Знакомство в летнем лагере
(ориджинал по заявке, фемслэш, NC-17)
(знаки препинания после ряда реплик
опущены специально, для
передачи неопределённости интонаций.
Аня22 для Агент-Радуга-Дуга, 27-28.10.20)
«Скука смертная» – примерно так можно было бы обозначить мировосприятие Ирки Птицыной в последние несколько дней. По понятным женским причинам опять болел живот (ну нельзя было хоть в лагере без этого обойтись!), настроение было плохое, и потому привычный уровень активности упал. Разговоры со знакомыми и не очень ребятами казались глупыми и пустыми, их смех раздражал, их неограниченной подвижности, особенно мальчишек, Ирка завидовала: ну почему у них ничего не болит, не течёт, а ей каждый месяц приходится это терпеть! Завидовала и злилась. А вообще-то она хороший человек, душа компании, как обычно говорится. Знакомства, тусовки, активность – вот от чего она ловила кайф в обычное время. И вот она в летнем лагере, у реки, какое же море удовольствия можно получить, со сколькими подружиться! Но на деле оказалось, что к концу смены уже не осталось нехоженых лесных тропинок, река оказалась вовсе не рекой, а скорее ручейком, очень холодным, узким и неглубоким, в волейбол Ирка играла не очень хорошо, в футбол играть не больно-то и хотелось, подглядывать за девчонками в бане не было никакого интересу, потому что чего она там не видела… Вот костёр – это да-а-а, это здорово, но до него ещё несколько дней, как и до дискотеки. Да и какая тут дискотека, с тоской думала Ирка, так, разве что сельская. Да и с кем танцевать? Вопреки ожиданиям, в лагере Ирина не встретила ни принца-иностранца, ни хотя бы неизвестную ранее сестру-близняшку, с которой потом можно было бы поменяться местами и пожить другой жизнью, а в самом лагере драться на шпагах и играть в покер или хотя бы «дурака». Эх!.. Но сложно без конца унывать и досадовать, особенно при жизнелюбивом характере Ирки. Она уже было решила спровоцировать драку едой и получить потом нагоняй – ведь в этот момент она сидела в столовой, в которой почти никого не было, и ковырялась вилкой в тарелке – как услышала тихий голос: – Можно я тут сяду? В ответ Ира подняла голову и увидела перед собой девчонку-ровесницу, машинально кивнула, но потом, окончательно «выйдя из себя» в плане «сосредоточилась на внешнем мире», с удивлением поняла, что у девчонки были белые убранные за уши длинные волосы и такие же белые брови. И даже ресницы у девочки были белые. И как это она раньше её не заметила? Но это было ещё не всё: девочка явным образом отодвинула куриную котлету подальше от макарон, а потом, бросив косой взгляд на Иру, неловко спросила: «Хочешь?» От неожиданности Ирина ненадолго потерялась, поэтому, наверное, и получилось так, что её ответом было: – Ты что? Ты же вон какая бледная, ешь сама. Девочка, и без того, видимо, по натуре не очень уверенная в себе, сконфузилась (это слово Ира запомнила с уроков литературы) и робко проговорила: – А я, ну, мясо не ем. Но если не хочешь, это ничего. Всё нормально. Зато Ирина, наоборот, почувствовала воодушевление. Какая необычная девчонка! – Почему не ешь, если не секрет? Болеешь чем-то? – она глазами указала на волосы собеседницы. – Или живот болит? – Мне животных жалко. Я вегетарианец, – сказала девочка, сначала глядя вниз и подняв плечи, но под конец реплики подняла глаза и посмотрела прямо в глаза Иры. Без вызова или недоверия, гордости или высокомерия или стыда, не смело или несмело, а просто посмотрела, и Ирине показалось, что на неё смотрит речная богиня – открытая, отражающая, чистая, как весь облик девочки в светлом простом платье. – Круто… То есть, ты такая необычная. Ещё и волосы белые. И брови. Точно не болеешь? Или покрасилась? – А, не бойся, это не заразно. Я альбинос, с рождения такая. Мне только на солнце надо осторожней и простужаюсь легко, но это не болезнь. – Вот это да, вегетарианец-альбинос. Слушай, а ты что ли недавно приехала? Или это я тебя раньше просто не замечала? – Нет, с начала смены, я просто не очень много