Hungry In Love

      Марк сводит коленки вместе, подсовывая под них ладони. Лукас разводит ноги шире, потому что тот, кто сказал, что мы не можем считать сексуальным то, что считаем милым, явно никогда в жизни не встречал Марка Ли. Они сидят на очередном интервью с SuperM, полукругом, с ведущим посередине, получается так, что с разных концов напротив друг друга. Рядом с Марком сидит Кай и то и дело кладёт руку ему на колено, когда тот начинает от волнения дёргать ногами. Лукасу хочется выйти отсюда нахуй, потому что если сейчас с нервяка он начнёт дёргать ногами, это будет мини-землетрясение. Он быстро облизывает пересохшие губы, одёргивается, выпрямляется и направляет всё свое внимание на ведущего и его вопросы. Если бы пару лет назад Лукаса спросили, что если бы он влюбился в парня, то каким бы этот парень должен был быть, он бы без сомнений ответил что-то типа «мой идентичный близнец или, в идеале, мой клон». Чтобы их принимали за братьев, чтобы им, как близнецам, также было весело вместе, и чтобы понимали друг друга, словно между ними действительно ментальная связь. Даже в WayV, где все прекрасно изъясняются на китайском, Лукасу постоянно приходится пояснять, что он имеет ввиду, а Марк, с которым они разговаривают на неидеальном, неродном для обоих корейском, понимает его с двух слов, а иногда даже и с одного взгляда. Вон не знает, что они такого делают друг с другом, что постоянно ржут, и совершенно не могут держать ровных лиц при общении. Их безмятежное детское увлечение друг другом привело к невинным поцелуям, а вполне себе взрослые пристрастия к алкоголю и травке — к случайному сексу. Они со всеми отмечали завершение первого мирового турне с SuperM и дальнейшие грандиозные планы. Потом вдвоём завалились к Бэкхёну в номер (без самого Бэкхёна соответственно), покурили, приняли гениальное решение провести прямую трансляцию в инстаграме, потом много смеялись и целовались, распотрошив к чертям чужую кровать. Лукас смутно помнил, как они ласкали друг друга руками, а потом он, навалившись, стянул с задницы Марка штаны и взял его. Это был короткий, неловкий и неаккуратный порыв. Их застал один из менеджеров группы, который видел их лайв, и собирался отчитать за не слишком трезвое поведение. Тот сам был пьян, поэтому ситуация обернулась крайне безобразной истерикой. Им поначалу запретили как-либо контактировать вне камер, даже на пару дней отобрали телефоны. Потом… потом Лукасу было страшно и, наверное, стыдно за то, что произошло, но он хотел поговорить, пока не наткнулся на профессиональное невозмутимое равнодушие со стороны Марка, словно ничего и не было. И даже дружбы. Каким-то образом он не оставил Юкхэю иного выбора, как вести себя также. Потом отодвинули дальнейший камбэк SuperM на неопределённый срок, и все разъехались по своим основным группам. И Лукас собирался относиться к их работе крайне профессионально, как и должно было быть всегда, но всё летело к чертям, когда Марк поднимал на него свои выразительные оленьи глаза: его решимость, самообладание, здравый смысл, разбитое сердце — всё. Марк был способен перевернуть весь его мир одним взглядом, но, слава богу, долго он его не задерживал. Но стоит отдать ему должное: Ли мог деликатно и легко растопить между ними и лёд и стену неловкости и недопонимания. В такие моменты Лукас забывал о своей злости на него, не в состоянии сдержать улыбки и смеха, он убирал руки за спину подальше от греха, заламывая пальцы, и старался поддержать непринуждённую беседу. В свете софит и камер это давалось легче, но когда он оставался один в темноте своей комнаты, обида, сожаление и боль возвращались, соскучившись, изголодавшись по нему.       — Марк стал таким сексуальным! — выпаливает Тэмин, улучив момент, когда сам Марк, Тэён и Бэк с менеджерами едут в другой машине, словно боясь, что это предположение успеет высказать кто-то другой, — Я имею в виду, вау, он реально изменился. Кай ржёт над другом. — Он просто вырос, успокойся! — Ты не понимаешь, такое не происходит «просто». Это розы распускают свои бутоны, а здесь, словно кто-то другой раскрыл его потенциал… — Он тянет руку к Тэну, — У него кто-то появился? Читтапон вздрагивает от тёплого прикосновения, потому что от рядом сидящего Лукаса просто-таки расползается холодная ядовитая аура. — Ээ, — он очаровательнейше глупо улыбается, — на самом деле мы немного в разных группах, поэтому не знаю. Но думаю, что нет, ведь он очень занят, у него просто нет на это времени. Марк настоящий трудоголик, — пытается разубедить старшего. — Мм, — Тэмин дует губки и хитро щурится, — значит, это кто-то из его группы. — Отстань! — Гаркает Кай, — Хватит быть таким озабоченным. И пока они ненадолго занимаются друг другом, громко споря, Тэн аккуратно выдыхает и поворачивается к Вону: тот абсолютно безразлично ко всему происходящему пялится в окно, почти касаясь кончиком носа стекла. Он давит в себе желание подбодрить или попытаться растормошить его, потому что знает, что проявление нежности и заботы сейчас может сломать его твёрдость. Он не хочет видеть его сломленным ещё раз. Он не знает, что Янян тогда сказал про Марка, и как вообще ему удалось узнать о них. Хотя чему удивляться: их легендарный макнэ и до мёртвого доебаться может, что уж до пьяного Лукаса. А вот что удивительно, как тихий и хрупкий Винвин разнимал этих двух долбаёбов, не дав им (Лукасу) поубивать друг друга (Яняна). Конечно Сычену не достаточно много платят для подобной хуйни, поэтому он с чистой совестью сдал их Тэну. Они все — переполненные чаши, где любая капля может стать последней, но когда такое случилось с Сюйси, их большой солнечной батарейкой, у Тэна просто сердце перевернулось. Слёзы, разбитые костяшки, и он, такой несуразно огромный, пытающийся сжаться в маленький комочек. Он опять сдерживается, чтобы не протянуть руку и не погладить того по голове. Это смешно и мило, как этот гигантский ребёнок вызывает в нём материнские чувства. Теперь он, кажется, начинает понимать Тэёна.       Тэён бросает на него короткий предупреждающий взгляд, встречая их на месте. Что-то типа «держи своего несносного сына подальше от моего»: наверное так друг на друга смотрят мамочки, когда их дети подрались в песочнице, не поделив ведёрко. Тэн отвечает ему тем же: он не знает, как относиться к Марку в этой ситуации (которого он также просто не может не любить), но судя по тому, как ревностно его защищает Тэ, тому видимо тоже пришлось нелегко. Просто его бесит, что Лукаса сделали во всём виноватым. Да он ещё больший ребёнок, чем Марк! И когда промелькнул намёк на изнасилование, Тэну захотелось рассмеяться Ёну в лицо. Серьёзно? Минхён, конечно, очаровательный, светлый и добрый человек, но далеко не невинный: он прекрасно знает, как влияет на других людей вокруг (мужского пола особенно), и вполне себе приноровился манипулировать этим.       На репетиции «super car» Юкхэй стоит в стороне, навалившись на зеркальную стену, ожидая их с Каем выхода. Он наблюдает за Марком в отражение и всё больше думает о словах Тэмина. Всего каких-то полгода назад в нём, правда, не было столько секса. Движения стали более плавными, соблазнительными: чувственные повороты головы, демонстрирующие крепкую гибкую шею, открытые ключицы и широкие острые плечи, расслабленные пальцы, уверенно касающиеся собственного тела. Марк всегда вкалывает в зале наравне с Тэёном и никогда в принципе ничего не стеснялся: СМ просто не дают ему такой возможности с шестнадцати лет, ставя откровенно сексуализированную хореографию под провокационные тексты. Он всегда выглядел на сцене круто, ну или невозможно мило, а теперь — просто ходячий магнит для голодных взглядов. И Лукас списал бы свои на тот факт, что не может смотреть на него иначе после их «инцидента», но это ведь заметил не только он. Неважно, надевает Марк обтягивающие джинсы или одежду свободного кроя: очертания и рельеф его стройной фигуры вырисовываются во время танца, широкие кофты легко задираются или сползают с плеч, через мягкую ткань спортивных брюк хорошо выделяются идеально круглые ягодицы. Должно быть всё дело в американской еде — не зря же именно их с Джонни задницы чуть ли не достопримечательности в nct. В отличие от остальных, Лукас буквально одержим его бёдрами и щелью между ними, и больше чем оставлять синяки от своих пальцев на них, ему лишь хочется ставить засосы и следы зубов там. В паху тяжелеет, и его начинает трясти от возбуждения, пока Кай не хлопает его по плечу. Марк облизывает губы, переворачивает бейсболку козырьком назад, пряча под ней розовые волосы, смотрит на него из-под своих ресниц, очаровательно приподнимая брови. Лукас тяжело сглатывает, обходя его, убирает плечо, чтоб не задеть, и становится позади в очередную формацию. Он рассматривает его шею, плечи, открытые широким вырезом пуловера, лопатки и мышцы спины, проступающие под тонкой вязью. Он кажется таким худеньким и хрупким, хотя далеко не самый миниатюрный в nct, с прекрасной формой и идеальными пропорциями тела. Такой аппетитный. Вон буквально чувствует, как его рот наполняется слюной, стекающей по клыкам. Ему хочется его сожрать.       