Heaven and hell, my friend

Who do I have? Heaven and hell, my friend, my friend       Рю Хён выкуривает уже пятую сигарету крепких красных «Мальборо», сидя на широком обшарпанном подоконнике в небольшой съёмной квартирке на шестом этаже в не самом благополучном районе города, и сверлит пустым взглядом висящий на стене напротив плакат «Зена» в крайне соблазнительном образе бесстрашного харизматичного «Зорро». Стеклянная пепельница, лежащая у него на коленях, доверху набита пеплом и окурками, часть которых просыпалась мимо, на полу стоят несколько пустых банок из-под тёмного нефильтрованного: одну такую же он держит в руке. За окном осень, вечерние сумерки и вид на местные трущобы.       «Зен» с плаката сквозь прорези зорровской маски смотрит осуждающе и будто бы разочарованно; Рю Хён, уже не чувствуя особо никакого вкуса, глотает горькое пиво и думает о том, что вроде бы смотрит сам на себя, но видит совершенно другого человека. Под многочисленными слоями тонального крема, пудры, румян и фотографической ретуши вообще в принципе сложно разглядеть человека — «Зен-Зорро» напоминает фарфоровую куклу: гладкую, блестящую, застывшую в своей неживой идеальности. А неживой идеальности не присуще дымить, забивая по́ры никотином, и бухать, просыпаясь по утру с красными кроличьими глазами, опухшей мордой и зверским перегаром. Однако насколько бы чуждым ни казалось существо с плаката, Зен-Зорро и Рю Хён — это одно и то же тело. По идее, один и тот же человек. Поэтому когда Хён выкурит ещё три сигареты и, морщась, допьёт своё пиво, он тщательно умоется, вычистит зубы, сделает очищающую маску для лица, нанесёт на кожу питательный крем, положит на прикроватный столик таблетки от похмелья, а утром, не позавтракав, отправится в спортзал — сгонять калорийный пивной солод и поддерживать мышечную массу, создающую прекрасное рельефное тело с более чем волнующими очертаниями. Вот только будет ли это уже сам Рю или же Зен, сказать трудно. Кто-то из них, Хён уже запутался, кто конкретно.       В жизни Зена на протяжении уже довольно долгого времени бок о бок существовали две, так сказать, личности, два характера, две сущности, два неотделимых друг от друга, но невообразимо далёких и диаметрально противоположных мира. Малоизвестный, но подающий большие надежды и претендующий на популярное в нынешнее время, слащавое звание «айдола» актёр, певец и музыкант (нужное подчеркнуть) — ослепительный, обворожительный молодой человек, работающий под сценическим псевдонимом «Зен», и страдающий затяжными депрессиями, полный комплексов, неуверенный в себе, курящий, как паровоз, порой жутко сквернословящий и бухающий по выходным аки не в себя Рю Хён.       Скажете, когнитивный диссонанс? Может быть. Биполярочка? Диссоциативное расстройство? Ну, не совсем. Но близкое к этому. Конечно, блестящая, переливающаяся в свете софитов драгоценным сиянием конфетная обёртка «Зен», беззаботно рассмеявшись, не согласилась бы ни с какими заявлениями о каких бы то ни было расстройствах. Бесконечно уставший, полный врождённого пессимизма и скептицизма, вынужденный без конца бороться за призрачную мечту, родившуюся где-то во времена беспечной розовой юности, загнанный самоубийца Рю Хён — хорошенько подумал бы, прежде чем опровергать подобные определения самого себя. Самоопределения. А почему же он при том ещё и самоубийца? Потому, что слишком много курит и любит очертя голову лихачить на мотоцикле так, как будто его вообще не учили водить. Потому, что временами у него опускались руки, и цепляться за сущее, гнаться за будущим не было ни малейшего желания. Потому, что порой он ведёт себя просто как чёртов псих. Рю Хён точно не знает, действительно ли он страдает какими-либо расстройствами, но не боится, если это так. I won't shed a tear Let them see me in pain again       В жизни «Зена» никогда не бывает скучно: вокруг