Kings Emerald Dreams

Между высокими тонированными капотами припаркованных машин двигался алый воздушный шарик — будто бы сам по себе, как в «Оно». Он то замирал возле какого-нибудь «Фольксвагена», то резко дергался в сторону, то плавно плыл между двумя клонами «Тойоты» — все время на одной и той же высоте. Иногда он принимался метаться под порывами ветра и все-таки упрямо продолжал свой путь. Исли следил за шаром, сжимая айфон, и только на мгновение выпустил из виду, когда ветер заставил его отвернуться, швырнув в лицо сухую пыль. Самая ранняя весна в Сиэтле была удивительной — ясной, холодной и быстротечной, наполненной ветрами, шорохом шин по сухому асфальту и запахом дрейфующих по заливу льдов. Исли казалось, что «Изумрудный город» в марте становился чудны́м — сухим, прозрачным и желто-серым. Гулким и пустым. Он знал, что это ненадолго: совсем скоро со склонов Каскадных гор сбегут весенние дожди, теплые и затяжные, и слижут краски и с кирпичных домов в старом центре, и с набережной, и с витрин, и город снова погрузится в сезон дождей до самого фестиваля тюльпанов — но сейчас он любовался этой почти акварельной прозрачностью и пустотой. И ярко-красным пятном воздушного шарика на парковке. Айфон завибрировал. — Ты где? — сказал Ригальдо вместо приветствия. — Люсиэла тебя потеряла. — В «Сауз Кингдом», — признался Исли, поглядывая на бликующую громаду торгового центра. — Немного задержусь. — Что, Лаки опять опаздывает? — Ага, — он посмотрел на часы. — Вот бестолочь, — Ригальдо пошуршал бумагами. — Неисправимый олень. — Мальчику двадцать девять, — примирительно сказал Исли. — Он только приближается к возрасту психологической зрелости. — Все равно, я в его годы… — Ездил на старом «Фокусе», готовился к зомби-апокалипсису и хранил свою жопу, как золотой запас страны, — он вытащил сигареты, но не спешил закурить, уверенный, что Ригальдо распознает звук зажигалки. — Исли, — голос Ригальдо звучал обманчиво ласково. — Тебе же сегодня еще домой возвращаться. На твоем месте я бы немедленно попросил прощения. — Прошу прощения, — не стал упираться Исли, но, когда Ригальдо довольно фыркнул, быстро добавил: — Но жопа того стоила!.. Ригальдо чего-то ядовито забубнил, но Исли, извинившись, переключился на другую линию — звонил Лаки. — Ну наконец-то. Где ты ходишь? — Исли, вопрос жизни и смерти!.. На фото на звонке Лаки был по-зимнему раскрасневшийся, в ярко-синей шапке — могучий молодой мужик с упрямым подбородком, лохматой гривой и густой светлой щетиной. Джоанна, домработница Исли, с удовольствием говорила про Лаки: «Маленькая собачка — до старости щенок», хотя «собачка» едва не задевала башкой притолоку и весила двести фунтов.  — Двойной черный «Ронни» с беконом в кленовом сиропе и с запеченными яблоками или тройной «Смит-Вессон» с маринованными огурчиками, инжиром и клюквой?.. — Господи, Лаки, — Исли не знал, плакать или смеяться. — Какая клюква! Я уже полчаса жду тебя возле торгового центра, меня в офисе потеряли. — Ну нет, — голос Лаки звучал сосредоточенно. — Твоя жизнь пройдет зря, если ты не попробуешь эти шеф-бургеры. Только представь… Зажаренная черная булочка, хрустящий лук, огурчик и чудовищная свиная котлета! Исли сглотнул и порадовался, что Ригальдо не может его слышать. — Да, мне с собой, и еще два темных пива… — продолжал диктовать Лаки куда-то в сторону. — Клэр тебя спалит, — предупредил Исли. — Тогда две больших «Пепси». Исли, ну ты как, решился? Когда еще тебя покормят такой восхитительной гнусной едой? Исли засмеялся: — Давай это самое. Со свиными котлетами! — Отлично, — воодушевился Лаки. — Я быстро! Пожрем на скамейке — и пойдем выбирать подарок?.. — Пойдем, — улыбнулся Исли. И с удовольствием закурил. Это у них с Лаки называлось «Фёрсты против ЗОЖ». Не то чтобы Исли регулярно злоупотреблял: на самом деле он был согласен с Ригальдо, что надо немного держать себя в руках, если, конечно, не хочешь к пятидесяти превратиться в развалину — больного, обрюзгшего пидора с пивным животом и сердечной одышкой. Исли, которому было сорок четыре, не хотел; и, судя по тому, какими заинтересованными взглядами его провожали сиэтлиты обоих полов, это ему пока удавалось. Зеркальные окна торгового центра «Сауз Кингдом» тоже наглядно демонстрировали, что он еще ничего. Вполне себе такой ебабельный пидор. С Лаки, бывшим спортсменом, все было проще: он по умолчанию слушался Клэр, а Клэр была строга. Но иногда, встречаясь с Исли только вдвоем, они позволяли себе маленькие саботирующие радости; Исли бесстыже курил, Лаки пил пиво, а потом они на пару пробовали что-то ужасное. Ведро крылышек или вот бургеры от шефа — все, что Ригальдо презрительно называл «смертью за пять долларов» и «холестериновым говном». Было немного смешно слышать это от человека, который когда-то питался одними консервами, но у Исли давно пропала охота поддразнивать этим Ригальдо. Последний раз призрак «пасты с овощами» всплыл между ними около года назад, когда посреди рабочего дня Ригальдо неописуемо официально заявил, что собирается покупать ресторан. Исли смотрел тогда на него и глазам не верил: Ригальдо переживал, как подросток — так, что на щеках горели яркие пятна. Исли сто лет не видел его таким напряженным. Пожалуй, с тех пор, как тот уезжал на свои первые стрелковые соревнования. Вот и сейчас — Ригальдо не просил разрешения или совета, он ставил в известность. При этом он страшно нервничал, и Исли его понимал. «Что это, — спросил он тогда, стараясь держать веселый тон, — попытка отсепарироваться? А как же «Нордвуд»? Ты нас бросаешь?» Щеки Ригальдо вспыхнули еще ярче. «Я по-прежнему остаюсь твоей правой рукой, — упрямо сказал он, исподлобья глядя на Исли, — и не собираюсь никому ничего уступать. Но в «Нордвуде» это мой потолок, понимаешь? А я хочу развиваться. Ну не крючком же мне салфетки вязать». И вся тревога Исли лопнула, как мыльный пузырь. «Детка моя, а ты все это осилишь? — с искренним любопытством спросил он, откидываясь на спинку кресла. — И на чем будет специализироваться твой ресторан? Французская или итальянская кухня, или морепродукты?.. О боже, я предвижу возвращение пасты с овощами!..» «Придурок, — моментально выходя из образа печального рыцаря, взвился Ригальдо. — Прекрати ржать! Нахуй овощи! У меня будет мясной ресторан!» И он сдержал свое слово, выкупив разорившийся стейк-хаус на Пайн-стрит, принципиально вложив в него только те деньги, которые когда-то скопил на покупку дома для тетки. Исли смеялся и предрекал ему скорое банкротство, но Ригальдо очень серьезно отнесся к новому бизнесу. Он весь год носился с этим рестораном, как со своей личной игрушкой, ссорился с управляющим и с шеф-поваром, сменил трех су-шефов, приводил в ужас персонал и первое время и близко не подпускал Исли к зданию: «Приедешь, когда все станет идеально». Впервые Исли переступил порог только через два месяца после открытия, был препровожден на вип-место под неумолчное шипение Ригальдо, и, разумеется, случилось ужасное: официантка дрогнула и уронила под ноги гостю бокал с водой. «К счастью», — спокойно сказал Исли, нарезая в тарелке цыпленка. Мясо действительно оказалось великолепным. Под подошвами туфель мирно похрустывало стекло. В тот раз они оставались в ресторане до полуночи — безостановочно пили в новеньком кабинете на втором этаже; Ригальдо медленно отпускала нервозность, а Исли просто плавился от нежности и восхищения. В конце концов к ним поскреблась администратор, попеняв, что они слишком громко смеются, и это удивляет посетителей. Ригальдо, хохочущий до слез, изумился, что кто-то здесь смеет его отчитывать, но Исли предусмотрительно зажал ему рот. А после закрытия, распустив персонал и прикрыв окна металлическими ставнями, они заперлись изнутри и горячо трахнулись. Прямо посреди главного зала, на белоснежной скатерти одного из столов. Ресторан не «выстрелил», но и не прогорел, он тихо развивался и приносил какую-то там прибыль. Из солидарности Исли теперь водил своих деловых партнеров только туда, и ему ни разу не пришлось краснеть за кухню или обслуживание. Тот первый бокал так и остался единственным разбитым в его присутствии. Персонал перестал бояться визитов мужа своего бешеного патрона и иногда позволял себе осторожно отвечать на его шутки. А потом в их семействе случилось более важное событие, и новый бизнес Ригальдо отошел на задний план. Исли курил, то поглядывая на красный шар, путешествующий по парковке, то выдыхая дым в прозрачное небо, перечеркнутое ветвями совсем еще голых весенних деревьев, и испытывал страшную, нечеловеческую гордость. Прекрасное и немного глупое чувство, такое же, как их с Лаки желание купить огромного управляемого робота в подарок человеку, который еще даже ползать не научился.

***

В этот весенний день Закари Фёрсту исполнилось три месяца. Заки стал первым двоюродным внуком Исли. Исли любил его с отчаянной нежностью, прекрасно понимая, что он тут далеко не первый в очереди на обожание. У Заки было полно родственников со стороны Клэр: дедушки, бабушки, тети и дяди. Еще была калифорнийская бабушка Лаки, однажды нагрянувшая в Сиэтл взглянуть на новорожденного, как злая фея, которую не пригласили на крестины. Со слов Клэр, она была разочарована тем, что мальчик совсем не похож на отца Лаки, но все равно почему-то отписала младенцу виноградники в Напе. Рассказывая об этом, Лаки крутил пальцем у виска, что не мешало ему самому счастливо и глупо улыбаться каждый раз, когда он брал кулек с сыном на руки. Ригальдо утверждал, что Фёрсты бесповоротно утратили разум в день, когда Лаки посреди рабочего дня прислал Исли картинку без подписей. Тот открыл сообщение прямо на совещании, слушая доклад директора по маркетингу, и чуть не сдох от ужаса, увидев черно-белый конус УЗИ. Последний раз, когда ему доводилось разглядывать похожую картинку, там была пораженная карциномой печень Харви Смита. Исли разнервничался так, что пришлось объявить перерыв. На его встревоженный вопрос в трубку: «Лаки, кто болен?!» — дорогой племянник безмятежно ответил: «Никто не болен, ты что. Это маленький Фёрст. Правда, классный?..» В тот раз, предупредив Люсиэлу, чтоб никого не пускала, Исли заперся в кабинете и накидался коллекционным джином. Когда Ригальдо открыл дверь своим ключом, Исли поднял на него глаза и сказал: «Я стану дедом в сорок четыре года». Ригальдо обошел стол, взял из руки Исли стакан и одним глотком прикончил оставшийся джин. А потом проворчал, сморгнув выступившие слезы: «Боюсь даже спросить, а кем твой будущий внук будет считать меня». И с этого дня перед Исли открылся дивный новый мир, вся эта чудовищная ветвь детской индустрии, призванная выдоить из родителей все, что они могли себе позволить, а уж он мог себе позволить многое. Когда Лаки присоединялся к нему, они как два дебила запускали на озере управляемый катер или выкладывали железную дорогу на половину гостиной. Клэр необидно смеялась, аккуратно перешагивая рельсы и разводные мосты, а Ригальдо подчеркнуто их игнорировал. Его-то подарки были убийственно практичны. Не то что хтонические зайцы в человеческий рост, которых становилось в доме Лаки все больше. С прохладной сдержанностью Ригальдо все было не так просто: Исли довольно быстро вычислил, что его муж тайно страдает. Когда он как следует прижал Ригальдо, выпытывая, что происходит, тот долго отбрыкивался, но в конце концов раскололся. «Не вздумай им рассказать, — пробормотал Ригальдо. — Они обидятся. Но блядь, да, я вроде как расстроен тем, что теряю близкого друга. Клэр уплывет в увлекательный мир слингов и женских чатов, и ей станет неинтересно со мной общаться». Исли тогда не удержался и довольно жестко сказал, что не подозревал его в таком малодушии. В прошлом году Клэр закончила университет и поступила в резидентуру по хирургии, и теперь набирала положенное число часов у операционного стола. Она держалась за место и была всерьез настроена работать до самых родов, чтобы не упустить своего аттендинга, известного профессора хирургии. Пока что она плавала исключительно в увлекательном мире аппендицитов, ректальных кровотечений и абсцессов, и это никак не мешало ей общаться с людьми. Ригальдо устыдился и постарался взять себя в руки. И, судя по тому, что Исли регулярно слышал из его разговоров по скайпу, у них с Клэр все по-прежнему было хорошо. Младенец, мальчик восьми с половиной фунтов веса, появился на свет в декабре. После звонка Лаки Исли приехал на свой завод, прошел на крышу и битый час простоял там на холоде, выкуривая одну сигарету за другой. Перед ним как на ладони лежала промзона Сиэтла и районы новой застройки, справа на горизонте светилась зубчатая гряда гор, а слева бликовал океан. Было слегка морозно и солнечно. Огромная лужа за заводским периметром, на месте которой собирались возводить сорокаэтажный дом, замерзла и стала ровной, как каток. Ригальдо отыскал его на той крыше по маячку GPS, почти насильно увел вниз и долго грел у себя под пальто его холодные руки. Сейчас, стоя в тени торгового центра «Сауз Кингдом», Исли с необыкновенной ясностью вспомнил те ощущения. На крыше его накрыло мыслью, что он хотел бы когда-нибудь показать новорожденному внуку весь город — с его портовыми кранами, высотками, Спейс-Нидл, индейскими символами, монорельсом и троллем под мостом. Заводы, фабрики, магазины, рыболовные сейнеры, кофейни, музыкальные магазины, дождевой лес — так, как будто все это принадлежало только ему, Исли Фёрсту. Но у Закари были родители, которые тоже хотели многое ему дать, и Исли как никогда остро почувствовал, что не имеет права навязываться. Что ж, он подождет со своей охуенно ценной картиной мира до тех пор, пока Заки не научится ходить, а потом проведет его за руку от залива и до завода, вручая свою империю. А до тех пор можно дарить ему роботов. Уж этого-то права у него никто не отнимет. Исли взглянул на часы — Лаки по-прежнему где-то шлялся, паршивец! — затушил сигарету и бросил окурок в урну. Прищурившись против света, проверил, где красный шар. Тот мялся между двумя одинаковыми синими «Хондами», совсем недалеко от входа в торговый центр. Оглядываясь на него, он быстро прошел сквозь вертушку, наперерез толпе, текущей по первому этажу, и окликнул безмятежного охранника: — Кажется, на парковке потерялся ребенок. Наградой ему был изумленный взгляд. — С чего вы взяли? К нам никто не обращался. — С того, что он уже двадцать минут обходит похожие машины, — Исли пожал плечами. — Больше, увы, ничего не знаю. Я не приближался, чтобы его не напугать. Охранник что-то уныло пробормотал в рацию на плече и поплелся наружу. Исли еще раз взглянул на часы и двинулся следом — посмотреть, чем дело закончится. Ужасный мир, где нельзя напрямую спросить у ребенка, не нужна ли ему помощь, особенно если ты взрослый мужик, женатый на другом мужике.

