//
В один из дней, когда Джисон после ссоры с матерью снова возвращается туда, где он прячется от проблем, все как-то разом рушится. Может, Хан слишком драматизирует, но в голове четко укладывается мысль, что его укромный уголок за секунды ломается, когда он заходит в студию. Его встречает пара незнакомых уставших глаз. И Джисон пытается найти ответы у рядом сидящего Чана. Тот только пожимает плечами и выдает едва понятное «А это Хенджин». «А это Хенджин» Джисону не нравится. С первой минуты, с первого взгляда и первой попытки заговорить. «А это Хенджин» так по-хамски занимает собой весь воздух, что вмиг становится тяжело дышать. Он задает много вопросов, вечно сует свой нос куда не нужно и заходит в самый разгар работы, потому что его позвал Чан. Но Чан позвал его лишь однажды, а Хван воспринял это предложение как длительную путевку в новую жизнь. И Джисона это пиздец как раздражает. Хенджин работает вместе с Крисом уже второй месяц, пользуется тошнотворно сладким парфюмом и носит паленые шмотки. Хенджин выглядит как кукла, красивая фарфоровая кукла с вечной улыбкой на лице, которую хочется смазать кулаком. А еще Хенджин хороший. Настолько, что к нему не прикопаешься, как бы не хотелось. И это Джисона тоже очень-очень раздражает. Он словно маленький ребенок со своим недовольным «мое» плюется ядом и дует щеки, когда в его песочнице начинает копаться Хенджин. Но вот незадача: песочница оказывается общей, и Хан искренне удивляется тому, что в жизни нужно чем-то делиться. — Я бы в этом месте сбавил басы, — Хенджин двигается ближе к Чанбину. — Да, так звучит эффектнее. — И дроп крутой, скажи? Чанбин позвал послушать очередное демо. «Это просто взгляд со стороны, а ты, Сони, хорош дуться». Джисон на это безрадостно пожал плечами и ушел за сырным раменом в ближайший продуктовый. Хенджин. Хенджин. Хенджин. Ака сын маминой подруги, весь такой умный и во всем преуспевший: ходит на курсы по английскому на выходных, исправно учится, еще и в музыке разбирается, как оказалось. Золотой мальчик, думает Хан. Поход за раменом растягивается на «пройти левыми дворами», «позвонить Феликсу», «вернуться за клубничной газировкой». В конце концов Джисон уже полчаса стоит под окнами с перебивками в виде перекура. Он чувствует себя лишним. Словно выбросило на обочину и переехало неуклюжими автомобилями, и это глупое чувство, ставшее поперек горла, заставляет развернуться на сто восемьдесят градусов в направлении остановки.//
У Джисона ломается карандаш и заканчиваются листы в блокноте. Он ни за что не променяет свои эмоциональные каракули на безгранично чистое и белое вордовское пространство. И все же приходится, когда последний смятый лист оказывается под столом. На фоне играет что-то из r&b, нежно-уютное, как-то вскользь касается сознания и не отвлекает от работы. Чанбин обещал прийти к вечеру с какими-то грандиозными идеями по его собственным словам. Насчет грандиозности Джисон не сомневается — все-таки Чанбин любит то, что делает. И делает он круто. Но Хан искренне удивляется, когда дверной замок щелкает где-то в районе пяти. Еще больше он удивляется, когда над ним кто-то склоняется; по носу бьет приторный парфюм, и становится ясно, что это никто иной, как Хенджин. — У тебя уже и ключи есть? Джисон не отрывается от экрана ноутбука, ведет затекшим плечом. — Взял у Чана. Он сегодня дежурит после смены, поэтому… — Не придет. — Не придет, — Хенджин кивает. Наверняка Хван знает, что Чанбина в студии тоже не было. И Джисона вымораживает, что тот специально пришел лишний раз поиграть на его нервах. — Можно? Хенджин наконец садится рядом и достает свой ноутбук. — Я тут… — он закусывает губу и параллельно открывает какой-то файл. — накидал что-то. Послушаешь? У Джисона сбивается мысль, строчка