него постоянно циркулирует неудержимый, бесконечный поток людей, начиная от PR-менеджеров, режиссёров, продюсеров, коллег по сцене, репетиторов по вокалу, хореографов, ассистентов и гримёров и заканчивая фанатами и просто поклонниками. Скучать ему некогда: физические тренировки, тяжёлые длительные репетиции от заката до рассвета, выступления, гастроли, съёмки в рекламных роликах, фансайны, раздачи автографов, ведение аккаунтов в социальных сетях — только и успевай, что вращаться вокруг своей оси со скоростью света. Там улыбнись, туда взгляни, сюда подпиши, тут подразденься для фотосессии, здесь спой, а вон здесь — спляши. И приветливо улыбающемуся белозубой улыбкой, вежливому, жизнелюбивому, активному труженику Зену это всё отнюдь не в тягость. Это то, к чему он упорно, твердолобо стремился ещё со школьной скамьи; это то, чем он, собственно, живёт и дышит — сцена и признание окружающих. Каждый божий день приносит массу незабываемых впечатлений, новых знакомств; каждый новый выход на театральную сцену — чудовищно мощный заряд энергии и непередаваемого драйва, по ощущениям схожего с эйфорией от какого-нибудь наркотического средства. Зен зависим от этих ощущений. Зен существует благодаря этим ощущениям. Блистает, подобно неогранённому бриллианту, поражая окружающих своей бесспорной красотой, обаянием и талантом. Самородок. Выдающаяся внешность, превосходные актёрские данные, дивный голос. «Цветочный мальчик», который краше любого цветка. Дни, недели, месяцы расписаны по минутам, по секундам, когда не знаешь, хватит ли тебе времени, чтобы сделать лишний вдох. И «цветочный мальчик» вертится-вертится-вертится, не желая останавливаться и переводить дух. Всё так ярко, пёстро, красочно, словно праздничное конфетти, всё так сказочно, притягательно, привлекательно…       Жизнь Рю Хёна, пиздец, какая скучная. Нет, не так — тоскливая. Жизнь Рю Хёна невыносимо, пиздецки тоскливая. Тёмное закулисье, куда мало кто хочет заглядывать. Включая самого Рю. Это обратная сторона его сценического образа, где нет места свету софитов и ломящихся сквозь любые преграды репортёров под ручку с фанатами. Когда после очередного выступления, или фотосессии, или съёмок в рекламном ролике спадает вся эта вычурная, обклеенная искрящимися пайетками мишура, подобно бисеру рассыпаясь за порогом его съёмной квартирки на шестом этаже, открывается совершенно иная реальность — реальность эмоционально выгоревшего, сожжённого дотла, потерянного и откровенно заёбанного самим собой человека. Здесь уже не будет блистательного «Зена», здесь — некогда сбежавший от родителей сложный подросток, некогда неперспективный младший брат, некогда не самый прилежный ученик, некогда обычный «никто», пьющий недорогое пиво и курящий «Мальборо». Мальчик, который, словно сорняк, поначалу пустил корни на самой непригодной для жизни почве, а затем, беззастенчиво пожирая каждую каплю солнечного света, вырастил себя в дорогой прекрасный цветок, невзирая на все усилия всё равно оставшись внутри тем же сорняком. Он выжил, он сумел пробиться, он заработал какую-никакую славу, но не сумел развиться эмоционально. Не нашёл того, кто помог бы ему в этом, того, кто был бы рядом.       Поэтому по вечерам, когда за спиной умолкают восторженные овации и оглушительные рукоплескания, гаснут объективы камер и исчезают фанатские бумажки для автографов, в пустой квартире Рю Хёна встречают дикое, проедающее до кости удушливое одиночество, гробовая тишина, безысходность и кошмары по ночам. Здесь он остаётся абсолютно один. Один на один с самим собой. И с восхитительным «цветочным мальчиком», что широко улыбается ему с развешанных то тут то там плакатов, напоминая о том, чего он достиг и что утратил.       Одиночество стало извечным спутником Рю Хёна. С самого начала его стремительной карьеры. Однако понял он это, увы, не сразу, а многим-многим позже.       