***

Шар рвался со своей привязи возле очередного синего автомобиля. Веревка убегала в карман непромокаемой серой куртки, из-под которой торчали джинсовые ножки, обутые в желтые сапоги. Помпон на вязаной шапке тоже был красным, как шар. Сейчас шапка была прижата лбом к стеклу довольно пыльного «Ниссана» — ее хозяин пытался рассмотреть салон сквозь боковые окна. Для этого желтым сапогам пришлось встать на носочки. Ростом владелец шарика был не выше трех футов. В возрастах детей Исли не разбирался, но не в первый раз подивился про себя, почему никому — ни многочисленным покупателям, перекладывающим пакеты из тележек в багажники, ни промоутерам на парковке, ни охране — не жмет, что такой маленький ребенок бродит в одиночку среди машин. Он кивнул в нужную сторону, предоставляя охраннику действовать по своему разумению, и отошел на несколько шагов, чтобы не пропустить Лаки у входа в молл. Охранник, разумеется, выбрал самую удобную тактику. Вразвалочку подошел, навис над помпоном и упер руки в бока. — Эй, — позвал он специальным грозным голосом. — Что ты делаешь? Твои родители знают, где ты?.. Ребенок обернулся и вжался спиной в пыльный синий кузов. Исли успел разглядеть, что у него россыпь весенних веснушек на переносице и бледно-голубые, почти прозрачные глаза. «Не у него, — внезапно подумал он и сунул руки в карманы. — У нее. Это девочка». А в следующий момент любительница синих машин опустилась на четвереньки и, как червяк, принялась ввинчиваться в пространство под днищем. Молча, не произнося ни единого звука. Секунда — и наружу торчал только один красный шар. К такому финту охранник не был готов. — Не-не… Погоди! — он запыхтел и попытался наклониться. Потом, выругавшись под нос, неохотно встал коленями на асфальт. — Не надо так делать! Исли стало смешно. Он обошел «Ниссан» с другой стороны и сел на корточки, наплевав, что полы плаща чиркают по земле. Возникло искушение поскрести по асфальту какой-нибудь веточкой — такой фокус им с Ригальдо приходилось проделывать регулярно, чтобы извлечь затаившегося в гараже кота. — Привет, — он заглянул под днище. Ему показалось, что оттуда таращатся с бдительностью лесного зверька. — Отличный у тебя шарик. Не бойся, я не отберу его, я приехал за большим роботом, а шар мне пока не нужен. Меня зовут Исли, а тебя?.. «Подполье» молчало. С противоположной стороны доносилось пыхтение — охранник пытался дотянуться до сапога. Исли испытал вспышку глухого раздражения. Ну что за кретин. Только пугает девчонку. — Твои родители приехали на большой синей машине? — продолжил он, стараясь говорить весело. — А марку, ты, конечно, пока не знаешь. Хочешь, попросим этого дядьку в форме дать объявление по громкой связи, где ты? Только для этого все-таки надо вылезти. А то вдруг машина поедет… Ну ее. Охранник издал торжествующее сипение — кажется, ему удалось схватить один сапожок. Из-под машины раздался вскрик, сменившийся ревом. И в ту же секунду со стороны Исли вынырнула красная шапка. Миг — и в него впечатался пронзительно голосящий ребенок, пахнущий городской пылью, машинным маслом и клубничным ароматизатором. В шею втиснулось мокрое холодное лицо, цепкие руки дернули за отвороты плаща. Девчонка обхватила Исли крепко, как обезьянка, и выла в кашемировый шарф. Он пошатнулся и выставил руку назад, чтобы не завалиться, а вторую положил на вздрагивающую спину, пытаясь успокоить. Привязанный к запястью девочки красный шар колотил Исли по лицу. Свет солнца в проеме между машинами заслонил силуэт охранника, который вертел в руках желтый сапог и выглядел недовольным. Среди сонма спутанных мыслей Исли поймал за хвост самую веселую: похоже, вместо отдела японских игрушек ему предстоит провести день в участке. Спасибо, если родители несчастной потеряшки морду не набьют. Он оттолкнулся от асфальта и встал на ноги. Девочка так и висела на нем, как детеныш макаки. Исли нерешительно наклонился, разжимая выпачканные чем-то липким пальцы, и почему-то успел подумать: надо же, какие глазищи. Как светло-голубое мартовское небо. Где-то за его спиной раздался глухой хлопок. За ним еще один, громкий и более четкий, как бывает, когда неисправный двигатель «стреляет» в глушитель. «У кого-то полетел карбюратор», — подумал Исли, прежде чем что-то с силой ударило его в плечо, развернуло и бросило на корпус соседней машины, подтолкнув в спину горячей и упругой воздушной волной. Охранник, почему-то очень бледный и весь в цементной пыли, молча вытянул руку, указывая куда-то назад. Он сделал шаг в сторону «Сауз Кингдом», и что-то гулко громыхнуло. Земля мягко толкнулась в ответ, и Исли с трудом удержался на ногах, а всю парковку и машины вокруг накрыло битым стеклом. Одновременно взвыли десятки сигнализаций. Оглушенный, Исли обернулся через плечо и увидел осыпавшиеся стены, ощетинившиеся торчащими балками очертания ближайшего строения ТЦ. Курилка, где он ждал Лаки, была снесена, сверху на нее падали кружащиеся куски жженого пластика — прямо на неподвижные тела. На соседней «Тойоте» лежала перевернутая коляска, ее колеса все еще крутились, и это почему-то особенно тягостно его поразило. С двух этажей клубами валил черный дым. По ушам резко ударило женским криком, кто-то стонал, где-то испуганным басовитым плачем заходился младенец. Чередуя про себя «господи» и «блядь», Исли завертел головой. Когда все началось, рядом с ним был ребенок. Та девочка. Его потеряшка больше не плакала: стояла как столбик прямо, опустив руки вдоль туловища и подняв мордочку к небесам. На ней был один сапог, лицо — в цементных разводах. Широко распахнутые глаза смотрели прямо на Исли. — Шар, — растерянно сказала она и моргнула. — Улетел… Исли и сам не понял, как все случилось: вот он стоял, опираясь на корпус чужой машины, а вот бухнулся на колени, накрывая девчонку собой, за мгновение до того, как над головой снова рвануло. Третий взрыв показался ему самым громким, может быть, потому что вместе с ним обрушился вход в ТЦ. Взрывная волна перевернула несколько автомобилей и столики уличного кафе под козырьком. Это он понял уже потом, а тогда лежал, не шевелясь, прикрывая голову руками. С неба сыпалась пыль и бетонная крошка, ветер гнал клочки горящей бумаги и полиэтилен. Что-то тяжелое придавило ноги, Исли панически лягнул это и сбросил; болело и плохо слушалось левое плечо. По шее за шиворот текло теплое — кажется, его зацепило осколками при втором взрыве, но подниматься было нельзя. Вместо того чтобы ехать поздравлять внука, Исли лежал на асфальте и по кругу гонял одну и ту же настойчивую мысль: «Как хорошо, что Ригальдо сегодня остался в офисе. Какое счастье, что Лаки опоздал». Под ним зашевелилось живое и теплое, и Исли перенес вес на дрожащие руки, вдруг испугавшись, что мог раздавить ребенка. Она смотрела на него снизу вверх, так тихо и так серьезно, что у него заныло за ребрами. — Тебе не больно? — с трудом спросил он. Девочка помотала головой. — Потерпи еще немного, — попросил он. И зачем-то добавил: — Не бойся. Она по-прежнему не плакала, как будто в ней отключили эту опцию. Куда-то пропал тот ребенок, который еще совсем недавно голосил на всю парковку как резаный. Таращила светлые глазища и молчала, и только, как прежде, держалась за его шарф. Шапка с ее головы исчезла, и Исли видел присыпанную пылью черную макушку и две тощие разлохматившиеся косы. — Как ты думаешь, шар далеко улетит? — вдруг сосредоточенно произнесла девочка. Исли рискнул: — До Национального парка?.. Там горы, озера… — А потом?.. Исли уперся предплечьем в асфальт над ее головой, вдохнул поглубже — и начал рассказывать. Шар «долетел» уже до реки Колумбия, а Исли все сочинял и сочинял про него — до тех пор, пока воздух не прорезал звук пожарной сирены. Только тогда он решился встать на ноги. Все было усыпано бетоном и пеплом. Парковка напоминала о ядерной зиме. — А мой сапог остался у того дяди, — тонко сказала девочка. Исли оглянулся в поисках охранника и тут же порадовался, что так и не успел пообедать. В противном случае он точно выблевал бы на асфальт и свиную котлету, и замечательные черные бургеры с клюквой. Голова у «того дяди» была разделена пополам куском листового железа. Синяя форма побурела от крови. Брызги были повсюду: и на асфальте, и на радиаторной решетке «Ниссана». Исли закрыл девочке глаза. — Давай-ка сыграем, — он вскинул ее на руки. Она была легкой, как перышко. Исли умостил ее голову себе на грудь, по-прежнему закрывая ладонью обзор. — Как думаешь, сколько шагов отсюда до края стоянки? Только, чур, не подглядывать! Я буду шагать, а ты считай вместе со мной… Его слова перекрыл переливчатый звон. У сотен людей, столпившихся возле торгового центра, одновременно принялись звонить телефоны. До социальных сетей дошла информация о взрыве.