где хожу… Я вроде бы тебя видела, ты меня наверное тоже, просто внимания не обратила. А, или может я в панаме была или кепке. – Ты красивая, – сказала Ирка, не подумав, глядя девочке в глаза. Через секунду-две до обеих дошла двусмысленность фразы: незнакомка густо покраснела и опустила глаза, а Ира смутилась и, глядя в сторону, сказала: – Не подумай чего такого, просто, ты красивая. С тебя бы портрет нарисовать. – С-с-пасибо… – А-а, да не бойся ты меня, я не кусаюсь. – От неловкости Ира пошла в наступление. – Как тебя зовут-то? Давай дружить? – А-а-а… Света… Давай. – Давай лапу. – Лапу? – Ну руку, ты что, не знаешь? Ну ты… чудо в перьях, – сказала Ирка, пожимая Свете руку. – Не обижайся, я не со зла. Просто у тебя голова белая… Ай, не важно. Я Ира, для друзей – Иркутск. – Почему Иркутск? Ты оттуда? – Нет, просто у меня фамилия Птицына. Ирка Птицына. Как-то в лагере меня в другом однажды назвали «Иркутск», так и осталось. Или мы в города играли?.. Не помню даже уже. Кто-нибудь крикнет при незнающих: «Иркутск!» – и никто кроме «избранных» не понимает… Весело… Он же как «Иркуцк» звучит, а я Птицына, в общем, не важно, зови как хочешь. Хочешь, «Птица» зови, меня в школе так звали. А тебя как звать? – Меня… С… Света, так и зови… – Ладно, значит, Света. Странная ты всё-таки немного. Ну, это даже здорово, а то мне скучно. Покажешь, как поешь, где живёшь? Или я могу тебе показать, где я живу. Давай поболтаем? И погулять можно. Можно даже попробовать позагорать, когда солнце будет. Ой, а тебе нельзя… – А-а, вообще-то можно, ближе к вечеру, надо средством намазаться только. Это «А-а-а» Света произносила так, будто доктор её попросил открыть рот и сказать «А-а». Как-то это звучало так многогранно и в то же время непередаваемо, так мило и хрупко. В тот день и следующий Ира и Света знакомились друг с другом, сидели в комнатах друг у друга, ходили по лагерю и играли в бадминтон. Ира била сильно, но воздушная Света играла неожиданно хорошо и ничуть не уступала Ире, а то и переигрывала её. Вообще-то для «Иркуцка» была более привычна роль вожатой, но в этот раз как-то не сложилось – до сих пор. Как жаль, что конец смены уже совсем близко – через пять дней, ведь они только-только познакомились. Вот и приходилось навёрстывать упущенное время, знакомиться активно, проводить вместе много времени. Было выяснено, например, что одна из любимых книг Светы – «Оруженосец Кашка», советская книжка про летний лагерь, мальчишек и стрельбу из лука. Её любимыми группами были Radiohead,Coldplay, R.E.M., Uriah Heep и Black Sabbath, любила также Pink Floyd и Deep Purple и классическую музыку. Ирина же, хоть и не имела, как и Света, жёстких предпочтений, любила музыку пожёстче либо, наоборот, более танцевальную, о которой она зачастую узнавала от друзей: Led Zeppelin, Rage Against the Machine, Korn, Pantera, Metallica, Red Hot Chili Peppers, Tricky,2Pac, слушала и даже играла на гитаре для друзей Гражданскую оборону, Сектор газа, Земфиру, Ночных снайперов, Сплин. Хотя обе знали Linkin Park, Ира обожала «злые» жёсткие альбомы, в то время как Свете нравились самые попсовые. Точкой соприкосновения стали Ramones и Линда, которых любила Света. Ире больше нравились Sex Pistols, но ей нравилась внешность вокалиста Ramones, впрочем, как и Свете. Несколько клипов и песен Линды очень понравились Ире, и она обещала послушать её побольше. Света, в свою очередь, любила и The Beatles, к которым Ира относилась нейтрально. Подобная ситуация наблюдалась и с сериалами: в то время как обе их смотрели, Ире нравились «Friends» и «Doctor Who», Света робко призналась, что ей нравятся «Ранетки», привычное отношение к которым было похоже на всеобщее устоявшееся презрение, не подлежащее сомнениям в своей правильности. На второй день знакомства, который был примечателен в основном тем, что они договорились на завтра позагорать после обеда, уже в конце его, ночью, Света проснулась от того, что по ней кто-то ползёт. Как оказалось, это были всего лишь пальцы Ирки