Сперва же ему — кому «ему»: Хёну или Зену, он уже и не помнит — представлялось всё в совершенно другом свете. Общение с фанатами, ведение страничек в соцсетях, совместная работа с другими актёрами и певцами вселяла в него непоколебимую уверенность в том, что все они, вот прямо все и разом, непременно станут частью его жизни, заменив ему тех близких, от которых он ушёл. Что они станут этими самыми близкими. Что ему есть, на кого опираться, есть, на кого положиться, есть, кому выразить свои мысли и чувства. Но он тогда не учёл одного: мир, куда он попал, был миром шоу-бизнеса. Тут не нужно было быть самим собой, говорить то, что хочешь, выражать те эмоции, которые чувствуешь в данный момент, вести себя так, как ты мог бы вести себя со своими друзьями или близкими. Тут требовался чёткий определённый образ, в жёстких рамках которого в дальнейшем выстраивалась не только линия поведения, но и целая линия жизни. И таким образом появился «Зен». Тот, чьи действия и слова обсуждались в журналах и в интернете, тот, за кем пристально следили критики и журналисты, тот, от кого вовсе не ждали никакой «естественности» и лажи по типу «будь искренним» и «всегда оставайся самим собой». Никого не интересовали мысли старлетки, публикуемые им в личном дневнике на фальшивом аккаунте в «Фэйсбуке»; никому были не нужны, например, его личные принципы и моральные устои; никто не желал разбираться в тонкостях его характера и устройства души, потому что всё это заново лепилось чужими руками чужих людей, знающих, кого и как нужно преподнести публике, чтобы создать из этого человека выгодный бизнес-проект. Поэтому Зен, в те дни мнивший себя ещё Рю Хёном, затолкал своё «я» куда подальше, до кучи ввернув туда ещё и свои сопливые переживания вместе с нахер никому не сдавшимся мнением, и стал почти безупречным проектом. Стал тем, кого хотели, кого обожали и за кого готовы были платить. Из неперспективного Рю Хёна мутировал в крайне перспективного Зена. Hello (hello) from the dark side in Does anybody here wanna be my friend? (My friend)       Нравится ли Зену то, чем он занимается? О, несомненно! Сон наяву: его давняя мечта осуществилась, он поёт и танцует, играет в мюзиклах в театрах, фото его безупречного лица и тела украшают обложки журналов и театральных афиш, публикуются на сайтах. Он любим и обожаем. Разве это не всё, чего он желал? Зену, безусловно, нравится его работа, Зен любит свою работу, Зен благодарен своей работе.       Нравится ли Рю Хёну то, чем занимается Зен? Спорный вопрос. Рю Хён гоняет на мотоцикле без шлема по ночному шоссе, рискуя однажды разбиться в лепёшку; шляется по выходным по барам, напялив медицинскую маску, солнцезащитные очки и шапку в качестве маскировки, чтобы никто не узнавал; читает хвалебные комментарии к постам «Зена» в «Инстаграме» и еле живой выползает из качалки, не чувствуя ни тела, ни того, что он в принципе доживёт до следующего своего похода в тренажёрный зал. Не чувствуя абсолютно никакого морального удовлетворения. Мучается ночными кошмарами и разлагается в своём маринаде из одиночества в холодной замкнутой пустоте. Такими темпами ему всё чаще начинает казаться, будто он «раздваивается», разрывается на части, будучи не в силах найти компромисс между обеими сторонами своей популярно-безумной и одновременно совершенно пресной жизни. Want it all to end Tell me when the fuck is it all gon' end? Voices in my head telling me I'm gonna end up dead       Рю Хён выкуривает уже неизвестно-какую-по-счёту сигарету крепких красных «Мальборо», сидя на широком обшарпанном подоконнике в небольшой съёмной квартирке на шестом этаже в не самом благополучном районе города и пустым взглядом смотрит на распростёршуюся под окном улицу. Сумерки плавно перешли в наполненную лёгкой дымкой осеннего тумана ночь, полупрозрачный морок которой тревожно подрагивает в льдисто-белом свете уличных фонарей.       