Ему хочется его. Он выходит из душа поздно вечером после выматывающего дня, запускает руку в свои мокрые волосы и смотрит вниз: вполне возможно, что тягание железа и протеиновые коктейли и увеличивают уровень тестостерона, но не настолько же, чтобы через пять минут после дрочки хер опять стоял. Это Марк делает с ним. Он следит глазами, улыбается, вовлекает в разговор, смеётся над шутками, что он говорит, над лицом, которое делает, повторяет «такой милый» и касается. И Лукасу так хорошо в эти моменты, он немного смущается, но потом тоже хохочет, придвигается ближе, чтобы занять как можно больше пространства рядом, чтоб Марк просто не смог уйти, не задев его. Иногда они жмут друг другу руки, и Марк позволяет держать свои пальцы чуть дольше. Он обожает его руки, такие крепкие, изящные и красивые, наверное, как и у всех, кто играет на музыкальных инструментах. Он валится на кровать поверх одеяла, накрывая рукой глаза, тело горит, он тянется к паху, сжимая через шёлк белья, представляя руку Марка: в его некрупной ладони член будет выглядеть толще, больше. Но, серьёзно, у него просто не будет на это времени: он так много работает, задерживается допоздна, доводя всё до совершенства. Он будет приходить домой без сил, падать в его объятья и позволять делать с ним всё: раздевать, таскать на руках, укладывать в постель и целовать. Целовать везде: его коленки, бёдра, поджарый живот — он бы лизнул его в пупок и укусил за бок, просто потому что невозможно удержаться; покрыл бы поцелуями его грудь, нежную шею, доводя до дрожи, сходя с ума. Прижался бы губами к родинке на его щеке, поводил носом по скуле, обвёл пальцами контур его приоткрытых губ. Он обожает его губы: маленький, аккуратно очерченный ротик со сглаженной, почти незаметной ложбинкой. Его тонкий нос с горбинкой, то, как забавно он его морщит. Проникновенный цепкий взгляд, завораживающий, и брови, придающие его лицу какое-то детское очарование. Он любит, когда Марк выглядит как ребёнок, или как мужчина, или по-женственному элегантно. Нравится, когда он рвёт зал, или валится с ног на тренировке, или ходит босиком спросонья, собирая углы. Когда встаёт на носочки, чтобы дотянуться до верхних полок. И всё его возбуждает. Каждый их совместный рабочий день кончается крепким стояком в штанах, не говоря уже о «приподнятом» настроении в течение самого дня. У Лукаса вырабатывается столько дофамина, адреналина и серотонина, что к вечеру он уже плохо соображает и ему реально кажется, что он сходит с ума и способен свести с ума целый мир, а когда всё это откатывается, то наступает опустошение, и он злится. Злится на Марка за то, что так получилось, за то, что не может быть рядом, за то, что даже смотреть на него приходится украдкой. Иногда он боится, что Марк всё поймёт по его взгляду, иногда ему хочется, чтобы он понял, а иногда кажется, что он всё уже знает. Он включает видео, сохранённое в закладках, где Марк с Джонни занимаются воздушной йогой. Где Марк ходит на цыпочках, болтает ногами, раскачиваясь в гамаке, и раздвигает ноги в шпагате, вися вниз головой. Задница в коротеньких шортах и ляжки туго перетянуты прочным полотном, мышцы вздуваются от напряжения, что особенно подчёркивают чёрные тренировочные легинсы. Лукасу хочется быть там в этот момент, трогать его через одежду, зная, что тот не сможет отпрянуть; грубо схватить за внутреннюю часть бедра, притянуть и уткнуться лицом в промежность, такое нежное место. Укусить, чтобы тот вскрикнул. Он бы стянул с него шорты, немного, чтобы только ягодицы оголить, просунул бы руку между, надавливая пальцами на тонкую кожу, пока бы Марк цеплялся за стропы, не в состоянии выпутаться из узлов и уйти от прикосновения, умолял бы его остановиться, скулил и хныкал. Лукас бы трогал его, как девочку, двигаясь кругами: он знает, что Марк не девочка, но вдруг он такой же чувствительный там? Его бедный малыш дёргал бы ногами на весу, не дотягиваясь до пола, и только бы усиливал давление; пытался бы подтянуться на руках, чтобы облегчить свою участь: Вон знает, он сильный, но, в конце концов, выдохшись, просто позволил бы трахать себя пальцами, зажмуриваясь от стыда, вонзаясь зубами в собственную руку и слабо постанывая. Такой горячий внутри, тугой и мягкий. Лукас толкался бы медленно, чтобы прочувствовать его полностью, надавливая на выпирающий бугорок, заставляя вздрагивать, поджимать пальцы на ногах; уткнулся бы носом в его шею, навалившись грудью на спину. И когда Марк готов был бы расплакаться от ощущений, протянул руку, мазнув пальцами по животу вниз, и сжал бы его член через одежду, играясь большим пальцем с головкой, пока бы он, забившись в судороге, не кончил в штаны.  — Блядь! Блядь! — рычит Юкхэй, перекатываясь на живот, не зная, куда деться от накатившего мощной волной оргазма, сжимает пульсирующий член почти до боли, не в состоянии справится с мышечными спазмами, чувствуя, как сперма всё ещё толчками выплёскивается из него. Он лежит лицом в подушке, медленно приходя в себя, и надеется, что Хендери за стенкой, как всегда, с ноутбуком в наушниках и не слышал его, и не придёт узнать, всё ли нормально, потому что нет, не нормально, и у Лукаса совершенно нет сил, чтобы даже руку из трусов вынуть. Он вырубается прямо так, впервые за последнюю пару месяцев здраво отсыпаясь.       У них съёмки для журнала, и у elle на площадке, как всегда, царит приглушённая суматоха и какое-то доброе веселье. Их никто никуда не торопит, не рвёт, дают нормально перекусить и отдохнуть в перерывах. И самое трудное, что было за сегодня — это подъём в полшестого утра. Так думал Лукас, пока Марк не начал приставать к нему во время парной фотосессии. У Ли игривое настроение, и Вон заметил это чуть ранее, ещё когда те с Тэном мило тискали друг друга перед камерой, чуть ли не целуясь, что было совершенной редкостью для Марка. После увиденного Вона уже потряхивает в его присутствии, а тот ещё начинает тыкать в него пальцами и приговаривать «офигеть, какой ты здоровый». У Юкхэя обнажён торс под расстёгнутым пальто, а кажется, что оголены нервы, Марк приобнимает его, и тяжесть и тепло его тела тут же отдаются в нижних регионах. Старший смущённо улыбается и говорит робко, вполголоса, словно это не он дрочит на него каждую ночь перед сном. Марк не может расстегнуть пуговицы на рубашке: те слишком мелкие, ещё и спрятаны под тканевой планкой, и он без зазрения совести заставляет Вона разобраться с этим, потому что в его понятии у того опыт. Но у Каса от напряжения сводит пальцы, он сжимает и разжимает их в кулаки и, поразмыслив, подцепляет нижний край рубашки и тянет вверх, проходясь горячими ладонями по бокам. Марк трясёт головой, поправляя гриву нежно-розового цвета, от него веет цветочным ароматом унисекс с нотками цитрусовых и его собственным запахом. Лукаса ведёт, он склоняет голову к нему и хочет что-то сказать, но выходит какое-то невнятное мычание на китайском. Они встречаются взглядами, оба немножко не понимая, что это было. — Чувак, что такое? — хохочет Марк, — У тебя такое лицо. Такой милый! Юкхэй тоже начинает смеяться, ему становится так тепло и уютно. Он поворачивается следом за Марком, где тому уже помогает переодеваться девочка из стаффа. Она наряжает его прямо как любимую куклу в натуральный рост, с розовыми волосами и родинкой на щеке: поправляет рубашку, заставляя его крутиться, закатывает рукава кофты, лёгким прикосновением наносит помаду, шлёпает пухлыми губками, чтобы он послушно повторил за ней. И у Лукаса в этот момент щемит сердце от нежности, которую он испытывает к нему, и кровь кипит от ревности и желания. Он отворачивается.       