на белом экране остается недописанной. Он всеми силами старается скрыть раздражение и переключается на Хенджина. Несмотря на то, что тот старше на целых (!) полгода, Джисон чувствует себя настоящим сенсеем из аниме. Но, может, все совсем не так, и Хенджин просто в очередной раз решил выебнуться. Бит из колонок плавно раскачивает. Хан вслушивается в слишком долгое вступление, сопровождающееся парой-тройкой интересных перебивок, а потом на пару секунд перестает дышать, потому что Хенджин начинает читать. Голос у него мягкий, какой-то…необычный. Он вплетается в бит, проходит сквозь всю мелодию, не вырываясь вперед. У Хенджина с дикцией не очень, а еще при читке краснеют уши, но Джисону нравится. Ему пиздец как нравится. Хенджин читает лениво и непринужденно, играет с тональностью голоса, но под конец немого срывается, прожевывая слова. И заканчивает. — Офигеть, — выдает Джисон. — Это очень круто, ты в курсе? — Наверное? Хенджин хихикает. Джисон на момент даже забывает, что Хван его вообще-то бесит, и думает о том, что фит у них бы получился просто шикарный. — Покажи, как ты обыграл вот тут и вот тут, — Джисон тычет пальцем в аудиодорожку. — Нереально. Хенджин показывает всю анатомию своего трека, разбирая его по кусочкам. У Джисона в голове щелкает лампочка, и следующие пару часов превращаются в какой-то сумбурный ком из перебивающих друг друга парней. Джисон дает послушать свое, даже самое сырое, которое не показывал никому. Хенджин накидывает идеи тут и там, и в конце концов они не замечают стоящего позади Чанбина с двумя огромными пакетами. — Ого… — тянет он и ставит недвусмысленно бренчащие покупки на пол. — Том и Джерри перестали цапаться. — А кто Том, кто Джерри? — Хенджин широко улыбается. — Ну вы по росту прикиньте. В Чанбина тут же летит плюшевая акула. Слышать от него шутки про рост очень иронично, потому что сам он чуть больше, чем метр с кепкой. Рабочая атмосфера в считанные секунды рушится. Хенджин незаметно складывает вещи и надеется незаметно слинять, но Чанбин загружает его теми самыми «грандиозными текстами», задерживая еще на пару часов. Джисон смотрит на Хенджина иначе. Не то чтобы весь его идеальный образ сразу же перестал бесить, но отрицать то, что Чан нашел золото, очень глупо. Хенджин классный и чуточку своеобразный, а Джисону это капец как вкатывает.//
Хан делает вывод: Чанбин не разбирается в хорошем алкоголе. Полупустая бутылка с пивом, очевидно, так и останется полупустой, потому что пить эту гадость у Джисона больше нет сил. А вот Чанбину нравится. Чертов извращенец. — Ты чего это светишься? — Со пьяно хихикает. — Муза озарила. — Эту музу случайно не Хенджином зовут? Джисон пинает Чанбина, возможно, даже сильнее, чем хотел. Тот ойкает и давится своим противным пойлом. — Я его недооценивал, признаю. — Вот как! А я говорил. — Ты вообще много чего говоришь. Джисон залезает в телефон, всем своим видом показывая, что в беседе он никак не заинтересован. Хан проверяет инстаграм и от скуки принимается листать сторисы знакомых. Сорок минут назад Феликс выложил многозначительную фотку из зала; следом идет череда одинаковых фотографий бывших одноклассниц из какой-то кафешки, Чанбин со своей девушкой, Чан. Чан, задыхающийся от смеха на заднем фоне, и пытающийся исправить кривой рисунок на латте Хенджин. Вышло и правда убого, Джисон улыбается краем рта. Он перелистывает пару историй, но сдается и возвращается, чтобы перейти на отмеченный Чаном профиль. А Хенджин красивый. Эта мысль как-то правильно и ненастойчиво крутится в голове, что Джисон не обращает на нее внимания. У Хенджина милый пес, которым заполнена большая часть ленты, еще больше однотипных фоток в зеркале и — даже! — в до боли знакомой Джисону студии. Когда он только успел? Хан случайно ставит лайк под одним из постов, убирает, снова ставит и судорожно кидает телефон на диван. Хорошо, что Хенджин уехал на свои курсы. Было бы как-то нелепо сталкерить его профиль в присутствии Хвана. Джисон думает, что он ведет себя как тайная влюбленная фанатка, которая случайно себя раскрыла. И думать об этом ему не нравится. Слишком абсурдно и в какой-то мере глупо. Он снова берет телефон в руки и, набравшись смелости, отправляет ненавязчивый профиль «hwannie» в свои подписки.//
