Вкус мёда

Эти отношения можно было назвать почти идеальными. Их чувства горели ярко и сильно, как будто они только встретились, словно это был всё ещё пятьдесят седьмой год. Всё было как в новинку, и они совсем не успели заскучать друг с другом, ни капли не остыли друг к другу. Полу казалось, что с каждым днём их отношения просто становились крепче. Порой ему казалось, что это просто на нём розовые очки, и всё на самом деле намного хуже, поэтому мог часами донимать Джона вопросами о том, всё ли нормально. Удивительно, но всё было действительно хорошо. Если они и ссорились, то делали это по совершенно глупым поводам и быстро примирялись (разными способами – но это другое дело), как подростки, как и восемь лет назад. Назвать их здравомыслящими и адекватными взрослыми тоже можно было с натяжкой – как были идиотами, так ими и остались. Несомненно, определённый опыт с годами накапливался, но натуру бунтаря это никак не изменишь. Пол был, конечно, более спокойным, нежели Джон, вежливым и старался показаться людям в лучшем свете, но мог и послать легко человека далеко и надолго, независимо от его статуса, сделать какой-то весьма неприличный поступок. Конечно, Леннон будет первым, кто поддержит его в любом подобном дебоше. Вот пара – два клоуна. Но им было хорошо друг с другом. Это отношения можно было назвать почти идеальными. Почти. Потому что Джон был большим любителем мёда, а Пол аллергиком. Маккартни всегда жил с ужасной аллергией на мёд, тихо и мирно – достаточно было просто избегать всего, что содержало эту сладость, и находиться подальше от самих пчёл. Как-то прожил пятнадцать лет своей жизни, а потом на горизонте замаячил Леннон, который один раз сделал им двоим чай и положил туда по ложке мёда. Не сказать, что Пол был тогда при смерти, но удушье он чувствовал. Это было ужасно больно, а ещё он этого стыдился. До последнего старался не показывать своего самочувствия Джону, хоть и понимал, что это чревато последствиями - благо всё обошлось. Люди, узнав, что он аллергик, либо начинали сторониться его, либо пытаться как-то насолить (подсунуть что-то с мёдом), либо жалеть его. Пол никак не хотел повторять предыдущий опыт и с Джоном. Но тот сам в конце концов заметил странное поведение друга и стал расспрашивать про это. И когда Маккартни таки признался в том, что имеет аллергию на мёд, Леннон просто сказал – «Значит, чай с мёдом больше делать не буду». Пол был более чем благодарен ему за это. Потом, правда, тот ещё пару раз извинялся за то, что «Чуть не убил своего маленького дружка». Сложнее стало, когда они стали встречаться. Поцелуи, знаете ли. И ведь каждый раз зубы чистить не пойдёшь, а Пол заставлял. Джона это раздражало, бесило и выводило из себя, он, бывало, кричал и громко матерился, но всё равно шёл в ванну. Маккартни был правда благодарен ему за это, за всё это терпение, ведь к двадцати двум годам эта аллергия стала в разы хуже. И если раньше он мог вытерпеть ложку мёда, то теперь от одного поцелуя мог уже задыхаться. Со временем Леннон привык, просто делал всё на автомате, а если и тупил, то тут уж сам Пол мог почувствовать запах мёда. И погнать его чистить зубы. Так они мирно прожили ещё один год. К сожалению, сегодняшний вечер трудного дня стал исключением. Да будут же прокляты эти понедельники, которые повторялись из недели в неделю. Зачем же они вообще