Они едут после записи выступления с «one», хотя съёмки самого мв будут только послезавтра. Тэн и Тэён по какой-то причине задержались на студии, поэтому их двоих забрали на одной машине. Марк, заметно уставший, с кем-то переписывается, хмуря брови, трёт глаза и недовольно вздыхает. Лукас делает вид, что залипает в свой телефон, но то и дело косится на Ли, поджимая губы, ему так хочется сейчас завалить его на сиденье и целовать. Он размышлял о том, сколько ещё сможет сдерживаться, сколько ещё придётся, учитывая, что за промоушеном SuperM практически уже полным ходом идёт продвижение nct2020. Он мечется между своими желаниями и страхами, и это становится почти физически больно. Марк откидывает телефон в сторону: Хэчан его заебал. Он как персонаж из песни Кэти Перри: то холод, то жара, то пытается вернуть его, то посылает, то упрекает «в изменах», то сам заставляет ревновать. Марк выходит из себя, теряется в нём, перенимает настроение, привычки — становится таким же невыносимым. Бесит. У них уже как полгода ничего нет, но Донхёк, кажется, жить не может, чтобы не залезть ему под кожу. Пусть доёбывается до Тэиля. Вот опять. Он делает глубокий вдох и шумно выдыхает, прикрывая на секунду глаза. — Может, заедем куда-нибудь поужинать? — вполголоса басит Лукас над его ухом. Марк готов согласиться. — Если только, — Юкхэй нетерпеливо облизывает губы, косясь на менеджера рядом с водителем, довольно громко беседующего по телефону, — у тебя нет кого-то, кто захочет устроить сцену ревности из-за этого. Они что, блядь, сговорились? Лукас выжидающе смотрит на него: ему жизненно необходимо знать, кто. — То есть, типа, как Бэкхён у тебя? — предполагает Марк, запоздало понимая, что провоцирует ссору, как обычно это делает Хэчан, когда просто не может держать свой рот закрытым, — Тебе то самому вообще куда-то разрешено ходить? — У нас с ним ничего нет, — на автомате выпаливает Вон, но по саркастично приподнятым бровям младшего, понимает, что бесполезно, — ничего, кроме секса. — И тут же щерится, — Знаешь, это типа как у вас Ютой, только наоборот: секс есть — мозгоёбства нет. — С чего ты решил, что знаешь, как у нас с Ютой? — спокойно переспрашивает Ли. — Винвин мне рассказывал про его… «предпочтения». — Да ты что?! А хочешь, я тебе расскажу, что Кай нарассказывал мне о Бэке? Хотя хуй с ними, хочешь, я тебе расскажу, что сам знаю о Чону? Или о твоих друзьях-трейни, с которыми вы были вместе, пока тех не отчислили? Или о девчонке из стаффа, которую уволили из-за тебя? Или то, что знают вообще все, о мальчиках из модельных агентств и их «спонсорах»? — А что ты всё о других? — рычит Лукас, сжимая и разжимая кулаки, — Расскажи о себе? — Я? — Марк оттягивает, заглядывая в почерневшие глаза, — А я не голоден.       Тэн не успевает открыть дверь, как ловит вылетевшего на него Яняна. — Ты куда так поздно? — Не пускай его! — орёт из квартиры Хендери, не давая возможности ответить, — Он собрался в общагу nct. — Потому что кое-кто там в конец охуел! — всплёскивает руками макнэ и пытается пройти. Тэн запихивает его обратно, примерно понимая, из-за чего мог случиться такой переполох. Опять. Лукас сидит в темноте на полу возле своей кровати, подтянув колени к груди и пряча в них лицо от Куньхана, который пытается заставить его выпить стакан воды с шипящей в нём таблеткой. У Тэна руки буквально опускаются и он роняет свою куртку. Входная дверь громко хлопает, оповещая, что Янян всё-таки удрал, а остальных вообще никого нет. — Хендери, сходи за ним, пожалуйста, а то я его убью, — на грани терпения просит старший. И когда тот оставляет их, садится напротив Сюйси, скрестив ноги, одну руку запускает в его гриву, а второй берёт оставленный бокал. — Ребёнок, что случилось? — нежно поглаживает по голове, пропуская волосы между пальцев. Лукас всхлипывает и чуть погодя поднимает зарёванное лицо. — Он назвал меня шлюхой. — Что, прямо так и сказал? — не веря, переспрашивает Читтапон, говоря в стакан, и делает глоток. — Нет, но… — мнётся младший, наблюдая, как практически залпом выпивают предназначенное для него лекарство, — суть была именно в этом. — Хочешь чего-нибудь покрепче? — Тэн смотрит на него через пустое дно. — Я хочу, чтобы ты спросил у Джонни, с кем Марк, — у младшего предельно серьёзный тон. — Тогда он спросит, зачем мне это. — Так расскажи ему правду, пусть знает. Пусть все знают, что я собираюсь сделать его моим. У Тэна от его тембра волосы на затылке дыбом встают, он закусывает губу, обхватывает ладонями его лицо, но не знает, что сказать в эти упрямые глаза. — Хорошо. — Сдаётся и тянет его к своей груди, — Хорошо, я спрошу, но не гарантирую, что он знает. Ему кажется, что тени в коридоре шевелятся, он оборачивается и видит Тэёна, прислонившегося к косяку открытой двери. Выглядит тот хмуро, желваки проступают на его челюстях, но он молчит и послушно уходит на кухню, когда Читтапон кивает ему в ту сторону. — Послушай, — он отстраняет мокрое лицо от себя, — давай я сделаю тебе горячую ванну, налью чего-нибудь выпить для хорошего сна и чуть-чуть посижу рядышком? — Подмигивает для настроения и сам же кивает его головой себе в ответ. Он выходит из комнаты, чуть прикрывая дверь, находит Тэёна и зовёт за собой. — Что ты хотел? — включает мощный напор воды, чтобы их не было слышно, и заливает в ванну добрую порцию разных гелей и масел. — Думал, может, Марк здесь. — Буркает Тэ, садясь на бортик, но под требовательным взглядом поясняет: — Он вернулся в общагу, разъебал Хэчана с ровного места и ушёл в неизвестном направлении. На телефон не отвечает. — Он скорее окажется у кого-то из Ехо. Но ты решил, что Лукас опять что-то сделал, и поэтому пришёл сюда, — Тэн со злости трясёт мокрой рукой, ненамеренно забрызгивая его. — Зачем ты задаёшь мне вопросы, если сам уже в своей голове придумал на них ответы? — монотонно переспрашивают. — Дождёшься Куна? — он меняет тему, потому что начинает раздражаться на чужое спокойствие. — С чего бы вдруг? — Тэён скашивает на него взгляд. — Не знаю, — мечтательно тянет тот и закусывает губу, — мне показалось, вы так мило общаетесь в последнее время. … — Тебя что, совесть мучает? Увёл у меня парня, теперь никак не успокоишься, пока не найдёшь мне нового? Тэн закатывает глаза. — Зато представь, какая чудесная семья у нас будет! — и омерзительно сладко улыбается, — Я с твоим «мужем», ты — с моим, наши дети любят друг друга. Тэён закатывает глаза и бесится от того, что всего пару минут с ним, а уже копирует. Он направляется к выходу, пока вместе с привычками не начал перенимать его шальные мысли.       