Ельник
Холодно. Очень холодно, а он не переносит холода. За окном темно, тихо и никого нет, спасибо и на том. Старик вышел из дома, окружённого густым лесом, это был старый кордон лесничих, и стал собирать мокрые, почерневшие, лежащие уже несколько дней дрова. Темно, и, кажется, собирается дождь, поэтому старик и спешит. Он занёс их в дом, кинул на пол возле печки, рукой нащупал в углу спички и кусок бересты. За окном уже вовсю шёл дождь, а огонь всё никак не хотел разгораться. Только появился маленький, тщедушный язычок пламени, старик сел на лавку возле окна и, укутавшись в рваную куртку, закурил самокрутку. Он смотрел на плачущее окно и думал, что утром опять придётся в сырой лодке плыть. Он сел в лодку, в неё всё же набралось воды несмотря на брезент, который должен был бы защищать от дождя. От реки тянуло холодом и сыростью, плыть в мокрой лодке совсем не хотелось, но тяжёлая работа требовала своего выполнения. Хотя раньше работа не казалась такой тяжёлой, в молодости он мог пройти всю реку за полдня, а потом ещё идти по непролазному ельнику без отдыха. Теперь годы брали своё, ходить далеко без остановок стало тяжело, седина посеребрила волосы и бороду, не хватало только беса в ребро, но о таком в этих местах лучше было даже не думать. Старик плыл в своей старой лодке, внимательно поглядывая на лесистые берега. Утро было сумрачным и туманным, опасное сочетание. Туман стелился по реке, расступаясь только перед самым носом лодки, и клочками клубился у высоких берегов. Старый смотритель выглядывал место для швартовки, сегодня идти дальше по реке может быть небезопасно, а лесом можно пройти ещё хотя бы километров пять и дальше вдоль границы вверенных ему территорий. Лодка с глухим стуком встретила берег, старик грузно сошёл на мелководье и стал подниматься к кромке леса. Лес встретил его привычной тишиной. В нём всегда мертвенно тихо, по весне никогда не слышно птичьих трелей, даже зверьё старается не издавать лишних звуков. Зато деревья отзываются леденящим душу скрипом на любой порыв ветра. Да, деревья чувствуют себя в этом лесу в безопасности, а всё, потому что их охраняет он. Иногда старик задумывался, зачем вообще он совершает эти обходы, за лесом и так приглядят, но каждое утро неизменно садился в свою старую лодку и шёл вниз по течению. Темнохвойные ели довольно пушили свои ветви, цеплялись за куртку и волосы, тянули назад, однако к этим выходкам старик уже притерпелся и почти не замечал их. Чего ради браниться на глупые деревья? Ещё, чего доброго, их хозяин даст о себе знать, пока будешь совершать обход. Пока всё было тихо, но чутьё, развитое жизнью в глухом лесу, где каждый шаг мог оказаться последним, предупреждало, что вскоре должно произойти нечто, выходящее за рамки привычного течения дней здешних мест. Это случилось, когда смотритель возвращался к своей лодке. Высокие ели вдруг закачались, словно в их верхушках бушевала буря, только вот воздух оставался совершенно бездвижным. Старик замер, напряжённо вслушиваясь в тишину, ждал. И дождался. Лес пронзил душераздирающий крик, но после всё стихло в мгновение ока. Не осталось ни эха, ни отголоска, всё поглотила мёртвая немота. Со вздохом смотритель продолжил свой путь, спустился к лодке и достал со дна лопату. Давно он ей не пользовался и был бы рад не пользоваться ещё столько же, но тот, кто бережёт деревья не любит убирать за собой. И ещё больше не любит, если в его лесу остаётся что-то от людей. Ели любезно подсказывали дорогу к месту, где только что был их защитник, они грубо подталкивали старика своими ветвями, когда тот останавливался передохнуть, сбрасывали сучья прямо перед его ногами, если сворачивал не на ту тропу. Старик нашёл их на небольшой прогалине рядом с дорогой. Молодая пара, видно пришли в лес отдохнуть да тут и нашли последний приют. Он внимательно осмотрел место, где они лежали, ага, хотели развести костёр и срубили пару веток. Не лучший выбор: хвоя даёт много дыма, а за срубленные ветки и попытку принести огонь в это место его хранитель карает строго. Вот теперь и лежат эти двое с перекошенными от ужаса лицами и окоченевшими телами, а ему, старику, убирать. Он сплюнул на ладони и принялся копать могилу. Скольких ему уже пришлось здесь похоронить? За все годы, что следит за этим берегом, много, всех он и не помнил. Да и к чему это старику? В лесу главное помнить, как не разозлить настоящего смотрителя, а то старику-то никто могилки не выкопает. Скидывать тела в яму было непросто, после встречи с хранителем они будто становились деревянными, как те, кого они так неосмотрительно обидели. Закончив засыпать могилу, старик огляделся. Ааа, вон он стоит меж елей, смотрит своими зелёными углями. Смотрит, как старик свою работу выполнил, а после исчезает между деревьев. А уставший старик возвращается к лодке и хочет как можно скорее оказаться на своём берегу, в своём кордоне. Ночью его опять будут преследовать эти зелёные огни, тлеющие словно угли, будет видеться силуэт искорёженной ели, что является телом этого чудовища. Может, даже приснятся лица тех молодых, полные ужаса, изувеченные страхом. Да, дурное это дело встретиться с ним на обходе. Старика радовало только то, что эта тварь не могла перебраться через реку, а значит на этом берегу безопасно и можно развести огонь, тогда как на его берегу приходилось во время обходов обходиться без единой искры даже в самую лютую стужу. Старик не знал имени этой твари, но про себя называл его Ельником за его любовь именно к темнохвойным пугающим елям.31.10.20