***

Первым до него дозвонился Лаки — уже когда Исли общался со спасателями, точнее, отбивался от попыток упаковать его в «скорую». Убитых и раненых было много. Исли с содроганием думал, сколько людей могло быть в торговом центре — на втором и третьем этажах с пострадавшей стороны находились фуд-корт, игровая зона и несколько крупных магазинов. Над головой гудел вертолет. В здании тушили пожар и вынимали людей из-под завалов. У Исли мелькнула мысль, что надо бы идти туда, помогать, но не смог — ноги вдруг разом стали как ватные. И тут у него зазвонил телефон. — Исли! — было слышно, что Лаки тяжело дышит, как будто только что пробежал кросс. — О господи, ты живой! Блядь! Исли закрыл глаза и привалился затылком к «скорой». И понял, что улыбается. Кажется, Лаки одновременно ругался и плакал. Исли слушал его трубное сморкание, как райскую музыку. А Лаки твердил не умолкая: он так виноват, так виноват, что опоздал, теперь вот его не пускают за периметр, он хотел поднырнуть под ограждение, но его едва не арестовали… — Мальчик мой, — пробормотал Исли. — Какое счастье, что ты так и не научился приходить вовремя!.. — Слушай, позвони Ригальдо, если ты еще не, — неожиданно твердо потребовал Лаки. — Все ленты транслируют какой-то ужас. Мне кажется, у него там сейчас инфаркт будет. Исли пришлось напрячь мозг, чтобы понять, о чем он говорит. Он кинул взгляд на экран и обнаружил вызов на второй линии. Ригальдо исправно долбил его звонками. Он знал, что они должны были встретиться в «Сауз Кингдом». — О господи, — Исли утер лицо. — Лаки, минуту. Он переключился и долгое время не мог ничего расслышать за потрескиванием и шипением. На заднем плане впустую звонил офисный телефон. — Ригальдо? — рискнул Исли. В ответ молчали. Исли не очень хорошо понимал, что нужно говорить. — Привет… — Привет?! — прохрипел Ригальдо. — Привет, блядь?!.. Исли показалось, что тот сейчас бросит трубку, но Ригальдо оставался на связи, и он заговорил, быстро и неловко. С ним все хорошо. Да, с Лаки тоже, им повезло чудом. Да, созвонились. Да, он поедет домой, как только, так сразу… — Может, лучше в больницу? — совсем другим голосом перебил его Ригальдо. — Ты не ранен? Тебя осмотрели? Исли коснулся засохшей крови под волосами. Плечо и так странно дергало болью, и спину перекосило, а после того, как он потаскал девочку… Девочка. — Со мной все хорошо, не переживай. Я позвоню тебе, — пробормотал он и отключился. Говорить вообще не было сил. — Сэр, это ваш ребенок?.. Он завертел головой. Девчонка сидела в карете «скорой помощи», завернутая в плед по самые уши. Снизу из складок высовывалась нога в порванном носке. Медсестра мазала ей спиртовой салфеткой руку. — Нет, это мы тут с охранником… — он не договорил, ясно припомнив развалившуюся, как арбуз, голову того мужика. Пустой желудок снова сделал кульбит. Исли пришлось опереться на дверцу «скорой», потому что перед глазами все потемнело. Девочка напряглась, глядя ему в лицо, и выдернула руку у медсестры. «Что за дела, — подумал он, цепляясь за дверцу. — Как я такой сяду за руль?..» Он даже не мог вспомнить, где припарковал машину. У него уже несколько месяцев был новый «Мерседес Брабус». Исли не оставил пристрастия к большим внедорожникам, как и к тому, чтобы раскатывать без водителя. Теперь вот снова придется ехать на такси. Он чувствовал себя как-то странно. Вроде соображал, но мысли шли с какой-то задержкой, как неисправный телеграф. — Сэр, — вынырнула откуда-то из-под его локтя парамедик, — сядьте. У вас шок и могут быть скрытые травмы. Мы отправляемся в Харборвью, там вас осмотрят. Исли помотал головой и открыл было рот, чтобы донести, что шок тут вообще-то у всех, а с ним все в порядке, раз ноги и руки на месте и даже сердце не болит, но встретился взглядом с девочкой и захлопнул пасть. Она смотрела на него, как несчастный воробей, а ее глаза медленно наполнялись слезами. В салон внесли какого-то стонущего бедолагу на носилках. Губы у девочки задрожали. — Я не хочу в больницу, — сказала она шепотом. — Не надо, мистер. И Исли решился. — Я тоже поеду. Видишь, тут есть еще одно свободное место. Стоило ему это произнести, как его упаковали в салон и пристегнули, как будто он не мог справиться без чужой помощи. Девочку посадили в детское кресло по диагонали от него. Двери захлопнулись. И перед тем, как машина тронулась, девочка протянула к нему руки. Исли послушно качнулся вперед, и она обхватила его за шею. «Черт возьми, — наконец выкристаллизовалась в его голове четкая мысль. — А ведь ее наверняка ищут обезумевшие родители; никто не знает, что я унес ее от торгового центра. Но не могла же она остаться там среди трупов!.. Что же с ней будет?.. Какой-то сплошной пиздец».

***

К тридцати пяти годам Ригальдо четко усвоил: расслабляться нельзя. Исли над ним за это подтрунивал, обзывал параноиком, шутил, что пессимистам живется легче: если заранее навоображать такое говно, что дальше некуда, можно встречать любые события с радостным удивлением. Ригальдо терпел его подколки, вяло огрызаясь, и думал: ни хрена. Как только обмякнешь, привыкнешь, что все получается, что жизнь будто стелет под ноги ковровую дорожку — вот дом, Исли, кот, победы «Нордвуда» на международных конкурсах, новые проекты и гранты, собственный ресторан и выпендрежный «Форд Мустанг» — масл-кар, скоростной и ярко-красный — как ебанет с той стороны, с которой не ждал. Присцилла, Римуто и прочие мерзавцы оказались хорошей жизненной школой. Поэтому он приучил себя всегда перестраховываться, и в бизнесе, и в быту. И даже его стрелковое увлечение росло из того же корня. Исли не зря дразнил его «тем парнем, который боится проспать зомби-апокалипсис». В одном Ригальдо был точно уверен: патроны на этот случай у него есть. Но даже себе он не признавался, что просто боится опять ощутить себя мальчиком, который сидел в пустом теткином доме и ждал, когда за ним придут, чтобы сообщить, что она умерла. Он все хорошо знал — но в этот весенний день его все равно приложило. Ригальдо подумал об этом, когда Кларисса без стука вошла к нему в кабинет и, не отрывая взгляда от экрана телефона, рассеянно произнесла: «Такие ужасы везде пишут про взрыв в «Сауз Кингдом»… А ведь мы с Сидом только на прошлой неделе водили Миату туда!..» И Ригальдо, полностью погруженный в изучение компании по промышленной упаковке, которую «Нордвуд» собирался поглотить, вдруг ощутил, как мир вокруг невидимо рушится — дрожит земля и осыпаются башни Даунтауна, будто бы в Национальном парке наконец начал извергаться ебаный Рейнир. Он дернул галстук, который внезапно стал давить шею, и, наверное, немного позеленел, потому что Фортисью ахнула: «Мистер Сегундо!..», — а дальше начался водевиль с открыванием окон и обмахиванием его бумажным листом. Ригальдо выгнал всех доброхотов в приемную, заперся и принялся листать новости, одновременно пытаясь дозвониться до Исли и не попадая по сенсорным клавишам. Когда ему это наконец удалось — он поговорил с Исли, с Лаки и даже с Клэр, которую заглушал пронзительно орущий младенец — Ригальдо опустил жалюзи, отделяющие его от офиса, сел в кресло и последовательно переломал в руках все карандаши, которые Фортисью заботливо ему наточила. Потом он долго дышал у распахнутого настежь окна, опираясь на подоконник, и ему было плевать, что ветер треплет документы у него на столе. Со стороны Беллтауна плыл черный дым. Ему никак не верилось, что в этот раз — миновало. Рабочий процесс во всех кабинетах был сорван, и в опен-спейсе, и на ресепшен живо обсуждали теракт. В лентах писали чудовищное, истерика в соцсетях нарастала. Ригальдо, морщась, зачем-то пересмотрел все доступные видео и все-таки выпил успокоительное. Потом, когда он уже выводил «Мустанг» с подземной стоянки, ему позвонил Исли, признался, что все же поехал в больницу, а не домой. Ригальдо не мог решить, расстраиваться ему или, наоборот, успокоиться: уж он-то знал этого героя, у которого сперва все хорошо, а потом раз! — и он уже держится за сердце с посиневшими губами. Пусть лучше посидит под врачебным присмотром, сколько сможет. Клэр попросила забрать ее из дома по пути. Когда Ригальдо подкатил к тротуару, она уже стояла перед крыльцом в расстегнутом плаще, как будто совсем не чувствовала холодного ветра. Она уселась на пассажирское сидение, не произнося ни слова, но, прежде чем отъехать, они с Ригальдо крепко обнялись. От свитера Клэр пахло кондиционером для белья и грудным молоком. — Я даже не могу напиться, — сказала Клэр, глядя на дорогу перед собой. — Хотя чувствую, что мне очень надо. — Та же хуйня, — признался Ригальдо, а про себя подумал: «Вдруг еще что-то случится». В приемном неотложного отделения воняло кровью и гарью, в холле стонали раненые, поскольку все перевязочные уже были заняты. Из угла на всю эту мешанину испуганно взирала держащаяся за ручки пара, прибывшая на роды, да какой-то фермер занудливо вопрошал, дождется ли он сегодня врача или ему уносить свой инфаркт домой. Приятный голос по громкой связи вызывал персонал в операционную. В дверях, придерживая створки, торчала Хелен, одна из близких подруг Клэр, порыкивая на санитаров и что-то отмечая в блокноте. — Так, вначале въезжают тяжелые; тяжелые — это, например, те, у кого нет ноги. У кого ноги есть, пускай топают на них регистрироваться к стойке ресепшен. Здоро́во! — она торопливо пожала им руки. — Я видела ваших. Лаки уже как паинька сидит в очереди на сдачу донорской крови. Я думаю, такому бычку это не повредит!.. — А Исли?.. — с трудом выговорил Ригальдо, озираясь вокруг. Картина чужих увечий была устрашающей. Хелен энергично кивнула: — О, мистер Фёрст тоже здесь. Ему уже сняли кардиограмму. Еще у него гематома на полспины, но все девочки в перевязочных заняты… Клэр сжала руку Ригальдо: — Я сама им займусь. Хелен закатила глаза: — Вот только декретных резидентов нам тут не хватало! Клэр с каменным лицом показала ей средний палец. Хелен расхохоталась, но сразу же напустилась на бригаду в дверях: — Куда ногами вперед его прете! Морг с другой стороны! Простите, сэр, я вовсе не намекаю на ваше состояние!.. Просто хочу, чтобы эти придурки все делали правильно! — У нее золотые руки, и она лучше всех ставит капельницы, может поставить катетер хоть под ключицу, хоть в височную вену младенцу, — вполголоса пробормотала Клэр. — Но большинство жалоб тоже приходится на ее смену. Она протащила Ригальдо через полный людей коридор. Лаки нашелся в самом конце. Он старательно пил воду, готовясь к сдаче крови. Когда он увидел Клэр, у него сделалось виноватое лицо. Она подошла вплотную, и он вжался лбом в ее грудь. Потом запрокинул лицо, улыбнулся и принялся торопливо рассказывать, пересыпая свою речь матом: про игрушки для Заки, про тормозное обслуживание в «Релиш Бистро», в котором картошку «по-деревенски» готовят так долго, как будто ее выкапывают на заднем дворе, а поросят для котлет забивают в кладовке. Из-за всего этого он вовремя не успел к Исли, а если бы успел, их бы точно размазало по асфальту… Ригальдо раздул ноздри. Ладно, воспитание подождет. — Я тут подумал кое-что, — глухо проворчал Лаки. — Нахуй роботов. Мне кажется, Заки вырастет и без них. Ригальдо втянул воздух сквозь зубы. Без Исли ему было почти физически плохо. Да где же он?.. — Он в боксе, — Лаки махнул рукой. — Там… Сам увидишь. На подгибающихся ногах Ригальдо приблизился и посмотрел сквозь стекло. В пустой, залитой солнцем комнате на кушетке сидел ребенок. Он поджал под себя ноги и с упоением рисовал синей ручкой. Рядом на стуле, слегка скособочившись, замер Исли. Он был неимоверно грязен, весь в серой цементной пыли. Костюм и плащ, перекинутый через его руку, можно было смело выбрасывать. Офисная рубашка пропиталась потом, галстук торчал из кармана. В это не верилось, но ребенок рисовал узоры у него на руке. Когда Ригальдо переступил порог, Исли поднял глаза. — Привет, — хрипло сказал он и улыбнулся. — А вот и мистер Ригальдо. Не бойся его, он добрый. И у него не всегда такое лицо. Ригальдо ничего не понимал — откуда ребенок, почему они с Исли сидят вдвоем в боксе, как чумные, но это было не важно. Важно было потрогать Исли. Убедиться, что это реальность, что он не остался там, в «Сауз Кингдом». Ригальдо крепко взял его плечо — и понял, что не может найти в себе сил разжать пальцы. Исли накрыл его руку своей, коротко стиснул. А потом сказал: — А это Бекки. Я останусь здесь, пока ее не заберут.