Следующая неделя обещает быть для Лукаса испытанием, которое он готов провалить уже на второй день, когда видит Марка на съёмочной площадке. С гривой ярко-красных волос, кремовой коралловой помадой на губах, в бежевом милитари с ремнями-обвязками. Тот даже не смотрит в его сторону, но, несмотря на взаимные попытки игнорировать друг друга, напряжение между ними можно ножом резать, разве что ничего не искрится пока. Марк отворачивается даже когда они в одном дубле, и Лукас применяет слишком большую силу, дёргая его крепления вверх. Должно быть, он это хорошо прочувствовал между своих ног, и если бы взглядом можно было убивать, то они оба были уже в другом месте. Он не знает, как можно любить и ненавидеть одновременно одного и того же человека, но у него получается. Они не разговаривают — и к лучшему: Лукас готов поклясться, что если Марк сделает ему ещё больнее, чем уже есть, то он ему что-нибудь откусит. Он специально ошивается рядом с Бэкхёном, но сам не знает для чего. Смотрит на него влюблёно, но Бэк только умиляется: ему уже давно ничего от него не надо. Кай что-то говорит своему одногруппнику на ухо, и Кас почему-то уверен, что про него. — Перестань, — одёргивает Тэмин друга. Чонин лишь брови поднимает, изображая недоумение, но тот знает его слишком хорошо. — Лукас и правда напоминает тебя пяти-шестилетней давности, и тебя это бесит. Бесит то, что он повторяет все твои ошибки, напоминает тебе о них. Да? Поэтому ты постоянно цепляешься к нему. Поэтому не подпускаешь к Марку… но не сам, а просишь Бэкхёна его занять. Тэмин самодовольно лыбится, и Кай смотрит на него своим тяжёлым взглядом исподлобья, но старшего этим не пронять. — Потому что он хочет одного, а делает другое и при этом ожидает, что в результате получится то, что нужно. Пусть разберётся сначала, что ему нужно. — Ну, — Тэ качает головой, потому что Кай в точности сейчас описал себя совсем юного, — слава богу, у кое-кого своя голова на плечах есть. И в штанах, кстати, тоже.       Если Лукас думал, что ему плохо от всего того спектра эмоций, что он испытывал рядом с Марком, то он просто давно не оставался без него надолго. Он потерял сон, аппетит, что само по себе уже выходило за рамки возможного. Мотивации хватало лишь на короткие рывки и точно уже не на излюбленные тренировки. Он курит, заедает мятными леденцами, пьёт кофе, заёбывает Тэна своими однообразными ответами на его однообразные, заебавшие уже, вопросы о своём состоянии. С ним всё в порядке! Он даже как-то вывозит часовой онлайн-концерт WayV, и ещё остаётся сил, произвести на всех сногсшибательное впечатление после. Наверное от злости. Сейчас они с Марком работают в разных юнитах, и он только слышит о нём от Хендери, его новой, блядь, лучшей подружки. Молчание по этому поводу Яняна ему быстро объясняет тот же Куньхан (он же теперь в курсе всего, что связано с Марком) тем, что Джено уже рявкнул на него раз, и хоть у Лю язык без костей, но целую группу злых макнэ даже он не потянет, если на то пойдёт. А сам Джено всегда рядом с Марком, обнимает его сзади, кладёт подбородок на плечо, ластится, как кот. Лукас разбивает кулаки о стену, хотя в комнате висит груша.       Марк больше не может, не хочет, думать о нём. Он выдыхает и заливает в себя очередной шот текилы. Пересчитывает пустые: восьмой. Тэён тащит его домой. А лучше бы Джехён. Тогда Марк воспользовался бы своим состоянием и наконец-то поцеловал его, затащил бы в какой-нибудь узкий переулочек и отсосал. И Джехён бы позволил, может даже больше, а на следующий день вполне искренне бы рассказывал Марку, какой тот замечательный, и как он его любит и желает счастья, но только не с собой. Марк не знает, как пережил свою влюблённость в этого невозможного человека в свои семнадцать-восемнадцать, но пережил же! И даже до сих пор вполне неплохо работает с ним какой уже год. И тут появляется Лукас, которого не обойти — не подвинуть, не отойти на расстояние — всё равно дотянется своими ручищами. Здоровый, красивый, громкий. Возможно самый громкий из всех 23, но каждый раз зовёт Марка вполголоса, будто специально, зная, что тот даже в галдящей толпе и хаосе услышит. И вездесущий, блядь. В nct, SuperM, теперь ещё и в его снах, спасибо. Марк не знает, что с ним делать. Он не знает даже, что делать с собой: у него нет времени, чтобы искать кого-то на стороне, не говоря уже о связанных с этим профессиональных рисках. Отношения внутри коллектива всегда казались ему плохой идеей, и всё же потребности берут своё — так он впутался в связь с Хэчаном. Зато понял, что ему точно не нужны отношения, усложняющие жизнь. Он смотрит на Джемина с Джено, и ему верится, что романы бывают и идеальными. И он пошёл бы к ним третьим (учитывая, что его неоднократно звали, и с каждым предложением доля шутки в этой шутке становится всё меньше), если бы не Чэнлэ, который влюблен в него уже пару лет. Нет, только не Чэнлэ! Он не заслуживает такого дерьма. — При чём здесь Чэнлэ? — Тэён с секунду смотрит на него, дабы убедиться, что тот не сползёт по стене вниз, пока он открывает дверь. — Что? — речь даётся не слишком легко. — Только не говори, что с ним у тебя тоже что-то было. Марк меняется в лице на мгновение, сводя брови, а потом, пыхтя, наваливается на дверь, опуская ручку. — Я по-твоему кто? Педиатр какой-нибудь? — и переваливается через порог в квартиру. Тэён даже не пытается как-то помочь ему, хотя ему немного и жаль новеньких Шотаро с Сончаном, переехавших к ним совсем недавно, но пусть привыкают. К тому же, без иллюзий, Марк, как и все гении, черпает своё вдохновение и из вина тоже. Он проходит внутрь, перешагивая через него, пока тот пытается снять кроссовки, не меняя горизонтального положения, и задумывается о своей лидерской доле. Как Кун, будучи таким мягким, заставляет хаотичных и разношёрстных WayV функционировать? И почему целая группа их шаловливых макнэ так и льнёт к нему под крыло? И почему вообще он думает о нём?       SuperM летят в Пекин инкогнито. Поодиночке со стаффом или парами, на разных рейсах, всего на сутки с небольшим. На месте оказываются практически ночью. На следующий день у них короткий концерт на серьёзном корпоративном торжестве одной из ведущих промышленных компаний страны. Никаких фанатов, камер, тем более журналистов — это роскошное закрытое мероприятие во время пандемии, там будут искушённые богатые люди с хорошим вкусом, ценящие качество в сочетании с новизной. Марк с Тэёном вообще прилетят лишь под утро — их буквально снимают со съёмок трэк-видео nctU. Их заселяют в гостиницу с лучшими условиями, но из-за срочности все номера вразброс, даже на разных этажах. У Лукаса так вообще огромный двухместный номер, хотя сам он один. Он не тратит время: принимает душ и заваливается спать, пока его косит от усталости, забыв прикрыть дверь в комнату. Среди ночи его будит шум из гостевой: кажется, он узнаёт голос одного из их менеджеров, смотрит на часы и, накрывшись одеялом с головой, засыпает обратно. Утром он чувствует себя гораздо лучше, чем всю неделю до этого, даже не смотря на ранний подъём. Видимо, переутомление в юном возрасте всё же сдаётся перед потребностями молодого организма хоть иногда высыпаться. Его немного потряхивает от предвкушения увидеться с Марком. Тот будет опять дуть свои красивые губки и рассматривать всё вокруг, лишь бы на него не смотреть. Будет прятаться от него за Каем. Тело прошивает дрожью, он склоняется над раковиной, выгибаясь, и смотрит в зеркало, почти не узнавая себя: глаза лихорадочно блестят, а губы налились кровью. Ему не спрятаться от него. Он собирается и уже на выходе обращает внимание на чужие кеды. Кстати. Смотрит на закрытую дверь во вторую спальню. Просто, ему же надо позаботиться о том, чтобы человек не проспал. Менеджеры обычно встают раньше них. — Доброе утро, — насколько способен, тихо произносит он, заглядывая в комнату. Тишина, плотная штора глухо закрывает окно, чтобы раннее солнце не потревожило обитателя. На кровати из-под белоснежного кома одеяла вытянута одна нога, и на мгновение Лукасу кажется, что женская. Он подходит ближе. Огненно-оранжевые волосы на подушке, как языки пламени на снегу. Сохранившаяся с вечера укладка с забранными наверх локонами не прячет лица, но Марк спит, укрывшись одеялом до носа. Спит спокойно — даже ресницы не дрожат. Лукас протягивает руку, чтобы убедиться, что он реален. Прикасается к волосам, гладит по скуле. — Во сколько тебе вставать? — склоняется над ним, сев на край. Марк хмурится, дует губки и отворачивается в другую сторону, не просыпаясь. — 8:30, — бубнит он на английском, прежде чем зарыться в одеяло. Вон не может удержаться и тянется к нему, раскрывает на секунду, чтобы чмокнуть в щёчку. — Ма-ам! — недовольно бурчит младший. И он такой сладкий в этот момент, что Лукас хочет кусать и лизать его, пока полностью не проглотит. Его начинает крупно трясти, и он спешит убраться из номера, пока ничего не натворил. Все встречаются в ресторане внизу на завтраке, прежде чем отправиться на репетицию. Тэён с Марком, судя по всему, присоединятся к ним уже там. Лукас буквально грохается на стул рядом с Каем, чуть не сносит стол, впрочем, никого этим не удивив и быстро расправившись с формальностями, набрасывается на тосты с маслом, пока не принесли полноценную еду. Кроме Тэна, никто не обращает особого внимания на его привычно зверский аппетит.       