Птицыной, которая прокралась в комнату и залезла в вообще-то неширокую кровать Светы. Она легла со спины, но напуганная Света развернулась, заехав подруге локтём в живот, отчего та тихо заайкала, тем самым дав себя узнать. – Ты что тут делаешь? – зашипела она Ирке, глядя ей в глаза с маленького расстояния. – Лежу! У меня живот болит – Извини – Да не из-за тебя, хотя и из-за тебя тоже… Мне не спится, а одной холодно и одиноко – У тебя таблеток нет? Давай дам – Не, спасибо… Хотя давай, лишними не будут. Вода есть? – Да. На, держи. – Спасибо. Вообще-то я думаю, что я отравилась. Так обычно не болит. А у тебя? Надо было тоже мясо не есть. Но я всё равно хочу с тобой полежать. Из-за темноты Птица не увидела, что подруга покраснела. Света отвернулась, и Ира прижалась к её спине. Но долго ей спокойно не лежалось, и отчего-то она вздумала не только прижаться поплотнее, так, что могла бы поцеловать девушку в шею, но и потрогать чужую грудь. – Ты что творишь?! – А что? Нельзя? – Нельзя! Я христианка! Ира замерла, потом прошептала: «Предательница», – и ушла. Внутри у неё всё горело от обиды и бессильной злости. Почему нельзя? Вот же она, перед ней! Почему ей важнее бесплотная религия, чем она, живой человек из плоти и крови, который к ней пришёл? Или предложить таблетки – это всё, на что она способна? Ирка готова была заплакать, задним умом сама понимая, что это глупо. Так она и ушла к себе и уснула, пообещав себе прекратить разговаривать со Светой. На следующий день она действительно избегала подругу, но всё-таки у них был запланирован пляж. Несмотря на своё возмущение, Ира почему-то всё же чувствовала укоряющий голос совести, который говорил, что она сама виновата. Прошлый опыт научил её, что запираться и избегать не ведёт ни к чему хорошему, поэтому она, переборов свою гордость и, как ей казалось, обиду, пошла навстречу Свете, когда её увидела на улице. Наверное, она выглядела угрожающе, потому что Света дёрнулась и застыла, как кролик перед удавом. Совесть ещё больше начала есть Птицыну, подсказывая, что Света неуверенная и скорее всего чувствует себя виноватой. А может, это наоборот была не совесть, а что-то противоположное. Как бы то ни было, она подошла к беловолосой девочке и взяла её за руку. – Прости меня, я сама виновата, – твёрдо сказала она, словно подразумевая продолжение: «Давай, делай теперь со мной, что хочешь». – Ам… В чём? – спросила это наивное глазастое создание. А может, на самом деле довольно хитрое. – Как это… Ну… В общем, ты не предательница. Ирка-Иркутск уже начала сомневаться, что произошедшее ночью ей не приснилось. – А. Да может и предательница, – ответила внезапно та. – Извини, это я виновата. – Да ни в чём ты не виновата. – Виновата. Ирина отстранилась, посмотрела в глаза подруге. Подруга улыбнулась. Ирина улыбнулась до ушей и внутренне выдохнула от того, что всё так просто разрешилось. – Так что..? Идём сегодня загорать?.. – Да, идём. Я знаю одно классное место, пойдём туда.) – Ира всё улыбалась. – Здорово) – Света тоже улыбнулась. – Сейчас идём обедать тогда? – Ага. Как думаешь, сколько мертвечины предложат сегодня? – Да ну тебя. Это нехорошо. – Хех, не обижайся. Я тоже попробую не есть мясо. – Правда? – Правда-правда В ответ Света просто обняла её. Ира обняла её в ответ, и так они постояли, покачались из стороны в сторону и пошли на обед. …Место, куда они пришли, и правда было очень хорошее. Рядом неторопливо, но непрерывно текла река, открывался красивый вид.