После учебы Хан забегает в кофейню к Чану. Крис разбирается с бумажками, а Хенджин встречает Джисона с коронной улыбкой, которую он дарит каждому заходящему сюда человеку. Джисон стучит пальцами по столешнице и заказывает латте, расплываясь в улыбке. — Нарисуешь мне что-нибудь, Пикассо? Хенджин пропускает все колкости мимо ушей, уходит и возвращается через пару минут. Он приносит латте с многозначительным «допивай кофе и иди нахуй», нарисованным на молочной пенке. — Бариста из тебя так себе, Хван Хенджин. — Всегда пожалуйста! Хенджин красивый. И Джисон на этом зациклился, откровенно палясь. Хенджин красивый, настолько, что бесит. Джисон хочет что-нибудь сказать, что-нибудь дельное; и не хочет казаться глупым. С каких пор его волнует такая мелочь? Все потому… что Хенджин красивый. И эта переиначенная мысль инородной частицей разъедает все сознание.//
Как так выходит, что они с Хваном следующие пару месяцев зависают в студии все свободное время, Джисон не знает. Для Хенджина это все впервые. Словно глоток свежего воздуха, которым он не может надышаться. Всю свою жизнь он писал музыку в темном углу на коленке, чтобы никто никогда не узнал. А теперь о нем знает минимум Чан и Чанбин с Джисоном. И это как-то… странно, немного неловко и захватывающе. С Хенджином проще, он помягче того же Чанбина. Больше прислушивается и меньше спорит в силу своей неопытности. Джисону приятно. И приятно не от того, что прав, а потому что из Хвана он лепит непревзойденный шедевр музыкальной индустрии. Джисон восхищается, может, даже более чем. Это он понимает, когда еще одним вечером заходит в инсту Хвана и листает уже запомнившиеся досконально фотографии. Когда внутри что-то нещадно начинает трещать каждый раз, когда Хенджин склоняется над джисоновым плечом, чтобы посмотреть, что он там делает. Даже хванов парфюм этот мерзкий Джисон признает. Иногда Хенджин остается ночевать прямо в студии, потому что оказалось, что до учебы так добираться гораздо проще и быстрее. У него умилительная пижама с уточками, с которой Чанбин долго ржет, а Джисон мысленно задыхается, потому у него такая же, только в другой расцветке. Хенджин любит кофе с карамелью и двумя ложками сахара. Хенджин пьет исключительно ориентал бревери, а еще ненавидит, когда от Джисона несет сигаретами. Он разговаривает во сне и вырубается при малейшей возможности. Хан всевозможные факты записывает на подкорке сознания и живет с ними не первый месяц. А еще Джисон, кажется, влюбился, а вот это признавать уже как-то хуево.//
Хенджин записывает свой первый и-пи. Почти в полночь врывается веселый Чан с звенящими пакетами и счастливой новостью о зарплате. После одного короткого «проставляюсь» у всех разом поднимается настроение. Даже я-на-пять-минут-заскочил Феликс несется быстрее к холодильнику. После пары пропущенных бокалов (не то чтобы бокалов — альтернативой пришлись пластиковые стаканчики) Джисона развозит. Скорее, развозит больше от точно такого же разведенного Хенджина, который прилег Хану на плечо. Он как кот, невозможно тактильный, пушистый и ласковый, но только когда сам того захочет. Хенджин ластится, и кажется, что он вот-вот замурчит. Джисону искренне хочется приложиться ладонью к мягкой, раскрасневшейся от алкоголя щеке, и