И как зверь на охоте, Лукас следит за ним весь вечер, не спуская глаз. Марк будит в нём тёмные инстинкты и желания, но и даёт уверенность, что он может справиться с чем угодно, даже с самыми дикими из них. Они отыграли шоу и теперь спустились в зал принимать благодарности, составлять компанию гостям и развлекать беседами. Как своеобразные гейши. Надо сказать, «гейши» тут ещё будут, как и стриптиз и другие более взрослые развлечения, поэтому им дан час-полтора, чтобы произвести на всех хорошее впечатление и вежливо удалиться до начала вакханалии. Лукас и Кай ожидаемо собрали вокруг себя по толпе прекрасных дам самых разных возрастов, в то время как Тэмин и Тэн бессовестно наслаждаются восторгами и комплиментами от чуть ли не самых богатых мужчин страны, которые скорее стремятся развлечь их, а не наоборот. В отличие от этих двоих Марк не знает, что делать со всеми этими уважаемыми и галантными папиками, но его общительная неугомонная натура всё привлекает и притягивает новых. Его мультиязыковой, обожающий сложные задачки, мозг, пытаясь одновременно справиться с плохо изученным китайским, ломанным корейским и английским с жутким азиатским акцентом, только и успевает крутить прелестной головкой. Марк слушает собеседника с широко распахнутыми глазами, приподнятыми бровями и открытым ртом. Мужики обожают такой взгляд. Лукас злобно скалится и прижимает к себе двух и без того льнущих к нему женщин. Они шепчут ему в оба уха: одна наигранно мило возмущается, другая делает откровенное предложение и лижет мочку. Обе очаровательные, взрослые, приятные на ощупь, и он всерьёз думает уединиться с ними: усадить одну на свой член, другую — на лицо. Но не может заставить себя оторвать взгляд от Марка: он знает, что видят в нём взрослые консервативные мужчины. Воспитанный, хорошенький азиатский мальчик, сделанный в Америке: у него брови изогнуты дугой, точно из золотых годов Голливуда, глаза как у Одри Хепбёрн, и родинка на щеке как у Мэрилин; он смеётся и хохочет как ребёнок, но работает в профессии, которая веками перекликается с сексом и проституцией. Именно это сочетание порочности и невинности так манит и заводит. «Как бы эти толстосумы не устроили торги за него» — злорадствует про себя Вон, но прекрасно понимает, что за ними здесь пристально следят, и никто Марка в обиду не даст, даже если миллионы будут предлагать — он стоит дороже. Но лишние полчаса культурного общения с ним всё же можно купить. Это Лукас узнаёт на обратном пути в отель, который оплачивают всё те же люди, по чьей просьбе Марка задержали в клубе. С менеджером и охранником, разумеется. Тэмина, кажется, тоже, что немного успокаивает, но он всё равно бесится. И в нём столько злой энергии по прибытии, что он решает спуститься в гостиничный фитнес-центр и хоть как-то компенсировать пропущенные им за последние недели тренировки. Возвращается в номер лишь к полуночи. Уставший, с приятной болью во всём теле, которая завтра станет просто невыносимой, почти полностью удовлетворённый сегодняшним вечером. Он знает, чего ему не хватает. В гостевой горят торшеры по углам, разбавляя полумрак в номере, дверь в комнату Марка открыта, но там совершенно темно. На Вона накатывает холодящее ощущение отчаяния и страха, что его здесь нет, пока уши не улавливают шум падающей воды в ванной. Марк резво выпрыгивает из душевой кабинки, как чертёнок из табакерки. Мокрые красно-рыжие волосы закрывают ему глаза, капли стекают по стройным ногам, ему приходится сделать два шага в сторону и встать на цыпочки, чтобы достать свежее полотенце с полки. Лукас думает, что это пиздец, что нельзя быть настолько соблазнительным, будучи совершенно в этом неосведомлённым, блядь, и настолько беспечным, чтобы даже не заметить постороннего в собственной ванной, хотя бы по шуму воды, наполняющей джакузи позади него. — Могу я воспользоваться душем? — специально громко спрашивает он, заставляя Марка подпрыгнуть от неожиданности и забиться в угол, прикрываясь полотенцем, словно испуганный котёнок. — Чувствуй себя как дома, — немного заторможено отвечает младший, не сводя с гостя хмурого взгляда из-под длинной чёлки. Лукас довольно ухмыляется, встаёт с бортика ванны и направляется в его сторону, снимая на ходу футболку, бросает на пол, подходит почти вплотную и нагибается, стягивая спортивные джоггеры с бельём, не разрывая зрительного контакта с ним. Марк пыхтит в край полотенца, под которым прячется, но выдерживает его взгляд, замечая, впрочем, как непроизвольно сокращаются его грудные мышцы и бицепсы. И член стоит. Такое сложно не заметить. Но и это может быть от интенсивных физических нагрузок, окей? Он выдыхает, когда Лукас наконец закрывает за собой дверцу душевой. Первая мысль, что это полный пиздец, вторая — «пошёл бы он нахуй», пусть пугает своими причиндалами кого-нибудь в другом месте. Вон тратит на душ буквально четыре минуты, чтоб только смыть основную грязь и пот, чтобы потом отмокать в ванне, иначе завтра ему будет также плохо, как хорошо сегодня. Он не планировал вытираться полотенцем или прикрываться при переходе, но обнаруживает, что Марк ещё там: тщательно соблюдает гигиену полости рта, как самый послушный мальчик на свете. Они встречаются глазами в зеркале. — Как чувствуешь себя после сегодняшнего? — Лукас всё же берёт полотенце. — Устал, потому что работал, в отличие от некоторых. — Ну, я тоже запыхался, если ты не заметил, — он промокает махровой тканью шею, грудь, ведёт вниз и вытирает член. — Я… заметил, — не знает, куда деться, Марк, моргает, словно в глаз что-то попало, и отводит взгляд, — по-моему все заметили, как тебя вытаскивали из випа, куда ты ушёл с двумя особами. Марк злится, не потому что ревнует или завидует, но больше негодует от подобной несправедливости. Он прекрасно понимает, что Лукасу с его внешностью дают когда угодно и где угодно, но почему менеджеры из всех только ему спускают подобные выходки?! Почему все обязаны каждую секунду вести себя как паиньки, трястись над своей репутацией, репутацией группы и всей компании, кроме, блядь, него?! Он сплёвывает пасту в раковину, наклоняясь, прячась от него, умывает рот, выдыхает и решает, что лучше будет следить за собой — полезней для нервов. — Ну так… — Лукас ходит туда-сюда, сверкая голыми ягодицами, прикрывая только пах, выключает воду в джакузи, потом зачем-то возвращается к Марку, становясь очень близко, смотрит, что можно использовать из гелей-масок-пенок, — что хотел от тебя тот богатенький папик? Предлагал покровительство? — Не знаю. — Марк заинтересовано смотрит, как он перерывает длинными пальцами его косметичку, — Как по-китайски звучит «покровительство»? Лукас поднимает на него свой озадаченный взгляд в отражении и произносит не очень уверенно на мандарине, а потом, чуть подумав, ещё и на кантонском, на всякий случай. — Нн-нет, не предлагал, — Марк внимательно рассматривает его в отражении, а затем нагибается, чтобы прополоскать рот, чуть не толкнув его задницей. Лукас скользит глазами по ходящим лопаткам, перекатывающимся вдоль позвоночника мышцам, останавливаясь на выпяченных ягодицах, полотенце едва держится на худых бёдрах. Своё он сжимает с такой силой, что пальцы начинают неметь. — А если бы предложил? Марк выпрямляется, собираясь сказать, что это не его дело, и чтобы он наконец отвалил