В пустыне Риши стынут кости

Когда-то давно небом правили крылатые твари - драконы царапали гребнями звездный свод, грифоны крыльями рвали клочки облаков, фениксы всех расцветок и мастей поджигали хвостами рассветы и закаты. Это был дикий, чужой сон, сон из жестоких древних времен. Теперь же серебристый корпус самолета вместо них рассекал неизменную синеву, следуя точно по курсу, стирая следы прошлого. Хисари во время полета прикорнул у окна, прижавшись щекой к прохладному стеклу - летели долго, через океан, затем меняли самолет. Вокруг тоже все постоянно менялось - остаточный аромат чужих ненавязчивых духов сменялся запахом нагретой шерсти. Когда Хисари закрывал глаза, рядом гарпия озабоченно ковыряла облупленный лак на ногтях, когда открыл - ее уже не было, она сменилась высоким полуэльфом, дремлющим под клетчатым пледом. Хисари и сам дремлет почти до конца, только перед посадкой просыпаясь от внезапной тишины. Будущие солдаты, так беспокойно наполнявшие салон самолета разговорами вдруг замолкают все разом, как только в салон сквозь плотное стекло иллюминатора заглядывает белоснежное солнце и внизу, под брюхом машины начинают мелькать желтые пески. Если бы все это происходило тысячи лет назад, Хисари бы летел один, вбирая иссушенный воздух, неспешно взмахивая крыльями, когда садился - чувствовал бы подушечками лап жар нагретого песка. Но на мысли о полете только слегка что-то дергается внутри - остаток крови Изначальных дремлет в жилах, даже не пытаясь вспучиться и задрожать первобытным желанием свободы и охоты. Командуют на выход - юноша-дракон не торопится, помня о своих изогнутых рогах и выходит почти самым последним, пригибаясь, чтобы не царапнуть низкий потолок. Горячий воздух бьет в лицо, заставляя задержать дыхание, чтобы не задохнуться от внезапной сухости и жары - Хисари расправляет перепонки ушей и оглядывается, щурясь от того как же много света вокруг. Аэропортом - таким, к которому все привыкли - место приземления не являлось так сильно, насколько только могло. Лишь крытые ангары, стальным цветом слепящие глаза, суетящиеся люди и шустрые грузовики грязной песчаной расцветки. Один из них останавливается около трапа, поднимая мелкую дымную пыль - слегка растерянные новобранцы тут же вытягиваются по струнке, шатаясь и кашляя от сухого царапающего небо чужого воздуха. Их сопровождающий, прикрывая рот от песка белым плотным шарфом, кивает на транспорт - Хисари опять же запрыгивает последним, чувствуя, как заводится мотор и хрустит песок, забившийся в подошвы. Каждого проверяют, выдают жетоны - почти одинаковые, легкие и серебристо-стальные, с выбитым личным номером. Сопровождающий, что запрыгнул следом в машину, как только все погрузились, постукивает карандашом по борту транспорта - юноша щурится от белизны его одежды. Военный замечает это и кошачья морда растягивается в улыбке, под куфией - наброшенным на голову платком - шевелятся острые уши. - Непривычно, д'а, а'щер? Зверолюд слегка проглатывает буквы - строение морды не совсем позволяет на Общем говорить быстро. У пустынных свой язык - полный перекатывающихся, как барханы под ветром, гласных. Но он старается - и Хисари кивает, теребя в когтях жетоны. Зверолюд еще раз ухмыляется, цепляет папку из чемодана и открывает на случайной странице, попадая в цель - из уголка листа смотрит еще один Хисари, какой-то совершенно испуганный и в то же время недовольный. Фотография не жалеет никого. - Хиса'ари, д'а? - юноша кивает, все еще сжимая в кулаке жетоны, внезапно стушевавшись. От военного пахнет оружейной смазкой и нагретым на солнце металлом - винтовка за спиной сверкает черным, - Фа'милья? Не могу прочит'ать, тут затерто. - Найтсонг. - Перевертыш без род'а? - Да. Зверолюд шуршит, что-то доставая - из темноты чемодана появляется покрытый рунами ошейник. Он выглядит мягким и прочным - Хисари читал, что всем, склонным к смене облика, выдают такие. Они могут растягиваться до нужных размеров - так что если пристрелят в другом облике, по "медальону смерти" все еще можно будет опознать свой-чужой. По плотной коже бежит строчка красной нити - Хисари безмолвно спрашивает взглядом, потирая шов пальцем. - Не обр'ащай вним'ание, - сопровождающий фыркает - ветер прорывом бросает горсть песка в открытый кузов, - Просто обозн'аченье кл'ассифик'ации, - военный закрывает папку, поставив галочку в своем списке, и, кивнув, переходит к другому новобранцу. Хисари поглаживает подушечками пальцев края ошейника, запоминая текстуру, цепляет жетоны к кольцу и прикладывает к шее кожаную полосу. Она и правда мягкая, но плохо гнется - где-то внутри зашита серебряная пластинка. Ошейник ложится туго, но не душит - юный перевертыш глубоко вздыхает и поднимает глаза, тут же щурясь от внезапной яркости после темноты угла. Он не один с воротником-ошейником, но, слегка ослепленный светом, он не видит ни в одном из них строчку красной нити. База встречает их жаром раскаленного песка и белыми брезентовыми палатками. Хисари царапает кончиками когтей звякающие жетоны на штатном ошейнике и высовывает кончик языка. На вкус Риши это горячая кожа, прогретый