Травы, полевые цветы, деревья. Солнышко грело, но не обжигало, светило, но не слепило. Не жарко и не холодно. – Попробую потом нарисовать, – сказала Света. – О, ты умеешь рисовать? – Да, я вообще-то художественную школу закончила. – Ого! – Ага. Я и тебя постараюсь нарисовать. Закрашу лист чёрным и назову: «Иркутск в темноте». – Ха-ха-ха, ну ты и приколистка. А делаешь вид, что вся такая набожная. Светишься почти. Наверное, в тихом омуте… – Наверное, – как бы невзначай привнесла загадочность девочка-альбинос. Они разделись, расстелили полотенца. С собой были захвачены пироги с яблоком, печенье и чай в термосе. Света начала мазать крем на руки, плечи, ноги. Ира поймала себя на том, что любуется телом подруги. – Давай я спину тебе намажу? – Давай. – Только расстегни лифчик – Ага! Вот в чём твой коварный хитрый план, злодей! – Дыааа. Дааай мнеее потроогать твою плоооть! Со смехом и играми Света расстегнула «нагрудник» и подставила спину подруге, придерживая купальник на груди. Когда игривая Ира-Иркутск попыталась как бы случайно залезть под трусы, Света дёрнулась и отстранилась. – Ой, прости. Кажется, зря я… – Давай я тебе просто расскажу. В школе мальчишки юбки задирали. У меня так однажды задрали внезапно, и все увидели мои детские трусики, я немного отстаю в развитии, у всех уже были «взрослые», а у меня с мультяшными рисунками. – Блин… Вот уроды… – искренне и с грустью сказала Ира. – Ты же из-за них вон какая зашуганная стала. – Да не знаю даже. Мне кажется, это я такая в принципе и есть, и такой бы в любом случае и была. А это давно было, я на них не обижаюсь. – Почему? – А зачем мне это? Им от моей обиды не плохо, это мне от неё плохо. Да и… Ну… Не по-христиански это. Прощать нужно. – Странная ты всё-таки. А я, наверное, тебе завидую. Я бы не простила, мстила бы. Хотя, может, отомстив сразу, и забыла бы, и не повлияло на меня это никак, даже не знаю. – Да и ладно. Каждая из нас какая есть. Не надо завидовать. Ира посмотрела на подругу с уважением и некоторым восхищением, одновременно с этим задумавшись над её мудрыми, как она подумала, словами. Потом они просто легли загорать, подставив спины солнцу и прикрыв глаза. Из сладкой полудрёмы, вызванной мягким шумом реки и в целом усыпляющей обстановкой, Ирину вывело ощущение движущегося вдоль её позвоночника пальца подруги. – М? – А-а-а, – снова непередаваемо проявила свою неуверенность Света, вертя головой, – это-о, в общем, вот… – и с этими словами она убрала с груди лифчик, который до этого держала руками, так как он не был закреплён на спине. – Й-я-а подумала: «А какой смысл загорать, мешая телу загорать? Да и кто нас тут увидит? И чего ты там не видела?» В общем, а, если хочешь, можешшь намазать мою грудь… Ирка присвистнула. – Ну и дела. Конечно, давай намажу… – с лёгким недоумением сказала она, глядя на открывшееся ей зрелище. «Красивая», – подумала она про небольшую грудь подруги. – Х-хорошо… Вот, – Света дала ей крем, села на её полотенце и зажмурилась. Ира недоверчиво коснулась – теперь уже при свете солнца – груди пальцами с кремом, Света с непривычки дёрнулась, Ира тоже пришла в некоторое волнение. Ей показалось, что лучше попробовать со спины, так она хотя бы не будет видеть полуиспуганное лицо Светы, что её даже несколько раздражало. Сама ведь ей это предложила, блин. Вид из-за спины открылся захватывающий – Ира упёрлась своей грудью в спину подруги и смотрела на её грудь с высоты головы почти как на свою. Она не удержалась и коснулась сосца, и совсем рядом услышала ойканье, повернула голову и поняла, что лицо Светы совсем близко, отпустила все тормоза, сняла свой купальник, закрыла глаза и ткнулась губами в щёку подруги. Та замерла, и Ира ждала, что вот-вот она всё испортит, но вместо этого Света промолчала. Для Ирины это был как зелёный сигнал светофора, и она передвинулась сначала к уху, поцеловала в висок, в бровь, потом к шее, прошлась губами между лопаток – а потом вновь перешла вперёд и опустила Свету спиной на полотенце. Дыхание её стало немного тяжёлым, в то время как Света, казалось, замерла, застыла. Ира вдруг поняла, что сосцы подруги стали больше, да и её, как оказалось, тоже. Света лежала перед ней, повернув голову набок. И вот её лицо всё ближе, ближе… Внезапно Ира мысленно плюнула и отстранилась. – Слушай, мне не нравится чувствовать себя насильником. Ты как бревно. – Нет, всё хорошо… По правде говоря, тогда, ночью, мне стало приятно, когда ты потрогала меня… И сейчас тоже, даже лучше… – А как же: «Мне нельзя, я христианка!»