от него с подобными вопросами, но замечает, как того пошатывает, а почерневшие глаза бездумно блуждают по его плечам. Он наклоняется, обнажая зубы, и Марк дёргается в сторону, но Лукас ловит его, поставив руку на столешницу, и прижимается всем телом, утыкаясь носом в изгиб между плечом и шеей. Целует, прикусывая кожу, второй рукой тянет край его полотенца. Минхён вцепляется в оба его запястья, но чужие зубы заставляют его стать послушнее, он выгибается, шипит от боли и прислоняется к нему плотнее. — Сюйси, — рвано выдыхает он. — Встань на носочки, — отзывается Лукас, отпустив его шею, и кладёт руку на живот, цепляя большим пальцем петельку пупка. Марка трясёт, но он всё же выполняет. Приподнимается, вытягиваясь, косточки щёлкают в его стопах от напряжения. — Вот так, детка, — сипит Лукас на китайском и притягивает его за бедро к себе. Его член встаёт ровно в ложбинку между упругих ягодиц, но полотенце так мешает, что он теряет терпение, срывает его. Ли бьёт его локтём в плечо, пытается удрать, но его успевают схватить и отшвыривают животом на столешницу, заламывают руки за спину. — Отъебись! — рычит Марк по-английски, извиваясь, пытаясь сползти вниз, — С ума сошёл?! Сюйси! — Заткнись! — рявкает Вон, щёлкая зубами над его ухом, — Закрой свой дрянной рот, иначе, клянусь, я сделаю что-нибудь плохое! Он плохо соображает, переключается между языками, со свистом втягивает воздух, не контролирует свою силу, и, кажется, вот-вот взорвётся. — Пошёл нахуй! Хватает за рыжие волосы и рвёт на себя, выгибая шею под неестественным углом. — Что ещё раз? Марк молчит, но с удовольствием бы повторил, если бы мог говорить в таком положении. — Вот так, — его отпускают, — хороший мальчик. Просто молчи… и не шевелись, — Лукас отпускает даже его руку из залома, прислоняется лбом между лопаток, — я не собираюсь делать тебе больно. Прижимается щекой, чувствуя, как бешено под ним бьётся сердце, целует, трётся лицом, словно пытаясь оставить свой запах. Марк старается дышать и не ударяться в панику, ведь это же их Сюйси: да, большой, громкий, неугомонный, иногда не чувствующий собственных габаритов и силы, но никому не желающий зла. Он подбирает руки к груди, прислоняясь ладонями к холодному камню. — Не шевелись, — предупреждают его ещё раз. Горячие руки оглаживают его бока, сжимают талию длинными сильными пальцами, спускаются на бёдра вниз, сдавливают, хватают с внутренней стороны. Марк сам встаёт на цыпочки в мнимой попытке уйти от прикосновений. Лукас коротко стонет и медленно ведёт ногтями по его ногам вверх, не пытаясь травмировать кожу. Мнёт его ягодицы. Боги, у него такие огромные руки, что он дотягивается пальцами до яичек. Марка начинает колотить под ним, он подкладывает руки себе под грудь, съёживаясь, пока его продолжают тискать и расцеловывать спину наверное самыми красивыми губами, которые он когда-либо видел. Пальцы касаются колечка мышц, и он вздрагивает всем телом, как от удара, начиная загнанно дышать. — Тшш, котёнок, я не сделаю тебе больно. Блядь, уж лучше бы он сделал уже хоть что-нибудь и быстрее закончил, как в прошлый раз. Он нажимает ещё, трёт его чувствительную дырочку, играется, массируя по кругу. У Марка начинают ноги мелко дрожать от напряжения, он всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Лукас не собирается его мучить. Он опускается на колени и целует его туда, широко раздвинув упругие половинки руками. Марк вскрикивает, хватаясь руками за голову, его ломает и выкручивает. — Блядь, блядь, блядь, — как мантру повторяет он шёпотом, готовый вот-вот расплакаться, бьёт ладонями по зеркалу, сваливает все бутыльки в раковину, но успокаивается, понимая, что деваться некуда. Он сочный, лакомый. Лукас не смог бы оторваться от него ни за что. Дырочка такая нежная, бархатистая, чувствительная. Он лижет её широкими мазками, теребит, целует, причмокивая и прикусывая. Если бы он не поддерживал Марка руками под задницу, тот бы уже давно свалился, потому что стоит только на кончиках пальцев и то и дело поджимает одну ногу. Такой милый. Такой сладкий. Вон вылизывает его жадно, стонет, закатывая глаза от удовольствия, лакает как изысканный десерт. Потом отстраняется, разводя ягодицы, и смотрит, как раскрасневшаяся чуть припухшая дырочка сокращается и пульсирует. Он трогает её, шлёпает подушечками пальцев, заставляя её владельца хныкать, причитая, матерясь и зовя мамочку одновременно. Оттягивает нежную кожу, приоткрывая, ласкает кончиком языка, и вновь прижимается ртом. Массирует пальцами промежность между анусом и яичками, надавливая. Марк срывается на рваный стон, чуть не падает назад, практически садясь ему на лицо. Он толкается языком внутрь, чувствуя, как сфинктер поддаётся, раскрываясь, и затягивает. Всё, эта дырочка — его. Марк весь — его: со своими бёдрами, членом, плечами, шеей, родинками. Губами. У Лукаса слюни стекают по подбородку, а собственный член сейчас лопнет. Он никогда в жизни не был так возбуждён. Ли же совершенно без сил, дышит мелко и часто, слабо постанывая, по его телу прокатываются волнами судороги, и он готов кончить, даже не прикоснувшись к себе. Вот уж не знал он, что такое возможно от стимуляции ануса языком. Он зажмуривается и сосредотачивается на ощущении скользкого упругого и вертлявого органа в себе. Слишком влажный, слишком глубоко — язык так не должен, слишком грубо. Слишком хорошо. Марк скребёт ногтями по зеркалу, потом накрывает голову и скулит, когда тело скручивает в оргазме. Лукас недовольно мычит, когда мышцы смыкаются, выталкивая его язык. Он лижет, чувствует, как анус бьётся в бесконтрольном спазме, как и всё тело, рывком поднимает себя на ноги и вновь прижимает пытающегося выпрямиться Марка к столешнице, надавив ладонью между лопаток. У Ли нет сил сопротивляться, он ложится щекой на отполированный камень и смиренно прикрывает глаза. Лукас притягивает его за бёдра, берёт свой налитой пульсирующий член в руку, сквозь зубы втягивая воздух, и приставляет к обработанной, готовой дырочке. Водит головкой вверх-вниз, смазывая. Его шатает, в ушах грохочет собственное сердце, ошалелому, ему уже мерещится, что он слышит своё имя. Смотрит на Марка в зеркало, чтобы убедиться, что это не он зовёт его, и по испуганным широко распахнутым глазам, уставившимся в ответ, понимает, что не мерещится. Ни на одном концерте, ни на одном показе он не делал всё так чётко и быстро. Когда менеджер, не найдя их по комнатам, вваливается в ванную, Лукас, вальяжно облокотившись на раковину, чистит зубы с уже полным ртом пеной, а Марк с самым невинным сонным видом собирает все свои баночки-тюбики в косметичку, ещё и очки нацепил. Оба в подпоясанных белоснежных халатах и выглядят целомудреннее послушниц в монастыре. — О, Марк, ты ещё не собран? — бодро интересуется менеджер. — Дай мне пять минут. Лукас оборачивается на него, чуть хмурясь в непонимании: тот заботливо оставляет ему на столешнице маску для лица и одноразовую упаковку патчей, игнорируя пристальный взгляд. — Вы уже обратно? А когда наш вылет? — спрашивает он у менеджера, под «нашим» привычно имея в виду себя и Тэна. Молодой мужчина чуть растеряно приподнимает брови. — Ты не летишь, тебе не сказали? Вы с Каем утром летите в Гонконг на закрытый показ Гуччи. Твою кандидатуру подтвердили буквально пару часов назад. — Но… у нас съёмки послезавтра, — Лукас немного озадачен, и не знает в хорошем смысле или нет, — и репетиция… — Не беспокойся, без тебя снимать не будут, и с хореографией у тебя всё прекрасно. Марк проходит мимо, слегка задевая его плечом, и Лукас едва сдерживается, чтобы не схватить его и не отпускать. И дело не в болезненном возбуждении, которое ломает его тело, а в том, что им опять не дают разобраться с тем, что между ними происходит. — Хорошо выспись, — напоследок кивает менеджер, пропуская Ли и закрывая за собой дверь.

