Запах

После заключения Мёрдока прошло некоторое время. Фронтмен судорожно упирался носом в рваный свитер, стараясь уловить каждую частичку запаха родного человека. Глаза вновь слезятся от боли утраты. Он не смог помочь, не смог споймать момент, чтобы всего этого не произошло, и теперь он потерял самого родного человека, каждый раз боясь думать, насколько долго он не сможет его обнять. Ясень и смазка: эти запахи действительно напоминают о нём, но, кажется, чего-то не хватает… В этот период он привык быть один. Гулял в одиночестве, смотрел телевизор, надеясь увидеть там новости о любимом, в таком же одиночестве: вокруг и повсюду никого. Полное абстрагирование от внешнего мира и близких людей. Вся рутина превратилась в нечто, способное убить, но в один момент, когда перечисленное выше начало душить, он понял, что нужно найти ту самую потерянную частицу запаха Мёрдока, которой ему так не хватало для полной картины — картины, способной удержать его мысли о суициде в колее и дать понять, что рано или поздно лидер вернётся. Поздний летний вечер. Стюарт огибает родной бордюр в парке, в котором они всегда гуляли вдвоём. Без Мёрдока немного трудно, ведь именно его рука всегда плавно ложилась на грудь, приостанавливая и не давая споткнуться о вставший дыбом асфальт, и сейчас, благодаря мыльному туману в глазах, он упал на этом же месте, разодрав колени и руки в кровь. В пустом парке, освещённым тусклыми фонарями, слышатся горькие, но вовсе не от боли в костях, всхлипы и причитания. «Куда же ты пропал» Дрожь в мигом ослабевших ногах даёт о себе знать и он едва способен контролировать свои движения, лишь сильнее разрываясь от печали, ведь этого бы не произошло, если бы Фауст был рядом, а не там, в этой блядской гнилой тюрьме. Далее — пустота. Единственное, что он слышит, помимо собственных всхлипов — едва различимое эхо от собственных шагов, возвращающее его в ту реальность, где Мёрдока нет рядом, где не слышны тихие постукивания каблуков, его хриплое дыхание, голос, насквозь пропитанный дымом сигарет. Он один. Эти мысли не давали покоя, но, проходя мимо мусорки, Стюарт осекается. Можно было бы сказать, что высушенная бутылка алкоголя даёт свой эффект, но он точно знал: так пах его Мёрдок. Едва различимая сладость и трупная гниль, которая, спустя тысячи часов, проведённых вместе, вовсе не вызывала отвращение или желание закрыть нос: это частичка Мёрдока — единственного человека, которого фронтмен любил больше собственной жизни. — Зд-здесь никого нет? — боясь, что за баками может скрываться остервенелый алкаш, способный убить за сигаретку, он всё равно сделал шаг, и когда не услышал ответа — выдохнул. Пустота буквально прикасалась к мужчине и он, дрожа, подошёл ближе к одному из мусорных баков, скользнул вниз, словно за спиной было не скопление грязи, а Мёрдок, способный обнять и утешить. — Я так люблю тебя… Когда же ты вернёшься ко мне… — вопросы снова выжимали слёзы, а в груди болело так сильно, словно в любой миг он мог задохнуться. Мимо плачущего фронтмена изредка проскальзывали кошки, но одна из них не осталась равнодушной и заползла на дрожащие ноги, лапкой словно пытаясь вытереть слёзы. Стюарт, не имея сил, обнял её, и та лишь замурчала. Несколько часов они сидели вдвоём. Туди рассказывал новой подруге разные истории и сказки, и удивлялся тому, насколько в её глазах было сочувствия и понимания, будто в пушистом тельце была заключена душа человека, но пришла пора прощаться: на экране телефона высвечивалось 2:27, а в уведомлениях висело шестнадцать пропущенных звонков от Нудл. Обычно она не особо волновалась за старшего, ведь понимала, что он взрослый и самостоятельный человек, но иногда дело доходило до крайности. — Прости, солнышко, — Стюарт прикоснулся носом к мягкой макушке и погладил, — з-завтра я вернусь. И принесу вкусняшку, ладно? Кошка, словно поняв всё сказанное, спрыгнула с согретых колен и убежала прочь. Фронтмен снова один. Когда он вернулся в студию, все уже спали, поэтому не было проблемы в том, чтобы принять душ после отдалённого от адекватности места. Мужчина понимал, что любой здравомыслящий человек посмеётся с идеи посещения столь вонючего уголка ради возлюбленного, но глубокая депрессия стала некой защитой от злых слов. Ему наплевать. Он будет ходить туда столько, сколько ему понадобится, будет сидеть на заплёванном корявом асфальте рядом с лужей рвоты, будет ласкать прибившуюся кошку с ободранным лишаем хвостом, бубнить тексты песен, написанных с Мёрдоком… Мёрдок. Тяжело выдохнув и продрожав всем телом, Туди зашёл в ванную и снял с себя порванные в районе колен джинсы и прочие шмотки, после чего лёг на дно ванной и включил горячую воду, больно обжигающую раны на ногах и ладонях. Усталость била лёгкой щекоткой по всему телу, а мысли спутывались в ком. Он снова думает о Фаусте, о его вещах, бережно сложенных на краю постели, и о его запахе, которого так не хватало, но спирт усыпляет, подавая идеи для того, как можно было скрасить обстановку. Промычав что-то невнятное, Стюарт прикоснулся к члену, после чего едва начал массировать его, пытаясь найти утешения в мимолётных