металл и белое-белое солнце. Машины встают на вытертых солнцем и песком площадках и следом за сопровождающим Хисари спрыгивает - в нем что то переворачивается, юноша едва сдерживается, чтобы не начать крутить головой вопреки самому себе. Тут вокруг так отличается, так много неизвестного, так много запахов - и все они такие горячие, такие агрессивные, что нечто глубоко запрятанное внутри поднимает голову и рычит. Из-за постоянной внутренней борьбы Хисари пропускает момент, когда их распределяют, спокойно и на автомате следуя за остальными и просыпается от своего конфликта только тогда, когда понимает, что остался один. - Красная нить, да? На плечо опускается тяжелая ладонь и Хисари Найтсонг вытягивается по струнке, тут же понимая, что он прослушал всю вступительную часть, утопленный в новых запахах и звуках, и совершенно не понимает, где он оказался и что собирается делать. Рядом раздается смешок - жаром окатывает правую сторону тела. - Вольно, малой. Не люблю я все это, муштру освоим потом. Вскоре говоривший появляется перед замершим перевертышем - он выше его на пару голов, даже выше кончиков рогов Хисари. Его кожа горит красным и золотым, пышет жаром. Почти полнокровный ифрит. На запястье могучей руки обернут браслет с жетонами - Найтсонг находит взглядом ровный, чуть потертый красный шов. - Я Асмо, - ифрит складывает руки на груди и смотрит горящими глазами сверху вниз, - Давно "красные" не появлялись тут. Даже скучновато становится. Как тебя позвать в пустыне-то? - Хисари Найтсонг, сэр. - Долго, - Асмо отрубает так, словно ждал такого ответа, - Я не буду завывать с полным ртом песка имя, фамилию. Будешь Хиса и никаких проблем. Короткое имя почему то заставляет Хисари вскинуться и чужой незнакомый рык практически рвется из горла - юноша давит его в себе, старательно успокаиваясь и запирая почему-то поднимающего голову зверя глубоко внутри. Асмо смотрит и ухмыляется - будто бы видит что-то забавное. - Держать ты его на привязи умеешь, это правда. А вот что насчет оборота? - Инцидентов не происходило, сэр, - Хисари продолжает гнуть свою линию - внутри все ворчит от такого явного вызова. - А это уже плохо, - ифрит отходит и осматривает перевертыша вновь, - Кто знает, что будет твоим спусковым крючком, ящерка. А потом уже пиши пропало - без тренировок и контроля нет хороших исходов. Пустыня не прощает. Хисари хмурится и вновь чувствует, как горячая кровь вскипает внутри. Он знает, что сейчас пытаются с ним сделать. И сдаваться он не собирается - он умел туго держать все на привязи. - Нас с тобой не просто так пометили красным, - Асмо стучит пальцем нитке в коже, - Это наш класс - "опасность". Меня не интересует, сколько ты можешь продержаться, когда тебя оскорбляют, или как хорошо ты можешь прятать все это в себе. Ты пришел сюда не играть в честь и достоинство и хватит уже этих полумер. На этот раз Хисари чувствует, что его тянет вперед, а рука - когти, у него были когти - скользит вперед, к чужому лицу, и зверь, хозяин древних небес, радостно поет внутри. Да, да, да, слушай меня, будь мною, давай. Ифрит легко перехватывает руку своей и почему-то в этот раз довольно улыбается. - Вот с этим уже я могу работать. Завтра до рассвета - ко мне. Днем в Риши жарко, а ночью - холодно, как в ледяном аду. Хисари вздрагивает и трет руки, поджимает под себя хвост, вялый и непослушный, и подходит к темной огромной фигуре на краю базы. Все в казармах все еще блаженно спят, для них рассвет все еще далеко, а Хисари идет. Идет к ифриту, затем кутается в принесенный плащ и идет дальше, упрямо утопая в песке, следуя за Асмо. - Мое полное имя Асмодей, но оно уж слишком заковыристое, - мужчина впереди почти не оставляет следов на песке, - Демон пустыни, дух пустыни - хотя я и простой солдат, как и все здесь. Ифриты всегда жили в песках и жаре, а потом - технология, развитие. И теперь вместе с магией у нас винтовки и пистолеты. Странно, да? Хисари не совсем понимает, но продолжает идти. Песок холодит ноги даже через ботинки, юноше идти тяжело, с каждым шагом он утопает, чувствуя, что сейчас упадет. - Мы, красные - это джокер в колоде военной игры, запомни это, - Асмо не прекращает, даже когда они отходят на отдаление от лагеря и внезапно встают на месте, - Что может быть сильнее песчаной бури ифрита или ярости дракона? Только другой такой же красный, только с их стороны. И этот красный будет знать, что делать, сольется с этой древней кровью, а ты нет. Все еще боишься, что не сдержишься. А кости твоих товарищей уже утонут в песке, высохнут на солнце и будут стыть в пустыне. Ты меня понимаешь? Хисари смотрит на тонкую полоску света на горизонте и внезапно для себя скалится. Ифрит встает перед ним. - Ну, я не настолько стар, что не могу преподать урок одному щуплому ящеру. Давай, тебе еще круги вокруг базы наворачивать, - внезапно его голос смягчается, - Не бойся. Я крепкий. Хисари Найтсонг все еще не может как следует доверится и отпустить, но что-то тянет его вниз, к песку. Силуэт Асмодея внезапно становится дымным, а Хиса щурит потемневшие глаза. Где то внутри зверь слегка отпускает свои цепи.