***

Через полчаса Ригальдо начал склоняться к мысли, что выпить было не самой плохой идеей. Он в первый раз видел настолько неадекватного Исли. Сперва это было не слишком заметно — из бокса их выгнали, и Исли сидел, привалившись к плечу Ригальдо, и с прикрытыми глазами рассказывал. Он был так поглощен, что проболтался про курево — Ригальдо заметил это, но промолчал. Гораздо сильнее его зацепило то, как Исли негромко сказал: «Ты понимаешь, что если бы не она, я бы уже сдох. Я бы остался там, и меня завалило вместе со всеми». Она — это девочка, из-за которой Исли ушел на парковку. Девочка, к которой он теперь лип, будто их обоих суперклеем намазали. Бекки должна поесть. Бекки хочет пить. Бекки жарко в боксе. В машине ее укачало. Ригальдо наконец понял, почему дежурные сестры сперва пустили Исли в бокс, хотя он не был ни родственником, ни официальным представителем девочки. Исли, в своей манере, просто мягко их к этому вынудил. Его харизма чудесным образом действовала, даже когда он был грязным, заебанным и слегка покалеченным. — Исли, — не выдержав, перебил Ригальдо. — А где ее мать и отец?.. Исли взглянул на него укоризненно и печально. — Не знаю, — он хмуро потёр висок. — Веришь, за все это время она ни разу о них не спросила. Мне это кажется странным, но спрашивать я боюсь. Здесь уже был полицейский, записал имя и фамилию. Врач осмотрел ее, медсестра сделала укол. Вот-вот должен подойти соцработник. Если ее родители были внутри здания… Ты понимаешь, они могут быть в реанимации… «Или в больничном морге, въезд с другой стороны», — докончил про себя Ригальдо. Он посмотрел на девочку в боксе и тряхнул головой: — Не вздумай ее пугать. Может, они в порядке и в панике ищут ее. Может, уже даже пишут заявление о похищении. Исли устало улыбнулся: — Ты, как всегда, умеешь эффективно успокоить. Потом за ним пришла медсестра и начался ебаный цирк. Исли отказывался идти, твердо сказав, что пока посидит здесь. Пусть, мол, берут других пострадавших из очереди. Клэр сама вышла к нему в зеленой хирургической робе. — Мистер Фёрст, — сказала она, сцапав его за запястье. — У меня где-то час до того, как Заки проснется и проголодается. Давайте не будем все усложнять. Она увела присмиревшего Исли в кабинет. Ригальдо поплелся следом — подглядывать сквозь прорези в жалюзи. Снимая рубашку, Исли двигался медленно, как старик. Его спина выглядела ужасно. Хелен не сильно преувеличила, когда заявила, что гематома огромная. Ригальдо ее видел — здоровенную синюшно-багровую припухлость. Исли отлично приложило чем-то тяжелым. Он отогнал мысль, что приложить могло и по голове. Кому тут перевести пожертвование за то, что этого не случилось? Церкви святого Исидора, в которую ходит Джоанна? Буддийскому храму Даэ?.. — Я тоже хочу сдать кровь для больницы, — он поймал пробегавшую Хелен. — У меня вторая отрицательная. Она с сомнением посмотрела на него и осторожно вынула край робы из его пальцев. — Мистер Сегундо, вы вообще в курсе, за что борется наше сообщество? Вам нельзя быть донором. Только если бы вы воздерживались не меньше года. Ригальдо сжал зубы. Все верно. Он забыл, как идиот. — Нужно вскрыть, чтобы не загноилась, — деловито произнесла Клэр в перевязочной. — Но сперва я вколю обезболивающее. Потерпите. Исли вздохнул, покорно выражая готовность «терпеть». Ригальдо отпустил жалюзи и сделал шаг назад. Он все равно ничем не мог здесь помочь. Когда он под руку проводил Исли на место, оказалось, что девочку уже увели. Вот тут-то с Исли и слетел весь внешний налет адекватности. Он заметался, как кошка, ищущая котенка. Некстати наперерез ему сунулся проникший в неотложное отделение репортер. Когда он произнес что-то вроде: «Во время взрыва в «Сауз Кингдом» пострадало несколько известных персон. Спросим, что думает о происшествии человек, о котором в прошлом месяце писал журнал «Форбс», так называемый «лесной король» северо-запада…» — Исли развернулся и слету попытался засветить репортеру в зубы. «Пострадало несколько известных персон? — взбешенно спросил он и обвел рукой переполненный коридор. — По-вашему, это сейчас важно?!» Не сразу, но скандал удалось замять. Больше всего Ригальдо хотелось схватить Исли в охапку и увезти из пахнущего кровью и антисептиками коридора. Подальше от стонущих раненых и плачущих, усталых людей, но Исли выглядел так, словно его вот-вот долбанет инфаркт. Ригальдо выматерился и ушел очаровывать постовую медсестру. Он сознавал, что до Исли ему далеко, но попытался вести себя исключительно приветливо. Надо же было узнать, куда делся ребенок. С трудом удалось выяснить, что девочку перевели в педиатрическое отделение. — А вот социальный работник, — шепнула сестра, глазами показав на темнокожую женщину в пиджаке. — Вам лучше к ней. Ригальдо вдохнул поглубже и призвал на помощь всю свою вежливость. Когда он вернулся, Хелен безуспешно пыталась выпереть Исли в вестибюль. — Вам нечего здесь делать, мистер Фёрст. К нам поступают другие пострадавшие. Вы только мешаете. — Я никуда не уйду, пока не узнаю, что с ней. Лаки сдает кровь. Я тоже хочу помогать. — Клэр! — голос Хелен перекрыл коридор. — Забери «мистера селебрити», пока он еще может стоять на ногах! Видимо, на нее ничья харизма не действовала. Ригальдо торопливо попрощался с Клэр, которая собиралась немного задержаться, пожал руку полусонному Лаки, жующему гематоген, твердо взял Исли под руку и повлек за вертушку. — Давай, двигаем, — ласково сказал он ему в ухо. — Сядешь в машину — я тебе кое-что расскажу. Исли ответил усталым и недовольным взглядом. Переходя через порожек, он споткнулся — видимо, ему в самом деле было трудно переставлять ноги. В вестибюле Ригальдо отряхнул грязный плащ и набросил Исли на плечи. Тот терпеливо подождал, пока он подгонит «Мустанг» к пандусу. Отъехав квартал, Ригальдо заглушил мотор. — Короче, твоя девочка есть в Системе, — сообщил он, сев вполоборота. Исли, угрюмо таращившийся в окно, сел прямо, как будто его подбросило током. — Тетка из социальной службы блеяла, что не имеет права разглашать информацию, но я был чертовски убедителен, — Ригальдо наклонил голову, преувеличенно внимательно разглядывая переднюю панель. — Походу, сложись все иначе, я пользовался бы успехом у женщин. — Даже не сомневайся, — пробормотал Исли. Его серые щеки порозовели. — Ну, не томи. Что там с девочкой? — Она сейчас числится за одной временной, патронажной семьей, — Ригальдо помолчал. — До них пока не получается дозвониться. Больше она ничего не сказала. Но, — он снова сделал паузу, — я взял у этой дамы телефон. Я охуенный?.. — Охуенный, — хрипло согласился Исли. — Спасибо. Я даже не знаю, я… — А вот ты — гондон! — прервал его Ригальдо, свирепея. — Ты куришь! Жрешь фастфуд! И Лаки тебя покрывает, еще один умный мудила! А я, как дурак, делаю смузи-хуюзи! Слежу за твоим КФК! Все потому, что не хочу, чтобы кто-то сдох от своей кардиодистрофии! А он приходит курить прямо под ебаный взрыв! — Ригальдо. — Иди нахуй, пожалуйста. — Ладно, — устало кивнул Исли. — Иду. Признаю, я гондон. Ты ведь простишь меня? — Не знаю! — рявкнул Ригальдо. И с неохотой пояснил: — Мне до сих пор не верится, что все обошлось. Исли молча погладил его по руке. И попросил: — Поехали домой.

***

Ночь Ригальдо провел плохо: читал социальные сети, отчеты пострадавших и официальные новости — наконец объявилась группировка, взявшая на себя ответственность за теракт; отвечал сообщениями на неизбежные вопросы тех, кого нельзя было проигнорировать, а потом бесконечно долго лежал и смотрел на Исли. Исли спал. С вечера он был взбудоражен, беспокойно расхаживал по первому этажу. Ложиться отказывался — говорил, что не может найти удобного положения. У него болела спина, он высадил две чашки кофе и выглядел так, словно что-то употреблял. Он отвечал невпопад, и глаза у него ярко блестели. Только в час ночи Ригальдо уговорил его принять снотворное. В итоге он с трудом довел Исли до кровати, и тот вырубился, едва прикрыв глаза. Ригальдо раздел его и на всякий случай оставил ночник включенным. А сам никак не мог заснуть, разглядывал мужа так, как будто давно не видел: высокий лоб с намечающимися морщинами, широкие брови, темные тени под веками, пробившуюся щетину и крепко сжатые губы. Если у Исли и появились седые волосы, в светлой гриве было не разобрать. Перед сном Ригальдо не пустил его в душ, чтобы рана не мокла, и теперь ноздри ему щекотал запах пота. Ригальдо вдыхал этот запах и думал, что он охуенный. Такой настоящий, привычный, теплый, живой, «свой». От близости Исли его вело, он закрывал глаза и вспоминал, как утром они лениво переругивались, Ригальдо делал вид, что жутко занят, а сам подглядывал, как Исли собирается на работу. Исли стоял перед зеркалом в новой рубашке, сражался с прорезями для пуговиц и морщил нос, посматривая на отражение. «Уже не мальчик», — самокритично сказал он, поворачиваясь то в фас, то в профиль. Вздохнул, тряхнул волосами и занялся галстуком. Ригальдо не знал, чего он там морщится. Да, после сорока Исли заматерел, но в его теле не было ни унции лишнего жира — одни мышцы и сухожилия. У Ригальдо все поднималось как по команде, стоило увидеть Исли раздетым. Да что там, и на одетого у него тоже вставало. И хорошо, если это случалось не на совещании. Исли был все тем же категоричным, нахальным мудаком и манипулятором, за которого Ригальдо когда-то вышел в помрачении рассудка. Исли был все тем же — ласковым, щедрым, смешливым, сильным и распространял вокруг себя яркий свет, как прожектор. Представляя то, что могло бы случиться, находись Исли чуть ближе к торговому центру, Ригальдо чувствовал, как внутри него мгновенно что-то перегорает, и сразу становится, как в бункере — пусто, глухо и темно. Однажды Исли в шутку решил подъебать его, пристал с вопросами, как Ригальдо представляет свою жизнь в старости, ну, чем планирует заниматься, когда станет благообразным вдовцом. Ударится ли в эскапизм где-нибудь в Исландии или собирается вести бурную и общественно-полезную жизнь, как Даэ? В ответ Ригальдо, заложив пальцем страницу в книжке, невозмутимо ответил: «Да как Кобейн. У меня и ружье есть». Он до сих пор помнил, какое сделалось у Исли лицо. В лесу ухали совы, из приоткрытой форточки тянуло холодом. Ригальдо ворочался, то прижимался к горячему плечу Исли, то откатывался на другой край кровати, а когда наконец задремал, его разбудил Симба. Кот «гулял» с февраля, как всегда в это время года, надолго сбегал из дома, а потом возвращался — драный, худой, измотанный и удовлетворенный. Где уж он находил себе пару в лесах вокруг девяносто девятого шоссе, из года в год оставалось для Ригальдо загадкой. На уговоры, что тот уже старый, пора и честь знать, кот демонстративно раскидывался на полу и вылизывал яйца. Исли смеялся и спрашивал, кого он отодрал на это раз. Может, лисицу или бобра?.. Вот и сейчас кот вернулся — мокрый, с глубокой царапиной на носу. Он запрыгнул с грязными лапами на чистую простыню и принялся шумно урчать и тереться. Ригальдо мгновенно проснулся, обозвал кота пидором и пригрозил «Кладбищем домашних животных», а потом смилостивился и сделал из одеяла гнездо. Исли беззвучно дышал во сне рядом. Когда он перекатился на левый бок, Ригальдо подвинулся ближе, «пристыковался», переплетя с ним руки и ноги, и с облегчением уснул.

***

Утром Исли проснулся с идеей фикс. Это было понятно по тому, как он вел себя: так сосредоточенно, как будто готовился к сражению. Ригальдо стелил постель и слушал, как тот плещется в душе: ни пения, ни мурлыканья, только шум от очень сильного напора воды и ритмичное постукивание бритвенного станка о край раковины. Кот, разложивший длинный хвост поперек подушки Ригальдо, дергал шкурой на эти звуки и крутил головой. — Ты абсолютно прав, — Ригальдо переложил Симбу в кресло вместе с подушкой. — Что-то будет. Когда Исли вышел, безукоризненно выбритый, распространяя сложный запах парфюма, то уже ничем не напоминал вчерашнего бомжа, которого Ригальдо увидел в боксе больницы. Он беспрекословно позволил Ригальдо обработать спину и тщательно заплел волосы, сколов их узкой прямой заколкой. Все это — в ритуальном молчании, будто рыцарь перед присягой. Когда Ригальдо, приняв душ и приведя себя в порядок, спустился вниз, Исли поставил перед ним чашку кофе. На нем была очень темная, почти траурная рубашка, прямые брюки и идеально начищенные туфли. Пряжка ремня поблескивала вызывающим зигзагом. — И что это значит? — спросил Ригальдо, делая первый глоток. — «То, что не убивает, делает нас сильнее»? — Вроде того, — Исли смотрел на озеро, и глаза у него блестели. — Надо забрать мою машину с парковки у «Сауз Кингдом» — если, конечно, она на ходу. Если в нее не прилетела какая-нибудь балка. — Уверен, что там тебя не накроет? Может быть, лучше сгоняю я? — Не уверен, — Исли отщипнул кусок фокаччи и пристроил сверху сыр и помидор. — Но я должен. Так учит нас вся коллекция любимых сёненов Лаки. — Только не говори, что вы с ним еще и аниме смотрите. Не пробивай последнее дно. — А чем, по-твоему, мы занимаемся под фастфуд? Исли не признавался в том, о чем думает, но у него был такой напряженный взгляд, что Ригальдо хребтом чувствовал: он все расскажет, и скоро. С таким лицом Исли, например, говорил: «А не скупить ли нам акции этих симпатичных ребят?» или «Хочешь трахнуться в самолете?» С его машиной все оказалось в порядке. Ригальдо оставил «Мустанг» в квартале от площади — ближе нельзя было подъехать из-за полицейских заграждений и скопления людей и машин. День был такой же холодный и сухой, как вчера. Они с Исли шли пешком, подгоняемые в спину весенним ветром — он растрепал одежду и мгновенно сделал на голове Ригальдо гнездо. Исли нес красные розы без всякого декора, просто большой букет темно-красных цветов, с мокрых стеблей которых еще капала вода. Как оказалось, не он один — горожане стекались к восточной стене торгового центра, возле которой дежурили полицейские. У самой «желтой ленты» росла гора цветов, портретов и игрушек. Взрослые пили кофе, подростки сидели на корточках, группа бомжей в отдалении передавала друг другу окурки. Толстые свечи под стеной периодически гасли, но к ним сразу тянулись руки с зажигалками. Ригальдо разглядел на снимках мужские, женские, детские лица и отвернулся. Было тоскливо, холодно и неловко. Исли оставил букет на асфальте. Кто-то поставил над розами покореженный детский велосипед. Когда Исли окликнул Ригальдо, показав в сторону стоянки, тот почувствовал неописуемое облегчение. Белый «Брабус», которого взрывная волна не задела, приветственно пикнул и подмигнул Исли фарами. И напугал двух бакланов, ссорящихся на асфальте из-за какой-то мерзости. Ригальдо некстати подумал о том, что вчера здесь было полно трупов и их… фрагментов, и быстро глянул на Исли. Похоже, Исли подумал о том же, потому что на мгновение стал землистого цвета. Но он хорошо справлялся. Шуганул бакланов, сел на водительское место и завел машину. — Встретимся в офисе? — спросил Ригальдо, опираясь на дверцу и заглядывая в салон. Исли покачал головой. — Возьми, пожалуйста, сегодня «Нордвуд» на себя. Звонили из полиции, вызывают для дачи показаний. Потом я собираюсь перебороть внезапную агорафобию и все-таки купить Заки что-то в подарок, а то нехорошо… И еще… — Еще?.. — Дай мне, пожалуйста, телефон социальной работницы. Я хочу позвонить ей. Насчет той девочки. Ригальдо молча смотрел на него, опираясь на корпус машины. — Я просто хочу знать, что с ней все в порядке, — голос Исли, обманчиво-безмятежный, вдруг зазвучал неуверенно. Как будто он понимал, что одним звонком дело не ограничится. — Что она дома с этой своей патронажной семьей, что им не нужна помощь и что они купят ей новый воздушный шар, черт возьми. Ну, пожалуйста, — попросил Исли, потому что Ригальдо медлил. — Я скину тебе, — вздохнул Ригальдо, и лицо Исли просветлело. — Но если она пошлет тебя, эта дама… — Не пошлет. — …помни, что я предупреждал. Исли поймал его за галстук, притянул к себе и поцеловал. — Ты знал, что так будет. Потому и достал ее номер, — мягко сказал он в подбородок Ригальдо. — Я только спрошу. Обещаю, я не буду никому усложнять жизнь. — Да уж, конечно, — пробормотал Ригальдо и высвободился. Глядя, как «Брабус» выезжает с парковки, он подумал, что не удивится, если уже к концу дня семья девочки отправится на реабилитацию на Мальдивы. Это было бы вполне в духе Исли. Если ему что-то втемяшится в голову, с ним невозможно справиться.