попытках возбудиться и снова почувствовать себя удовлетворённым хотя бы на мгновение, но ему тошно. Нет тех мурашек, приятно массирующих кожу, или удовольствия, получаемого от массажа — одна лишь пустота. Мужчину начинает тошнить от самого себя и от попыток заменить мысли о родном человека жалкой мастурбацией, поэтому вскоре он ложится на бортик ванной и зажимает ногами грешную руку, сдаваясь на милость тоски, медленно прогрызающей всё: от мыслей до плоти. Горячий пар медленно прокрадывается в черепную коробку, ущемляя мозг и начиная давить, и Стюарт, не выдерживая гнёта алкоголя и высокого давления, засыпает. Очередной звонок потерянной девушки. Фронтмен не слышит — он погружён в душащие, но не дающие очнуться кошмары, но весёлую мелодию слышит Нудл, поэтому она срывается с постели и бежит на звук. Щелчок двери приоткрывает за собой вид обнажённого тела, лениво валяющегося в душной комнатушке, и гитаристка рвано вздыхает и кашляет, пытаясь не задохнуться. Она видит содранную кожу на обмякших ногах и чувствует ударивший запах гнилого мусора от лежащих на стиральной машине вещей, отчего еле сдерживает рвотный позыв и подходит ближе к старшему. — Стьюи? В ответ на тихий голос, разбавляющий атмосферу во сне, мужчина мычит и начинает поворачиваться на бок, но гитаристка вовремя ловит его и не даёт удариться и без того больной головой, напичканную металлом и единственным именем, тонущим в спирте. В бормотании она смогла различить лишь одно, но даже так она поняла всё, а потом и догадалась, откуда в ванной запах мусорки. Не лежал бы на её руках Стюарт, терзающий себя голодом и алкоголем, она бы усмехнулась от подобной ситуации, но сейчас она чувствовала его страдания, поэтому любая улыбка сравнилась бы с каторгой для него, пусть он даже и не видит её. — Мёрдок, чёрт тебя дери, знал бы ты, как Зубастику без тебя плохо, — слабо усмехнувшись от большой любви к этим двум идиотам, она осторожно уложила мужчину и достала губку: горячей воды было недостаточно, чтобы вымыть запах мусора из кожи и спутавшихся в ком волос. Пока она отмывала грязь с прядей, за спиной послышался голос: — Солнце, чем помочь? От неожиданности Нудл вздрогнула: — Можешь перестелить ему постель, пожалуйста? Я пыталась это сделать, но Стьюи разрыдался, говоря, что простынь и наволочки пахнут Мёрдоком. — А сейчас? Девушка продолжила массировать кожу головы старшего, задумавшись о его реакции, но позже продолжила: — Возьми из спальни моего плюшевого медведя и натяни на него свитер Мёрдока, ладно? Положишь просто так, на матрац, а я уложу Стьюи. Сегодня побуду с ним, ибо он совсем плохой. — Принято, — Эйс усмехнулся и покинул ванную. Время, казалось, тянулось очень медленно, но сейчас Нудл уже несёт фронтмена в его комнату, усеянную пустыми бутылками из-под алкоголя и цветастыми наклейками, а перед этим закидывает его вещи в стиральную машину, дабы утром никого не вырвало от запаха. Подойдя к постели и положив на неё старшего, девушка включает ночник и принимается искать его трусы, но, найдя бельё с радужными мопсами, она оглядывает его, а затем и Стюарта, после еле сдерживает усмешку. Скрыв наготу, Нудл подвигает плюшевого медведя ближе и почти сразу видит, как фронтмен крепко обнимает его, прижимаясь носом к дырявому свитеру и мыча что-то. В ту ночь она была рядом и проснулась спустя пару часов от всхлипов. «Это не Мёрдок» В ту ночь Туди впервые принял помощь и сказал, почему ему так плохо, после чего утонул в объятиях утешающей его девушки, захлёбываясь пьяными соплями. С тех пор он начал регулярно посещать мусорку. Фронтмен сдержал обещание и постоянно носил лакомства для кошки, с которой он познакомился в ту ночь, и вскоре, помимо запаха, напоминающего ему Никкалса, он понял, что в баках можно найти и что-то полезное, небрежно выброшенное зажравшимися уродцами. У него были деньги на то, чтобы купить что-то, что он находил там, но азарт от поисков чего-то ценного превышал здравый смысл. Когда Мёрдок вернулся из тюрьмы, Рассел рассказал о новом увлечении младшего, на что тот ухмыльнулся. — Туди, у тебя есть деньги, как и у меня. Просто скажи, чего тебе не хватает для счастья. — Мне тебя не хватало. После этого мужчина протянул возлюбленному измятый, но тщательно вымытый тюбик крема для ног: — Это для тебя. «Ох, это всё благодаря крему, который подарил мне Туди, и совсем не важно, что это с мусорки, главное, что это подарок!» Ему было непривычно и странно наблюдать за тем, как его мальчик шастает в тёмных переулочках с баками, было непривычно думать о том, что известный и обеспеченный человек копается в мусорках ради того, что мог бы себе позволить сам, но тревожная мысль, что это всё из-за него, развеивала непонимание каждый раз. Мёрдок снова полностью поддерживает новое хобби младшего, помогая ему стирать и отмывать найденные вещи, но не только потому, что Стюарт взрослый человек и может заниматься, чем только душа пожелает: он любит его, а потому ценит и восхваляет даже совсем непримечательные, и порой даже жуткие вещи, только ради того, чтобы поддержать и в очередной раз намекнуть о своих чувствах. Это всё из-за него.