L'ardeur

Ему не особо нравится его город: большой, но пустой снаружи, хоть и интересный, как корабль в бутылке. Но ему очень нравится его сосед по съемной квартире: Чжун Ли, приехавший учиться по обмену. Тратящий последние деньги на выглаженный льняной смокинг и посуду для классических чайных церемоний, а потом влезающий в огромные долги, которые может выплачивать по несколько лет. Спокойный, как удав, со своим стилем. Его комната не особо большая и довольно незаполненная, бежевая, с грязными выцветающими пятнами на стенах. Тени на голых обоях превращаются в устрашающих созданий, отражающихся в зеркале на полный рост. Создаётся стойкое ощущение ненужных пробелов, но он их уже давно не замечает. Пару раз в неделю сюда заходит Дилюк, плюётся, ударившись об какую-нибудь нераскрытую коробку с хламом его сожителя и тянет Кэйю к себе. Он уже и не против. У Дилюка вместо груди – дыра, а вместо рук – частокол. – Что это? – Крупнолистовой чай. Не спрашивай. Дилюк сводит брови на переносице, понимая, что только что чуть не сломал ногу об коробку с чаем, а не полновесными гантелями. А Кэйа смотрит в потолок. Видит, что тот устал и ему нужна разрядка. Дилюк всегда приходит только за этим. – Ты так и будешь бревном лежать? Голос у него сухой, но отчётливый, командирский. Набатом проносится по помещению. Кэйе хочется выдать очередную колкость, чтобы этот похоронный тон сломать, но он резко замолкает, чувствуя бродящие по ключицам руки. Дилюк припадает к плечу, оставляет краснеющие отметины. – Ты для смелости хлебнул? – А? – Даже сквозь твой едкий парфюм перегар чувствуется. По лицу с треском прошелся удар. Даже не удар, так, пощёчина, но очень звонкая. У Дилюка, как букет роз, в груди расцветает красная ненависть, дерёт шипами. Носить железные маски тяжело, но он справляется. Пока не доходит до проблем с контролем агрессии. Проходит кончиками пальцев мелкие шажки вниз до ширинки, податливая кожа лоснится под тугим латексом. Сдирает с силой, оставляет засос с внутренней стороны бедра. Несмотря на пышущее здоровьем лицо, у Кэйи очень холодные руки, поэтому Дилюк их стряхивает каждый раз, когда тот пытается взять его за огненно-рыжую макушку. Чтобы не обжигал льдом. Дышит, как дракон, опаляя кожу за ухом пламенным дыханием. Кэйа различает вино высшей пробы и мирру и даже не пытается сопротивляться наплывающему волной вожделению. От мелькающих в глазах медных волос кружит голову, словно он и вправду горит в огне. Как еретик. Но, отрывая голову от покрасневших и опухших губ, Дилюк хищно улыбается, вытряхивая из сумки джутовую верёвку. Она трётся об бликующие черные перчатки. Обработанная, матовая, словно покрытая воском, сияет в мерклом свете янтарной свечи на столе. Чжун Ли, раскуривающий благовонии по вторникам – его новый лучший друг. Кэйа расплывается в самодовольной улыбке и Дилюк хочет его задушить, но перед этим – хорошенько засадить. Туннельное зрение – перед собой он видит только поджарое загорелое тело, которому очень сильно подойдут темновато-коричневые завязи верёвки на размягченной от масла коже. Масло он взять забыл. Печально, но не особо важно. Кэйя не выдерживает и начинает звучно смеяться, когда Дилюк тщетно пытается закрепить карабин для подвеса на потолке, за что получает носком от ботинка в плечо. В комнату протекают смеркающиеся закатные лучи и она расцветает пышным букетом из коралловых оттенков. Перетянув злополучную веревку через стальное кольцо, Дилюк шумно вдыхает, завязывая крепкие узлы на золотистой от уличного света коже. Перчатки летят в тенистый угол. Это напоминает какой-нибудь языческий религиозный обряд. Жертвенный. Кэйа прикрывает глаза, а частицы света расплываются на его сияющей радужке. Он чувствует разгоряченное дыхание на собственных лопатках. Дилюк проводит подушечками указательных пальцев по пояснице, после каждого прикосновения мышцы ломит от жара. Узлы заплетаются вокруг запястий, как цветущая лоза, а руки лежат на покрасневшей от поцелуев спине. Кэйа и не заметил, как уже расположился раком на кровати, прерывисто дыша от каждых горячих прикосновений к сведенным в истоме ногам. Новые узлы на чужой коже Дилюк отмечает безжалостным укусом, резцами вскрывая горящую в капиллярах кровь. Неглубоко, но достаточно, чтобы согретое от жарких касаний тело подрагивало с каждой розоватой отметиной. Поднимая в воздух и рассматривая фигуру над кроватью, Дилюк испытывал что-то вроде благоговейного бесконтактного оргазма. Гибкая, с журавлиной изящностью аккуратно встающая на носки, а после без лишних колебаний висящая на растянутой верёвке. Дилюк искренне считал, что со своей мертвенной бледностью и испещренным от шрамов станом, тяжелой от природы походкой он не сможет добиться такой грациозной легкости. Доказывать обратное ему было бесполезно. Но стоило Дилюку развернуться, пытаясь найти в кипарисовых шуфлядках водянистую смазку, как его благоверный Кэйа начал раскачиваться на висящем подвесе. Туда-сюда, со скрипом на стальных карабинах. На коже от веревки расцветали красноватые следы. Дилюку захотелось закурить от стресса, но истекающему от возбуждения члену в штанах было всё равно на его разумные помыслы. У Кэйи в легких пережало дыхание, когда в него без особого предупреждения вошли с двух пальцев. По чреслам растеклись огненные, словно от вытекающей кипящей смолы, волны, а губы с глухим треском порвались о клыки, чтобы не уронить случайный стон. Эта игра почти азартная, правила в ней не обговорены, но она стоит обоим их гордости. Дилюк, без особо сожаления сжимающий скальп чужих иссиня-черных волос, насаживался резко и основательно, не следя за темпом. Кэйа закатывал глаза от надвигающегося удовлетворения. Бедра изливались в карминовых пятнах от глубоких толчков. После оргазма хотелось упасть трупом на мягкие перина. От долгого подвеса и бондажа сильно затекают ноги. Да и не только ноги. Но Дилюк не останавливался и держался за чужую плоть побелевшими костяшками с особым рвением. Понимая, что прямо сейчас он дергает безжизненно болтающееся тело, Дилюк излился прямо на землистого цвета узлы, с особой грустью подмечая, что эту верёвку придётся снова сваривать, чтобы избавиться от остатков собственных выделений. От него пахнет ментолом, огнём и тяжелым ароматом кожаной куртки. Дилюк колет шипами и тут же притягивает трясущегося Кэйю, захватывая в крепкие объятия. Он странный, но не ядовитый. Просто пытается казаться таким.