***

В разгар рабочего дня ему вдруг позвонил Тони. Ригальдо удивился такому раннему звонку. С приятелем они в последние годы общались редко — после смерти матери Тони перебрался в Детройт, и им существенно мешала разница во времени. А может, было еще что-то, Ригальдо не был уверен. Он иногда ловил себя на мысли, что не так уж много у них осталось общих тем. Его это немного удручало. Он не хотел вести себя, как сноб и «мистер селебрити». — Видел тут в новостях всякое, — неловко заговорил Тони. — Как мистер Фёрст? — А, — Ригальдо уставился в окно. — Держится. Могло быть и хуже. Тони помолчал, а потом сказал с каким-то ворчанием: — Вот же человек. Вечно в центре событий. Но хорошо, что все обошлось. — Точно, — согласился Ригальдо, вспомнив пожар на складе, после которого они с охранником встречали Исли во дворе. И почему-то подумал: как странно, кажется, они с Тони прежде почти никогда не говорили об Исли. — Ясно, — Тони вздохнул. — Но все равно стремно, наверное. — Да, очень стремно, — Ригальдо пощелкал ручкой. Внезапно его осенило: нужно развеяться. Нажарить мяса, выпить, пострелять по бутылкам, сходить в боулинг, мать его. И если он сам совсем не был готов оставлять сейчас Исли, то, может, выманить Тони на выходные? По-тихому взять на себя расходы за перелет, позвать Лаки и устроить у озера посиделки мужикозавров? Когда он выборочно озвучил свою мысль, Тони замялся. — Вообще-то я не смогу, — виновато пробормотал он. — Я вроде как теперь не один. Ригальдо подвис, не очень представляя, как принято реагировать на такие новости. Личную жизнь Тони они тоже никогда не обсуждали. — Ну… поздравляю, — сказал он, глядя, как Фортисью отважно отчитывает опоздавшего курьера. — И кто она? — Кассир в супермаркете. И… это он. Саймон, — вдруг выдохнул Тони Ригальдо так растерялся, что даже не знал, что сказать. Серьезно? Саймон?.. Разговор становился все страннее и страннее. Они скомкано попрощались. Тони повторил, что рад, что с мистером Фёрстом все в порядке. Ригальдо не знал, должен ли он передавать привет Саймону, и обошелся пожеланием удачи. К нему уже подбиралась Кларисса с ворохом бумаг. Ригальдо надолго закопался в них, а когда выдохнул и попросил кофе, ему опять пришлось обсуждать взрыв и Исли. На этот раз позвонила Сара. — Ужас какой, — энергично начала сводная сестра. — Маман все утро меня изводит: удобно ли вам позвонить, а чего сказать, а вдруг у вас шок… — Скажи ей, что шок прошел и мы спокойные, как на кладбище, — проворчал Ригальдо, и Сара захохотала. Ригальдо тоже улыбнулся. Сара заканчивала фармацевтический колледж, и недавно Ригальдо с удивлением обнаружил, что она любит шутить на всякие циничные околомедицинские темы. Вообще после того, как отгремел пубертат, старшая из его сводных сестер стала очень приятной. Когда Ригальдо признался в этом Исли, тот заржал и сообщил, что семье Харви Смита рано расслабляться. В самом разгаре был переходный возраст у Джессики. — А как там Лаки? Он не пострадал? — голос Сары звучал обманчиво кротко, и Ригальдо вздохнул. Неужели опять?.. С его точки зрения во всем был виноват Исли, когда все-таки уболтал Ригальдо приглашать сестер в Сиэтл хотя бы раз в год. К тому времени Ригальдо уже свыкся с мыслью, что у него есть внезапная семья и даже разработал способ приглядывать за их жизнью. Ему было неловко звонить самому, поэтому он принуждал к этому Исли. Исли посмеивался, обзывал его ссыклом, но честно выспрашивал у Лорелеи, какие успехи у девочек, как здоровье, не нужна ли помощь. Все были довольны — до первого же приезда сестер. В тот день к ним без всякой задней мысли нагрянул Лаки, и Сара пылко и безответно в него влюбилась. Со всеми ужасными атрибутами подростковой любви: истериками, скандалами с матерью, попытками перевестись в колледж Сиэтла, побегом из дома автостопом через все штаты. Ригальдо тогда был в ужасе. Лаки вздыхал и смущался. Исли, сука, только заливисто ржал. — У Лаки есть Клэр, — на всякий случай напомнил Ригальдо. — И маленький орущий початок. Сара вздохнула: — Да помню. Не люблю я детей. Маленькие меня пугают, а большие ведут себя отвратительно. — Ты прямо как я, — признался Ригальдо. — Конкретно этот ребенок долго был похож на печеное яблоко, а потом на яблоке открылся рот — и с тех пор он им голосит. Сара обрадованно засмеялась и вдруг сказала: — Приятно думать, что у меня есть что-то общее с братом, и это не только капелька папиной ДНК! — Мисс, вы ужасны, — усмехнулся Ригальдо. На самом деле ему тоже было приятно. Кофе закончился, и Ригальдо снова с размаху упал в работу. Он честно отпахал в этот день и за себя, и за Исли; съездил на конференцию и принял немецкую делегацию. Потом ему позвонила администратор из ресторана и заговорщически сообщила, что у них ужинает фудблогер-тысячник. Ригальдо разнервничался и вытряс из девушки душу, расспрашивая, все ли в порядке, а то понапишут же. Домой он вернулся, когда начало темнеть, поздоровался с охраной и аккуратно поставил машину в гараж. «Брабус» уже занимал свою половину. Исли в доме не оказалось. Ригальдо обошел весь первый этаж, выкликая его. Приглушенный свет горел во всех комнатах, лед в толстом бокале на столе уже почти растаял. Симба встретил хозяина с голодным азартом, загнал его на кухню и продемонстрировал пустую миску. Пока в миску сыпался корм, кот бешено урчал и жрал с такой скоростью, что едва не отхватил пальцы. Ригальдо поднялся наверх, посмотрел на пустую спальню и, подавив желание на всякий случай прихватить ствол, отправился искать Исли в лесу. Тот обнаружился у озера, Ригальдо с трудом высмотрел его в сумерках. Исли стоял, сунув руки в карманы и расставив ноги, и его резкий силуэт казался черным на фоне воды. Когда он повернул голову, Ригальдо полюбовался на его профиль и спросил совсем не романтично: — Кота слабо было накормить?.. Он подошел вплотную и обнял Исли за пояс. Уткнулся носом в растрепавшуюся к вечеру косу. Исли положил поверх его запястий свои руки и расслабленно откинул голову ему на плечо. — Слабо, — признался он, потираясь о Ригальдо затылком. — Я замотался, совсем соображать перестал. Как Симба, обиделся? — Когда он обидится, твои туфли узнают об этом первыми, — Ригальдо прижался теснее. В лесу кое-где лежал снег, возле озера было холодно. Изо рта при дыхании вырывались облака пара. Лед вскрылся неделю назад возле самого берега; за эти дни льдины отошли на середину озера и свободно там дрейфовали. Иногда на них катались чайки и вороны. Темнота в лесу сгущалась, становилась густой и вязкой. Ригальдо высвободил одну руку и погладил Исли между лопаток. — Как спина? — Болит, — не сразу, как-то очень рассеянно откликнулся тот. Ригальдо украдкой вздохнул. Разумеется, он спрашивал не просто так. Его тянуло обниматься, валять Исли по кровати, трогать его везде, убеждаясь, что он здесь, целый, весь. Понятно, что от человека, которого вчера едва не размазало по парковке, не следовало ждать подвигов — ну так зато он сам был готов на что угодно. Если бы Исли только захотел, Ригальдо показал бы ему небо в алмазах, вылизал бы во всех местах, при этом не позволив и пальцем пошевельнуть. Но Исли сказал: — Патронажные родители девочки погибли, — и у Ригальдо мгновенно упало все, что могло.