Он чувствует себя разбитым, надломленным и пустым. Как те самые алюминиевые банки из-под пива, которые он не успел выбросить. И вряд ли успеет — у «Зена» завтра съёмки в рекламном ролике, нужно будет встать ни свет ни заря. «Зену», в отличие от него, некогда терзаться всякими двойственными неопределёнными чувствами. И от этого на душе становится только гаже. Ведь не в пример «Зену» Рю Хён прекрасно, просто отлично понимает, чем он жертвует и чем ему ещё, возможно, придётся пожертвовать в угоду карьере и специфике профессии в целом. И речь даже не о женщинах — однодневных пассиях, тайных любовницах или же официальных девушках, отношения с которыми могут повредить пока что девственно-чистой репутации без пяти минут «айдола», речь о простом человеческом тепле. Рю Хёну его не хватает. Не хватает этого самого тепла. Потому что если у «Зена» есть сотни тысяч подписчиков, толпы фанатов и множество псевдо-друзей из мира шоу-бизнеса, то у Хёна нет никого. Только пиво, сигареты и участившиеся в последнее время депрессии. Отчего и возникает ощущение пустоты, ибо внутри его ничто не наполняет, напротив — кажется, будто где-то глубоко-глубоко в сердце зияет огромная безобразная дыра, до неровных краёв которой сияние зеновских софитов, к сожалению, просто не долетает. Дыра растёт-разрастается, поглощает, пожирает Рю Хёна с потрохами и бросает в бездну такого глубокого отчаяния, что хочешь вой, хочешь лезь на стену — без разницы, всё равно ничего не меняется. Жизнь Рю Хёна в холодной пустой квартире не меняется. И кошмары по ночам, где он, как ему кажется, лицом к лицу сталкивается с собственной пустотой, — тоже. От этого хочется рыдать и биться в истерике. Хочется безрассудно нестись на мотоцикле, не разбирая дороги и пытаясь убежать от самого себя. Хочется, хочется… чего-то, что могло бы восполнить пробел в эмоционально нестабильном фоне одинокого Рю Хёна. Горечь во рту от пива и сигарет, запах табака на кончиках пальцев, беговая дорожка в спортзале не помогают. Попросту не справляются, будучи не в состоянии заменить ему того, кто мог бы быть рядом, когда рядом — никого.       Сомневается ли «Зен» в правильности выбора своего жизненного пути? Нет. Ни на йоту. Даже мысли об этом не допускает.       Сомневается ли Рю Хён в правильности выбора своего жизненного пути? Да. Потому что не предполагал, что всё обернётся именно так. Не подозревал, что в итоге останется один. О, конечно, можно было тешить себя смешными иллюзиями о том, что он — тёртый калач, которому не привыкать по жизни пробиваться в одиночку, самостоятельно бороться за всё желаемое и рвать глотку, чтобы достичь вершин, но один в поле не воин, и любому запалу, как правило, обусловленному юношеским максимализмом, рано или поздно приходит конец. Когда стоишь по ту сторону точки невозврата и сначала с удивлением, а потом с отчаянием понимаешь, что дальше один ты не сможешь. Иначе сломаешься. Рю Хён уже ломается. Трещит по швам. Потому как больше не в состоянии рассчитывать лишь на самого себя, вечерами возвращаясь к провонявшей никотином пустоте. Ему катастрофически нужен кто-то, кого нет; кто-то, кто протянет ему, утопающему в пучине собственных расстройств, спасительную соломинку.       Рю Хён завидует «Зену» и в то же время жалеет его. На то, чтобы пожалеть себя, у него не осталось сил.       «Зен» с плаката сквозь прорези маски смотрит осуждающе и будто бы разочарованно, Рю Хён глотает горькое пиво и думает о том, что вроде бы смотрит сам на себя, но видит совершенно другого человека. Под многочисленными слоями тонального крема и фотографической ретуши вообще в принципе сложно разглядеть человека — «Зен-Зорро» напоминает фарфоровую куклу: гладкую, блестящую, застывшую в своей неживой идеальности. So save me (save me), before I fall So save me, I don't wanna be all alone