Скуку небес развеет дуновение свежего ветра

Повелитель сегодня был не в духе, а заговаривать первым запрещалось, и Оборо терпеливо ждал, когда властелин Империи Пустоты сам выскажет, что же тревожит его подобную Небесам душу. Повелитель окинул тоскующим взором сад и цветущие розовые кусты: там были и черные розы с Запада, и перламутровые из глубин океана, и нежно-голубые с далекой планеты, названия которой Оборо не помнил. — Скучно, — сказал повелитель. — Жарко. Что там происходит в мире? Никто случайно не восстал? Какая жалость. Как-то слишком все спокойно, да, Оборо? По-до-зри-тель-но спокойно. Оборо почтительно поклонился, но повелитель на него не смотрел. — Если мне не изменяет память, этот сад же соединен с гаремным садом, не так ли? Я так давно не был в гареме, целую вечность. Появилось там что-то достойное моего внимания? Пойдём, я хотя бы взгляну на цветник. Повелитель и в самом деле уже некоторое время как потерял интерес к собственному гарему, хотя прежде посещал его строго по расписанию, и Оборо исправно вёл журнал по учёту свиданий повелителя с красивыми молодыми наложниками. Но когда началась война Джои, повелителю стало не до чувственных наслаждений, он всецело посвятил себя подавлению мятежа, и весьма в этом преуспел. В Империи уже два года как царил мир и процветание. В Империи, но не в небесной душе императора. Они нашли слегка заросший кустами дикой розы вход в гаремный сад, и пошли через ровные ряды камелий: повелитель впереди, Оборо чуть позади. За этой частью сада явно кто-то ухаживал, несмотря на легкую заброшенность, но Оборо взял себе на заметку перепроверить и строго наказать виновников того, что императорский шелковый халат с драконами истрепался о шипы. Впрочем, сам повелитель не обратил на это ни малейшего внимания, он все-таки был слишком великодушен. Повелитель рассеянно смотрел мимо цветов и словно искал взглядом, за что зацепиться. Оборо очень хотел увидеть его улыбку, и совсем бы не стал наказывать рабов, если бы они прогуливались по саду в неположенное время. Нужно было как-то сказать повелителю, что… — М-м-м, помнится, два года назад мне прислали в подарок одного из лидеров восстания. Оборо вздрогнул при этих словах. Один из мятежников действительно находился в гареме. У него был как физический дефект, так и полная неспособность к пониманию своего положения. Два самых неприятных изъяна для наложника императора, но как объяснить это самому императору? И почему он вдруг вспомнил?.. — Да, повелитель. Он всё ещё здесь. Повелитель вдруг остановился у огромного цветущего абрикосового дерева. Оборо сначала не понял, что привлекло его внимание, но потом увидел: прямо среди камелий человек в светлой юкате танцевал с мечами: один меч лежал у него на голове, а другим он вполне искусно вращал и выписывал восьмерки. Движения его были отточены и красивы, вот только с балансировкой того меча, что на голове, были трудности: он ронял его, но поднимал и снова принимался за танец. «Так вот где он занимается», — подумал Оборо. Они так и стояли в тени абрикосового дерева и оставались незамеченными. И оба смотрели, не отрываясь. Повелитель обернулся к Оборо, отбросил со лба светлую прядь, спросил с легкой улыбкой: — Это что за прекрасная камелия? И Оборо был вынужден ответить: — Такасуги Шинске из Страны самураев. — Тот раб, которого ты от меня прячешь? — Да. Повелитель снова уставился на Такасуги, а Оборо все же позволил себе продолжить: — С вашего позволения, я его не прячу. Я уведомил ваше величество, что вам в подарок прислан раб, и после того, как раны его, полученные на войне, зажили, я занялся его обучением. — И чему ты его уже обучил за неполных два года? — в подобном свету дня голосе повелителя послышались насмешливые нотки. — Всему, — ответил Оборо. — Но он оказался необучаем. А сколько раз этот Такасуги пытался сбежать, но Оборо неизменно возвращал его и наказывал так, чтобы не повредить кожу. К концу второго года он все же согласился выучить танец с мечами, и Оборо был этим доволен: танец можно исполнить молча, это и повелителю в радость, и не возникнет неловких ситуаций. — Тогда, возможно, его обучением стоит заняться мне, — задумчиво промолвил повелитель. Кажется, он совсем забыл о том, что скучал. — Пусть придёт ко мне в Западные покои… ну, скажем, через час. Покажет свой танец. Если будет волноваться за балансировку, скажи ему, что я знаю. Не беда. Оборо потерял дар речи, но быстро взял себя в руки. — Но повелитель, я не успею его как следует подготовить. — Обычной ванны будет достаточно, это же не постель. Оборо имел в виду не омовение, хотя и эта процедура обычно продолжалась долго. Как за час объяснить этому рабу, что с повелителем следует вести себя смиренно и исполнять все его желания? Он не смог объяснить этого за два года! — У него нет левого глаза! — не сдавался Оборо, быстро припоминая все недостатки раба, о которых нужно предупредить повелителя немедленно. Но повелитель был настроен слишком миролюбиво. — Ну и что? Мне нравится, как он выглядит. Я всё хорошо рассмотрел. Черты лица изящные. — Он ничего не умеет в постели. — Я что-то сказал о постели? Оборо, да что с тобой? Неужто жара действует и на тебя? Повелитель развернулся и направился назад прогулочным шагом, а Оборо понуро поплёлся за ним, а потом спохватился. Через час, значит, через час.