чтобы Хенджин об нее ласково потерся. Чан с Феликсом на пьяную голову решают приготовить пиццу, а Чанбин как всегда становится вечным неудачником, потому проигрывает в камень-ножницы-бумага и отправляется в магазин за продуктами. Джисону становится жарко. Красное лицо можно списать на алкоголь, только вот глубоко внутри подобные отмазки навряд ли сработают. Он щелкает Хенджина по носу и поднимается, когда тот начинает гундеть. Хан достает из рюкзака только вчера начатую пачку и наконец выходит на свежий воздух. В одной футболке холодно, ледяной пол неприятно морозит пятки, заставляя переступать с ноги на ногу. Но Джисона это не очень смущает. Он закуривает. В окне можно разглядеть Чанбина, не успевшего далеко уйти. Забавно: в своем длинном и огромном пуховике он напоминает неуклюжего пингвина. — Можно? Хенджин неловко мнется рядом. — Когда это ты начал курить? — Ну вот с этой минуты, получается. Джисон хмыкает и протягивает Хенджину сигарету. Возникает дурацкое желание сделать как в сопливых фильмах: забыть о существовании зажигалок и прикурить от собственной сигареты. Может быть, пьяный мозг срывает все тормоза, но Джисон, вечно пугливый и обдумывающий все на сотню раз Джисон, наклоняется к Хенджину (даже слишком близко) и подкуривает ему. У Хвана трясутся руки, он пытается затянуться и не сдерживает кашля. — Ебаный отстой, — делает он вердикт. Джисон смеется. Даже сейчас — напившийся, раскрасневшийся и выглядящий нелепо Хенджин — красивый. Хенджин офигенный настолько, что Джисона ведет. Хенджит кусает губы тоже красиво. И зачесывает волосы назад красиво. А еще смотрит в ответ пристально и замылено — красиво-красиво-красиво. С этой смешной пижамой и невнятной дикцией, с маленькой татуировкой на плече, вьющимися отросшими волосами, родинкой под глазом — Джисону хочется его всего и полностью. И наверняка глупо так думать о том, с кем зависаешь и пишешь музыку, параллельно разговаривая о девчонках. Глупо, потому что на девчонку Джисон не похож даже на два с натяжкой. Они говорят про учебу, непонимающих родителей и пугающую неопределенность. Хенджин рассказывает про неудачные походы к психологу и тут же пускает идиотские шутки. Наверное, если Хенджина не остановить вовремя, он расскажет о себе каждый факт, уложившись в минуту. Но Джисон не то чтобы против. Хенджин очень простой и не такой уж идеальный, как казалось Хану еще несколько месяцев назад. У Хенджина поехавшая менталка, миллион загонов и уж слишком знакомые Джисону мысли. Его хочется обнимать и комфортить до тех пор, когда он от переизбытка хороших эмоций не растечется радужной лужицей у Джисона в руках. «Ты не сильно расстроишься, если я тебя сейчас поцелую?» — хочет спросить Хан, но на балкон врывается Феликс, запнувшись об порог и плеснув немного пива на белую джисонову футболку. — Кухне кранты, — он улыбается во все тридцать два. — Пойдемте пиццу делать. Феликс вприпрыжку бежит обратно, а Хенджин расстроенно выдыхает и делает пару шагов к выходу; Джисон тянет его на себя. Неаккуратные пьяные движения сплетаются между собой, как ноги у Хенджина, когда он разворачивается и впечатывается позвоночником в подоконник. Джисон прижимается лбом к хвановой груди и громко дышит. Что я делаю? Что я, блин, делаю? От волнения его мутит; пальцы аккуратно собирают ткань футболки, ведут по шву. И касаются кожи. Хенджин дергается. Джисону всегда казалось, что, сделай он нечто подобное, Хенджин влепит ему смачного леща. Но Хенджин не двигается и, наверное, даже затаил дыхание. Хан ведет рукой вверх, и у него подкашиваются ноги, когда Хенджин льнет к холодной ладони. «Кисуля» «В дрова пьянющая кисуля», — проносится в голове. Джисон поднимается на носочках, чмокает Хенджина в губы и тут же отстраняется. Хочется убежать далеко, прямиком в самый конец галактики, чтобы не сгореть со стыда. Да хотя бы для начала выйти с балкона, но у Хенджина немного другие мысли на этот счет, потому что он прижимает к себе и затягивает в новый поцелуй. Быстро и несуразно, слишком мокро, со вкусом ненавистных Хвану сигарет. Едва слышно хлопает входная дверь, слышится голос Чанбина, и Джисон как ошпаренный отлетает от Хенджина. Осознание приходит чуть позже, когда он убегает с балкона и упорно игнорирует Хенджина весь оставшийся вечер.//