? – спародировала Ира, вновь ощутив обиду. – Ну… Я нашла способ… В Библии сказано, что нужно любить ближнего, что Бог есть любовь, поэтому можно… – Да? А что там ещё сказано? Там сказано: «Целуйте девушек»? Или ты меня не целуешь, потому что там этого нет? Если бы Ира задалась целью разобраться в своих чувствах, описать их, она бы осознала, что на самом деле хотела сказать следующее: «Я не хочу, чтобы ты любила меня потому, что так надо. Я хочу, чтобы это было твоё искреннее желание, чтобы ты любила меня за то, что я – это я, чтобы ты думала обо мне, а не о Библии». – Молчишь? Слушай, а там, внизу, у тебя тоже белые волосы? Тебе ведь всё равно, да? Никого тут нет, и загорать не нужно телу мешать, – и с этими словами Иркутск стянула с подруги плавки, та и опомниться не успела. – Ага. Белые, – хмыкнула она, а потом бросила взгляд на лицо Светы и увидела у той слезинки в уголках глаз. – Да ты… Ты… У меня никого не было, я ничего не знаю… А ты… Ира запаниковала. – А-а-а! Прости, прости пожалуйста! На, смотри! Теперь я без трусов! Делай что хочешь! Хоть девственности лишай! – попыталась она перевести всё в шутку. После небольшой паузы Света спросила: – Так ты тоже? Прости, я такая глупая, ничего не понимаю… – Конечно, нам же всего 16. Целовалась, правда… Я тоже глупая, не переживай. Это я виновата. Света, видно, вспомнила недавнюю ссору и примирение и смогла легонько улыбнуться. – Думаю, ты права, это из-за того, что я снизу лежу и ничего не делаю. Можно я теперь попробую с тобой поиграть? Ира немного опешила от такого поворота, но согласилась и легла на спину. С нежностью и заботой Света провела ей рукой между грудей к промежности, обвела груди по контуру. Да что там, она даже приложила к груди ухо и послушала, как бьётся сердце Иры. Потом потрогала ей соски, а потом и вовсе приложилась к ним губами и даже чуть-чуть прикусила. А потом спрашивает: – А что дальше? – Не знаю, – фыркнула Ира. – Вниз спустись. У меня не белые. Она развела и подняла ноги. – Ой, слушай, а у тебя тут немного не так, не как у меня. Здорово. – А как у тебя? А то я толком и не поняла. – Вот, смотри. Они обе сели друг перед другом и стали искать отличия. Немного в размерах, немного в цветах. А потом Ира придвинулась к промежности и груди Светы вплотную и весело сказала: – Стыковка произведена! Правда, не особо это удобно, давай как-нибудь ноги по-другому положим. Они устроились поудобнее, и у обеих по телу прошли электрические волны от первого движения телами. Ира обвила руки вокруг спины Светы, опустила их ей на ягодицы, закрыла глаза, а потом почувствовала, как губы Светы тычутся в её лицо, и помогла ей себя поцеловать, внутренне улыбнувшись. Да, вот это было здорово, не то что раньше, хотя Света тоже не умела целоваться, но она хотя бы не была грубой и не слюнявила ей лицо, как это делали мальчишки. Дыхание стало сбиваться, стало жарко, будто они активно занимались спортом. Когда они разорвали поцелуй для перерыва, Света (с румяным лицом) спросила: – А если нас кто-нибудь увидит? – Молчи, – ответила Ира, закрыла глаза и примкнула к губам Светы. Её руки теперь двигались по шее и белым волосам. Нацеловавшись и намокнув, они решили взять перерыв и немного отдохнуть. Затем Света уже сама легла на спину и притянула Иру к себе, положив её руку себе на лобок и чуть ниже. Ира провела между губ и нащупала мягкий выступающий бугорок размером с горошину, Света шумно вдохнула и выдохнула, и они продолжили целоваться. Она неловко погладила подругу по волосам, спине и попе, на секунду развела ей ягодицы, и потом задрала ноги, как это раньше сделала Ира. Теперь та тоже подогнула ноги и придвинулась к Свете, они снова соединились промежностями и начали двигаться, руками шаря друг по другу, пока обе не почувствовали, будто изнутри что-то переполняет их и приближается, дыхание совсем сбилось, голоса изменились, и вот оно всё ближе и ближе, тела напряглись, казалось, что сейчас всё тело чихнёт, и вот оно, дыхание Светы замерло после вдоха, голова запрокинулась, и судорога