Ghost

Кап, кап, кап… Я наскоро умываю лицо холодной водой из-под крана, морщась от того, что она попала в глаза, и вытираюсь полотенцем. А затем перевожу взгляд на среднего размера зеркало, висящее над раковиной. Я вижу в отражении уставшего парня, с синяками под глазами и небольшой щетиной. В глазах от недосыпа слегка полопались сосуды, от этого они гораздо сильнее выглядят покрасневшими и воспаленными. Я провожу руками по щекам. Слегка хлопаю по ним, чтобы взбодриться. Вроде помогает. Заметив позади себя в отражении знакомый силуэт, я ухмыляюсь. — Снова ты? Девушка не отвечает. Ну конечно, и не ответит в дальнейшем. Она стоит молча и сверлит меня своим невидящим взглядом. На ее лице навсегда застыло неподвижное выражение грусти. Бантик на голове развязался и свисал с нее, как траурный флаг. Такой нелепо-яркий по сравнению с бледной кожей той, кого я когда-то называл своей лучшей подругой, а позже собирался назвать и своей девушкой. Голубые глаза тусклые, затянутые пеленой и не выражают абсолютно ничего. Губы посиневшие. След от веревки багряной отметиной виднеется на шее. Как клеймо. Розовая, почти что детская, пижама на ней висит, как на вешалке. Чего и следовало ожидать от трупа. Или от призрака. Я уже не знаю как то, что появляется передо мной, называть. В первое время я до жути боялся. Я боялся, как маленький мальчик, который первый раз в своей жизни посмотрел фильм ужасов, а потом сразу же попал в темную комнату. Свет у себя в спальне я оставлял включенным. Родители переглядывались между собой, думали, что у меня поехала крыша на почве гибели моего друга детства. Иначе как объяснить то, что сын внезапно вскакивает и орет по ночам, не дает даже после того, как заснет, выключать ночник. Странно все это. А может и вправду все так, как они думают, и я действительно сошел с ума. Потом я понял, что она не причинит мне вреда. Это же… Это же Сайори. Она никогда бы не хотела мне навредить. Даже после смерти. Даже в таком пугающем обличье. Я прочитал много книг и статей о том, что держит призраков на этой земле, хотя до этого уверенно считал себя скептиком и даже пальцем не притрагивался к этой мистической белиберде. Но ничего толкового не нашел. Я пытался с ней поговорить напрямую, пытался через самодельную доску какого-то там Уиджи, пример которой я нашел в интернете, через магический шар, купленный у какой-то сумасшедшей старухи на рынке. Но все без толку. Она просто стояла и смотрела на меня, как и всегда. Причем видно ее было только в отражении. Вскоре я перестал все время включать свет в своей комнате. А в ванной просто старался лишний раз не смотреть в зеркало. Это помогало. Я на какое-то время забывал о ней. Но почти всегда меня мучила жгучая совесть. Я считал, что именно по моей вине произошло ее самоубийство. Я корил себя за то, что вовремя не выявил никаких признаков депрессии у собственной подруги, которая дружила со мной чуть ли не с пеленок, которую я знал лучше, чем себя самого. Ну или я только считал, что знаю ее. А на самом деле…