***

      Экран телефона загорается при входящем вызове. Марк скашивает взгляд вниз и в сторону: на дисплее высвечивается старая фотография Лукаса, одна из тех, что считаются мемными, где он в круглых очках со светло-русыми волосами, кривляется и смешит дримов. — Это Лукас. — Лукас звонит, — одновременно на оба уха ему галдят Чэнлэ и Джисон, как будто он сам не заметил. Кнопка «принять» призывно мигает зелёным, но Марк её игнорирует, не шевелясь. Эти двое, неровно разделив ему голову, пытаются заплести две французских косички на коротких оранжевых волосах. Он им позволяет, просто потому что это так мило, несмотря на то, что периодически больно. Они спорят между собой о том, у кого получается лучше, то и дело дёргая его каждый на себя. Джемин исподтишка умиляется всем этим делом, косясь с противоположного угла дивана, Джено, умостившийся на спинке позади Марка, тыкает его пальцами под рёбра, совершенно не давая покоя весь вечер, и бессовестно ржёт над тем, как он подпрыгивает каждый раз. И только Ренчжун, как единственный нормальный человек, действительно смотрит фильм, перед которым они все собрались. Экран гаснет и через двадцать секунд загорается снова. И на Марка накатывает паника. Что он хочет? О чём он хочет поговорить? Минхён порывался написать ему пару раз за день и видел отметку «печатает» в диалоговом окне, но по итогам никто из них так ничего и не написал. Ли примерно представляет, как это может быть: «давай останемся друзьями и коллегами» или типа того. В конце концов, они живые люди, молодые мужчины, такое могло произойти — такое случается. Он всё знает, он всё понимает. Боже, можно просто скипнуть этот разговор, пожалуйста? Телефон замолкает, позволяя выдохнуть. Необычно притихли макнэ. Краем глаза он замечает, как Ренчжун переглядывается с ними. Джемин встаёт и уходит на кухню. Джено просит прибавить громкость на телевизоре. У Марка, должно быть, паранойя, но тогда почему Дже окликает его, когда он подрывается следом за Наной. «Нет, его у нас нет». «Не разговаривай со мной так». «Я позвоню менеджеру, если ты сейчас же не отправишься домой. Завтра важный день, ты подводишь всех нас. Я сказал нет». Он скидывает звонок, оборачивается и, замечая Минхёна, сладко улыбается. — С кем ты разговаривал? — Марк не может ничего с собой поделать и включает тон старшего брата. — С Сюйси. — Что ему было нужно? — Ты. Он искал тебя, — Джемин не скрывает, потому что ему самому любопытно, он внимательно следит за ним, пытается прочитать реакцию. — И ты соврал ему? — Подумал, что ты не хочешь с ним разговаривать. — Ты всегда врёшь своим хёнам? Они упрямо вглядываются друг в друга, Минхён почти противоестественно для себя строг, а На просто позволяет своим губам расползтись в кривоватой ухмылке, оставляя его без ответа.       Он перезванивает Лукасу, но тот уже не отвечает. Ещё и ещё, пока пересекает закрытую территорию до корпуса общежития WayV. И вдруг осознаёт, что ни разу у них не был, и не знает куда идти, но консьерж и охранники узнают его, без лишних вопросов отправляя в нужном направлении. Ему открывает Хендери, приветливый как всегда. Они как раз с Яняном собираются на прогулку с Беллой и по факту чуть не разминулись с ним. Сяо, Куна и Тэна нет: они «потерялись» где-то по дороге от студии до общаги, необремененные сверхопекой компании. Чем бессовестно пользуется Лукас. Будь дома Кун или Тэн, он никогда бы не осмелился курить прямо в комнате. Марк садится на кровать напротив приоткрытого окна, под которым на полу сидит Юкхэй, прислонившись к стене спиной. Он затягивается, в темноте кончик сигареты разгорается ярко-оранжевым, почти красным, отражаясь в его чёрных зрачках. — Джемин настоящая сука, — зло усмехается он, откидывая голову назад. — Ты видимо тоже неплох. Никогда не слышал, чтобы он с кем-то так разговаривал. — Он хочет тебя? — У тебя что, фетиш такой? Лукас раздражённо выпускает струю дыма и тушит сигарету в стеклянной пепельнице. — Зачем ты пришёл? — отодвигает её в сторону. — Зачем ты звонил? Они долго смотрят друг на друга. Вон наклоняет голову вбок. Полчаса назад он готов был в отчаянии убить его, а потом себя. Ему так плохо без него, так страшно, что он никогда не будет с ним, что будет сходить с ума от растущего, разрывающего его изнутри, чувства в одиночестве и наблюдать за ним лишь со стороны. Но вот он рядом, и воинственная темпераментная сторона натуры берёт вверх. — Хотел пригласить тебя на ночь. У Марка вздрагивают брови над переносицей, он не знает, почему его это так задевает. Он влюблён в Лукаса и хочет его, особенно учитывая его физические данные и умения, но предложение о сексе разбивает ему сердце как какой-то замечтавшейся девчонке. Он не может, не когда чувства так болезненно остры. Марк всегда был довольно-таки шустрым, он молча соскальзывает с кровати в сторону выхода, и Лукас не знает, как ему удаётся догнать его, захлопнув дверь перед самым носом. Его начинает трясти от надвигающейся истерики, он не может позволить ему уйти, блядь, после такого не живут. И не любят больше никогда. — Не уходи, — выдыхает ему в затылок, — пожалуйста. Я готов умолять на коленях… — Перестань! — Марк разворачивается к нему лицом, — Мой ответ «нет». Найди себе другого, с кем развлекаться. — Я не хочу другого. Я не хочу никого, — Лукас берёт его лицо в ладони, прислоняется лбом к его лбу, — Я не хочу без тебя. Я не могу… Марк растерян и даже напуган, он кладёт руки ему на плечи в попытке успокоить, потом на шею, наклоняет голову и целует. Лукас шумно тянет воздух и прижимает его к двери, стонет в поцелуй. Он такой огромный и сильный, и так нежен при этом. Он отрывается от пленительных губ, целует в щёку, где родинка, потом шею, переходит на горло, лижет и прикусывает кадык, оставляя мокрые следы. Марк вынужден подтянуться на цыпочках из-за их разницы в росте, крепко держась за него, и для Лукаса это становится последней каплей, он стискивает его в объятиях до хруста костей и буквально набрасывается на его рот, терзает губы, кусаясь, сталкиваясь зубами, просовывает язык. Марк с удовольствием принимает его, посасывая, вылизывая, хотя и восклицает от неожиданности сперва. Зачем он это делает? Неужели не понимает, что Лукас просто не сможет после такого без него. Он опускает руки на его задницу, сжимая в ладонях такие соблазнительные полушария, впивается пальцами, тянет их в стороны. Марк коротко вскрикивает, разрывая поцелуй. — Хочу тебя, — всхлипывает он, начиная дрожать всем телом. Вон не может ответить, он где-то на полпути между безумством и первобытными инстинктами, впивается в его губы снова. Просовывает руки под резинку штанов и белья и тискает его. Трёт пальцем его дырочку. — Блядь! — Марк срывается, это всё слишком. Он тянет с него футболку через голову, снимает свою, толкает его к кровати. Они падают. Лукас быстро подминает его под себя, подхватывает под колени, тянет к себе, целует грудь, спускаясь ниже. Кусает за бок. Ли вскрикивает, прогибаясь в сторону, и он начинает зализывать укус, будто извиняясь. Лижет живот, целует пупок, играясь языком. Марк начинает хныкать и извиваться под ним, дрыгая ногами, вцепляясь пальцами в его волосы, то пытаясь оторвать от себя, то, наоборот, прижимая. Лукас срывает с него штаны, оставляя в коротеньких шёлковых боксерах, закидывает бёдра себе на плечи, утыкается в пах лицом и с голодным рыком вдыхает запах. Трётся носом о его вставший член, обхватывает губами через скользящую ткань, сжимает, двигает головой. Марк, кажется, матерится на всех языках, что знает. Или молится. Он сводит колени, практически зажимая его голову. Лукас кладёт руки на его ляжки, сдавливает, отрывается от члена и присасывается к одной из них с внутренней стороны, втягивая нежную кожу. Он настолько обожает его бёдра, что позволил бы придушить себя ими. Марк скулит, изворачиваясь, мечется на кровати. Лукас целует вторую, покусывая, оставляя дорожку розовеющих отметин. — Пиявка. Улитка зубастая, — слабенько пытается ругаться Марк, готовый вот-вот расплакаться. Лукасу так нравятся все эти миленькие маленькие звуки, которые он издаёт. Как дёргаются под кожей его мышцы, как вздрагивает натянутый живот, когда