Лето в скейтпарке

Вдохновение: Алёна Швец - «скейтер», «некрасивые глаза» Летний вечер накрывает волной густого жара, из-за которого почти не осталось воздуха и кружится голова. Хотя, может, это не воздух, а выпитая бутылка (или больше?..) сладкого яблочного сидра, который оставил приятное кисловатое послевкусие? Теперь уже не выяснишь, ну и ладно. Заходящее плавящееся солнце отражается от моих ярко-изумрудный линз, вызывая боль в спрятанных от мира глазах. Очень малоприятно, но, если я их сниму, станет только хуже. К тому же, со мной она, не хочется светить перед ней тёмными глазками невинного ангела, который внезапно оказывается самой настоящей Смертью, она ведь со мной не из-за них, и даже о существовании меня такого не подозревает. Поворачиваюсь к ней, блеснув очками, чтобы проверить, не читает ли она мысли. Иногда правда кажется, что умеет, но очень хорошо притворяется. Ан-нет, спокойно хлещет Колу прямо из пластиковой бутылки, расслабленно щуря большие глаза, которые для меня всегда будут самыми красивыми. Но я ей об этом не говорю, да никогда и не скажу, чтобы не ответила комплиментом на комплимент, а то я такого не потерплю. Подмигиваю ей, по-клоунски снимаю рваную кепку, будто изящную шляпу с перьями и пряжками, кланяюсь, и прыгаю на потёртый скейт, который отзывается недовольным скрипом. Привычно, уже на автомате, пригибаюсь, выравниваясь в одну линию со скейтбордом, а больная спина злится и напоминает об отсутствии корсета, но мне не до того. Катаюсь взад и вперёд, прыгаю, иногда падаю, но она восхищённо смотрит, думая, что я специально перед ней красуюсь, хотя на самом деле я вытряхиваю из себя очередную порцию неприятных мыслей. Она вообще слишком много думает, приходится сбивать её с верного пути, ведь меньше знаешь - крепче спишь. Хотя, я бы предпочёл, чтобы она вообще не спала, тогда она никогда не увидит меня во сне, хоть это и не так работает. Отворачиваюсь, чтобы ей был виден только краешек моей наглой улыбки, а то мои глаза, кажется, уже просвечивают через очки из-за раздумий о своей тёмной сущности. После очередного падения спину сводит так, что приходиться снова сесть, надев протёршуюся местами маску клоуна-извращенца. Она молча улыбается и пододвигает ко мне бутылку Фанты, заставляя меня удивиться, как быстро кончилась Кола. А ещё, она слишком много молчит, отчего возникает чувство, что она очень много знает и старается вообще не говорить, чтобы не проболтаться. От этого чувства помогает коньяк в низком поцарапанном стакане, и становится ясно, что волноваться не о чем, но я всё равно волнуюсь, просто на всякий случай. —Сними очки,—просит она в очередной раз, глядя словно сквозь зелёное стекло,—пожалуйста. —Меня солнце слепит, сжалься,—отмазываюсь я, отводя взгляд на горячий асфальт. —Почему нет?—спрашивает, игнорируя моё притворство. Единственный её минус. Любопытство. И ведь не докажешь, что это незнание ей во благо, придётся выкручиваться. —У меня некрасивые глаза,—говорю я, натягивая на лицо выражение «ты меня раскусила!», хотя это и не совсем ложь. Она не отвечает, что пугает ещё сильнее. Неужели что-то поняла? Очень надеюсь, что нет. Стараюсь выглядеть так же непринуждённо, как всегда, поэтому смотрю вдаль, где школьники разбегаются по домам, будто и не усталые вовсе. Проходящие мимо открыто пялятся на нас, ну я и не удивлён. Мы давно привыкли, нам давно плевать. Она закутывается в свою толстовку, а я удивляюсь, как ей не жарко. Молча включаем какую-то музыку в дешёвых наушниках чисто для фонового шума, и оба не слушаем. Это тоже вошло в привычку, и я даже не знаю, смог ли бы назвать хоть пару прослушанных песен. Сейчас исправлять эту ситуацию я не намерен, потому что мысли слишком тяжёлые, чтобы отвлекаться. Так и сидим, но вот очередная песня стихает, и становится слышно цикад, дающих свои концерты. Она выключает плеер, я отдаю свой наушник, а она смотрит мне в глаза, напоминая о таком неприятном нам обоим разговоре. Так зачем же мучать? Мои настроения сочатся через очки, посыпая её пеплом и злостью, но она знает, что злюсь я не совсем на неё. Наш молчаливый сговор. Кажется, от такого порыва эмоций очки скоро пойдут трещинами, так что я смотрю на нелепые часы на голом запястье, считая, сколько ещё продлится эта необычная для нас двоих встреча. Ещё долго. В странной растерянности и попытках спрятать взгляд, я хватаюсь за гитару, нелепо зажимаю пару аккордов и кладу обратно. Никому из нас сейчас не нужно пение под гитару, а я выгляжу полным идиотом и клоуном, хоть таким она меня и любит. А её глаза всё ещё изучают зелёные линзы, хоть я и знаю, что ей видно только её собственное отражение. —Ты мне снился,—говорит она фразу, из-за которой я внезапно отвечаю на её взгляд, а больная спина от страха заходится острой болью,—но ты был без очков, и я хотела уточнить. —Я боялся это услышать,—как-то удивительно уверенно откликаюсь я, не способный даже пошевелиться. Ей недолго осталось, раз я уже пришёл к ней во сне. Отчего она умрёт? Авария? Болезнь? Не хочу об этом думать, на душе скребут кошки с уж слишком острыми когтями. Мёртвые не рассказывают сказки, так что мне терять? Как будто в трансе, я стягиваю свою изумрудную защиту от мира и смотрю на неё. Интересно узнать её в настоящих цветах. Её глаза тонут в моих, заглядывают в какую-то глубину, и я даже немного опускаю веки, но ей всё равно успевает что-то померещиться, и она дёргается, но взгляд не отводит. Вдруг, её голова склоняется вниз, резко разрывая зрительный контакт, а рука тянется к носу. Когда она разгибается, на пальцах и под аккуратным носом алые капли. —Прости. Такого моё проклятие,—говорю я пустым голосом, ощущая себя как во сне.