Джисон исправно делает вид, что ничего не изменилось. Так ведь очень просто игнорировать свои проблемы. Только если бы этой проблемой не был Хван Хенджин. Он все так же приходит по несколько раз в неделю. Они пишут музыку и зависают по ночам в онлайн-играх. Ничего не изменилось. В какой-то момент игнорировать Джисону надоедает. Он держится ровно неделю два часа и сорок минут, а потом едет к Хенджину на работу, потому что тот не читает его сообщения. «Надо кое-что сказать» заканчивается тем, что они целуются в пустом толчке, где играет какая-то попса и пахнет маффинами. Хенджин трется об Джисона, пытается расстегнуть чужой ремень и шипит, когда кто-то заходит. Джисону хватает мозгов, чтобы закончить сейчас, потому что его тонкая душевная организация не переживет, если он подрочит кому-нибудь в грязном туалете. Хенджин бесится. Он любит стоять у Джисона над душой, склонившись чуть в сторону так, чтобы едва ли не касаться щекой щеки Хана. Любит смотреть долго и тяжело, что Джисон готов спустить в штаны от одного только хванового взгляда. А Джисон любит Хенджина. И любит оставаться вдвоем, потому что как только замок щелкает, в Хенджине включается наглый надоедливый кот. Он распускает свои руки, заливисто хохочет и дразнит, целуя в шею; зарывается руками в чужие волосы и заставляет отклоняться назад. Хенджин влажно чмокает в подбородок, скользит языком вниз и прихватывает зубами кадык. А потом откатывается на кресле назад и громко вздыхает. «Не очень будет, если Чан или Чанбин узнает». Джисон ненавидит, когда его дразнят. Даже если ответно, все равно ненавидит. От напряжения и приставучего Хенджина дрожат руки. — Ты заебал, — Джисон тоже разворачивается на кресле, чтобы видеть Хенджина. — Тебе нравится. — Нравится, когда ты не выебываешься. — А я? — Ты? — Нравлюсь…ну…? — Прибить бы тебя. Джисон подкатывается ближе. — Так ты не ответил, — Хван выгибает бровь. Видно, что вся ситуация его ужасно смешит. — То, что мы…делаем, ничего не значит. — Может, тогда и отсосешь мне? Ну по-дружески. — Думаешь, я не смогу? — А ты сможешь? — Запросто. Хенджин открывает рот от удивления, но тут же возвращает себе веселое выражение лица и хмыкает. Он поднимается и нависает над Джисоном. Хан почти паникует, а сердце заходится так сильно, что долбит в висках. Но Хенджин целует его невесомо и гладит по коленке. У Джисона худые ноги, от которых Хенджин откровенно говоря балдеет. Он оглаживает чужие бедра сквозь джинсы, кусает Хана в шею и моментально получает пинок в район щиколотки. Хеджин смеется и тянет Джисона за собой, садясь обратно в кресло. Хан теряется и думает, как бы не сделать глупость (а он ее уже сделал), но потом Хенджин тихо шепчет «все хорошо», и в принципе уже плевать. Они долго целуются, и Джисон оглаживает хенджинову грудь с боками через тонкую ткань футболки. Когда все началось с «А это Хенджин», Джисон не думал, что будет сидеть у него между ног. Навряд ли Хенджин тоже об этом думал. Неуверенный взгляд Джисона и его красное лицо заставляют дрожать. Хенджин смотрит на него с неподдельной нежностью, удерживая за зубами с неимоверными усилиями никому ненужное «Все нормально, Сони». Джисон его прибьет за такие слова или точно струсит, послав Хвана нахер. А Хенджин боится