***

…Школьный звонок прозвенел, отвлекая меня от моих размышлений. Я неспеша потянулся, сидя за партой, затем, сгреб учебники в портфель и направился в коридор. Проходя мимо литературного клуба, я немного замедлил свой шаг. Наверное, его точно закрыли. Проверить, что дверь заперта, чтобы окончательно убедиться в этом, мне не хотелось. Потому что если быть до конца честным, мне плевать на этот клуб. Сайори была единственной из всех членов клуба, которая почему то так рьяно рвалась защитить его честь, чтобы он и дальше продолжал влачить свое существование. Но теперь ее нет. Нет и других учеников. Следовательно, он никому и не нужен. «Прямо как ты», — ехидно подсказал мой внутренний голос. Я пошел дальше, перейдя чуть ли не на бег, лишь бы чувство вины внутри моей неугомонной больной головы успокоилось, сменилось на что-то другое. Внезапно я попал прямо в самую толпу учеников, спешащих в кафетерий. Я пытался наскоро пробиться сквозь нее, но у меня ничего не получилось, поэтому я просто продолжил идти, ведомый многочисленными людьми. Вдруг я заметил среди них знакомый бантик. Я потер свои глаза, не веря увиденному. Да это же… Это же бант Сайори! Мои мысли словно замкнуло. Я даже не подумал о том, что это может быть просто похожий бант на совершенно другой девочке. Я метнулся туда, где виднелся этот злосчастный кусочек ленты, но благодаря своей способности медлить на ровном месте, я упустил его из виду. — Черт! Черт побери! Многие оглянулись на мои беспомощные вскрики, чтобы посмотреть, что за идиот буянит там. Мне же было совершенно наплевать сейчас, что там думают другие. Руки самопроизвольно сжались в кулаки от бессильной злобы на самого себя. Когда толпа наконец-таки уменьшилась, я отошел к окну на трясущихся ногах. Мне вдруг стало дурно, и я почувствовал нехватку воздуха. Внезапно все звуки стали непривычно громкими, зрение обострилось, а сердце забилось все чаще и чаще. Я начал бестолково глотать воздух, словно рыба, а затем, тихо сполз по стенке. Наступила спасительная темнота. Ну или я так думал. В бреду обморока я увидел ее прямо перед собой. Сайори. Живую. Совершенно не такую, какой она была обычно в отражении — мертвую и напрягающую всем своим видом. Она весело хохотала, сидя на одной из наших разноцветных горок, на которых мы катались в детстве. Казалось будто девушка меня совсем не замечает и поглощена только своими мыслями и заботами. — Сайори! — заорал я изо всех сил. Мне показалось, что я на самом деле что-то тонко пропищал, но она меня услышала. Сайори медленно повернулась ко мне. По мере того, как девушка поворачивалась, ее лицо снова становилось грустным, но она все еще была живой. — Почему ты здесь? Что ты здесь делаешь? — спросила девушка. Ее голос будто доносился со всех сторон до меня одновременно. — Тебе еще рано. — А я откуда знаю почему я здесь? — вспылил я. — Мне не докладывают. Она пристально посмотрела на меня и четко произнесла: — Твоей вины в моей смерти нет. Прекращай об этом думать. Прекращай меня искать среди толпы. — И это говоришь мне ты? Ты сама приходишь ко мне! Сайори, ты эгоистка! Как ты могла меня бросить?! Одного! — мой поток ругательств начался внезапно и, видимо, не собирался прекращаться. Я решил выплеснуть все, что так долго копилось внутри: обида на девушку, боль, непонимание, отвращение к себе самому, недоумение. — Почему ты ничего не сказала мне? Ты считала меня слабаком, да? Или считала, что я ничем не могу помочь?! Отвечай, Сайори. Хотя бы здесь будь серьезной, черт побери! Она ничего мне не сказала. Просто молча укоризненно покачала головой. А я все не унимался. Меня прорвало за все эти дни, в которые я пытался жить нормальной жизнью как обычный человек, делая вид, что все хорошо и что нет никакого призрака мертвой девушки в отражении. — Ты…ты! У меня просто нет слов! — вопил я, не замечая, что по моему лицу ручьем струятся слезы. Кто сказал, что парни не плачут? — Ты просто эгоистка! Сайори медленно поднялась с горки и направилась ко мне. Не дойдя до меня каких-то пару шагов, она подняла на меня свой взгляд и сказала: — Прости за все еще раз. В этом нет твоей вины. Прощай. Я почувствовал, что начинаю падать в какую-то пропасть и беспомощно замахал руками, забарахтался. «И постарайся хорошо высыпаться. Тогда точно больше не будет никаких призраков в отражении», — добавил слегка смеющийся девчачий голос.

***

Меня будто дернуло током, и я вернулся в суровую реальность, где надо мной уже испуганно склонилась целая куча учителей разных классов. — Ты в порядке? Что с тобой случилось? — спросила какая-то женщина, услужливо протягивая мне руку. — Я сам могу встать. Оттолкнув чужих людей и поднявшись с пола, я ощутил на своем запястье что-то сдавливающее его. Подняв руку к лицу, я обнаружил на нем ленточку персикового цвета. Такую же, которая была на голове Сайори. Я сразу же бросился в туалет, не обращая внимания на косые взгляды, на ходу смахивая слезы, и остановился, зайдя внутрь и не дойдя пару шагов до зеркала. Я боялся что после такого бэд-трипа во время обморока снова увижу там обезображенную смертью фигуру девушки несмотря на все ее и мои слова. Когда я набрался сил, смелости и подошел, Сайори в отражении не оказалось. Я вздохнул. Это был вздох облегчения. Сняв ленточку с запястья и сжав ее покрепче, я вышел из туалета. Сайори для меня всегда будет живой. Такой же беззаботной и веселой, какой и была. По-крайней мере в моем сердце — точно.