Нежности момент

Утро встречало лучами солнца, что било из приоткрытых шторок. Утро ли? Акамацу лениво глаза открывает, хотела к телефону потянуться, но руку её перехватывают резко, вжимая назад к кровати. Тяжесть на тазе чувствуется почти сразу, как и хриплый голос около уха: — Не уходи. — Боже, ты такой ребёнок. Руки Каэде смыкаются на шее, до этого проведя пальцами по следам красным на шее, убирает светлые пряди волос, губы почти невесомо касаются покрасневшей щеки. Столь робкая девушка сидела на ней, что так по-детски просила больше внимания, нехотя отпускала из своих объятий, да и честно, сама Каэде с неохотой отпускала юную исполнительницу. — Вставай, Миу. Нам пора на уроки. Ирума Миу — большой ребёнок и Каэде давно для себя это поняла, приняла и любит всем своим сердцем. Любит в тетради выводит острые линии лица девушки, вырисовывая каждую особенность, особенно всегда зацикливалась на больших серо-голубых глазах. Редко рисует привычную всем Ируму с тонной макияжа, любит выделять её вечный румянец на щеках, небольшие мешки под глазами от усталости и тонкие бледные губы. В итоге сама не заметила, как половина листом из тетради пропало. Зато как прекрасно видеть счастливую улыбку на лице любимой гитаристки, когда протягиваешь ей очередной рисунок. — Бакамацу, блять. Тебе же для выставок надо рисовать, что ты на такую херню талант тратишь.-закрывая своё лицо клетчатым листом, говорила Миу. Каждый раз так говорит. Каэде не слушает. Готова хоть все ручки изрисовать, лишь бы только эта девушка улыбалась, стыдливо прикрывая ярко выделяющиеся клыки. Акамацу в привычной своей манере перехватывает левую руку девушки, нежно сжав тонкие запястья, оказывается непозволительно близко. Надавливает большим пальцем на выпирающую вену, после чего целует в это же место. — У меня достаточно картин для выставки, милая. Всё будет хорошо. Голос художницы был столь ласковым и успокаивающим, что Миу просто не могла не расслабиться. Позабыла про все проблемы, весь негатив в социальных сетях и вне. Какое дело до мнения других, когда перед ней вот — самый главный слушатель, самая красивая муза. Каэде Акамацу — это спокойствие, любовь и забота в одном флаконе, которым упивается Ирума, как самым вкусным напитком. Напитком с запахом её клубничного геля для душа, лёгким запахом дорогой краски и табачного дыма, который начал ходить за Акамацу от привычки ненароком надевать вещи Миу на себя. — Знаешь, блять, э… Никто не должен сегодня придти ко мне на студию, так что, ну… Миу оттягивает свой чокер, хлопая им себе по шее, а Каэде понимает всё сразу. Ласково притягивает ближе к себе за талию, моментально касается губ чужих. Потрескавшиеся, чувствуется привкус табака. Прелестно. Сначала было неприятно, но сейчас уже стало нечто родным. Ирума нетерпеливо скомкала белую блузку, пустив руки под розовую жилетку, на которой уже были свежие пятна от краски. Музыкальная студия наполняется самой красивой мелодией, что только может исполнить Миу, по-мнению Каэде. Тихими стонами и молящими просьбами о большем. ********** — А я слышал вас, Акамацу-чан! -ехидно твердит астронавт, обняв художницу за плечи. — О чём ты, Кокичи? -с волнением в голосе произносит Каэде. — А то, что стоит закрывать за собой дверь. Зато я теперь раскрыл, почему от тебя вечно пахнет табаком? Ну разве не пора мне менять мой талант?