спугнуть, поэтому даже не дышит. Вообще-то Хенджину нравятся хрупкие милые девочки, и он понятия не имеет, как в их ряды затесался угловатый, матерящийся через слово и пропахший дешевыми сигаретами Джисон. Но когда он стягивает с него спортивки вместе с бельем и неуверенно берет в ладонь хванов член, думать об этом уже не хочется. Все мысли улетучиваются из головы и концентрируются на руке Хана. Он слишком резко водит ладонью вверх-вниз, и быстро завязавшееся в тугой узел наслаждение граничит с болью. Хенджин закидывает голову назад, когда Джисон заменяет руку горячим ртом. По коже бегут мурашки, и хорошо так, что Хван поджимает пальцы на ногах. Джисон все делает заметно неопытно, но от одного его вида у Хенджина плывет мозг. Хан проводит языком по всей длине, обрисовывая едва выпирающие венки, касается головки и заглатывает чуть меньше, чем наполовину. Хенджин сжимает ладони в кулаки, не зная куда их деть. В голове одна-единственная мысль настойчиво мигает красным: ему отсасывает Хан Джисон. Хан Джисон, чьей музыкой он вдохновляется уже который месяц. Хан Джисон, на которого он старается равняться. Хан Джисон сидит перед ним на коленях. Хенджин судорожно выдыхает и кусает опухшие от поцелуев губы. Джисон скользит по уздечке, чересчур пошло причмокивает и думает о том, как же пиздецки болит у него челюсть. Он помогает себе рукой, а второй сжимает хенджиново бедро, чтобы тот наконец перестал толкаться навстречу. Пару резких движений, и Хенджин тянет Джисона за футболку, вынуждая подняться. Неумелые попытки Хана он заменяет на собственную руку и мажет вязким поцелуем по щеке. У Джисона подкашиваются ноги, когда Хенджин тихо стонет ему в ухо и спускает в ладонь. Хан почти падает на Хенджина и тяжело дышит. — А ты…? — Хенджин шепчет, уткнувшись в изгиб джисоновой шеи. Но Джисон и без чужой помощи сам отлично справился. — Забей, — он мотает головой. Чан с Чанбином убили бы за такое, поэтому Джисон старается как можно быстрее привести себя в порядок. — Так… то, что мы делаем, ничего не значит? — Может, стоило откусить тебе член, чтобы ты перестал задавать такие тупые вопросы? — Ты тоже мне нравишься. Хенджин склоняет голову и прячет неловкую улыбку за волосами, а смущенный Джисон улетает на кухню. Он достает из холодильника ориентал бревери, запасов которого у них благодаря Хенджину хватит на год вперед. Где-то пылятся химозные энергетики, наверное, уже поросшие плесенью. Но Джисон выбросит их чуть позже. Тогда же, когда и попробует стряпню Феликса из той самой статьи с ебанутыми рецептами.//
Выходные проходят по меркам хикки с многолетним стажем. Джисон перекидывается бессмысленными смс-ками с Хенджином, полностью игнорирует их с Чаном и Чанбином общий чат, где Крис ноет о том, что кто-то снова использовал только что купленную пачку салфеток. Строгая мамуля. Джисон доделывает демку и скидывает Хенджину. «Серьезно, пижама с утками? Стремные духи? Хреновый из тебя романтик» — отвечает Хенджин ближе к вечеру.«Я написал тебе серенаду. А тебя волнуют эти ублюдочные духи?»
«И пижама» Джисон посылает кучу эмоджи и закрывает чат с Хенджином, пока тот не начинает написывать каждую секунду. Он присылает фотку приготовленного латте с нарисованным сердечком по середине. И оно даже не кривое. «Я делал это так долго, поэтому если ты не приедешь…» «Капец тебе, короче» «И мне нравится твоя серенада» Джисон хихикает и меняет имя Хенджина в телефоне на эмоджи злобного кота. Он спрыгивает с дивана, хватает всегда ко всему готовый рюкзак и попутно натягивает кроссовки. Хенджин и убить может, если Хан продинамит. Джисон летит по ступенькам, отправляя попутно Хвану короткое «бегу» и, недолго подумав, любовно дописывает рядом с символичным смайликом вместо имени приевшееся «кисуля».