сбивается дыхание, когда он в очередной раз тычется лицом в его промежность, прихватывая губами яички. Марк вскрикивает, выгибается, вытягивая руки вверх в попытке найти опору, достаёт до подушки и бьёт его по голове. Лукас хрюкает от неожиданности и смеётся, поднимая на него глаза. Не может удержаться от того, как очаровательно тот приоткрывает ротик и облизывает губы, подбирается и целует его с языком, придавливая своим телом. Минхён обнимает его, водит руками по лопаткам, обводит пальцами тонкий орнамент незаконченной татуировки и скребёт короткими ногтями вниз, хватает за ягодицы, мнёт, притягивает к себе. Лукас низко стонет в его рот, двигает бёдрами, прижимается стояком. — Хочу твой член. — С восторгом выдыхает Ли и лезет ему в трусы, — Боже, хочу твой член! Юкхэй почти болезненно скулит, утыкаясь носом в изгиб его шеи, содрогается всем телом. Он такой твёрдый, пульсирует от возбуждения, толстые вены прощупываются вдоль ствола, головка сочится густой смазкой. — Презервативы, смазка, салфетки? — с трудом выговаривает Марк, не в состоянии вспомнить, как это по-корейски. — Хочу кончить в тебя, — голос Лукаса ломается от эмоций, он опаляет своим дыханием, водит носом по линии челюсти, прижимается лбом. — Блядь! — вздрагивает Марк, поджимая пальцы на ногах, и пытается свести колени. Но Лукас мешает, он хватает его за бедро одной рукой, второй массирует всю промежность, водя ладонью вверх-вниз. — Хочу, чтоб моя сперма стекала по тебе, когда я закончу, — и просовывает пальцы в штанину между ног, дразня. И пока Ли взбрыкивает ногами, пытаясь выбраться из-под него, и виляет своей аппетитной попой в процессе, он легко стягивает его маленькие боксеры и даже успевает чмокнуть одну ягодицу. Марк сидит на том месте, где недавно была подушка. Он заметно нервничает, жуя губу, и скрещивает ноги, прячась от Лукаса. Лукас же стоит на коленях напротив со спущенными до середины бедра штанами и размазывает по члену лубрикант. Обильно размазывает. У Марка брови выгибаются идеальными дугами. Он конечно держал его в руках и даже уже принимал в себя, но слышать, как хлюпает на нём смазка, и видеть, как он покачивается, чуть заваливаясь на бок, когда Сюйси его отпускает — это ново. Он рвёт упаковку презерватива зубами, и Марк готовится ляпнуть что-то типа «это делается наоборот», но захлопывается, когда понимает, что это не для члена. Лукас тянет его за ногу к себе. — Ты нервничаешь? — у него голос садится. — Нет, — Минхён судорожно трясёт головой и громко сглатывает. Лукас поджимает губы, чтобы сдержать расползающуюся улыбку. Нависает над ним, опираясь на локоть. Дотрагивается до разгорячённого ануса. Марк вздрагивает всем телом, приподнимая к груди руки, зажмуривается и начинает дышать ртом. Такой милый. Кас рассматривает его лицо: как дрожат ресницы, открывается рот, а брови изгибаются во всех возможных эмоциях. Он проталкивает смазанный гелем палец внутрь. На пробу двигает туда-сюда. Марк всхлипывает и отворачивается, утыкаясь лицом в его руку, хватается за него. Сразу второй палец — становится тесно, но смазки так много, что она хлюпает на складках презерватива и позволяет двигаться гладко. — Нет-нет, — испугано шепчет младший, пряча лицо, пока его дырочку растрахивают. Лукас касается его губ большим пальцем, обводит и засовывает внутрь. Играется с языком. Третий палец. Марк стонет и вздрагивает от каждого толчка. Цепляется за его плечи, шею, волосы, тянет к себе. — Хочу твою сладкую дырочку, — выдыхает Лукас, утыкаясь в его нежную шею. — Что это? — надавливает на плотный бугорок простаты, с нажимом проводя пальцами. Марк звонко вскрикивает, выгибаясь. его тело содрогается от волны наслаждения. Это как драйв, как ток — слишком. Он виляет задницей в попытке уйти от прикосновения, слезть. Хнычет. — Такой чувствительный? — старший продолжает двигать рукой, пока того не начинает колотить. Он ослабляет давление, мягко поглаживая. Весь анальный проход начинает пульсировать, Марк подмахивает бёдрами, теперь уже сам насаживаясь. Сбивчиво, коротко постанывает, когда Лукас теребит рукой, разрабатывая сфинктер. Он готов. Податливый, горячий и влажный. Дырочка даже не смыкается, лишь слабо сокращается. Блестит от смазки. Лукас надавливает большим пальцем, загоняя головку в растянутое отверстие, не ждёт и проталкивает весь член. В отменно смазанную дырку ствол входит туго, но плавно. Горячие эластичные стенки втягивают его внутрь. Засасывают. Обволакивают. Марк замирает, затихает, весь сосредотачиваясь на ощущениях, как его заполняет твёрдым настоящим членом. Как он двигается внутри, распирая, надавливая, проходясь выпирающей головкой по простате. Его качает от каждого толчка, чужие яички смачно шлёпаются о промежность. Он стонет всё громче и громче, сам не замечая. Сюйси затыкает его своими губами, но сам скулит и рычит от переполняющего дикого удовольствия, глубоко втрахиваясь в его анал. Загоняя до основания. Не жалея дырки — она просто создана, чтобы принимать член, такая аппетитная, вкусная. Он выпрямляется, подхватывает его под колени и долбит. Хорошо, качественно. Красивый аккуратный член подпрыгивает от каждого толчка, дырочка хлюпает, давится. Марк закрывает рот обеими руками, впиваясь зубами в основание ладони. Никто никогда, даже близко, не ебал его так. Между ног так жарко, так хорошо. Наслаждение нарастает, пульсирует, нагнетает. И прорывается густой струёй на живот. Он бьётся в экстазе, вырывается, потому что больше не может выносить этого. Лукас придавливает его своим весом, продолжая трахать. Он сжимается на его члене, содрогаясь, становится нестерпимо узким. Сюйси утыкается в его плечо, прикусывая, и с громким стоном кончает, но не может остановиться, натягивая тугую, до безобразия влажную и скользкую дырку. Она сочится и чавкает. Выжимает из него всё до капли, пока он не обмякает внутри. И сваливается на Марка, оглушённый оргазмом.       Лукас шлёпает босыми ногами на кухню, где сидят недавно вернувшиеся Кун с Тэном и что-то обсуждают. Они затихают и внимательно оглядывают его фигуру в одних домашних штанах. — Ты не один? — чисто для успокоения души спрашивает Кун, просто потому что конечно они слышали, что он не один. — Мм, — он открывает холодильник, задумываясь, — да, я с Марком. — А. Отлично, Тэён меня убьёт. — Да, — просто и коротко соглашается Тэн, потягивая через трубочку свой ледяной зелёный чай, — но это может быть приятно. Кун скашивает на него взгляд, приподнимая верхнюю губу, и если бы не было здесь младшего участника, то он что-нибудь ответил. Лукас не особо обращает на них внимания, он берёт две бутылки воды, бокс роллов, пару палочек. Умудряется уместить это всё в одной руке, подхватывает с пола Луи, который к своему невезению пришёл сюда пожрать на ночь (а ведь его предупреждали, что это вредно для здоровья), и направляется обратно к себе. — Сюйси, время. — Окликает его лидер, — Не шумите. — Окей! — охотно соглашается Вон, словно «тихо» — его второе имя. Марк отдыхает, лёжа на животе, прикрыв голую задницу уголком одеяла. Лукас подносит кота и опускает ему на спину. Тот мягко встаёт на четыре лапы и нюхает незнакомую кожу, шевеля усами и касаясь мокрым носиком. Марк вздрагивает и медленно приподнимается на локтях, оборачиваясь. Лукас радуется как дитя, протягивает ему воду и ставит роллы на кровать рядом. Ли ест прямо руками, облизывая кончики красивых пальцев. Откладывает один кусочек для кота и наблюдает, как тот придирчиво пробует. Лукас сидит рядом и гладит ему поясницу, немного залезая пальцами под краешек одеяла. — Ты не голоден? — Минхён смотрит на него через плечо. — Ну… — Сюйси неуверенно поджимает губы и кладёт руку на его ягодицы, — я бы хотел… Он не знает, как сказать. Нашёл время стесняться! Поднимает на него лихорадочно блестящие глаза и по изменившемуся выражению лица Марка понимает, что тот его понял. — Господи Иисусе, — обреченно выдыхает он, массируя веки и переносицу. Лукас смущённо смеётся и утыкается моськой в тот самый маленький уголок одеяла.