прошла по двум телам, казалось, что всё тело теперь будто зевает. Обе обмякли и расслаблено замерли, одна на другой, но меньше чем через минуту или даже пол-минуты неугомонная Ира решила, что этого мало, спустилась к промежности Светы и сомкнула губы вокруг горошинки подруги, или, если без проволочек, клитора, насколько ей было известно. – Не надо… Там же грязно… – И ничего не грязно, моча из другого места идёт, кровь из другого, а это третье место. Да и тут столько этой, смазки, что она всё уже давно отмыла. Электричество снова пронзило Свету. – Уфф… Давай в другой раз уже – Ага, значит, понравилось? Будет «другой раз»? – спросила Ира, от лица которой Света видела только блестящие глаза, смотрящие на неё из-под раскрасневшегося лба. И лизнула подругу, отчего та засмеялась и стала отодвигать её голову от себя. Потом они решили, что если уж принесли, то надо съесть пироги с чаем. А когда поели, Ира опустила голову Свете на коленки и прикрыла глаза (перед этим всё же заценив взгляд на груди снизу). Света смотрела на неё и улыбалась. Так они провели ещё с полчаса, и никто их так и не увидел, а если и увидел, то уже давно, и наверняка все в лагере уже знают, так что бессмысленно об этом думать. Света и не думала, подняв голову к небу, и ни о чём не жалела. Потом дремавшую девушку посетила новая гениальная мысль. – Знаешь, что я придумала? – Что? – Давай написаем стоя! – Ты что, совсем? – Да! Тебе разве не любопытно? – Да вроде бы нет… И это наверное уже никак не оправдать… – А-а, да ну тебя, зануда. Никуда она в итоге не пошла, но минут через десять вернулась к своей идее. И всё-таки уговорила невинную подругу, которой, видимо, всё же было немного любопытно. Решено было сделать это у реки, на песок, кусты или в воду. Ире больше хотелось в туалет, поэтому у неё получилось быстрей. – А-а, смотри! Никогда ведь больше не увидишь! Да Света, наверное, была и не против того, чтобы это был первый и последний раз, да только она уже сама не сдержалась. Это было очень непривычно и нелепо, но одновременно почему-то интересно и даже, пожалуй, что весело в своей сумасшедшей сути. До земли было так далеко, но ничего страшного не произошло. – Ты извращенка, – сказала она потом Иркутску. – Какие ещё извращения знаешь? Наверное, кайфуешь и от введения тампонов, и о сиденья трёшься, и ещё что-нибудь? – Да кто ещё извращенка! Навыдумывала тут. Или ты как раз это всё и пробовала? От тампонов не чувствуется ничего. А тереться, вообще-то, нормальные девочки начинают ещё до детского сада, это случайно сначала получается. – Мда, с тобой поведёшься… – Что? Я не виновата, что ты такая святоша. Вернее, теперь уже не святоша. Я вообще это для тебя и устроила. – Да ладно врать-то. Доказывай, что ты не верблюд – А вот и не верблюд. Хотела тебя смелее сделать. А то ты только иногда в себе уверена, а надо постоянно или хотя бы по большей части. – Вот как… – произнесла Света с искренним удивлением. – Спасибо. Надеюсь, поможет. Во всяком случае, этот день я надолго запомню. Потом они ещё немного позагорали, поговорили, допили чай и пошли обратно в лагерь. То ли там все делали вид, то ли никто ничего не знал, но отношение к ним не изменилось. Теперь они вдвоём были как заговорщицы. – Мы теперь связаны, – сказала ей Ира. На следующий день вечером была дискотека, а значит, смена подошла к концу. «Дискотека» – даже и непонятно, сказано ли слишком громко или в самый раз – не вечеринка или тусовка, ночной клуб или ещё как, а с этим вот старым «диско» в слове. Примерно как школьная дискотека, без наворотов, но вполне выполняющая свои функции. Одна из дополнительных функций этой дискотеки была задумана Светой. Она решила проявить активность, а не сидеть в уголке. Стараясь держаться рядом с Ириной, она в итоге добилась совместного медленного танца в темноте. Вот и ещё новый опыт для неё, и вновь он связан с ней. – Я люблю тебя, – прошептала она Ире в самое ухо, тихо для окружающих, но так громко для неё. – Я решила быть смелее. Я люблю тебя за