Гниль

В разлагающихся останках нет ничего приятного. Запах - самый ощутимый признак гниения. Чуть сладкий, приторный даже, и отдающий порчей. Потерей цели существования. Способности к существованию. Существования вообще. И всё же его можно скрыть. Достаточно острый нос может почувствовать, что что-то не так, но если его обладатель никогда раньше не встречался с гниющим телом, и в целом ассоциирует этот запах с другим, то всё в порядке. Но есть более заметные визуально результаты гниения. Бинты отходили нехотя, пропитавшись телесными соками. Дазай уже не морщился, не так сильно, как в первый раз. Это уже вошло в привычку. Оборот за оборотом, слой за слоем. Вместе с тканью отходили куски плоти. Сероватые. Чуть розовые. Жёлтый и беловатый гной вытекал из ран, которые давно должны были затянуться. Дазай нехотя морщился. Он ведь обрабатывал, следил, чтобы заражение не зашло так далеко. И всё же все старые царапины и ранения открывались снова, становились шире с каждым днём, хотя после них не осталось даже шрамов. Словно бы тело помнило всё, что с ним делали, и мстило за это. За то, что он сам с собой делал. Покончив с бинтами, Дазай с трудом стоял на ногах. Теперь вонь казалась нестерпимой, удушающей. Как хорошо, что он не жил в общежитии, такое сложно скрыть. Ему и так приходилось менять квартиру периодически, не только из-за паранойи, но и потому, что в какой-то момент кто-то мог вызвать полицию, учуяв запах. Он судорожно завязал пластиковый пакет, в который скидывал бинты, надеясь хоть так сдержать вонь. Не то чтобы это помогало. Единственным способом было самому замотаться в такой пакет и так и остаться. По крайней мере, его внутренние органы ещё не гнили. Никогда прежде он не видел своих костей. Мышцы и сухожилия его не подводили и двигались без проблем. Лишь кожа, постоянно восстанавливающаяся, словно бы нарастающая снова, но всё такая же гнилая. Дазай дышал через рот. Сейчас будет больно. Он заберётся под воду в душе, чтобы смыть сукровицу и кусочки бинта, слипшиеся с кожей, затем обработает все это обеззараживающим средством. Смерть была чьей-то способностью, не иначе. Она отделяла сознание от вечно умирающего куска плоти да костей и избавляла от необходимости гнить в собственном теле и чувствовать все происходящие метаморфозы. Дазаю не повезло. Его способность отменяла смерть, но не могла отменить гниение его собственного тела. Лишь вопрос времени, когда это станет заметно настолько, что скрывать разъедающие кожу разводы станет невозможно. Пока что прятать свою смерть выходит четыре года, но разложение все ближе подбирается к не скрытой бинтами коже. Дазай периодически смотрит на руки и лицо, проверяет, не появились ли трупные пятна. И надеется, что всё же придумает способ покинуть тело раньше, чем до этого дойдёт.