существовали? Какая сука их придумала? Работа учителем в музыкальной школе утомляла всегда, в любой рабочий день, но понедельник – отдельный ад. Отдыхаешь себе день-два, свободный и душа цветёт, а потом... ой, господи помилуй. Пол пришёл, нет, приполз домой еле живой, и всё, что хотела его тушка – пойти спать. Ни есть, ни в душ, именно пойти спать. Желательно, под боком у Леннона. И с тёплым одеялом – на улице как из ведра льёт и холод ужасный, пусть и воздух необыкновенно чист. Ноги ужасно замёрзли, а подушечки пальцев жгло после долгой игры в контраст ладоням, которые раскраснелись от мороза. На пороге его встречает уж слишком весёлый Джон, даже подозрительно весёлый. И если он строил хоть какие-то планы с Маккартни на вечер, то Пол ой как сильно сейчас его разочарует. Леннону вообще повезло - у него сегодня выходной. У него в принципе чаще бывали свободные дни, которые приходилось проводить в одиночестве. Окна в графике у них редко совпадали, что довольно-таки сильно огорчало, но всегда были дорогие суббота и воскресенье, поэтому страдать не приходилось. У них всегда было время только друг на друга, да и после рабочей смены дома они нередко начинали просто разговаривать с друг другом о всём на свете (кроме самой работы, к счастью, ибо домой они приходили, чтобы отдохнуть, а не перемалывать все эти рабочие моменты снова), или могли просто пойти спать. Хотя бы полежать вместе на диване в гостиной за просмотром дурацких телешоу. Так было проще заснуть и расслабиться. - Не смотри на меня так, - сразу же говорит он, снимая промокшую обувь. Наклоняясь, чтобы развязать шнурки, Пол думает, что сейчас уже просто не разогнётся. Спина – предательница. От долгого сидения за инструментом, да и с далеко не ровной спиной, она начинала просто трескаться, жутко ломить, а копчик ныл. - И тебе добрый вечер, дорогой, - отвечает с усмешкой тот, на что Маккартни только фыркает. Однако, ботинки успешно были сняты, и теперь он плёлся в спальню, чтобы снять и остальную одежду. Но на пути встречается самодовольно улыбающийся Джон, мимо которого просто так пройти Пол ни имеет никакого желания. Поэтому он, на удивление имея на это силы, тянет Леннона за ворот футболки и сразу же встречается с его губами своими. Джон успевает что-то пискнуть, но Маккартни уже лезет языком в чужой рот. Пол чувствует вкус мёда ровно тогда же, когда и Леннон отталкивает его. - Мёд, детка, - пока что спокойным тоном говорит тот, беря Маккартни за щёки. – Ты как? - Я... Он и двух слов связать не может, всё ещё находясь в малом шоке от произошедшего. Пол просто очень надеется, что это не закончится плачевно, и что Джону не придётся платить за его похороны. Они нынче дорого стоят. Представьте, сколько денег придётся отдать за один только венок. Из глаз брызгают слёзы от резкой боли, сильного жжения в горле и рте. Прекрасно, просто замечательно. Анафилактический шок с отёком гортани это то, что ему определённо нужно было сейчас. Долой этот ваш сон в объятиях с Ленноном, прямо сейчас он умрёт от поцелуя с ним. Какая сладкая смерть. Маккартни хрипит, хлопая ртом в попытках вдохнуть хоть немного воздуха (пока что это у него плохо, но получалось), и хватается за руки Джона, сильно сжимает их, царапаясь от боли. - Доигрались блять, - шипит тот, отпуская его щёки и делает шаг к тумбочке, на которой стоял городской телефон.