***

Исли сидел на сосновом пне, дул на пальцы. Ригальдо стоял в шаге от него. Никто из них не предлагал пойти в дом, как будто было что-то правильное в том, что они завели этот разговор здесь, в сырой лесной темноте, пронизанной запахом талого снега, влажной сосновой коры и земли. — Мужчина скончался на месте, а женщина умерла в «скорой», до реанимации не доехала. — Где ты нарыл эту информацию? — проскрипел Ригальдо. — Такое разве рассказывают кому попало? — Но я не кто попало, — отрезал Исли. — И могу быть очень убедительным. И у меня есть средства, чтобы получить информацию. — Ты в курсе, что это подкуп должностного лица? — Что ж, значит, сегодня я сбил с пути чертову прорву народу. Ты даже не представляешь, сколько всего интересного я узнал, — голос Исли снова звучал неестественно спокойно. Ригальдо смотрел сверху вниз на пробор в белых волосах, светящихся в густых сумерках, и ему хотелось взять Исли за уши, дернуть и сказать: «Господи, да перестань уже!» Но вместо этого он только глубже забил руки в карманы. У Исли явно было, что еще ему рассказать. Не зря же он тут торчал, как клен на ветру… готовился к разговору. Поэтому Ригальдо вдохнул поглубже и сказал: — Давай, удиви меня. И Исли прорвало. — Ты знаешь, всех поражает, как это она уцелела, тут впору поверить во что угодно — в судьбу, в божьего ангела, в тотемного покровителя индейцев суквомишей, резервация которых раньше была на том месте. Эти фостеры ее потеряли — катались в прозрачном лифте внутри торгового центра, потом они вышли, двери закрылись, а она осталась внутри. И, видимо, они этого не заметили, потому что встали за распродажей, там их потом и накрыло, в очереди. А она гуляла по галереям, а потом решила поискать их машину на стоянке. Так и ходила там со своим, мать его, шариком, а ее могли зацепить бампером, или проехать по ней при развороте, или заманить в любую машину… Хотя вряд ли бы она тихо села. У нее чудесная манера в случае опасности забиваться в норы, а в критической фазе реветь, как сирена. Она мне сама рассказала в больнице. «Больше всего я люблю играть в прятки». Ригальдо раздувал ноздри и молчал. — Ее зовут Ребекка, ей четыре года восемь месяцев. Биологических родителей нет. Про отца ничего не известно, мать прилетела из Австралии, планировались партнерские роды и усыновление ребенка сорокалетней бездетной парой. И вдруг та женщина беременеет сама. Они с мужем счастливы, как Сара и Авраам, и разрывают договор. Девчонка из Австралии рожает — и умирает от эмболии, не спрашивай, я не понял, почему. И дальше, как выразилась ее куратор Наоми, для Бекки пошла полоса удивительной непрухи. Весь первый год она кочевала между больницами и системой «домашних приютов», потому что у нее были проблемы с дыханием из-за того, что она родилась недоношенной. Потом ее попытались удочерить, но она съела в новом доме банку лекарств, и это было расценено как халатность, и новым родителям не удалось отстоять ее в суде. Потом снова были патронажные семьи. Ну вот такая вот непруха. И этот взрыв… Знаешь, когда она вылезла из-под машины прямо ко мне в руки, мне показалось, мир изменился. Я ни у кого не видел таких ясных глаз. — Остановись, — с трудом сказал Ригальдо. — Я все понял. Ни слова больше. Исли заткнулся, не споря. Выпрямил спину, вытянул вперед ноги, задев носком ботинка туфли Ригальдо. Тот сделал шаг назад. Ему не понадобилось долго собираться с мыслями. Все, о чем он запрещал себе думать весь этот долгий день, наконец обрело суть, и в этой сути, как в клубке, сплелись все его тщательно подавляемые страхи. Вот чего он ждал в течение нескольких лет и чего боялся. — Я разделяю твое желание помочь этой девочке, — Ригальдо прочистил горло. — Даже без всей этой предыстории о сиротстве. Не представляю, что ты пережил, прикрывая ее там, на парковке, понятно, что тебе кажется, что теперь вы вроде как связаны. Я про такое читал, это ПТС в чистом виде. Поэтому завтра мы съездим к юристам и выясним, чем можем помочь. Должны быть какие-то фонды или личный банковский счет, а если нет, мы создадим его сами. Надо будет только узнать, как все оформить, чтобы он был только для нее, и решить, с какого возраста она сможет им воспользоваться, и чтобы на него не наложили лапу опекуны или приемные родители… — Ригальдо. — Нет, блядь, пожалуйста, ни слова о девочкиных глазах. — Ригальдо, давай мы сейчас на этом остановимся. А завтра съездим к ней, и ты на нее посмотришь. И после этого попробуешь повторить про посттравматический стресс. — Да ты спятил, — тоскливо сказал Ригальдо, делая еще шаг назад. Он наступил в темноте на мокрую моховую кочку, сочно чвякнувшую под ногами. Исли вскочил со своего пня, тряхнул шевелюрой. Его мнимое спокойствие подошло к концу. — Да почему же «спятил», — жарко заговорил он. — Мне кажется, это тот самый единственный верный шанс. Я должен был сдохнуть в секции игрушек, Бекки могло размазать по первому этажу. Но вот я жив, и она жива, ты подумай — ребенок, не инвалид, без тяжелых болезней, совсем один, у которого категорически не складывается с поисками семьи. Ты знаешь, многих таких детей не могут пристроить, потому что у них есть матери, которые в будущем могут потребовать их обратно. У этой девочки матери нет. Я за нее в ответе, Ригальдо, я не могу повернуться к ней жопой. Такие дела. — Да я смотрю, ты опять все продумал, — сквозь зубы сказал Ригальдо. — Уже все за всех решил, так ведь, Исли?.. — Нет, — в гулкой лесной тишине произнес Исли. — Не в этом случае, ты же знаешь, сейчас я не могу ничего решить без тебя. Наверное, о таком надо было просить в другой обстановке, но чего уж. Я опустился бы на одно колено, но тут мокро, а я замерз. Поэтому я скажу по-простому: мистер Сегундо, мы с вами взрослые люди, наш с вами годовой доход исчисляется страшной цифрой, у нас нет алиментов и судимостей, мы вовремя платим налоги и с легкостью можем пройти психиатрический тест. Так неужели мы не сможем сделать хорошо одному маленькому ребенку?.. — Да нет, не маленькому ребенку, — резко перебил Ригальдо. — А человеку! Человеку, Исли! Из куколки, которую тебе захотелось посадить в кукольный домик, вырастет целый человек, со своими привычками, характером, недостатками! Ты, блядь, готов взять на себя ответственность за его воспитание?! — Готов, — быстро ответил Исли. — И уже очень давно. Ригальдо коротко выдохнул. Ну, вот оно и прорвало. — Хорошо, — он прошелся по берегу озера. Мелькнула и тут же ушла мысль, что охрана, приглядывающая за всей территорией через камеры с «ночным визором», должно быть, изрядно озадачена этим их прохладным пикничком. — Я напомню тебе об одной детали, которую ты, кажется, несколько упускаешь. Ты, дорогой мой, педик. Кто отдаст девочку педику?.. В ночи было слышно, как Исли громко вздохнул. — Твои представления о законах, душа моя, устарели лет на десять. Ты бы почитывал иногда новости местного ЛГБТ-сообщества. — Меня не интересуют их радужные кулстори, — Ригальдо понимал, что за этими шутками Исли уходит от главного, от невозможности, нереальности этого разговора, и злился, чувствуя, что не может найти аргумента, который поможет выбить у того почву из-под ног. — Тогда подумай об этом с другой стороны. Хочет ли девочка жить в доме у каких-то странных мужиков? Или ей, как всем детям, просто нужна мама?! Может, она каждый год просит маму у Санты! На это Исли не сразу нашелся, что сказать. Ригальдо слышал, как он зло дышит, и попытался закрепить успех: — Послушай, я не осуждаю тебя за это желание. Я не слепой, знаю, что ты обожаешь детей. Они тоже ползут к тебе, как будто рядом медом намазано — и ты играешь с ними везде, и на пляже в Дубае, и под кабинетом кардиолога, и даже червяк Заки спит у тебя на руках, в то время как на руках у всех остальных он орет! Но взять ребенка в дом — это не кота завести! Исли прошелся вдоль берега в темноте. Ригальдо прямо-таки чувствовал его готовность взорваться и заторопился, чтобы успеть до того, как ебанет: — Заметь, я не говорю: «Мы так не договаривались», хотя мы, блядь, не договаривались, больше того, мы все обсудили еще сто лет назад. Надо было вписать это в брачный контракт? — А ты просил у Санты новую маму? Ригальдо захлопнул рот. Вопрос Исли просто выбил у него дух. — Может быть, и просил, — спустя некоторое время выдавил он. — Потом перестал, потому что… — Тебя воспитала тетка. Ты знал, что она не твоя мать. Ты плохо себя вел, был «проблемный». Но все твое детство ты был накормлен, умыт, с чистым носом — и очень любим. Скажи мне, мой дорогой педик с брачным контрактом, что бы ты предпочел в детстве — Маргарет или приют?.. — Ты передергиваешь, — сипло сказал Ригальдо. — Осторожнее. Я ведь могу и врезать. — Я просто показываю ситуацию с разных сторон. Ригальдо, я не хочу ссориться. Я только прошу, чтобы ты не посылал меня сходу. Давай поговорим об этом завтра, на трезвую голову. — Давай я лучше куплю тебе лошадь. Что?.. Ты ведь любишь лошадей! — Очень смешно. — Да нет, блядь, мне совсем не смешно! Исли, мы с тобой не учительницы из Айовы. Нас нет дома по многу часов, мы летаем в другие штаты… У тебя не будет времени на ребенка. — Это все решаемо. Наймем еще одну горничную в помощь Джоанне. Няню, повара, репетитора — всех, кого ты одобришь… Я обещаю, что возьму на себя все самое сложное. Ты забываешь, что у меня уже есть кое-какой опыт. Я был опекуном Лаки, он жил у меня, пока не закончил школу. И я учту все свои прошлые проколы, я клянусь… — О да! — Ригальдо упер руки в бока. Он очень замерз, устал, был голоден, ему до чертиков надоел этот разговор. — На Департамент помощи детям безусловно повлияет тот факт, что ты уже воспитал двоих — придурка, который не взорвался лишь потому, что так и не научился приходить вовремя, и чокнутую убийцу! Его слова гулко разнеслись над водой. И когда замер отзвук последнего эха и между деревьями повисла ошеломленная тишина, Исли сказал в темноте: — Спасибо. Я услышал. Ригальдо медленно поднес руку ко рту. — Вот блядь. Он попытался поймать Исли за плечо, но оступился и въехал ногой между кочек, в яму, заполненную ледяной водой. Исли воспользовался этим, чтобы вырвать у него из пальцев край плаща, и быстрыми шагами ушел с берега. Ригальдо тащился за ним с желанием извиниться, но не успел: когда он добрался до дома, «Брабус», разрезая темноту фарами, уже выезжал со двора.