***

Повелитель сидел за небольшой шёлковой ширмой, исписанной камелиями и журавлями, и Такасуги не мог разглядеть его лица. В голове его все прокручивалось последнее наставление от Оборо: «Не вздумай разговаривать с повелителем так, как позволяешь себе говорить со мной. В лучшем случае тебя выпорят, в худшем — отрежут язык». С чего вообще Оборо взял, что с императором Такасуги будет разговаривать так, как с ним? Но как же странно: два года императору не было до него дела, а тут вдруг срочно через час. И теперь придется исполнить недоученный танец, с мокрой головой. Может, обойтись без балансировки? Как ни готовься, как ни тренируйся, а когда выходишь на сцену, все равно облажаешься. Такасуги был несказанно счастлив, что ему разрешили одеться для этой бесценной встречи так, как он сам посчитал нужным: в шёлковую юкату цвета морской волны, а не в специально подобранные жакет и шаровары для беллиданса. В юкате он чувствовал себя человеком, пусть и насильно удерживаемым в плену, а не вещью. Но все же ему жизненно необходимо было произвести впечатление, чтобы император потом вызвал его к себе в спальню. Если он сумеет попасть в императорскую постель, а затем удержаться в ней, то через какое-то время приобретет влияние и, возможно, получит реальную возможность сбежать. Только мысль о том, что когда-нибудь он сумеет вырваться из клетки, и согревала его измученное сердце. Император жестом предложил начинать, и он начал. Сначала все шло хорошо, он успешно выполнил повороты, прогибы, вращения, но проклятая балансировка на голове свела все его старания на нет. Он почувствовал, что меч начал падать, и взмахнул рукой, в которой держал второй меч, чтобы вернуть на место, как вдруг меч выскользнул у него из руки, пролетел вперед, пропорол прелестную ширму и вонзился прямо у ног императора. — Ты еще интереснее, чем я думал, — сказал император, поднимаясь с подушек, на которых сидел. Такасуги замер. Конечно, император принял это за покушение. Ну вот и конец. Сейчас его казнят, и все. Нужно было пасть ниц и умолять о пощаде, а он просто стоял и растерянно смотрел, как император идет к нему — высокий, светловолосый, кого-то до боли напоминающий, но Такасуги не мог рассмотреть его лица за шелковым платком. Такасуги вышел из ступора и вежливо склонил голову: это был его предел. — Я сожалею. Это все разбалансировка. Я не хотел. Сказав эти слова, он вдруг понял, что только что нарушил еще и правило не говорить, пока к тебе не обратились. — Допустим, ты не хотел, но что бы ты стал делать, если бы попал в меня? Такасуги не смотрел на императора, но чувствовал на себе его взгляд. — По счастью, вы не пострадали… господин. Я говорил Оборо, что еще не готов… — Оборо? Ты называешь моего великого визиря просто по имени? Император тихо засмеялся, а Такасуги так и стоял со склоненной головой и не знал, куда ему провалиться. — Оборо всего лишь исполнял мою волю, — вежливо пояснил император, закончив смеяться так же неожиданно, как начал. — Это я велел тебя привести. Посмотри на меня. Такасуги неохотно поднял голову и встретился с холодным взглядом красных глаз. Чудовище. Он чудовище. Кажется, Оборо говорил, что смотреть в глаза императору тоже нельзя, но как ни старался Такасуги отвести взгляд, он не мог. Император тем временем вертел в руке злосчастный незаточенный меч и смотрел все так же холодно. — Это Оборо дал тебе оружие? — Это реквизит для танца. — Вижу. Но ты используешь его для тренировок. Я видел, как ты это делал в саду, и это мало походило на беллиданс. Такасуги молчал. Император отбросил меч, и тот со звоном вонзился в стену. — Собираешься покинуть меня так скоро? И куда же ты собираешься отправиться? Ты ведь из страны самураев, да? Я пощадил твою родину, и даже оставил вам ваше правительство. А если я вдруг передумаю, тебе ведь будет некуда возвращаться, да? Подумай об этом. Все это было сказано самым благожелательным тоном и требовало такого же ответа. — Хотите сказать, ваше величество, что вы из-за какого-то одного жалкого раба отмените договоренности с целой страной? Это же нелепо. Так он нарушил еще одно правило: не иронизировать над словами императора. Император взял его за подбородок и долго изучающее вглядывался в его здоровый глаз, затем отпустил и взгляд его смягчился. — Конечно, нелепо. Ну что же, один жалкий раб, будем считать этот брошенный меч случайностью. Счастливой или нет, поглядим. Ты можешь идти. Такасуги возвращался в гарем с пониманием, что впечатление он произвел, ничего не скажешь. И еще придется искать другое место для тренировок, если, конечно, император разрешит ему и дальше держать у себя хотя бы реквизит. А что до угроз, то вряд ли он их исполнит. Кто такой Такасуги для него? Всего лишь развлечение, и то с изъянами.

***

Вид у повелителя был весьма удовлетворенный, и Оборо было выдохнул, а потом увидел меч, застрявший в стене, и пошатнулся. Что здесь произошло? Покушение?! Но почему повелитель так весел, как никогда прежде? Почему он не позвал стражу? Почему? Что? — А, Оборо. Через два дня приведешь его в восточную опочивальню, — сказал повелитель и улыбнулся. — Пожалуй, не нужно никак его готовить. Меня все устраивает как есть. Пойдем-ка в сад. Сад был таким же цветущим, а солнце — жарким, но повелителя словно подменили. Он даже сорвал одну из роз – редкую, цвета морской волны, и вдохнул дивный аромат. — Как свежо!