***

Полу ввели адреналин и хлорид натрия, а он уже почти видел свет в конце туннеля. Хотя врачи сказали, что они еле успели – ещё немного, и он просто бы задохнулся. И тут Маккартни не знал, кому было хуже – ему, почти умершему от удушья, или Джону, который до сих пор ходил еле живой. Пожалуй, они оба ещё долго будут отходить от этой ситуации. Она будет большим опытом для них. К счастью, не плачевным. - Ну его нахуй, - бормочет Леннон, выкидывая в мусорку банку мёда. Стекло с характерным стуком ударяется о дно ведра, а Полу будет немного жалко эту банку. В смысле, не её содержимое, а само стекло – красивая была, можно было специи хранить. Маккартни всё ещё лежит в рубашке с брюками на кровати, тянет на себя одеяло, чтобы сильнее закутаться. Всё ещё холодно. И Джона тоже всё ещё нет. Уже абсолютно плевать на то, что, вообще-то, надо бы и переодеться, да и окно ещё в комнате закрыть - так и простыть можно. Просто уже огромное опустошение, сил даже на эмоции лишние не было. Только подумать – он только что чуть не умер, да ещё и из-за своей опрометчивости. Из-за такой глупости. Боже... Леннон, смерть его и спасение, приходит и сам закрывает окно дрожащими руками. Он подходит к кровати и встаёт над Полом, тяжело вздыхая. - Как себя чувствуешь? – переминаясь с ноги на ногу, спрашивает Джон, а потом садится на кровать рядом с ним. Вероятно, Леннон чувствовал вину за произошедшее, хотя Маккартни считал, что большая вина именно на нём самом - знает же, что опасно, так всё равно полез целоваться. По крайней мере, он надеялся, что мёда в их жизни больше не появится, и всё станет чуточку лучше. Что-то подсказывало ему, что второй такой отёк гортани он не переживёт. - Ну... теперь лучше, - у Пола совсем нет сил, но он выдавливает из себя хоть какую-то улыбку. Она измученная, кричит о том, как он устал. Он распутывает одеяло на себе и руками манит того. - Иди сюда. Леннон снова выдыхает, но на этот раз более или менее с облегчением, и ложится рядом с Полом, сразу же крепко обнимая его. - Поверить не могу, что только что чуть не потерял тебя, - на выдохе произносит он, зарывшись носом в мягкие волосы Маккартни. Тот дышит Джону в шею, и этого достаточно. Главное, чтобы дышал. И хрен бы с ним, с этим мёдом, без него Леннон сможет прожить, а вот без Маккартни нет. Он крепче обнимает его, судорожно выдыхая - если бы мог, уже бы заплакал, но Джон всё ещё находился в состоянии некого шока. - Это была бы самая сладкая смерть в мире, - шутит Пол, потеревшись замёрзшим носом о шею того. Она у него горячая, самое то. Леннон на это только щипает его за бок, а ладони у него тоже горячие, и вот от этого Маккартни медленно успокаивается. Млеет, и по спине бегут мурашки. Джон целует его в висок, замечает, как подрагивают ресницы на закрытых глазах Пола и, немного отодвинувшись, дабы было удобнее, целует его под глазом, на что тот жмурится и приоткрывает глаза. Выглядело это до забавного мило, по-родному, и Леннон был более чем рад, что сейчас может смотреть в его цветущие живые глаза, а не мертвецки бледные закрытые веки. - Чего? – проговаривает он немного злостным голосом, раздражённым, но не всерьёз. Просто он надеялся, что наконец заснёт. - Так и будешь спать в брюках? – спрашивает Леннон в ответ на недовольство того, медленно вытягивая пальцами его заправленную рубашку. Маккартни раздражённо выдыхает, хмурясь и дёргано пожимает плечами. Тот только усмехается, окончательно вытянув рубашку. Впрочем, Джон уже встаёт, садится на кровати и сам расстёгивает ремень на брюках Пола, а потом и замок на них самих, чтобы следом вовсе встать с кровати и стянуть их. Тело Маккартни кажется совсем ватным и послушным, поэтому всё это не составляет труда. Пол, когда брюки были удачно стянуты, переворачивается на бок и натягивает на себя одеяло. Оно было тоже ещё холодным, но скоро должно было согреться. Он берёт самую их большую подушку и подминает под себя. Больше похож на коалу, которая цепляется за ствол эвкалипта, что невероятно смешило. - А рубашку? - смеясь, спрашивает Джон, на что Маккартни недовольно мычит. Ну и ладно. Пусть спит – с него на сегодня хватит. Возможно, на работу ему завтра идти тоже не стоит, да и Леннону тоже. Лучше будет, если завтра они проведут время вместе. А сейчас он уходит на кухню за чаем (уже без мёда), чтобы успокоить свои нервы.