***

Вечер пятницы Ригальдо встречал, надираясь после работы в баре на Двенадцатой авеню. Снаружи шел дождь, накрывший, как колпаком, улицы. Ригальдо вылез из такси слишком рано, до тошноты устав толкаться по пробкам, и за пять минут пути пешком безобразно промок. Теперь черная пятничная водолазка противно липла к шее и между лопаток. Ригальдо оттягивал ворот, крутил головой. Все раздражало: и улыбчивый бармен, и томные взгляды немолодой девушки на соседнем месте у стойки, и слишком громкий звук «плазмы» в углу. А больше всего — понимание, что он в ловушке, и этот скучный пьяный вечер — всего лишь вялая попытка сохранить лицо. Прошло уже два дня после ссоры у озера, а они с Исли так и не помирились, хотя Ригальдо, затолкав поглубже свою гордость, сразу же извинился в сообщении. Ответа он не получил. Исли вернулся домой к полуночи, молча разделся в темноте и вытянулся на своей половине кровати, и через некоторое время сонно задышал. Ригальдо лежал, варясь в коктейле вины и обиды, к которым примешивались злость и страх, и еще возбуждение — от близости Исли как-то вдруг разом вспомнилось, что у него были другие планы на ночь. Хер моментально встал до потолка. Ригальдо помаялся и сжал себя, со стыдом и злорадством представляя, что это рука Исли. Ему хватило всего нескольких движений. Он содрогнулся всем телом, вытер ладонь о край простыни и с облегчением заснул. Наутро в спальне отчетливо пахло спермой. Исли выразительно косился, но молчал. Пока он одевался, Ригальдо ушел в гостиную, упал на диван — и обнаружил у себя под задницей айфон. Похоже, Исли просто забыл его, и он пролежал здесь всю ночь, рядом с котом. Вечернее сообщение значилось непрочитанным. Поколебавшись, Ригальдо просто его удалил. Все эти дни он постоянно мысленно разговаривал с Исли. Дошло уже до того, что он расселил их на разные половины дома. На одной жил он сам с котом, на другой — Исли с гипотетической девочкой, которую Ригальдо представлял, как дремлющую личинку Чужого, из которой вот-вот вылупится лицехват. — Я не хочу брать на себя ответственность за ребенка, — пожаловался он стакану и прижал его холодную гладкую поверхность к щеке. Бармен расстарался: джин пах дымком и «Эрл Греем». — Это как ураган Катрина. По-моему, безопаснее крокодила завести… — И совершенно верно! — хихикнули справа. — Я тоже считаю, что человеку с потребностью к размножению стоило бы жениться на прекрасной Терезе Лафлер. И мир бы обрушился, не выдержав совокупной красоты их потомков! Ригальдо остолбенел, а затем обернулся, готовясь выплеснуть остатки джина в чужую рожу. В приглушенном барном свете блеснули стекла очков. — Рубель! — Боже, зачем делать такое трагическое лицо, — вполголоса сказал Блэкмэн-младший. — Я уже вижу себя на дне бухты Эллиот в черных полиэтиленовых мешках. Кусками, — Рубель заерзал на стуле, отклячив тощую задницу в черных джинсах. — Это была шутка, если что. — Проваливай, — посоветовал Ригальдо, сжимая стакан. Было чертовски неловко, что его застали в момент слабости, и кто — Рубель Блэкмэн, у которого язык как помело. Ригальдо не видел его уже очень давно и не горел желанием встречаться еще столько же, особенно таким образом. — Мой юный друг иногда бывает не очень тактичен, — каркнул над ухом у Ригальдо другой голос. Он оглянулся посмотреть, кто и с какого укура может называть тридцатишестилетнего лысого Рубеля юным, и уперся взглядом в сияющую безобразную физиономию Даэ. Тот подмигнул ему поверх бокала с коктейлем. — Мы совершенно не хотели вас уязвить. Ригальдо едва не вздрогнул: Даэ подкрался абсолютно беззвучно. Теперь они с Рубелем зажимали его с двух сторон. Даэ растянул губы в ухмылке, вывалил длинный язык и, как хамелеон, втянул в рот оливку. Подсматривающая за их троицей тетка пискнула и, подхватив клатч, испарилась. Ригальдо цинично подумал, что та упустила шанс обаять мультимиллиардера. Для своего возраста Даэ выглядел подозрительно свежо — если, конечно, так можно сказать о чуваке с рубцовым месивом вместо половины лица. Даэ поймал его взгляд и с шумом всосал коктейль через трубочку. Рубель довольно пялился, потирая впалые щеки. Ригальдо внезапно подумал о том, что, возможно, они любовники. Все его чувство прекрасного немедленно в ужасе съебалось на задворки сознания. Он постарался, чтобы лицо ничем не выдало его. — Отличное самообладание, юноша, — хихикнул Даэ, и Ригальдо все-таки пролил остатки джина на стойку. Пока бармен наводил порядок, Даэ ухватил Ригальдо под локоть своей тонкой, но неожиданно твердой лапкой, и задушевно сказал: — А пойдемте-ка в кулуары. У нас там паровой коктейль. Ригальдо не хотел в кулуары. Ригальдо не хотел никуда с Даэ. Но слать самого перспективного из партнеров, на проекты которого они с Исли ставили, как на призовую лошадь, было недальновидно, поэтому он выкрутил локоть из его руки: — Прошу меня извинить, но сегодня я предпочел бы провести вечер в одиночестве. Рубель гаденько заулыбался, а Даэ, глядя на Ригальдо одним совершенно трезвым и другим совершенно кривым оком, невозмутимо выдал: — В одиночестве, мой друг, вечером в пятницу только дрочить хорошо. Ригальдо порадовался, что уже ничего не пьет. Его заворожила мысль, что он бы наверняка захлебнулся, и Даэ по широте душевной принялся бы оказывать ему реанимационные мероприятия. В баре стало душно, или это просто Ригальдо вспотел. Он дернул ворот и сказал: — Не думаю, что альтернатива так уж хороша. Не ожидал встретить вас в таком простом месте. А где верблюды, наложницы и мраморные вазы с коноплей? Полоумный инвестор наблюдал за ним со странной ухмылкой, а потом доверительно пробормотал: — Помню, как в 2008, когда рынок ценных бумаг лопнул, этот бар был полон пьяных, нервных брокеров, ожидающих закрытия иностранных рынков. Казалось, весь деловой Сиэтл приперся сюда, пьет и истерит; каждый из них оставил в офисе одного-двух наблюдателей, и все ждали звонков с биржи, словно новостей с фронта. Я тоже был здесь, — Даэ мотнул подбородком в сторону «кабинетов». — Вскоре после комы. Сидел вон там, весь в бинтах. Мне нельзя было алкоголь из-за препаратов, но я пил все, что мог всосать через трубочку. Смотрел на весь этот финансовый апокалипсис и смеялся, смеялся, смеялся. Так что это место мне в некотором смысле дорого. Здесь я наблюдал, как гибнет американская экономика, в то время как я сам должен был сдохнуть — но жил. Ригальдо вежливо поднял брови. — Мистер Даэ, вы фаталист или оптимист? — Нет, мистер Сегундо, — Даэ радостно сверкнул фарфоровыми коронками. — Я программист. Холистический. Я считаю, Вселенная сама приводит нас в точки наибольшей информационной вероятности наилучшего развития того или иного события. Надо только правильно прочитать ее код. Ригальдо ощутил безбрежное раздражение в адрес Исли. Сидит дома перед камином, гладит кота. Если бы он не поехал кукушкой в своем желании играть в «Энн из Зеленых крыш», этот дождливый вечер мог бы пройти по-другому. Ригальдо сейчас жарил бы стейки, готовился смотреть какую-нибудь бодрую страхоту. А вовсе не слушал бы бредни свихнувшегося Даэ. — И что код Вселенной пишет прямо сейчас? — спросил он, опираясь локтем на стойку. — Что прямо передо мной сидит молодой человек в приступе меланхолии, — победно сказал Даэ. — Которая в данном случае есть не что иное, как неслучившийся бунт. Вы бунтовали в пубертате, мистер Сегундо? Черт знает как, но в руке у Ригальдо сам собой появился высокий дымящийся бокал. Ригальдо посмотрел на него с некоторым сомнением. Бунтовал ли он? Нет. Ему было некогда. В старшей школе Ригальдо просто ненавидел весь мир, кроме тетки, искал работу и готовился поступать. А потом только въебывал, как в каменоломне. Он был типичным яппи, ориентированным на карьеру. Он пробовал бунтовать против Исли в начале их отношений, но тот очень быстро стал занимать слишком много места в его жизни и иногда ощущался необходимым, как воздух. А теперь этот человек тащил в их жизнь маленького ребенка. При мысли об этом Ригальдо испытывал даже не гнев — тоску. — Проблема молодых людей вашего круга, — проворковал Даэ, глядя поочередно то на Ригальдо, то на Рубеля, который внимал, кивая, как заведенный, — в том, что вы сразу вылупляетесь слишком взрослыми. Циничными, прагматичными, аполитичными, стерильными, как лабораторное стекло. Обычно мне импонирует этот подход, но сегодня ваш код Вселенной пишет, что вам прямо-таки необходимо отпустить своих внутренних демонов. Как насчет того, чтобы ненадолго почувствовать себя безответственной молодежью?.. Открыть чакры, выкопать себя из дерьма золотой лопатой, впустить немного свободы? — Мне кажется, я и раньше вел себя достаточно безответственно, когда чередовал «спиды» с шампанским, а субутекс с субоксоном, — хихикнул Рубель. — Как долбоёб ты себя вел, отрок, — ласково произнес Даэ. — Глупая вакуоль. Ригальдо закатил глаза. За кого эти психи его принимают? — Я сожалею, но нет, мистер Даэ, — сказал он, поглядывая на стелящийся по стойке дым. — Мне тридцать пять лет, а не пятнадцать, я не желаю искать внутри себя ни антихриста, ни Иисуса, а в планах на завтра у меня — бухгалтерия ресторана. К тому же я видел слишком много фильмов ужасов, которые начинались вот так. — Тогда хотя бы выпейте на дорожку. Один бокал, — Даэ радостно поморгал. Ригальдо было лень с ним дискутировать. Он решил, что пора прощаться с этими обкуренными последователями YOLO и ехать искать другой бар. Поэтому он бросил на стойку витую трубочку для коктейля и, запрокинув голову, в два глотка прикончил опалесцирующую жидкость. Мир расцветился сумасшедше-яркими красками и стал кристально-ясным — так, что заболели глаза. Ригальдо тряхнул головой, как выбравшаяся из пруда собака, и одурело подышал: — Ого! — Вот так-то лучше! — подмигнул Даэ. — Я слышу чпоканье открывающихся чакр. Знаете что? А давайте лучше продолжим в моем лимузине! Ригальдо не нашел причин протестовать. Не чувствуя ног — тело вдруг стало воздушно-легким — он вышел на крыльцо, и голова у него закружилась от густого влажного воздуха, пропитанного запахами смога, воды и жареных хот-догов. Сиэтл обрушился всей своей дождливой темнотой, стуком капель по навесу, гудением автомобилей, яркими вспышками огней. Ригальдо вдохнул его полной грудью, чему-то обрадовался и подумал: «Надо еще выпить». Подъехал, шурша шинами, длинный лимузин. Ригальдо смотрел на него в каком-то радостном отупении. Но когда из салона выпорхнули две блондинки и с одинаковыми холодными улыбками вытянули вперед руки, держа гавайские гирлянды, в его сознании в последний раз мигнула лампочка осторожности, и он шарахнулся в сторону: — Орхидеи?.. — Нет, плюмерии, — ухмыльнулся Даэ и подтолкнул его в спину. — Намасте! Тяжелая, сладко пахнущая лея опустилась Ригальдо на шею. Блондинка многозначительно подмигнула и распахнула перед ним дверь. — Красную или синюю таблетку? — хихикнул Рубель. Ригальдо успел показать ему средний палец, прежде чем нырнуть вслед за Даэ в пахнущее натуральной кожей и кальяном лимузиновое нутро.

***

Пробуждение было чудовищным. Сомкнутое веко грел солнечный луч, Ригальдо даже сквозь сон его чувствовал, но стоило моргнуть и попытаться открыть глаз — и в голове, по ощущению, сдетонировала бомба. — Ой, мама, — сипло прошептал Ригальдо и задышал, как вытащенная из воды рыба. — Блядь. Он перевернулся на живот и тяжело встал на четвереньки, пытаясь осознать свое положение в пространстве. Не с первой попытки, но ему удалось прочитать коды Вселенной. Вселенная утверждала, что он лежит на полу собственного ресторана, укрытый белоснежной скатертью из кладовой. Солнечный луч светил сквозь восточные окна. На наручных часах Ригальдо было почти семь. — Сука, — пробормотал он, беспомощно озираясь. Его потряхивало, сушняк был неимоверный, а голова казалась чугунной — настолько, что хотелось прислонить ее к ножке стола. Еще он отлежал руку, и у него болела правая ягодица. Противно и тупо ныла, будто замороженная. Через ткань брюк в том месте ощущался какой-то непонятный желвак, хрустящий под пальцами, как полиэтилен. Ему была нужна вода. Ригальдо, пошатываясь, встал и как зомби двинулся в ресторанную кухню, отмечая по пути незапланированные новшества в интерьере: горы конфетти и серпантина на полу, бутылки из-под вина и мятые, истоптанные цветочные гирлянды, забытое на стуле страусиное боа, туфельку со сломанным каблуком, грязные бокалы. Как будто бы ночью здесь проходил мальчишник со стриптизом. На эту мысль его навели мужские трусы цвета хаки, кокетливо повисшие с края стола. Ригальдо брезгливо ухватил их через салфетку и выбросил в мешок для отходов. Потом огляделся и застонал от головной боли пополам с ужасом. Кухня была уделана так, словно ночью в ней резвился маньяк. Она, как и зал, носила следы безудержной пьянки. На одном из разделочных столов стояли гигантский бак, судя по открытым бутылкам рядом, с самопальной «отверткой», и кастрюля, дно которой покрывала засохшая травянисто-сиропная масса. В помещении витал крепкий запах конопли. Временно запретив себе думать, Ригальдо проковылял к мойке. На кран с холодной водой был наколот бумажный лист. На нем красовалось послание, выведенное бисерным почерком Даэ: «Мистер Сегундо, я настоятельно не рекомендую вам пить воду. Набор химических элементов, которые вы употребили за эту ночь, может непредсказуемо прореагировать с Н2О. В большом холодильнике слева вы найдете бодрящий органический йогурт по моему собственному рецепту, который восполнит дегидратацию и временный дефицит в минералах и аминокислотах…» Разумеется, Ригальдо эти наставления проигнорировал. Он сорвал с крана записку, включил ледяную воду и, постанывая, принялся пить ее и плескать горстями в лицо. И, разумеется, ему немедленно стало плохо. Ригальдо почувствовал, что его снова повело. Он тяжело шагнул в сторону и упал на табурет. Мысли ворочались в голове, мутные и тяжелые. Медленно подступало ощущение отчаяния: он здесь, больной, слабый, не соображающий, а скоро начнет подходить персонал; его найдут в уделанной какими-то пидорасами кухне, а ведь он только-только перестал ссориться с шеф-поваром — им, двум горделивым мудакам, было во всех смыслах тесно друг с другом. Ригальдо нашарил на столе взглядом грязный фирменный нож, принадлежащий Анри, и мученически прикрыл глаза. Нельзя трогать чужие ножи, это все равно что цапнуть за член повара. Этим-то ножом его и прирежут. Он поднял к лицу мятое послание Даэ и попытался вчитаться в расплывающиеся строки: «…об остальных участниках вечеринки прошу не беспокоиться: все очень довольны и выразили глубокую благодарность и уверения в том, что будут молчать…». — Все?.. — прохрипел Ригальдо и потер лоб. — Кто это, блядь, «все»?! «…я взял на себя смелость уничтожить все медиа-файлы. На столе в вашем кабинете вы сможете найти урну с прахом вашего отца. Пингвинов я вернул обратно в зоопарк…» — А-а-а, — Ригальдо застонал и прижался щекой к холодной стенке холодильника. Пингвины. Урна. Каша из конопли. Похоже, он хорошо прорастил «дерево свободы» и вволю набунтовался против семейных ценностей Исли. Господи, Исли!.. Не в силах впустую страдать дальше, он рванул дверь холодильного шкафа. Между упаковками с зеленью скромно притулилась стеклянная банка без этикетки с густой белой массой. У Ригальдо не было ни одного цензурного предположения, что это могло быть. Поймав свой желудок, трепыхнувшийся под самое горло, он дрожащими руками развинтил банку и, зажмурившись, выхлебал через край ее содержимое. Внутри оказался йогурт. Может, у него и был какой-то слегка химический вкус, Ригальдо не анализировал, обрадовавшись уже тому, что смог удержать подарок Даэ в желудке. Подействовало почти сразу. Клэр бы сказала, «на конце иглы». Его перестало штормить, странным образом утихли и дрожь, и ужасный сушняк. В голове сделалось прохладно и словно бы продезинфицированно. Поистине, Даэ мог бы еще раз чудесным образом обогатиться на своем антипохмельном средстве, как он обогатился на программном обеспечении. Сквозь эту вновь обретенную прохладу к Ригальдо начали возвращаться воспоминания о прошлой ночи. Он взвыл, как укушенный в задницу кот. Он помнил заваливающееся в его сторону колесо обозрения, помнил, как хохотал, указывая на него. Помнил, как Рубель по пояс высовывался из окна лимузина и махал шляпой, крича: «Я матерь драконов!». Помнил, как они пили и жрали таблетки под дождем на одном из пирсов; какой-то затесавшийся в их компанию моряк все норовил стащить с Даэ черный тюрбан, а тот вежливо отказывался, указывая себе за спину: «Нет-нет, нельзя, у меня там воображаемый враг». Среди этой вакханалии, как вспышка, пришло воспоминание: блондинки на территории городского колумбария, мокрые, под дождем, старательно пытающиеся не хихикать, а он, сжимая кулаки, орет на урну с Харви Смитом: «Это ты виноват, ты не научил меня отцовской любви!»… Ригальдо снова потребовалось опуститься на стул. Пингвинов он не помнил, — может, и к лучшему. У них и без того был очень долгий вояж. Там было что-то, связанное с музыкой. Ригальдо не был уверен, но, кажется, он… танцевал? Ему почему-то представилась холодная металлическая гладкость в ладонях. Он танцевал у пилона?.. Самым чудовищным было то, что он до сих пор чувствовал — он был все это время счастлив, так счастлив, просто в эйфории. Пьяный, орущий, в обнимку с этими фриками, ведомый куда-то белобрысыми стервами — он был самым гнусным образом горд собой и доволен всем миром, как школьник, нажравшийся на выпускном. Волшебный антидот Даэ был несовершенен — в истории все еще присутствовали тревожащие провалы. Чувствуя настоятельную потребность отлить, Ригальдо поплелся в сортир. И там, озадачившись, наконец, что же его так настойчиво беспокоит, он обнаружил на правой ягодице наколку. Вывернув шею, Ригальдо в ужасе обозревал в зеркале красную, воспаленную кожу под нашлепкой из пищевой пленки, и знак, смутно похожий на скандинавскую руну. У него не было ни малейших сомнений, что его никто к этому не принуждал. — Пиздец, — глубокомысленно сказал он вслух, и тяжело оперся о стену. Где и когда?! И что теперь делать? Такую херню невозможно скрыть от человека, с которым спишь! Тут его вдруг бросило в пот от простой и ужасной мысли, настолько чудовищной, что голова закружилась. А что, собственно, Даэ получил от всего этого праздника? Какой у него был профит? Если сегодня Ригальдо с восторгом дал выбить на себе татуировку, что он, обдолбанный, еще мог безропотно дать?.. Зажмурив глаза и ненавидя себя до ужаса, он завел руку за спину и сунул в себя палец. И с облегчением выдохнул. Ни повреждения, ни следа смазки на пальцах. — Вы все-таки настоящий пидор, мистер Сегундо, — буркнул он, моя руки перед зеркалом. — Нормальный бы человек первым делом проверил свои счета. Хотя, это же Даэ. Что ему ваши скромные сбереженья… Зеркало отражало королеву драмы. Бледный, вспотевший, мятый, морда небритая. Опухшие веки и красные склеры. Как он теперь посмотрит в глаза Исли?.. Кстати об Исли. Вернувшись на кухню, он проверил свой телефон. Журнал сообщений и все звонки были тщательно вычищены. Неясно, общались ли они ночью… Он отыскал на полу смятое послание от Даэ, разгладил и заставил себя дочитать. «…Роксана и Касси тоже передают вам привет. Отличный ресторан, надо будет зайти сюда трезвым. Надеюсь, вам понравилось быть молодым и свободным. Если захочется повторить — обращайтесь. P.S. После моих коктейлей не рекомендуется управлять транспортным средством двадцать четыре часа». «Понравилось? — подумал Ригальдо, тупо глядя на разгром перед собой. — О да, понравилось. Хотел бы я повторить?» Перед глазами само собой всплыло зрелище — голые Рубель и Даэ с симметричными татуировками на полтела, трясущие хуями в ритме румбы на столе, и две блондинки, страстно поющие в микрофон дуэт Призрака и Кристины. «Я хочу к Исли, — твердо подумал Ригальдо. — И как можно скорее». Но у него оставалось еще одно важное дело, которое он должен был сделать сам, в знак признания себя разумным и взрослым. Он включил вытяжку, сходил в санитарную комнату за перчатками и моющим средством и принялся отмывать ресторанную кухню от последствий своей ночной гульбы.