то, что ты – это ты, ты особенная, а не просто «ближний». У Ирины захватило дыхание. Света в итоге оказалась смелее неё, так и не решившейся сделать это первой, в чём-то всё ещё сомневающейся. Поэтому, уж теперь-то, она ответила: – Я люблю тебя, Света. А может быть, это и есть основная функция дискотек. После дискотеки они пошли к реке смотреть на Луну и целоваться, но уже поближе к лагерю. Однако получили они намного больше: целое небо звёзд, которое отражалось в реке, и несколько летающих на том берегу зелёных – по всей видимости, светлячков. – Света? – Ау? – Я придумала для тебя прозвище. – О. И какое? Наверное, что-то не очень хорошее. – Светлячок. – Беру свои слова назад. Мне очень нравится. Иди ко мне, – даже более чем решительно сказала она. Ну а следующий день был последним полным днём лагеря, и в конце его и ночью горел костёр для всех желающих. То, без чего не обходится, наверное, ни один лагерь. Ну а у костра обычно поют песни. Ира не брала с собой гитару, но она всё равно нашлась где-то или у кого-то, поэтому Света сидела и смотрела на любимую (ещё было сложно к этому привыкнуть и мысленно произносить это «любимая» без неловкости), на её руки и лицо, на котором отражение костра чередовалось с тенями, слушала её голос. Днём, наконец, была затронута грустная «чемоданная» тема – место жительства, но оказалось, что девушки живут в одном и том же мегаполисе не очень далеко от лагеря, что не могло не радовать. Завтрак, обед и ужин, снова поход на речку, только уже всем отрядом, потому что уходили далеко, собирали землянику, лагерные игры, и вот он – лагерный костёр. Свете вспоминался «Оруженосец Кашка», она знала, что следующее утро будет тоскливым, и старалась побольше насладиться моментом, пока он ещё длился. Она смотрела на горящее дерево, на более тёмный по контрасту мрак рядом с костром, на ребят и вожатых вокруг, и ей было немного грустно, но потом она вспоминала Иру, смотрела на неё, и на душе становилось тепло. Народ понемногу расходился, и Ирина сыграла несколько песен специально для Светы, а потом и вовсе отложила гитару и пересела к ней, рядышком, плечом к плечу, и склонила на плечо Светы голову. Так они и сидели, словно одни во Вселенной, и смотрели на костёр и улетающие в никуда искры, на этих огненных светлячков. Вот так вот мы и познакомились, ну или примерно так, и я перехожу к описанию от первого лица. Потом мы жили своими жизнями, доучивались в своих школах, иногда встречаясь как подруги, переписываясь, больше узнавали друг о дружке, о семьях. Потом готовились к экзаменам и сдавали их, носились с поступлением, и поступили в один и тот же университет. На первом курсе удалось съехаться, мы снимаем одну двушку на двоих, родители помогают, к тому же одной из нас удалось попасть на бюджет и получать стипендию – ну, это пока с учёбой всё хорошо, да и маленькая она довольно, так, на карманные расходы. Иногда мы ссоримся, потом миримся, даже если, как было один раз, казалось, что больше не помиримся. Жизнь вдвоём имеет свои плюсы и свои сложности, как и студенческая жизнь, да и жизнь вообще. Мы развиваемся в своих направлениях и думаем о будущем, без фанатизма, но поддерживаем российское ЛГБТ-движение, читаем (и теперь вот я заканчиваю нашу фемслэш-историю, хах) на Фикбуке различные фанфики, смотрим сериалы и фильмы с ЛГБТ-персонажами, например, «Skins» («Молокососы»). В нескольких фильмах узнавали себя и одновременно разбирали отличия, впрочем, смотрим и не связанные с этой темой произведения, находим иногда новую музыку, знакомимся с различными людьми (и шипперим их хехехе), преподавателями и предметами. А, да, обе вегетарианки (ещё и по той причине, что каши, рис, картошка и макароны недорогие), да и в тему экологии сейчас влезаем побольше, а то, кажется, дела планеты всё хуже. В общем, живём, стараемся отстаивать свою свободу в меру сил, не унывать от учебно-жизненных сложностей и реализовываться. Что ещё сказать? Не хочется ставить последнюю точку, поэтому пусть будет так: и-и-и-эх!