезами. Он читал, смаковал ту боль, что появлялась с каждым словом. Черт возьми, как он выкинул из памяти то, насколько себя ненавидел? Свою жизнь? Своих родителей, школу, весь чертов мир. Тогда Юнги с Чимином впервые поругались, ведь Мин зашёл на кухню, а после буквально подлетел к Чимину, выбивая нож из дрожащих пальцев. Поначалу Мин хрипло матерился, прижимая молчавшего Чимина к себе, крепко обнимая. А после отчитал, как мальчишку, кричал, размахивая руками. Он безумно испугался, усрался так, что сам чуть вены себе не резанул. Чимин этого не понял. Он видел перед собой агрессор, человека, который кричал и хотел причинить ему боль. Поэтому он молча сбежал, а после полночи бродил по городу. Что ж, он опять вернулся к тому, что он абсолютно один в этом огромном мире. Не с кем поделиться мыслями. Нет никого, кому можно сказать о желании нажраться таблеток, выкинуться из окна, перерезать вены, словно нити, соединяющие его с жизнью, с этим миром. Жизнь - это боль. Он хорошо это усвоил. Но Юнги нашел его. Нашел, привел домой, полночи поил чаем на своей кухне и вытягивал слово за словом. Чимин нехотя рассказывал. Показал шрамы на ладони, его единственный признак срыва. Мин опять слушал молча, а после сказал, что Чимин сразу показался ему очень сложным. Он знал, что с Чимином не будет легко, не будет "на пару месяцев". И он добровольно на это пошел, потому что любил Чимина. Безумно любил. Чимин в ту ночь рыдал так, как не рыдал давно. Он прятался в чужих руках и рыдал, словно ребенок. Его поняли. Его впервые за столько лет поняли. Ему было стыдно, что он вываливал на кого-то свои мысли, стыдно, что он плакал, что он такой... Больной. Ненормальный. Отвратительный. Мин не отпускал его всю ночь. Шептал что-то, прижимал к себе, вливал чай чашку за чашкой. Успокаивал так, как мог. Чимин так долго терпел, так долго не рассказывал, Юнги понимал его истерику. Он приходил в ужас от того, что Чимин шептал в полубреду. О смерти и об облегчении, что за ней последует. О том, что всем станет только лучше, миру станет лучше без одного Пак Чимина с тараканами в голове. На следующий день они ничего не обсуждали. Чимин ушел на курсы вполне спокойный, а Мин весь интернет обшарил в поисках хорошего психотерапевта. Он, к сожалению, не обладал нужными знаниями, чтобы помочь своему парню, но он сделает все, чтобы это осуществить, даже если через чужие руки. Чимин отреагировал на предложение Мина спокойно. Сказал, что цена приемлема и что он смог бы походить к нему пару раз. И он пошел. Что ж, на первом сеансе было... Никак. Чимин почти ничего не рассказал, не желая открываться, был абсолютно спокойным. Психотерапевт был недоволен, а после недовольным был и Чимин. И Чимин понял, что нужно делать. Людям нужно было не излечение Чимина, им нужна была видимость того, что все в порядке. И Чимин надел маску. Он мастерски их менял. В конце концов, опыт у него был. На сеансах он обсуждал что-то отдаленное от своих проблем, говорил, что ему становится лучше, Юнги он рассказывал то же самое. И у него неплохо получалось, ему верили. Он, может, и сам бы себе поверил, если бы не мысли. К началу учебного года он полностью переехал обратно домой, сказав Юнги, что он все же соскучился по матери. Мин, который все лето видел, что Чимину стало легче, спокойно его отпустил, сказав, что они спокойно могли видеться по выходным. Его сеансы тоже сократились, так как психотерапевт сказал, что Чимин проделал над собой большую работу. Теперь они могли встречаться реже. Чимин охотно на это согласился, ведь иногда психотерапевт мешал его планам и заставлял задумываться о лишнем. А тем временем его день рождения подкрадывался. Он безумно его ждал, а иногда подолгу сидел в своей спальне, впившись глазами в календарь, висящий перед ним. Он давно перестал обращать внимание на пьянки родителей и их крики. Мама, вроде как, даже начала больше внимания на него обращать, это Чимина удивляло. Он учился все так же обычно, иногда хорошо, иногда не очень, все так же был серым, ничем не выделяющимся учеником, иногда зависал с Чонгуком вдвоем, иногда к ним присоединялась девушка друга. Она была очень милой и искренне улыбалась Чимину. Она ему нравилась. С Юнги они действительно виделись почти каждые выходные, а созванивались ещё чаще. Юнги писал, что безумно скучает, спрашивал об успехах Чимина, о его самочувствии, в общем, в который раз подтверждал свое звание "Лучший парень года". А меж тем у Чимина плавно наступил его день рождения. У него за вечер до него колотились руки, но он пытался успокоиться. Его родители весь день работали и только к вечеру приходили, даже пообещали купить тортик и какую-нибудь безделушку Чимину. С самого утра ему прилетел звонок от Юнги. Он минут пять поздравлял Чимина, хвалил, говорил о своей любви, о чувствах, о том, что Чимин для него особенный. Чимин поджимал губы, а к глазам подкатывали слезы. Он тоже так безумно его любил, о чем тут же сказал. Мин удивился, ведь Чимин редко выражал чувства, а тут его