***

В городском парке пахло вчерашним дождем и прелой землей. Травы еще не было — из рыхлой, черной почвы едва показались крокусы, зато на центральной аллее буйно цвела сакура. В конце аллеи из розовых кипящих облаков вздымались готические башни университета. С обзорной площадки открывался вид не только на традиционный инстаграмный пейзаж на другой стороне пролива — умытые дождем небоскребы и яркая «космическая игла» на фоне заснеженной шапки вулкана, — но и на детский городок внизу, у подножья холма. Большая детская площадка с пирамидой и лабиринтом в центре была умеренно забита малышней. Дети носились друг за другом, цеплялись за лазалки и раскачивались на пронзительно скрипящих качелях. Здесь, наверху, и в половину не было так шумно, как внизу. Знакомое присутствие Исли ощутил почти сразу. Этот тяжелый взгляд, упершийся ему в затылок, ни с чем нельзя было перепутать. Он вздохнул и без слов подвинулся, освобождая правую половину скамейки. — Ты топчешь газон, — упрекнул он, не оборачиваясь. — Меня так довел навигатор. — Ты отыскал меня по GPS?.. — Прохожие, наверное, решили, что я ловлю покемонов, — Ригальдо перегнулся через спинку скамьи, положил рядом с Исли планшет. Он почему-то не спешил сесть рядом. Плечом и правой щекой Исли чувствовал его взгляд. Ригальдо кашлянул. — Я хочу взять назад слова о твоем воспитании. Ты хорошо позаботился о Лаки. Из него получился нормальный мужик. Хоть иногда он и ведет себя, как дебил, — добавил Ригальдо, и Исли хмыкнул, а потом самокритично сказал: — Мне тоже не стоило проезжаться насчет твоего детства. И… — он помолчал. — Прости. Я, кажется, недооценил силу твоего неприятия этой идеи. — То есть, ты уже никого не удочеряешь? Исли не стал отвечать, только поглубже задвинул руки в карманы и вытянул ноги вперед. — Два-один, — буркнул Ригальдо у него за спиной. Он явно ждал продолжения, но Исли молчал, и Ригальдо прошелся туда-сюда. Было слышно, как скрипит гравий у него под ногами. — А что ты здесь делаешь? Любуешься видом? Исли пожал плечами, не отрывая взгляд от бликов на качелях: — Вроде того. Постигаю дзен. — Зачем? — Ригальдо остановился. Исли вздохнул, откинулся на спинку скамейки, потер лицо. На солнце его неслабо так разморило — все потому, что ночью он почти не спал. Ждал этого говнюка, не отвечавшего на звонки и сообщения, расхаживал по пустому дому, поглядывая то на часы, то на телефон, старательно отгоняя мысли о всяких ужасах. И успел уговорить себя, что лучше вообще без детей, чем все так бездарно похерить, когда в три утра пришло сообщение от Даэ. На снимке Ригальдо, мокрый, как мышь, радостно ловил раскрытым ртом дождевые капли на каком-то причале. На этом нервные клетки Исли перегорели, и он, отложив телефон, вырубился, как умер. Но он не собирался объяснять все это Ригальдо. — Я никак не могу выбросить из головы твои слова о куколке в кукольном доме, — признался он, глядя в сторону. — Наверное, потому что на самом деле ты прав. Мне хочется чувствовать себя нужным. Кризис среднего возраста, все это говно. И еще я недавно понял, что немного боюсь смерти. Ригальдо мгновенно развернулся — гравий брызнул во все стороны. Исли поднял ладонь: — Нет, дай договорить. Повторюсь, я все это в себе знаю. Поэтому я прихожу сюда, чтобы смотреть на живого неидеального ребенка. И иногда смотреть и не вмешиваться — это так сложно! — Что? — Ригальдо закрутил головой. — Здесь?.. Сейчас?.. Исли, у которого от долгого сидения заныла спина, потянулся. А потом указал вниз, на играющих на площадке детей: — Я все выяснил. Фостеры, которым пока отдали Бекки, живут в кондоминиуме на той стороне парка. Сейчас у них не то пять, не то шесть детей. Они проводят здесь время перед обедом, каждый день, если нет дождя. — О боже. Исли, ты только что намекал, что отказался от этой идеи! Придумай-ка заранее объяснение, если полиция парка вдруг заинтересуется мужиком, наблюдающим за детьми! Ты в курсе, что без специального разрешения ты не должен искать встречи с девочкой? — В курсе, — ровно сказал Исли. — Не курлыкай. Я ничего не ищу — просто сижу и смотрю. Он наконец обернулся к Ригальдо — и моргнул. Увиденное впечатляло. Его муж скривился и отвел глаза. Исли, забыв обо всем, с интересом пялился на него. Ригальдо напоминал сильно похмельную цаплю. Он был тщательно выбрит, но на щеках виднелись порезы — должно быть, с утра у него тряслись руки. Безукоризненно белая рубашка подпирала воротником землистого цвета лицо. Над верхней губой у него выступила испарина, под глазами залегли тени. — Дорогой, — после недолгого молчания сказал Исли. — Сел бы ты на скамью, а то вот-вот упадешь. Ригальдо, перестав выделываться, послушно обогнул скамейку и обрушился на сидение. И вдруг застонал, непритворно и болезненно. — Что? — Исли испугался. — Что с тобой? — У меня… травма, — мрачно сообщил Ригальдо. — Потом покажу. Дома. — Да что такое-то? — Стрела в колене. Не надо, Исли, не спрашивай. Я никогда больше не собираюсь встречать утро так, как сегодня. — О, — Исли поднял брови. — Ясно. Они еще немного посидели на залитой солнцем скамье. И в тишине Ригальдо сказал: — Давай попробуем. — Что?.. — Давай попробуем, — повторил он громче. — То, что ты предлагал. Черт, не беси меня! — Детка, — Исли положил руку на его твердое бедро. — Не заставляй меня думать, что ночью что-то случилось, и вот теперь, из чувства вины… Ригальдо злобно зашипел: — Не обольщайся. Хрен бы я согласился, если бы ты предложил суррогатное оплодотворение, усыновление твоих кровных детей и вот это вот все. Просто эта девочка… она уже существует. Если фамилия «Фёрст» ей чем-то поможет в жизни, почему бы и нет. Он нахохлился, попытался раздраженно отодвинуться, но не преуспел. Он правда выглядел больным; Исли встревожился не на шутку, но прервать сейчас такой важный разговор он просто не мог. — Слушай, я не знаю, как ты это себе представляешь, — он погладил Ригальдо по колену, будто успокаивая напуганное, злое животное. — Но в нашей жизни ничего не изменится… — Все изменится, — оборвал его тот. — Ты что, думаешь, ты берешь ребенка на час, только на то время, когда тебе хочется поиграть с ним? Он прикрыл глаза, пристроил затылок на спинку скамейки. Помолчал и добавил: — Запиши нас к юристу. Хочу послушать, что он скажет про твои права. — Мои? — Ну, ты ведь будешь ее опекуном и родителем? — Ригальдо повернул к нему серо-зеленую морду. — Или как? Исли вздохнул. Он знал, что будет трудно, и не роптал. Но все равно у него было ощущение, будто он идет по заминированной территории, и миноискатель поминутно тревожно орет в его руках. — Детка, ты немного неверно это все представляешь. Ригальдо поерзал с закрытыми глазами: — Давай, добивай меня скорее, а то я расплачусь. — Мы можем усыновить чужого ребенка только совместно. У нас будут равные права и обязанности. Я… Пожалуйста, не бросай меня в этом болоте. Что-то получится, только если мы будем растить ее вместе, — он помолчал и добавил: — И я прошу, чтобы она носила твою фамилию. — Повтори, — Ригальдо распахнул глаза. — Ригальдо, ты все-таки моложе, сильнее и здоровее, — кротко сказал Исли. — У тебя набирает обороты не зависящий от «Нордвуда» бизнес. Мало ли, что со мной может случиться. Тот посмотрел на него с возмущением: — Ты что, помирать собрался? — Из нас двоих ты более ответственный, — Исли почти не льстил. — Мне кажется, это правильно. — Да я сегодня сделал татуировку на жопе, — его муж закрыл лицо ладонями. — А-а! Исли сглотнул и решил оставить это на потом. — Подумай, как звучит: Бекки Сегундо. — Господи, но ведь я совсем ее не знаю, — Ригальдо оторвал руки от лица. Он раскраснелся и сейчас выглядел очень молодым и очень растерянным. — Эту твою Бекки. Как и она меня! — Ну так смотри, пока есть шанс, — Исли обвел невидимыми контурами площадку под холмом. — Вон там играют настоящие, неидеальные дети. И… кажется, кто-то кого-то лупит, — сказал он, прищурившись. Внизу двое мальчишек побольше и потолще зажали «сэндвичем» кого-то мелкого и с упоением топтали ногами его шапку. Женщина, которую Исли определил как их сопровождающую, сидела, уткнувшись в телефон. Ригальдо смотрел на все это с недоумением. — Я уже и забыл, какими говнистыми бывают дети. Надеюсь, там у них не та девочка? — Нет, это мальчик, — вздохнул Исли. — Бекки — это… С грозным протяжным воплем через площадку пролетела живая ракета и врезалась в «сэндвич». Она часто перебирала ногами, а в руке у нее был зажат совок. — А вот и Бекки, — успел добавить Исли, прежде чем совок опустился на голову одного из толстяков. С дуэтом вышибал было покончено через минуту. Перескочив через упавшего малыша, Бекки погнала врагов по косогору. Исли отметил, что каждый из них двоих был на голову выше нее. Ригальдо рядом издал какой-то странный звук. — Как она их, — наконец выговорил он. — Валькирия. Ноги у девочки заплелись, и она кувырком покатилась по склону. Исли успел отметить движение Ригальдо и схватил его за руку. — Тише ты, не пали. Мы тут нелегально. Я говорил — иногда сдерживаться… трудно. Женщина с телефоном уже стояла над девочкой и, выговаривая что-то, отряхивала ее. Исли хотелось подойти, посмотреть — не разбит ли нос, заглянуть ей в глаза, убедиться, что она его помнит. Вместо этого он нащупал холодные пальцы Ригальдо. — Знаешь, когда ты спал после взрыва, я пообещал себе, что все сделаю для тебя, — голос Ригальдо звучал очень странно. — Но это… Мне никогда не было так страшно. Даже перед свадьбой. «Мне тоже», — подумал Исли. Он молча сжал колено Ригальдо, не в силах выговорить даже простое «спасибо». Тот дернул кистью, будто собирался сбросить его ладонь — и не стал. Маленькая фигурка внизу подняла голову, утерла нос, всмотрелась в их сторону, а потом замерла — и вдруг кинулась вверх по склону, растопырив руки, как птица. И Исли не нашел в себе сил отступить. — Я не могу, — сказал он вполголоса. — Не могу сделать вид, что меня здесь нет. Пусть знает, что мы рядом. Он поднял руку в приветственном жесте и неспешно двинулся вниз.