будто прорвало. Но на этом сюрпризы не закончились, ведь в школе Чимин быстро нашел Чонгука и обнимал его почти каждые перемены, шепча о том, что безумно рад тому, что у него есть такой друг. Чонгук удивлялся, но сиял, ведь Чимин был таким искренним и... Открытым. Таким, каким не был никогда. Это даже насторожило немного, но Чонгук отмахнулся от своих мыслей. После школы они разошлись по домам. Чонгук сказал, что они обязательно должны отметить все вместе на выходных. Чимин с этим согласился, улыбаясь, обнял друга очень крепко на прощание и шепнул: "Спасибо, что был в моей жизни все это время, ты... Ты очень особенный для меня. Ты лучший и самый близкий мой друг, без тебя мне было бы очень одиноко". А после отстранился, блеснув мокрыми глазами, и ушел. Чонгук удивлённо смотрел ему вслед, ничего не поняв, а после пошел домой. А уже дома, примерно через два часа панически набирал Чимина. Тот не брал трубку. Он матернулся и вылетел из дома, продолжая звонить другу, но его встречали только гудки. Тогда он позвонил Юнги, спросив, не с ним ли Чимин, и тот удивился, сказав, что они только созванивались часа два назад, и Чимин явно был дома. Когда Чонгук спросил, задыхаясь от бега, не говорил ли Чимин чего-то странного, Мин задумался, ничего не поняв, а после ответил, что Чимин признался ему в любви целых три раза, что его голос странно ломался, а после он... Попрощался? У Чонгука автоматически брызнули слезы из глаз, он ускорился и выплюнул в трубку, что это очень и очень плохой знак и что Мин должен немедленно собраться и поехать к Чимину. Мин так ничего и не понял, но обещал быстро приехать. А Чонгук в рекордные сроки добежал до дома Пака, забежал в подъезд и буквально взлетел на второй этаж. Входная дверь была не заперта, Чонгук беспрепятственно дёрнул за ручку и влетел в квартиру. Стояла мертвая тишина. Чонгук неуверенно позвал Чимина. Голос осип и явственно дрожал от назревающей истерики, он боялся пройти дальше коридора, коленки тряслись. Он невольно оперся на стену и медленно пошел вперёд, шепча имя друга. Он дошел до конца коридора и заметил закрытую плотно дверь в комнату друга. Страшно. Безумно страшно было заходить. Но ведь Пак скорее всего просто заснул и поставил телефон на беззвучный, по-другому не могло быть... Чонгук не выдержал и распахнул двери, застыв на пороге и держась трясущимися пальцами за косяк. Лужа крови медленно двигалась к его ботинкам. Он смотрел на нее каким-то пустым взглядом, а после проследил взглядом за кровью к ее источнику. Чимин лежал на полу. Его глаза были открыты, усталые глаза, под которыми залегли тени. В одной руке, чьи пальцы давно ослабли, лежал нож, окровавленный нож, а другая рука была открыта, так как рубашка была закатана до локтя. Всю руку пересекали вертикальные полосы. Их было около десяти, может, больше. Чонгук не мог сдвинуться с места. Его начало колотить, колени подогнулись, и он опустился на пол, огромными глазами глядя на друга. На его мертвого друга. Он не знал, сколько так простоял. Он не двигался с места, не произнес ни звука. Даже не слышал, как хлопнула дверь, и в квартиру влетел Юнги. Тот, к слову, увидев картину, закричал от ужаса и отпихнул Чонгука, отчего тот неловко влетел спиной в стену. Мин упал на колени рядом с Чимином, тут же окрашивая их в чужую кровь, из глаз струились слезы, он одновременно проверял сонную артерию и пытался нащупать телефон в кармане джинсов. Но Чимин не дышал. Вообще не дышал. Его Чимин-и, его личное солнце, его любимый человек не дышал. Совсем не дышал. Не смотрел больше своими хитрыми любимыми глазами, не улыбался пухлыми родными губами, не смеялся звонко. Он лежал. Просто лежал. Юнги захлебнулся в истерике, прижав Чимина к себе, уткнулся лицом в чужую макушку, рыдая. Он не был в силах успокоиться, его била дрожь, истерика накатывала волнами. Не уследил, не помог, тупой идиот. Не разобрался во всем, верил всему, что говорили бледные губы. Как он мог? Как он мог предать Чимина? Как мог бросить его? Как?! Как он посмел, черт возьми?! Чонгук внезапно поднялся на дрожащих ногах, заметив на столе какую-то записку. Мин совершенно не обратил внимания на подошедшего Гука. У Чонгука безумно колотились руки, он чувствовал, что истерика подбиралась к нему. Просто он... Не осознавал ещё. Был в ступоре. Он взял записку и развернул ее, чувствуя, что глаза начали мокнуть. "Кто бы не нашел меня - простите, что вы увидели это. Я эгоист, такой эгоист, я понимаю... Но я устал. Не осталось сил бороться с самим собой. Не могу больше. Юнги, я люблю тебя, очень люблю. Прости, что тебе попался такой плохой парень. Чонгук-а, прости... Я тоже тебя очень люблю. Ты мой самый лучший друг, моя отдушина. Мама... Прости, что у нас ничего не получилось. У тебя было свое видение мира и семьи, у меня - свое. Прости, что у тебя такой глупый сын. Простите все..." Чонгук захлебнулся в рыданиях, снова опускаясь на пол и сжимая в руках записку. А Чимин впервые за столько времени был спокоен. Абсолютно спокоен.

lijeon